Клоун нон грата

Олег Попов: «Ушел я на пенсию. Ну пришлите из Росцирка письмо: «Дорогой Олег! Благодарим за все, мол, никогда не забудем...» Мне было бы приятно. Ни хрена! Ни спасибо, ни до свидания. Ушел как говно...»

– Солнечный клоун теперь светит в цирках Европы?

– Восемь месяцев не светился. Завтра едем во Францию с новой программой.

– А у нас говорят: приехав в Германию, Попов тяжело заболел, живет в бараке, нищенствует...

– Да-да-да! Что я лежу в постели, прокаженный... И с другой стороны, пусть лучше чушь говорят, чем ничего. Ведь если молчат, значит, ты умер. А так – в бараке, но живой, да еще с красавицей женой.

ДЕЖА ВЮ ПО-СОВЕТСКИ

В пятидесятом я окончил цирковое училище. Придумал свой первый номер. Но его зарубили! Сказали: «западный», «космополитический», дескать, «сюжет провисает» – и отправили в тбилисский цирк. Там я выступил гимнастом на проволоке. И... полный провал! Директор цирка Кавсадзе был в ужасе: «Попик, что делать-то?» Говорю, есть, мол, второй вариант, запрещенный. «Москва далеко. Давай!» Второй вариант рванул на ура. На ура! Я с ним и выступал.

– Что же в нем было такого криминального?

– Да ничего! Выходил, падал – довольно смешно... Я позже узнал, в чем криминал. Оказывается, режиссер, который ставил этот номер, Сергей Дмитриевич Морозов, был в плену, отсидел. Ну, кто-то и написал куда следует: сначала сдается врагу, теперь делает номера с западным душком... Вскоре я приехал в Москву на конкурс и с этим «запрещенным» номером занял первое место. Забыли, что ли?

100 ГРАММОВ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСЛИ МИР

– Кем вы мечтали быть в детстве?

– Ой! Когда мама заболела, я мечтал быть доктором. Когда в футбол играли и соседке разбили стекло – стекольщиком. Обуви не было – сапожником, чтобы у меня всегда ботинки были. Увидел самолет – летчиком. Да Господи! В таком возрасте каждый день новая идея. А жизнь все равно свое диктует. Я, например, в одиннадцать лет стал слесарем и этому очень рад. Всем начинающим клоунам я бы советовал специально слесарное дело изучать. Потому что свой реквизит клоун должен делать сам. Вот чем этот дом в Эглоффштайне мне дорог, так это тем, что у меня здесь отличная мастерская. Целая фабрика моих грез! Только что-нибудь придумал, тут же пошел и сделал.

А детство у меня очень трудное было. Знаешь, что мне больше всего запомнилось? Мы всегда встречали отца в день получки. Он... поддавал. Встретим, мама отберет у него зарплату, а заначку он пропивал. Еще вспоминаю, как отец мне шарик подарил, я шел с ним по Ленинградскому проспекту и был самый-самый счастливый на свете. Помню маму. У нее такая жизнь трудная была, не передать. Помню, я ем кашу, а она смотрит на меня и плачет. Это я потом узнал почему. Мама тоже была голодная, но отдала свою кашу мне... Потом война, хотели эвакуироваться. Голодные, холодные. Сосед мыло варил, а я его продавал на Салтыковке. Тогда у меня была такая мечта: война закончится, и мы с мамой будем пить чай с сахаром, есть белый горчичный хлеб с маслом... Хочешь, открою одну свою самую страшную тайну? Только для газеты «Совершенно секретно», никому не говорил. Как я стал клоуном!

– Как?

– В цирковую школу я попал из-за... хлебной карточки! Я работал во время войны слесарем на полиграфкомбинате «Правда» и получал 550 граммов хлеба, а в школе давали 650. Вот эта сотка все и решила. И хотя меня ни в какую не отпускали, все равно ушел. И нашел любимую работу. К счастью! Я очень люблю свою профессию.

КАРАНДАШНАЯ ИСТОРИЯ

Карандаш взял меня к себе в труппу в пятьдесят первом году. Отсюда у меня любовь к клоунаде, потому что я видел, как он много трудился – из цирка почти не выходил. Все время репетировал, репетировал.

– Говорят, его зажимали, не давали званий...

– С Карандашом случай особый. Когда над клоуном смеются в цирке – это понятно. Но когда это преследует тебя в жизни, как это было с ним, постоянное хи-хи-ха-ха, куда ни пойдет... И он, конечно, уединялся. Друзей у него почти не было. Ну и какая радость-то?! Наливай! Когда встал вопрос, давать или не давать Карандашу Звезду Героя Соцтруда, Фурцева сказала: «Да вы что! Он же не просыхает!» А кто тогда не пил?! Она сама была не последняя по этой части... Потом, конечно, ему дали и звание, и Звезду, но с каким скрипом! А ведь в то время никто не пользовался такой популярностью, как Карандаш...

Что поделаешь – такое было время. Это сейчас, кажется, поменьше в цирке стали пить, но раньше!.. Зритель приходит к тебе с благодарностью за спектакль обязательно с бутылкой. И если ты с ним не выпил, ты не артист, а дерьмо. Я говорю: «Не могу, мне еще репетировать». «Да ты че, Олег! Ты сегодня здорово поработал, давай вмажем!» – «Да не хочу я!» – «Вот гад! Зазнался, презираешь простой народ». Просто страшное дело... Слава Богу, у меня была проволока, ну ни капли нельзя, хоть ты тресни. А многие были не в силах отказаться.

– Выходили в манеж подшофе?

– Да!!! Прямо перед выходом стакан водки – и на трапецию. Это же обалдеть! Такая опасная работа – без страховки, без всего. И не падали...

– Клоуны тоже? Для поднятия духа?

– Не все. В основном старики, в выходной день. Тогда, если после выходного ты не синий, значит, плохо отдохнул. Вот спрашивают, почему в Москву не приезжаю. А к кому туда ехать? Почти все мои друзья умерли. Я своего друга детства как-то встретил, а он та-а-кой глубокий старик! Прихожу домой и бегом к зеркалу: неужели и я такой? Слава Богу, нет.

ПРИДУРКОВ В ПАРТИЮ НЕ БЕРУТ

– Какой была атмосфера в цирке советского периода?

– Патриотизм. С каким настроением артисты выходили на парад, на эпилог! Сейчас так не выходят.

– Какой у вас стаж в КПСС?

– Ноль!

– Это же была обязаловка для артистов такого уровня!

– Во-первых, мой папа в сорок первом году был посажен. Он работал на Втором часовом заводе, и поговаривали, якобы он часы для Сталина делал, а те остановились. Не знаю... Когда маленький был, все жили в каком-то страхе. Мама сразу вышла замуж, фамилию поменяла, чтобы нас не преследовали... А во-вторых. Я вообще считаю, что клоун не должен зависеть от какого-то политического курса, он должен все делать по совести.

– Неужели не уговаривали?

– Еще как! И предлагали, и угрожали. Но мне все время удавалось закосить... под придурка.

– А Карандаш был членом?

– Нет!!! Никулин – да. Поэтому и стал директором.

С дочерью Ольгой

– Припомните самый счастливый день Попова – начинающего клоуна.

– Когда умер Сталин, я был в Тбилиси. Цирк мгновенно закрыли. Неделю не работаем, две. Потом разрешили показывать только спортивные номера, без клоунады. Какой смех, когда такой траур! Через месяц на меня разнарядка – ехать в бакинский цирк. Приезжаю, директор говорит: «Олег, сиди и не чирикай». Сижу еще месяц. Наконец траур закончился, директор вызывает: «Давай сегодня рискнем, но только, прошу тебя, тихонечко, без нажима. И без юмора...» Когда я вышел в манеж, такая была овация, которой я давно не слышал, по которой так скучал. Я понял, что зрители тоже соскучились – хотят улыбаться, смеяться. И хотя я действительно старался не нажимать, это было мое самое лучшее выступление!

ПОПОВ И КГБ

– Любопытно было бы заглянуть в ваше кагэбэшное досье...

– С органами у меня всегда были самые теплые отношения. Как известно, в каждую поездку с нами обязательно ехал «представитель отдела культуры». Были среди них и нахалюги, которые сами провоцировали артистов, создавали дела, чтобы выслужиться. Но в основном это были люди хорошие. И очень смешные... Всем «штатским» мы давали подпольные прозвища – Чебурашка, Стальная челюсть... А однажды нас сопровождал кагэбэшник – ну копия Хрущева. Один к одному! Приезжаем в Вену. А как известно, в загранпоездках у наших людей просыпается стадное чувство: один что-то купил, похвастался – и все бегут покупать. На этот раз кто-то набрел на дешевую распродажу чайно-кофейных английских сервизов, и весь коллектив набил ими полные ящики. Я, кстати, тоже купил... В конце гастролей «Хрущев» решил проверить, как грузят багаж. Стоял, смотрел, и вдруг – уж не знаю, случайно или нет, – один из верхних ящиков падает и бьет его по голове! Ужас! Всего перебинтовали, привезли в отель. Лежит бледный, охает-ахает. Стали к нему приходить артисты. И спрашивать: «Василий Семенович, как же такое горе случилось?!» «Да я и не помню! Вдруг трах-бах в самую маковку!» – «Сильно?» – «О-оч-чень сильно! Так больно! Голова кружится!» – «Василий Семенович, а вы не помните, это не мой ящик упал?» Один приходит, второй, третий, все с одним вопросом: «Это не мой?» «Хрущев» обиделся, что никого не интересует его голова, закрылся и никого не пускал. Да хрен с твоей головой! Там же сервиз!..

– Шикарная заграничная жизнь – рестораны, шмотки, случайные половые связи... Было?

– Может, и было! Зато дураков хвастаться этим не было. Только пикни среди своих же...

– Стукачи?

– О-о-о!!! Еще какие! В труппе их все знали. И поэтому вели себя очень осторожно. В те времена одно лишнее слово – и ты невыездной. Столько хороших артистов погорело на ерунде. У нас один чудак, вылетая из Парижа, завернул свои старые ботинки в газету «Русская мысль». За это он больше ни разу в жизни никуда не выезжал. И рухнула карьера. А был ведь очень талантливый акробат – из труппы Давейко...

ФАНТАЗИЯ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ

– Сегодняшняя Россия глазами клоуна – это смешно?

– Смех сквозь слезы... Обидно все это наблюдать! Ну где честные люди?! Мы какие-то проклятые, что ли? Богом забытые? Сорок лет на войну сваливали, почему, мол, так плохо. А теперь-то что?

– Если помечтать: вы приехали в Москву. С какой программой? Репризой?

– С самой лучшей! Почему нет? Я представляю, какая встреча будет. Правда, друзья не придут. Они все в земле лежат. Может, люди помнят, придут... А реприза... Что-нибудь про Думу. Там Жириновский все время выступает в клоунаде, мой хлеб отнимает. То драку затеет, то водку выпустит. Мне, кстати, присылали водку «Жириновский» – кошмарная, как рашпиль проглотишь.

– Взяли бы его в партнеры?

– Без вопросов. И он, мне кажется, с удовольствием бы пошел, вроде бы контактный мужик. Ну очень эксцентричный!.. Еще я был потрясен, когда мэр Москвы Лужков на Юркин юбилей дурака валял! Ну молодец, ну хорош! Правда, мне нравятся такие ребята... Если человек с юмором, он не такой зловредный. Человек без юмора – это зло в кубе. Вот Ельцин – серьезный человек, но не без юмора. Когда он «Калинку-малинку» запел, я подумал: этот разойдется – только держись!

ИКОНА ПО ИМЕНИ ЧАРЛИ

– Олег Константинович, вас прозвали Солнечным клоуном...

– Как назвали, так и назвали – со стороны, может, и виднее. Значит, теплый человек, вроде не злой на вид. Мне нравится.

Дом, который построил Он

– А до этого были прозвища?

– В детстве – Жирный. Почему? Наверное, толстый был. Потом, когда стал клоуном, работал как Чижик, Запоздалкин, потому что в номерах все время «опаздывал». Раньше было модно брать псевдонимы, потому что у многих были неблагозвучные фамилии. Казалупов, например. Куда с такой фамилией? Придумывали – Ромашкин, чтобы смешно было. Иногда хороший псевдоним помогает популярности.

Я Чаплина обожаю с детства. В сороковые годы, когда у нас в прокате появились его фильмы, я не пропустил ни одного. И никогда не думал, что стану клоуном, что мы с ним познакомимся. Это было в 64-м. Во время гастролей по Италии мы узнали, что в Венеции отдыхает Чаплин, и решили пригласить его к нам на представление. Приехали в отель, Чаплин вышел к нам в белом костюме. Мы не знали английский, он – русский, но мы полчаса разговаривали...

– О чем?

– Не знаю! Но все просто помирали со смеху! Когда люди хотят понять друг друга, им вовсе не обязательно знание языка. Чаплин извинился, знаками показал, что завтра улетает, так как у него выходит книжка в продажу и он должен сидеть в магазине, давать автографы. Мы сфотографировались на память, потом он прислал мне в Москву свою фотографию с дарственной надписью.

КЛОУН НА СКАМЬЕ ПОДСУДИМЫХ

– В семидесятые годы ходили разговоры, что ваша коллекция автомобилей едва ли не больше брежневской...

– Автомобилей?! Ха-ха-ха!!! Да за ним разве угонишься! Смешно... У меня сперва был развалюха «фольксваген». Потом «Москвич», который украли на второй день, потом еще один «фольксваген». Какая коллекция! Попробуй зарегистрируй в ГАИ вторую машину! Сразу скажут: «Иди-ка сюда, голубчик... На какие-такие шиши?»

– Вы клоун номер один. С первыми лицами государства приходилось встречаться? На праздниках, банкетах?

– Нет. Только в цирке. Бывало, директор прибегает, весь дрожит: «Т-там в п-ппп-правительственной л-ложе кто-то сидит... Давай как следует!» Почему как следует? Буду работать, как всегда. А если буду стараться, выйдет только хуже... Ни с Хрущевым, ни с Брежневым, ни с Андроповым лично я ни разу не сталкивался. И слава Богу! Потому что мои коллеги, которые с такими высокими людьми были на дружеской ноге, кончили плохо. Был такой известный дрессировщик Рогальский, царство ему небесное. Он дружил с министром внутренних дел Щелоковым. И когда тот попал в немилость, Рогальского тоже за ж... взяли и посадили. Туда же многие ушли. Каких людей прекрасных потеряли! А за что? По нынешним временам – дикость! Никогда не забуду, как на суде в перерыве Рогальский кричал мне со скамьи подсудимых: «Олег, иди сюда, чайку попьем!» Я попросился – разрешили. Посидели напоследок, попрощались.

– Олег Попов сидел на скамье подсудимых?

– Надо же было попробовать своим задом, каково там. Так себе...

– А вас могли посадить?

– Запросто! И меня, и Никулина тянули по «делу Колеватова», директора Госцирка. Колеватов попросил меня привезти из-за границы диктофон. Разумеется, я не мог отказать. Никулин подарил ему, кажется, часы. Разве это повод, чтобы меня, например, телеграммами вызывать из Сочи, где были полные аншлаги. Таскали на Петровку, 38. Крутили-вертели. Следователь спрашивает: «Вы давали взятку Колеватову, чтобы ездить в загранпоездки?» Я говорю: «Зачем мне давать взятку? Во-первых, я самую большую ставку получаю. Во-вторых, меня не посылают за границу, а просят поехать. Это мне нужно взятку давать, чтобы я согласился!»

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОДАРОК

– У нас в цирке был репертуарный отдел. И был там прекраснейший человек, Рождественский, царство ему небесное. Для меня он был как творческий отец – наставлял на путь истинный. Еще когда я на проволоке работал, он мне говорил: «Олег, будущее у тебя – клоунада». И в то же время он был редактором, решал, что делать, что нет.

– Что убирали из программы?

– Да сущую ерунду! Просто удивительно. Например, запрещали глотать шпаги. Считалось, что это неэстетично.

С женой Габриель

– Импровизировать разрешали?

– В известных пределах. Все-таки вся программа отрепетирована, в темпе идет... Помню, в Риге один сидит и читает газету, гад. Я пошел в красный уголок, взял подшивку за два года и несу ему – на, мол, почитай. Вот в зале хохот! А если кто засыпает, я ему подушечку...

– А если б выпивали?

– Огурчик! Закусывай на здоровье.

– В кого у вас такое чувство юмора?

– Наверное, в отца. Мама говорила, что он большим юмористом был... А вообще-то юмор юмору рознь. Можно запомнить анекдот, всех насмешить, а самому будет не смешно. Можно быть просто веселым по натуре и всех веселить. В цирке другое. Тут все нужно досконально продумать, проверить. Это совершенно другой какой-то юмор, можно сказать, научно-фантастический. Не в словах, а больше на действии, на реквизите, на пантомиме. Это тебе не за столом каламбурить по пьянке!

ЦИРКОВАЯ МАФИЯ

– В годы застоя на Западе вы были как бы визитной карточкой СССР, а на родине всенародным любимцем. Скажите честно: пользовались?

– Недавно звонят из Краснодара: «Олег, мы так хотим тебя видеть, приезжай на два-три дня. Гонорар – называй любую сумму. Когда выслать самолет?» Раньше таких разговоров не было. Ну, на вечеринку пригласят – выпить, закусить, туда-сюда. Корабль давали – на выходные по Волге покататься. Придешь на завод, что-то на станке сделать надо – для цирка, для репризы, – никогда не отказывали. Уважение, любовь я чувствовал, но никогда лишнего себе не позволял.

– Можно ли говорить о таком понятии, как «цирковая мафия»?

– Понимаешь, само это слово «мафия» в моем понимании – бешеные деньги, стрельба, трупы... Сейчас кровавые разборки в Москве по ОРТ каждый день смотрю. Кошмар! Но в цирке и вокруг цирка, по-моему, еще никогда никого не убивали. Так, может, коррупция маленькая и была, но называлось это другим словом – «блат». Раньше вообще у нас вся жизнь блатная была. А что делать? Это сейчас за деньги все можно купить, а тогда только так: ты мне, я тебе. Нормальное явление. У меня, например, было очень много знакомых директоров магазинов. Потому что только через них доставали деликатесы – колбаски, рыбки или икорки. Уезжаешь за границу, каждому обязательно надо везти сувенир. Приходишь: «Костенька, колбаски нужно». Тот видит: у меня в руках пусто. «Ты что, не мог вчера прийти? Вчера все было». Я ему: «Жаль, а я тебе магнитофон привез для автомобиля». «Да?» Тут же звонит в подвал: «Мария Ивановна, отпусти Олегу все, что скажет». Или даешь контрамарки. Тогда все первые ряды занимали директора магазинов. А мафия... Настоящие мафиози машинами крутят, вертолетами, нефтью, газом, наркотиками, а не обручами под куполом цирка.

КЛЕТЧАТЫЙ

– Смех помогает?

– Еще как! Однажды даже жизнь спас. У девушки случилась трагедия, шла, как Анна Каренина, бросаться под поезд, проходила мимо цирка, и кто-то ей предложил билет. А в этот день я выступал с программой «Лечение смехом». Она посмотрела спектакль и написала мне: «Спасибо за жизнь!»

– Письма писали напрямую – в цирк?

– Даже из загранки: «Москва, Олегу Попову». И доходили.

– Традиционный вопрос: ваше хобби?

– О! В детстве я начинал коллекционировать марки. Помню, вышел покататься на лыжах и лыжи на марку поменял. Что было! Короче, о марках пришлось забыть. Позже я коллекционировал бутылки из-под водки. Насобирал штук двести – триста разных стран и народов, даже американская бутыль с этикеткой «Попов» была. Охладел. Стал собирать меню ресторанов. Собрал целый ящик неподъемный. Потом иконы, самовары... Вообще это интересная штука – коллекционирование: какая-то забота, интерес, новые знакомые. Крутишься, вертишься, там поменял, здесь, туда-сюда. Нашел то, что искал, и счастлив. Великая вещь!

«Я всех вас очень люблю! Олег Попов»

– А сейчас?

– Сейчас ничего не коллекционирую. Все в Москве осталось.

– По поводу вашей кепки замучили вас, наверное, вопросами? Это правда, что на Западе ее прозвали Кепка № 1, Паспорт СССР, «поповка»?

– Ха! А во время моих гастролей в Париже даже устроили их сезонную распродажу – раскупили все! Кепку я нашел в 53-м году на Мосфильме. Снимался цирковой фильм «Арена смелых», там была маленькая сценка на пляже, для нее я и присмотрел эту кепку. С тех пор не расстаюсь... Но рвутся – штук тридцать уже износил. Надоело. Теперь сделал вечную – металлическую.

– Не тяжела ли?

– Да не чугунная же она. Есть такой материал – металлика называется. Очень прочный.

– Вижу, в вашем доме почти все «а ля кепка». И кафельные полы, и светильники...

– Даже чайные чашки – можно на них в шашки поиграть! Хочешь?

ГОЛУБЬ МИРА

– Вы когда-нибудь плакали от счастья?

– Это было в Монте-Карло, когда я получил «Золотого клоуна». 1984 год. Ты понимаешь, у нас постоянно все через одно место... В этот день нам вручали премию. И в этот же день в Польше ввели военное положение, вошли советские войска. Но мы-то ничего не знали! Нас отвезли в Ниццу, дали какие-то деньги на сувениры, обещали прислать автобус. Час ждем, два, три – автобуса нет. А нам выступать... Как добирались – неописуемо. И когда мы вошли в зал, у организаторов шары на лоб: откуда они взялись? Дальше – хуже. Выхожу со своим номером: фонограмму не включают, оркестр играет другую музыку, осветитель вместо меня освещает прожектором стены. И тут... Публика есть публика, все чувствует, видел бы, как она своими аплодисментами меня поддерживала. Вечером получаю своего «Золотого клоуна», и тут как накатит! Я рыдал, рыдал, рыдал...

– Прямо на сцене?

– Да! Потому что было такое напряжение. Я думал: ну за что? Политику делают политики, а мы, артисты, должны отвечать. Другой случай. Приезжаем в Америку – убивают Кеннеди. Кто? Освальд. Где он был? В Минске – моряком! Значит, русские убили. Неделю вся труппа не вылезала из отеля.

– Не выпускали?

– Сами не выходили. Народ был разъяренный, могли и убить. Потом уладилось... Ну все время у нас какие-то стрессы, все время мы вроде едем с миром, как передовые, а попадаем как на передовую. Приезжаем на Кубу – в блокаду попадаем. Карибский кризис! Надо уезжать – нас не выпускают. Прилетает Микоян на переговоры, кое-как уговаривает отдать ракеты. А нам в это время уже автоматы выдают, мы уже солдаты – война. Ужас!

НЕВОЗВРАЩЕНЕЦ

– Вы семь лет не приезжали на родину. Почему?

– Я так скажу. Вот я всю жизнь честно работал. И в семье было не так, как хотелось. У меня одна дочь, а могло бы быть три-четыре-пять. Когда? Как цыгане, всю жизнь на колесах – гастроли за гастролями, в Москве был только проездом. В 26 лет получил звание народного артиста. И награды у меня – орден Ленина, три – Трудового Красного Знамени, несмотря на то что я беспартийный... Я всю жизнь думал о старости, о том, что когда-то мне будут кранты, деньги какие-то откладывал...

– Кстати, сколько вы получали?

– Как студент – 80 рублей в месяц, а последнее время 25 рублей плюс за проволоку – всего около сорока за выступление. И эти деньги откладывал на книжку. И пришло время – все это лопнуло. Государство забрало у меня все, что я копил 45 лет! Ну, я понимаю – война, катастрофа, катаклизм, метеорит упал. Пожалуйста! Но в мирное время обобрать как липку и спрашивать, чего в Москву не приезжаете. А у меня денег нет в Москве! И дали мне в благодарность за то, что я прославлял Союз на весь мир, пенсию в 300 тысяч рублей. Это означает, что я – нищий. А я не хочу быть нищим! Я 45 лет служил Родине, а она толкает меня в подземный тоннель, положить на пол кепку и подкидывать шарики, авось подадут...

– Интересно, сколько валюты для страны вы заработали?

– А-а, не хочу считать! Много, миллионы, наверное. Кстати, о миллионах. Это было на гастролях в Каракасе лет двадцать назад. У меня был день рождения. На арену торжественно вытащили громадный торт со свечами, в виде клетчатой кепки. Объявили: Попову сегодня столько-то лет. Весь зал запел «Happy birthday to you», объявили антракт. Заходит какой-то господин и говорит: «Сидящий в зале популярный телерепортер прислал вам чек». Беру чек в руки, там написано «миллион». Причем чек настоящий! А руководителем нашей поездки была Галина Васильевна Шевелева. Она р-раз – и выхватывает его у меня: «Это собственность советского государства! Завтра этот чек я отдам в посольство». Не буду же с женщиной драться. На следующий день она пошла в посольство, эти кретины схватили бумажку и в банк за денежками. А там смеху! Чуть пузо не надорвали: какой миллион песо?! Там же написано «феличита» – миллион счастья! Потом Шевелева пришла вся красная: «Возьми обратно». Нет уж, говорю, я своему государству зла не желаю...

ВЖИК-ВЖИК-ВЖИК! УНОСИ ГОТОВЕНЬКОГО...

– Марсель Марсо о вас сказал, что вы самый большой клоун, которого он видел в своей жизни. А по-вашему, кто самый-самый?

– Если у нас, то, на мой взгляд, лучше Карандаша никого не было. Карандаш-то сам по себе маленький был, смешной. Ой, какой же он был смешной! Еще был Мусин. Очень хорош был рыжий клоун Мусля. На Западе мне нравились Фортелини, Франческо – прекрасные артисты традиционной клоунады. Ну а самый-самый великий, разумеется, Чаплин. Он вне конкуренции...

– Самый гениальный номер от Олега Попова...

– Ха-ха-ха! Нет чтобы сказать «самый любимый». Все самые любимые – нет сынков и пасынков. Потому что любую репризу надо делать на одном уровне.

– Самый курьезный случай в вашей жизни.

– О! Это было в Японии. Мы очень дружили с Волжанским, царство ему небесное, хороший был человек. Умелец редкий, Левша. По сей день подъемно-спусковой аппаратурой в цирке на Цветном бульваре, которую он сделал, с успехом пользуются и будут еще пользоваться не менее ста лет... Мы с ним ходили по улицам, хотели купить по модной курточке, в таких сейчас рокеры на мотоциклах гоняют, на крупной молнии. Заходим в магазин, японского не знаем, но знаками показываем: нужна куртка, вжик-вжик, крупная молния! Продавец вылупился, ни бельмеса не понимает. Мы опять: по животу – вжик-вжик, вверх-вниз. Наконец вроде дошло, схватил мотороллер и укатил. Через полчаса прилетает, улыбка до ушей. Протягивает коробку какую-то. Мы радостные открываем, а там... нож для харакири.

«МОРОЖЕННЫЙ» ДОН ЖУАН

– Судя по вашим интервью за последние сорок лет, у Солнечного клоуна личной жизни не было вообще? Сплошная история знаменитой кепки...

– Как это не было! У меня была очень хорошая первая жена, Александра. Красивая, скрипачка по образованию. Мы познакомились в цирке в 1952 году. Она пришла к какому-то парню, мы сидели в гардеробной. Я ему говорю: «Пригласил девушку, хотя бы мороженое ей купил!» Ну так, в шутку. А он: «Иди и сам покупай». Я пошел, купил. Потом мы поженились, родилась дочь Ольга.

– Значит, вы сами любовных романов не крутили, женских сердец не разбивали, свое не роняли к их ногам?

– Да некогда было! Все время пропадал в цирке. Репетиции, выступления, гастроли. А сердце еще как ронял! Дело было в Париже, в театре «Олимпия». До нас там выступала Жозефина Беккер – потрясающая актриса, красавица-мулатка, она прославилась еще тем, что воспитывала, кажется, двенадцать сирот разных национальностей. Я знал, что вечером Жозефина придет. И в конце представления «выкинул номер»: спрыгнул с проволоки, встал перед ней на колени, вынул «свое сердце» (вырезанное накануне из огромного куска алого бархата) и, поцеловав, подарил. Резонанс был колоссальный! А по-настоящему я любил только двух своих жен. Александра восемь лет назад умерла от рака. Год по русскому обычаю я был в трауре, не смотрел ни на одну женщину. Потом вот Габриель, как говорится, Бог дал. И я вспомнил анекдот. Тонет мужик в реке. Проезжает мимо лодка, с нее кричат: залезай, мол. Мужик отвечает: «Нет. Меня Бог спасет». Через какое-то время вторая лодка, опять кричат: «Ты же утонешь!» Тот снова: «Меня Бог спасет». Потом третья лодка. Мужик и на этот раз отказался и утонул. Попадает к Богу. «Как же так, я тебя просил, а ты не спас!» А Бог ему отвечает: «Это же я тебе три лодки посылал». И вот когда я встретил Габриель да так получилось, что она оставила свой телефон, потом эта бумажка с телефоном пропала и я случайно ее на дне мусорного ящика нашел, позвонил... Тогда я подумал: может, Габи и есть та самая «лодка».

– Я слышал трогательную романтичную историю о том, как молодая девушка стояла возле цирка и горько плакала из-за того, что не достала билетика «на Олега Попова», мимо шли вы и пригласили ее. Так и было?

– Не совсем. Это было в 1990 году. Габи действительно приехала из Германии в Австрию специально посмотреть на меня. Билетов не было, мест тоже. Но она прошла, стояла в проходе. Я раз вышел, два, три. Стоит. Я говорю: дайте же ей стул. Принесли ей стул из моей гримерной. В антракте она пришла с программкой за автографом. И я, уж сам не знаю почему, попросил у нее телефон... Когда я нашел эту бумажку в мусорном ящике, страшно обрадовался. С помощью переводчика выучил две фразы на немецком языке – «добрый день» и «как вас увидеть». И позвонил. Она отвечает: «Я приеду». А так получилось, что наш импресарио, Канюки, нас бросил, за месяц не заплатил. Работы нет, денег нет. Что делать? В этот момент приехала Габи. И забрала меня вместе с реквизитом. Ей не было тридцати, мне – шестьдесят. Через два года мы сыграли свадьбу.

КЛОУН УЕХАЛ. ЦИРК ОСТАЛСЯ

– Ваши друзья и коллеги в России не считают вас предателем?

– Какой же я предатель?! Мы здесь работаем по контракту! В Германии, Франции, Австрии, Голландии. К тому же у меня здесь семья, дом. Гражданство я менять не собираюсь, у меня был и будет только один – русский паспорт. Я от Родины не отказывался, это Родина от меня отказывается. Я сейчас одну штуку вспомнил интересную. В Чили меня пригласили в ресторан по поводу того, что один коммунист из тюрьмы вышел. Собрались его друзья, сели, заказали курицу. А тот как завопит: «Только не курицу – она мне в тюрьме надоела!» Получается, лучше в чилийскую тюрьму, чем в Россию. Там все-таки курицу дают.

– Значит, не вернетесь никогда?

– Почему нет? Там похоронены мои предки, моя бабушка, моя жена. Хоть на могилы сходить... Если бы я вернулся, может, и не стал бы выступать, но опыт-то передавать могу! Или. Разве я не смог бы быть директором цирка на Цветном? Ну ладно Никулин, но почему сын его директор?! Никулин популярность получил только благодаря кино. Я не говорю, что это плохо. Все, что он сделал в кинематографе, – прекрасно. А что ему кино дало? Звания? Нет. Все звания, привилегии он получил в цирке. Он не такой цирковой, как я. На проволоке не ходил, не жонглировал, на руках не стоял, не прыгал... Только бля-бля-бля и анекдоты. Почему? Да потому что партбилет имел!

– Какая кошка пробежала между вами и Юрием Владимировичем?

– Мое мнение: Никулин очень сильно меня ревновал. Я имел большой успех на Западе, а он нет. Другого объяснения, почему он не подпускал меня к московскому цирку на пушечный выстрел, я не нахожу. Говорю: «Мне обязательно нужно в Москве показываться на публике». А меня на пять лет «ссылают» в цирки сибирские. Хотел на Цветном бульваре отметить шестидесятилетний юбилей, Никулин не разрешил, сославшись на обвалившийся потолок. Но потолок-то обвалился в кассе, при чем здесь манеж? Ну ладно, уехал я. Так зачем поливать меня грязью, якобы за границей деньги артистам не плачу. Как будто у меня здесь цирк собственный!

– Как вы себя сейчас чувствуете в материальном плане?

– Не скажу, что очень здорово, но не плохо.

– У вас есть здесь друзья?

– Понимаешь, я очень люблю одиночество. Я в детстве мечтал жить в лесу, и это сбылось. Эглоффштайн – деревушка под Нюрнбергом на триста человек, старше Москвы. Кругом леса – потрясающе! Просто маленькая Швейцария. В доме животные – пони, голуби, собачки, кролики... А ностальгия? Когда человек занят, ему некогда тосковать. Ностальгия – это для лентяев, а не для творческих людей. По ночам я обычно делаю реквизит для новых номеров. Я такой человек: если начал что-то делать, пока не сделаю, не засыпаю. Какой-то завод внутренний – не могу, и все! Вот такой уж гнусный, может, характер...

– Немецкий выучили?

– Честно говоря, некогда. Так, если в магазин сходить, объяснюсь, но... Приезжают гости, сидишь, как глухонемой. Надо все бросить и заняться. Все какие-то дела. Вот сейчас предлагают мне в театре роль. Артист умер, на его место. Без слов. Прислали кассету, я посмотрел, и мне нравится. Еще я бы с удовольствием в кино снялся...

ПОХОРОНЫ БЕЗ НАС НЕ НАЧНУТСЯ

– Российский цирк сейчас переживает не лучшие времена...

– Это чувствуется даже здесь... Раньше на Западе на нас смотрели как на врагов. Удивлялись: ух ты, без бороды, говорят, у них там медведи бегают по городу. Интересно! И шли... А сейчас к нам притупилось внимание. Потом, эта война в Афгане. И может, не сегодня, но лет пять-шесть назад нас просто пре-зи-ра-ли! Я боялся на базаре признаться, что русский. Говорил – поляк или чех. Русского могли и ударить, плюнуть в лицо... Интерес к русскому цирку пропал. Сейчас потихонечку вроде выкарабкиваемся, но трудно... Причин много. Раньше на одно место в цирковой школе было десять человек. Сейчас – один. Все в бизнес бросились, торговать, деньги зарабатывать. Да и потом, сколько всего – кино, телевидение, десятки развлекательных программ, шоу... Прямо скажем, не очень веселые времена. Сейчас в дневной программе любого немецкого цирка обязательно есть русские номера. Артисты из России бегут. Трудно с кормом для зверей, сколько мясо стоит? Один знакомый дрессировщик, возвращаясь отсюда в Россию, просто плакал: «Ну ладно я, животные погибнут!»

НЮРНБЕРГСКИЙ ЭПИЛОГ

– Вы сейчас выступаете вместе с дочерью?

– Нет. Она недавно ушла из цирка, ей уже больше сорока лет, она занимается своей дочкой. Я работаю с Габи.

– Габриель – актриса цирка?

– Еще какая. Она с детства бредила манежем. Работала в аптеке и все время пузырьками с лекарствами жонглировала. Чуть не уволили... И приг