НОВОСТИ
23.11.2024 10:50
Совладелец ТЦ «Зимняя вишня», где заживо сгорели 64 человека, вышел на свободу по УДО, отсидев всего 2 года
13
23.11.2024 09:35
The Hill: американский Конгресс торопится принять закон, обязывающий Трампа помогать Украине
110
22.11.2024 13:25
На петербургском оборонном заводе мигранты организовали производство жевательного табака
649
22.11.2024 10:45
В российских вузах студентов незаконно заставляют проходить опросы о подробностях интимной жизни
643
22.11.2024 08:35
Финансист из США втихаря пытается купить газопровод «Северный поток-2» в целях полного контроля энергоснабжения континента
1465
21.11.2024 15:35
Международный уголовный суд выдал ордер на арест премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху
864
21.11.2024 14:10
Скандального экс-заммэра Нижнего Новгорода задержали при попытке бегства за границу
1260
21.11.2024 12:30
Столичные полицейские задержали банду лжеюристов, обманувших около 100 пенсионеров
959
ЭКСКЛЮЗИВЫ
БЕСПОЛЕЗНЫЙ ПОДВИГ
Совместно с:
12.07.2015
ИЛИ «БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ» ПЕРЕХОД РУССКИХ ВОЙСК ЧЕРЕЗ ЛЕДЯНЫЕ ТОРОСЫ БОТНИЧЕСКОГО ЗАЛИВА
Все знают про знаменитый переход «чудо-богатырей» А. В. Суворова через Альпы. Его называют героическим, беспрецедентным в истории. Говорят, что он вошел в военную историю как высочайший образец мужества и верности долгу, как настоящий подвиг русского народа. Отмечают, что этот ледовый маневр покрыл неувядающей славой великого полководца. Все это так. Но был в истории русской армии еще один подвиг во льдах, который, к сожалению, известен гораздо меньше. Это отважный и многотрудный переход русских войск через пролив Кваркен на шведские берега в 1809 году.
Эта история имела место во время Русско-шведской войны, начавшейся в феврале 1808 года. Тогда, уже в феврале 1809 года, в действующую армию прибыл генерал-лейтенант М. Б. Барклай-де-Толли, едва оправившийся после тяжелого ранения при Прейсиш-Эйлау, где ему раздробило правую руку. Он возглавил корпус, которому была поставлена задача форсировать по льду Ботнический залив (через пролив Кваркен), чтобы выйти на шведское побережье.
Фаддей Булгарин, участвовавший в этой кампании, пишет: «Барклай-де-Толли должен был с 5000 человек перейти по льду через пролив Кваркен в Умео и соединиться с графом Шуваловым. Князю Багратиону с 20 тыс. человек назначалось выйти из Або и, пройдя по льду на Аландские острова, истребить находившееся там под начальством генерала Дёбельна шведское войско, обезоружить жителей и идти на шведский берег. Три корпуса, соединяясь на шведском берегу, должны были быстро проникнуть к Стокгольму».
На фото: М. Б. БАРКЛАЙ-ДЕ-ТОЛЛИ
Фото: ru.wikipedia.org
ИДТИ ТУДА НЕЛЬЗЯ…
Ширина пролива Кваркен составляет примерно 100 км. Зимой он замерзает, но сообщение по льду все равно остается чрезвычайно опасным из-за бесконечных полыней и трещин. К тому же бури часто взламывают лед и уносят его в море. В частности, в декабре 1808 года лед дважды ломался, а потом замерзал снова, нарастая неровными глыбами. Рекогносцировки, проведенные Барклаем, показали, что шведы не догадываются о плане русских, но вот сам переход…
Изучив обстановку, Барклай доложил наверх об отсутствии провианта, о недостаточной численности войск, о «неимении полного комплекта боевых патронов, надежного офицера квартирмейстерской части и карт». Из всего этого он сделал следующий вывод: «Следственно, с 5000 человек мне идти туда нельзя».
Аналогичный рапорт написал и главнокомандующий Б. Ф. Кнорринг, говоривший об опасности пребывания на льду в жестокий мороз. Но на это граф А. А. Аракчеев, бывший тогда военным министром, ответил так: «Усердие и твердость русских войск все преодолеют».
В ответ генерал Кнорринг назвал все это «безумной затеей». Он даже написал, что батальоны – не фрегаты, чтобы ходить по заливам…
И тогда непосредственное планирование операции было поручено Барклаю-де-Толли. А тот к тому времени уже понял, что его корпус не будет иметь и 5000 человек. Дело в том, что часть корпуса задержалась на переходе к Васе и у Михаила Богдановича в распоряжении оказалось всего около 3500 человек: шесть батальонов пехоты и 250 казаков при шести пушках.
Фаддей Булгарин свидетельствует: «Ботнический залив, начинающийся у города Торнео, расширяясь постепенно в обе стороны при своем начале, суживается между финляндским городом Васа и шведским Умео и образует род пролива шириной около 100 верст, называемого Кваркен. Между обоими берегами находятся группы островов; большая часть их состоит из голых необитаемых скал.
Летом Кваркен опасен для мореходцев по множеству отмелей и по неровности дна; зимой он замерзает и представляет сухопутное сообщение между противолежащими берегами. Но этот зимний путь всегда опасен и затруднителен: огромные полыньи и трещины во льду, прикрываемые наносным снегом, на каждом шагу угрожают сокрытыми безднами. Часто случается, что внезапные бури разрушают этот ненадежный помост суровой зимы и уносят его в море».
Конечно, «невыполнимых приказов не бывает» и «для русских воинов нет ничего невозможного», но реальная действительность и силы природы не всегда подчиняются одной лишь отваге. Впрочем, медлить было нельзя, а посему Барклай приступил к исполнению высочайшей воли.
НЕВЫПОЛНИМЫХ ПРИКАЗОВ НЕ БЫВАЕТ
Диспозиция Барклая была следующая. Отряд, предназначенный к переходу через Кваркен, разделялся на две части: первая под начальством полковника П. А. Филисова состояла из сотни казаков с войсковым старшиной Киселёвым, двух батальонов Полоцкого мушкетерского полка и двух орудий; вторая под начальством генерал-майора Б. М. Берга – из Лейб-гвардии гренадерского и Тульского мушкетерских полков, двух сотен казаков и шести орудий. Всем этим войскам надлежало собраться на прилежащие к финскому берегу Кваркенские острова 5 и 6 марта 1809 года.
В Васе оставался командир Лейб-гвардии гренадерского полка генерал-майор В. М. Лобанов с Пермским мушкетерским полком. Он должен был занять город и Кваркенские острова, наблюдать за спокойствием жителей, а по прибытии шедших на помощь Навагинского и Тенгинского мушкетерских, а также 24-го и 25-го егерских полков приказать им немедленно переходить на шведский берег для соединения с отрядом Барклая.
Весь отряд собрался в назначенное время на Кваркенских островах, однако один лишний день все же пришлось промедлить в ожидании подвод, проводников и продовольствия.
Фаддей Булгарин рассказывает: «Войско провело 7 марта на биваках на необитаемом острове Вальгрунде, лежащем в 20 верстах от берега. Взор терялся в необозримых снежных степях, и остров Вальгрунд, составленный из одних гранитных скал, казался надгробным камнем мертвой природы. Здесь не было никакого признака жизни: ни одно деревцо, ни один куст тростника не оживляли этой картины бесплодия. Зима царствовала здесь со всеми ужасами, истребив все средства к защите от ее могущества. Стужа простиралась до 15 градусов, и войско оставалось на биваках без огней и шалашей».
При расположении бивуаком прямо на ледяных камнях приказ Барклая был суров: костров не раскладывать, шалашей не ставить, а часовым глядеть в оба. Солдатам выдали по чарке водки, но она не могла спасти от лютого холода.
Солдаты подступили к Михаилу Богдановичу с одним-единственным вопросом:
– Как же греться, ежели костров разжигать нельзя?
– Можете прыгать! – невозмутимо ответил их генерал, сам деливший с солдатами все тяготы похода.
Генерал А. И. Михайловский-Данилевский дополняет этот пугающий рассказ: «Войско провело 7 марта <…> в необозримых снежных степях и среди гранитных скал, где не было признаков ни жизни, ни куста, ни тростинки. 8 марта в пять часов утра отряд тронулся с Вальгрунда в открытое море. Первое отделение – Филисова – шло впереди; за ним следовало второе, Берга, при коем находился Барклай-де-Толли. Резерв состоял из батальона Лейб-гренадерского полка и 20 казаков.
На первом шагу началась борьба с природою. Свирепствовавшая в ту зиму жестокая буря, сокрушив лед, разметала его на всем пространстве залива огромными обломками. Подобно утесам возвышались они в разных направлениях, то пересекая путь, то простираясь вдоль по дороге. Вдали гряды льдин похожи были на морские волны, мгновенно замерзшие в минуту сильной зыби. Надобно было то карабкаться по льдинам, то сворачивать их на сторону, то выбиваться из глубокого снега. <…> Холод не превышал 15 градусов, и погода была тихая; иначе вьюга, обыкновенное в сих широтах явление, могла взломать ледяную твердыню и поглотить войско.
Хотя каждая минута была дорога, но солдатам давали отдых; они едва могли двигаться от изнурения. Лошади скользили и засекали ноги об острые льдины. Артиллерия замедляла движение отряда. К орудиям, поставленным на полозья, отрядили 200 рабочих и, наконец, оставили пушки позади, под прикрытием резерва.
К шести часам вечера, пройдя 40 верст за 12 часов, войско прибыло на шведский остров Гадден, предварительно занятый Киселёвым, который с 50 казаками и 40 отборными стрелками Полоцкого полка напал на шведский пикет и по упорном сопротивлении рассеял его, но не смог, однако же, взять в плен всего пикета, отчего несколько солдат спаслись на шведский берег и известили тамошнее начальство о появлении русских на Гаддене и Гольме. Острова сии так же бесплодны, как и лежащие у финских берегов. С трудом можно было достать немного дров. Большая часть войск провела ночь без огней».
А вот еще несколько весьма красноречивых деталей из рассказа Фаддея Булгарина: «Пот лился с чела воинов от крайнего напряжения сил, и в то же время пронзительный и жгучий северный ветер стеснял дыхание, мертвил тело и душу, возбуждая опасение, чтобы, превратившись в ураган, не взорвал ледяной твердыни. Кругом представлялись ужасные следы разрушения, и эти, так сказать, развалины моря напоминали о возможности нового переворота».
Фото: ru.wikipedia.org
ЕДИНСТВЕННО РУССКОМУ ПРЕОДОЛЕТЬ МОЖНО…
Барклай-де-Толли предполагал сделать нападение на город Умео с двух сторон. Первому отряду приказано было следовать прямым путем на твердую землю, завязать перестрелку с находившимся там противником, но не напирать сильно, рассчитывая время таким образом, чтобы второй отряд успел прибыть к устью реки Умео.
В полночь второй отряд, при котором находился сам Барклай, выступил с острова Гадден. У Фаддея Булгарина читаем: «Все представлявшиеся доселе трудности казались забавой в сравнении с сим переходом: надлежало идти без дороги, по цельному снегу выше колена, в стужу свыше 15 градусов, и русские перешли таким образом 40 верст за 18 часов! Достигнув устья реки Умео, изнуренные воины едва могли двигаться от усталости.
Невозможно было ничего предпринять, и войско расположилось биваками на льду в версте от неприятеля, находившегося в деревне Текнес. Из числа шести кораблей, зазимовавших в устье, два были разломаны на дрова, и войско оживилось при благотворной теплоте бивачных огней, которые почитались тогда величайшею роскошью. Казаки того же вечера вступили в дело и после сильной перестрелки отошли в свой лагерь.
Между тем первое отделение, при котором оставалась вся артиллерия, нашло неприятеля, готового к сильной обороне, на острове Гольм. Меткие карельские и саволакские стрелки и Васовский полк занимали крепкую позицию в лесу, защищаясь окопами, сделанными из снега. Русские напали на них с фронта (9 марта в пять часов утра) и встретили отчаянное сопротивление.
После сильной перестрелки полковник Филисов послал две роты гренадер в обход, чтобы напасть на шведскую позицию с тыла. Тогда шведы начали быстро отступать по дороге к Умео, теряя множество убитыми и ранеными. Но трудность в движении артиллерии препятствовала первому отделению быстро преследовать неприятеля, и оно едва успело к вечеру достигнуть селения Тефте, лежащего на твердой земле в 15 верстах от города Умео».
Говоря об этом переходе, современники уподобляли его переходу Суворова через Альпы.
Сам Михаил Богданович потом писал в рапорте: «Переход был наизатруднительнейший. Солдаты шли по глубокому снегу, часто выше колена, и сколько ни старались прийти заблаговременно, но, будучи на марше 18 часов, люди так устали, что на устье реки принуждены мы были бивакировать. Неприятельские форпосты стояли в виду нашем. Понесенные в сем переходе труды единственно русскому преодолеть только можно».
ВЗЯТИЕ УМЕО И ВСЕЙ ВЕСТЕРБОТНИИ
События под Умео генерал А. И. Михайловский-Данилевский описывает следующим образом: «Шведами в Умео командовал граф Кронштедт. У него было не более 1000 человек; он стоял спокойно, как будто в мирное время. Остальные войска его были распущены по домам. Только что накануне узнал он от спасшихся с острова Гаддена солдат своих о приближении русских и не успел по скорости принять мер обороны, полагая, как после сам сознавался, переход через Кваркен невозможным. <…> Между тем 10-го с рассветом Барклай-де-Толли атаковал и опрокинул передовую цепь его. Казаки и стрелки, выбившись из глубокого снега, в котором вязли двое суток, обрадовались, выйдя на гладкую дорогу, быстро понеслись за неприятелем и были уже в одной версте от Умео.
Убедясь в превосходном числе русских сил и справедливо заключая, что если русские одолели препятствия перехода через Кваркен, то явились на шведский берег с решительностью искупить победу во что бы то ни стало, граф Кронштедт не хотел вступать в дело, не обещавшее ему успеха, и вознамерился остановить дальнейшие действия наши переговорами. Он выслал переговорщика, предлагая свидание с Барклаем-де-Толли. Ему отвечали, что наступательное наше движение ни под каким предлогом остановлено быть не может, но если он требует пощады, то должен явиться сам. Вслед за тем граф Кронштедт приехал к Барклаю-де-Толли».
То есть, по сути, получается, что Барклай-де-Толли, как тогда писали, «ознаменовал себя подвигом, беспримерным в военных летописях». Выступив из Васы 7 марта, он «пустился по льду Ботнического залива (Кваркена) и после двух ночлегов на морозных биваках без огней достигнул шведского берега, где 10 марта с боя взял Умео. Подвиг этот до того напугал неприятеля, что шведский главнокомандующий генерал Кронштедт, пользуясь тогда же происшедшею в Швеции переменою правления, предложил покорителю Умео перемирие, принятое Барклаем-де-Толли немедленно, но с условием оставления за Россией и города Умео, и всей Вестерботнии, составляющей почти третью часть шведских владений».
Вышесказанное нуждается в пояснениях. Действительно, начальник шведских войск граф Кронштедт прибыл к Барклаю и доложил ему, что вся Швеция желает мира, а король Густав IV Адольф «лишен престола, о чем уже за восемь дней последовало всенародное объявление». Этот король в ходе войны, несмотря на неудачи, упорно отказывался от заключения мира. Более того, он ввел непопулярный военный налог и к тому же разжаловал более сотни гвардейских офицеров из знатнейших семей за трусость, проявленную на поле боя. После этого в его окружении стала зреть мысль об отрешении короля от власти.
В заговоре участвовали многие высшие офицеры и чиновники, а во главе его стоял генерал-адъютант Карл Иоанн Адлеркрейц. 13 марта 1809 года заговорщики ворвались в покои короля и взяли его под стражу. 29 марта Густав IV Адольф отрекся от престола, и вскоре он и его семья были высланы из страны.
Итог событий в Стокгольме был таков: произошел государственный переворот, гвардейские полки свергли Густава IV, а новым королем избрали его дядю герцога Зюдерманландского, вступившего на престол под именем Карла XIII.
Узнав об этом, Барклай, как пишет Фаддей Булгарин, поступил следующим образом: «Он решился пожертвовать собственным славолюбием общей пользе и достиг цели своего предначертания без пролития крови. Ему легко было одержать блистательную победу над изумленным неприятелем, но он предпочел средства человеколюбивые. По заключенному с графом Кронштедтом условию город Умео и вся Вестерботния, составляющая почти третью часть всего Шведского королевства, уступлены русскому оружию. Того же дня (10 марта) русское войско вступило с торжеством в город; в стенах его в первый раз развевались победоносные неприятельские знамена и в первый раз слышались звуки русского голоса. Шведы с удивлением смотрели на русских: каждый воин казался им героем».
Генерал А. И. Михайловский-Данилевский уточняет: «В магазинах в Умео найдено было до 1600 бочек разного продовольствия, четыре пушки, 2820 ружей, довольно значительное количество снарядов и амуниции, а запасов достаточно для месячного продовольствия нашего отряда. Барклай-де-Толли составил под начальством полковника Филисова отряд из сотни казаков, Полоцкого полка и двух орудий и отправил его по дороге к Торнео, где, по слухам, были шведские магазины с запасными снарядами, орудиями, ружьями, порохом, свинцом, амуницией и хлебом».
НЕОЖИДАННЫЙ НОВЫЙ ПРИКАЗ
А вечером 11 марта было получено известие о перемирии вместе с неожиданным приказом… о возвращении обратно в Васу.
Барклай, как сейчас принято говорить, был в шоке. Возвращаться обратно? Все усилия его солдат и офицеров оказывались бессмысленными… Но он человек военный, и, как ни тяжело ему было согласиться выполнить этот странный приказ, однако он принял все меры, чтобы обратное движение «не имело вида ретирады». Поэтому главные силы его двинулись не ранее 15 марта, а арьергард – только 17 марта. Не имея возможности вывезти всю военную добычу, Барклай объявил в специальной прокламации, что оставляет все захваченное «в знак уважения нации и воинству».
На фото: ПЕРЕХОД РУССКИХ ВОЙСК ЧЕРЕЗ БОТНИЧЕСКИЙ ЗАЛИВ В МАРТЕ 1809 ГОДА
Фото: Александр Коцебу, ксилография Л. Веселовского, К. Крыжановского
ОЦЕНКИ ИСТОРИКОВ И ОЧЕВИДЦЕВ
Историк С. И. Ушаков оценивает поход Барклая-де-Толли следующим образом: «Сия блистательная экспедиция, подкрепленная совершенным овладением Аландскими островами князем Багратионом и удачным приведением в исполнение назначения графа Шувалова, произвела ожидаемое действие. Шведы согласились на предписанные им условия, и Великое Княжество Финляндское, уступленное заключенным миром, сделалось областью Российской империи. Государь император не замедлил вознаградить всех отличившихся в сию войну. Генерал-лейтенант Барклай-де-Толли, покрывший себя славой в обе кампании, а особливо переходом Ботнического залива через Кваркен, удостоился особенных монарших милостей».
А вот мнение историка Е. В. Анисимова: «Переход отряда Барклая по морскому льду, через торосы Ботнического залива, в мороз, без отдыха, 18 часов кряду вошел в историю русского военного искусства как уникальное, неповторимое явление».
Участник тех событий Фаддей Булгарин не может скрыть своего восхищения: «Наш век – век чудес и славы воинской! Революционная война Франции и знаменитая борьба России с могуществом Наполеона отвратили внимание удивленной Европы от посторонних подвигов, которые не имели особенного влияния на участь большого европейского семейства. История, поэзия, живопись, ваяние истощились в изобретении памятников славы и доблести.
Но придет время, что художники обратят свое внимание и на чудесное покорение Финляндии. Тогда вспомнят и о Кваркене. Надежнее и вернее всех искусственных памятников самый Кваркен сохраняет предание о неимоверной неустрашимости русского воинства. Благородные потомки не забудут славных дел; они станут повторять с гордостью имена героев, прославивших русское оружие, и с благодарностью скажут: его предок был с Барклаем на Кваркене!»
МОНАРШИЕ КАПРИЗЫ И МИЛОСТИ
К сожалению, как это нередко бывает, «уникальное, неповторимое явление» оказалось почти бесполезным. По крайней мере, с военной точки зрения. Ко всему прочему сам Барклай на обратном пути «ощутил лихорадочный жар и озноб». Плюс дали о себе знать боли в покалеченной руке, и его привезли в Васу уже совершенно больным.
А 19 марта 1809 года в Або прибыл Александр I и повелел… прервать заключенное со шведами перемирие. То есть все нужно было начинать сначала, ибо императору показалось, что, когда русские войска покинули шведскую территорию, новое шведское правительство начало выдвигать неприемлемые для России условия. В связи с этим Александр приказал корпусу графа П. А. Шувалова вновь вступить на территорию Швеции с указанием ему и Барклаю-де-Толли, «чтобы они отнюдь не переставали свои действия, хотя бы парламентеры к ним и были присланы».
И опять возобновилась эта уже всем порядком надоевшая война…
И все же – не успел Михаил Богданович поправиться, как им было получено сразу несколько извещений. Во-первых, 20 марта 1809 года он был произведен в генералы от инфантерии. Во-вторых, 29 мая он был назначен на должность главнокомандующего русской армии в Финляндии вместо Б. Ф. Кнорринга.
В-третьих, в тот же день 29 мая Михаил Богданович стал генерал-губернатором Финляндии. А потом, 20 января 1810 года, Александр I «наименовал его военным министром».
Автор: Сергей НЕЧАЕВ
Совместно с:
Комментарии