Боря против Бобби

Этот материал был уже подготовлен, когда пришло сообщение об аресте Бобби Фишера в Токио за попытку вылететь из страны по недействительному паспорту. Сейчас ему грозит депортация в США. Там его ждет ордер на арест, выписанный еще в 1992 году, когда Фишер принял участие в турнире в Белграде, несмотря на режим санкций против Югославии. Величайший шахматист всех времен превратился из национального героя в преступника: такая метаморфоза могла случиться, пожалуй, только с Фишером.

…Уединясь от всех далеко,

Они над шахматной доской,

На стол облокотясь, порой

Сидят, задумавшись глубоко,

И Ленский пешкою ладью

Берет в рассеяньи свою.

«Евгений Онегин»

Советские шахматисты доминировали на мировой арене начиная с первых послевоенных лет. Это стало результатом государственной поддержки, какой не пользовался ни один западный гроссмейстер. Шахматам, между прочим, покровительствовал еще Николай II – он, в частности, щедро спонсировал Санкт-Петербургский турнир 1914 года и впервые присвоил титул «гроссмейстер» пятерым его участникам – Эммануилу Ласкеру, Капабланке, Алехину, Фрэнку Маршаллу и Зигберту Таррашу. Но царское меценатство не идет ни в какое сравнение с пропагандой шахмат, развернутой при советской власти.

И Спасский, и Фишер были шахматными вундеркиндами. Оба они уже в юном возрасте с успехом выступали на крупных турнирах, побеждая более взрослых соперников

В эмиграции партнером Ленина за шахматной доской нередко бывал Александр Ильин. Поскольку вождь большевиков подписывал псевдонимом «Ильин» свои брошюры, Александр Ильин, ставший в 1914 году чемпионом Женевы, стал называться Ильиным-Женевским. После октябрьского переворота, четыре года спустя, была учреждена Всесоюзная шахматная секция во главе с прокурором Николаем Крыленко. Вместе с Ильиным-Женевским Крыленко в свободное от судилищ время организовал в Москве знаменитый турнир 1925 года, собравший лучших игроков того времени и ставший причиной «шахматной лихорадки», охватившей Россию.

По городам и весям необъятной страны закипела бурная деятельность. Игра отличалась демократизмом, никаких особенных затрат не требовалось. Организация шахматных кружков зачастую вменялась учреждениям и предприятиям в обязательную общественную нагрузку, но в значительной мере прожект Крыленко держался на искреннем энтузиазме. Всякая уважающая себя газета завела шахматный отдел (в романе «12 стульев» «прелестный этюд Неунывако» вытесняет с газетной полосы репортаж о громком уголовном процессе), вести с международных турниров передавались по радио в числе важнейших. Главное внимание уделялось воспитанию нового поколения шахматистов в школах, пионерских лагерях и дворцах пионеров. Игра в шахматы стала привычным занятием отдыхающей публики на городских бульварах, в санаториях, поездах дальнего следования и речных круизах. На полевых станах и в заводских цехах играли в обеденный перерыв.

Плоды крыленковских усилий поражают воображение. Если в 1923 году в советской России было не более тысячи состоящих в клубах шахматистов, то спустя пять лет – уже 150 тысяч. В 1951 году, когда Крыленко уже давно был расстрелян как враг народа и шпион, в бесчисленных турнирах, от первенства колхоза до первенства СССР, играл один миллион человек, в середине 60-х – три миллиона. Такие масштабы и не снились Западу, где салонная настольная игра оставалась причудой одиночек.

Сталин шахматы недолюбливал и относился к замысловатой игре с подозрением. В своей речи на Московской губернской партконференции в ноябре 1927 года он сравнил лидеров оппозиции не с кем-нибудь, а с шахматистами. В 1937 году, когда НКВД потребовался обвинительный материал на Крыленко, уже не оппозиционеры превратились в шахматистов, а шахматисты – в презренных заговорщиков и шпионов. Так возникло «шахматное дело», жертвами которого стали десятки талантливых игроков; едва унесли ноги из Советского Союза поселившиеся в Москве Эммануил Ласкер с женой

Дети своей страны

Борис Спасский был в полной мере порождением государственного подхода к развитию шахмат. Его мать была простой, необразованной, глубоко религиозной женщиной, дед по отцу – священником, депутатом 4-й Государственной думы от Курской губернии. Первые уроки шахматного мастерства он получил в послевоенном Ленинграде, во дворце пионеров, располагавшемся в Аничковом дворце, где помещение шахматного клуба украшало живописное полотно, изображающее играющих в шахматы Ленина и Горького, а в качестве болельщицы – Крупскую (великий пролетарский писатель в реальности играть в шахматы, увы, не умел). В 1948 году 11-летний Боря Спасский, как особо одаренный ребенок, стал получать государственную стипендию в размере 1200 рублей – это больше, чем тогдашняя зарплата инженера.

Бобби Фишер никогда не видел своего отца. Его с сестрой вырастила мать Регина, которой с трудом удавалось одеть и прокормить детей. Бобби с пеленок проявлял склонность к головоломкам и настольным играм. Ему было шесть лет, когда тетка подарила ему шахматы. С тех пор он не расставался с доской и фигурами. Восьми лет от роду Бобби начинает – сначала в сопровождении матери, а потом самостоятельно – посещать нью-йоркские шахматные клубы. Он попал в хорошие руки; наиболее серьезные игроки собирались в доме прикованного к инвалидной коляске Джека Коллинза, воспитавшего двух шахматистов мирового класса – гроссмейстеров Ломбарди и Роберта Бирна.

В 1955 году (Спасский в это время уже вошел в круг сильнейших) в американском шахматном сообществе распространился слух о появлении нового вундеркинда. После Пола Мёрфи, мелькнувшего ярким метеором в середине XIX века, такой уникум появился в Америке лишь однажды – это был Самуэль Решевский, в восемь лет в матросском костюмчике гастролировавший с сеансами одновременной игры по Европе, а годом позже, когда его семья перебралась в США, и по Америке.

В 1956 году в возрасте 14 лет Фишер выиграл чемпионат США и стал всеамериканской сенсацией. А в 1957-м его мать написала письмо Никите Хрущеву с просьбой пригласить Бобби на Московский международный фестиваль молодежи. Здесь стоит прерваться и рассказать о нетривиальной судьбе Регины.

Под личным присмотром Даллеса

Она родилась в Швейцарии в семье польских евреев-иммигрантов. Ей было несколько месяцев, когда семейство переехало в США. В 1932 году 19-летней девушкой она отправилась учиться в Берлин и встретила там биофизика Герхарда Фишера. Годом позже в Германии к власти пришли нацисты, и пара переселилась в Москву – не только потому, что Регина была еврейкой, но и потому, что Герхард был коммунистом и, по некоторым сведениям, агентом Коминтерна, что было практически равнозначно шпиону. В Москве они поженились и прожили пять лет. Здесь родилась их дочь Джоан. Регина слушала лекции в Первом медицинском институте, Герхард работал в Институте мозга. Они не стали жертвами Большого террора, но брак их в конце концов распался. Герхард отправился – или был направлен – на гражданскую войну в Испанию, а Регина в январе 1939 года вернулась в США. Спустя год Герхард, у которого был испанский паспорт, осел в Чили.

Благодаря бдительности знакомых Регина вскоре оказалась в поле зрения ФБР и оставалась под негласным наблюдением в течение двух десятилетий. Левизна политических воззрений привела ее в одну из коммунистических организаций, которая в марте 1947 года попала в приложенный к исполнительному приказу президента Трумэна перечень групп, стремящихся «изменить форму правления в Соединенных Штатах неконституционными средствами». К концу 1952 года на основании этого приказа ФБР вело негласные расследования в отношении более чем шести с половиной миллионов американцев.

Вверху: член Спорткомитета СССР Виктор Ивонин, отвечавший за подготовку матча.

Свидетельства «нелояльности» Регины постепенно накапливались. В мае 1945 года в Портленде она обращалась в поисках работы переводчика в офис советской закупочной комиссии. Водопроводчик, починявший кран в ее квартире, донес куда следует, что она слушала дома «коммунистические пластинки» и агитировала его вступать в компартию. Другой осведомитель сообщал, что Регина отправила ребенка на лето в лагерь, устроенный коммунистами. Своих радикальных взглядов Регина не скрывала, но при этом, как жаловался один из доносчиков, настолько убедительно аргументировала свою позицию, что и возразить-то ей было нечего

К середине 50-х годов дело Регины Фишер завяло и новыми материалами не пополнялось. Но после ее письма Хрущеву, которое она передала через советское посольство в Вашингтоне, оно стало расти как снежный ком. Теперь уже агенты взялись за него всерьез. Они заново опросили всех свидетелей, проверили банковские счета Регины и завещание ее отца, дабы установить, действительно ли она унаследовала от него значительную сумму; наведались в психиатрическую клинику, где она короткое время находилась на обследовании, будучи арестована за нарушение общественного порядка.

Директор ФБР Эдгар Гувер приказывал подчиненным вести дело «с особой осторожностью», дабы не возбудить подозрений Регины. Когда в 1959 году Бобби и Регина отправились на турниры в Аргентину и Чили, он лично писал директору ЦРУ Аллену Даллесу и просил его проследить, не встретится ли Регина в Сантьяго со своим бывшим мужем. (В годы Второй мировой войны Южная Америка кишела и немецкими, и советскими шпионами; Гувер не без оснований подозревал в шпионаже на Москву и Герхарда Фишера.) В том же году дело по здравом размышлении закрыли. Однако годом позже Регина сама способствовала его открытию. Она устроила пикет перед Белым домом в знак протеста против запрета на участие американской команды в шахматной олимпиаде в Восточной Германии. В 1961 году она участвовала в марше мира Сан-Франциско-Москва и надолго осталась в Европе. Герхард Фишер почти наверняка не был отцом Бобби, но это уже другая история.

Чертовски капризный Бобби

Письмо Хрущеву опоздало, на фестиваль Бобби не попал. Но получил особое приглашение и летом 1958 года отправился в Москву. Поездка произвела на него тягостное впечатление и, видимо, стала основной причиной его стойкой неприязни к Советскому Союзу. Принимали его со всем возможным пиететом: поселили в хорошей гостинице, предоставили машину с водителем и переводчика, предложили «культурную программу». Бобби наотрез отказался от посещения Кремля, музеев и Большого театра – он хотел только играть в шахматы. С утра он отправлялся в Центральный шахматный клуб, возвращался в отель пообедать и ехал назад. Его партнерами были мастера Александр Никитин и Евгений Васюков, но Бобби жаждал сразиться с ведущими советскими гроссмейстерами. Ему удалось сыграть лишь несколько блиц-партий с Петросяном. Визит завершился досрочно.

В 1958 году Фишер в очередной раз стал чемпионом США. Спустя два года он впервые встретился за доской с Борисом Спасским на турнире в Мар-дель-Плата (Аргентина). Спасский выиграл и разделил с Фишером 1–2-е места. На стокгольмском межзональном турнире 1962 года Бобби пришел первым. Турнир претендентов состоялся в том же году на Кюрасао (Нидерландские Антильские острова). Фишер оказался лишь четвертым после Петросяна, Кереса и Геллера.

Вернувшись домой, он опубликовал в журнале Sports Illustrated статью, в которой обвинил своих соперников в сговоре. «Русский контроль в шахматах достиг такого уровня, когда честное соревнование за звание чемпиона мира уже невозможно», – писал Фишер. И впрямь: все 12 игр между Петросяном, Кересом и Геллером закончились вничью, причем многие – быстрыми ничьими. Некоторые эксперты не исключают, что трое советских фаворитов сообща боролись не только против Фишера, но и против Виктора Корчного, который занял на Кюрасао 5-е место. С другой стороны, такая тактика была возможна лишь потому, что Бобби отставал, – если бы он реально претендовал на первое место, советские претенденты, чтобы обойти его, должны были бы выигрывать друг у друга.

Так или иначе, Фишер вслух сказал то, о чем западные шахматисты догадывались, а советские знали наверняка. Он заявил, что отказывается от борьбы за чемпионский титул до тех пор, пока ФИДЕ не заменит турнир претендентов матчами по олимпийской системе. В следующем году Бобби в шестой раз стал чемпионом США, выиграв все до единой партии. Свое участие в турнирах он стал обставлять множеством условий: высоким гонораром, особыми требованиями к освещению и уровню шума в зале. Кроме того, он настаивал, чтобы ему, как и иудею Решевскому, была предоставлена возможность не играть по субботам (Бобби примкнул тогда к христианской секте «Всемирная церковь Бога», последователи которой блюдут субботу). К концу 1966 года Спасский и Фишер сыграли в общей сложности четыре партии; две из них закончились вничью, а две выиграл Спасский.

Устроители межзонального турнира 1967 года в Сусе (Тунис) постарались в максимальной мере удовлетворить требования Фишера, в том числе и относительно субботы. Тем не менее уже в ходе турнира Бобби жаловался на шум, доносящийся снаружи (турнир проходил в отеле), и потребовал изгнать из зала фоторепортера, а затем заявил, что график игр составлен неудачно: поскольку он должен пропускать субботу (точнее – сутки, начинавшиеся с заката пятницы), ему приходится слишком часто играть в оставшиеся дни. Будучи после восьми туров лидером турнира (6 побед и 2 ничьи), он не явился на следующую игру с советским международным мастером Айваром Гипслисом, и судьи засчитали ему поражение. В ответ фаворит покинул турнир, на глазах у изумленной публики порвав в клочки счет за дополнительные, не оплаченные хозяевами турнира услуги, врученный ему администрацией отеля при выходе

С тех пор Бобби два года не показывался ни на каких шахматных соревнованиях.

Борис, тоже не подарок

А чемпионом мира стал Борис Спасский. В 1966 году (как раз тогда, когда в межзональном турнире не стал играть Фишер) он добрался наконец до чемпиона, Тиграна Петросяна. Этот матч, проходивший в московском Театре эстрады, как и церемонию награждения, автор видел своими глазами, будучи школьником, – у него тогда как раз началась «шахматная лихорадка».

поединок Спасского (слева) и Фишера на XIX Всемирной шахматной олимпиаде в 1970 году

В 1970 году Фишер неожиданно решил участвовать в матче «СССР против остального мира» в Белграде. В том же году Фишер и Спасский сыграли на шахматной олимпиаде в Зигене (ФРГ). Выиграл Спасский. После игры он заявил репортерам, что для него играть с Бобби – «всегда удовольствие» и что считает Фишера самым сильным претендентом на титул чемпиона мира.

Тот факт, что Фишер находится в отличной форме, ни у кого не вызывал сомнений. Проблема состояла в том, что он не играл в чемпионате США 1969 года и, следовательно, не мог участвовать в межзональном турнире на Майорке – в нем должны были играть от США занявшие три первых места Уильям Эддисон, Решевский и Пал Бенко. Понимая, что реальные шансы есть только у Бобби, Бенко предложил Фишеру свою путевку на межзональный за скромные отступные в 2000 долларов. Фишер выиграл турнир в Пальма-де-Майорка, опередив занявшего второе место Ларсена на 3,5 очка, – небывалый результат для соревнований такого класса. В четвертьфинале он разгромил Марка Тайманова со счетом 6:0.

Сам Тайманов назвал матч с Фишером своей «гражданской казнью». По возвращении в Москву из Ванкувера, где игрался матч, он в полной мере вкусил горькие плоды поражения. В Шереметьеве на таможне, которую прежде он проходил без малейших осложнений, ему устроили унизительный осмотр. В итоге в багаже обнаружилась незадекларированная валюта (это был гонорар гроссмейстеру Сало Флору за статьи в голландском шахматном журнале) и роман Солженицына «В круге первом» – такая идеологическая контрабанда граничила с уголовным преступлением. За таможней последовал разнос в Главкомспорте, покаянные объяснительные записки, письмо председателя комитета Сергея Павлова в ЦК КПСС с изложением причин «беспрецедентного поражения советского гроссмейстера». В назидание другим Тайманова примерно наказали: он был исключен из состава сборной, стал невыездным, лишился государственной стипендии и звания «заслуженный мастер спорта СССР»; ему запретили публиковать статьи в шахматной прессе и выступать в концертах (Марк Тайманов был великолепным пианистом).

Единственным, кто заступился за Тайманова, был Борис Спасский. Он публично поддержал его, заявив в интервью: «Каков бы ни был результат, матч был очень интересным». На совещании в Спорткомитете Спасский спросил начальников: «А если мы все проиграем, нас всех вызовут на ковер?»

А Фишер спустя всего месяц выиграл полуфинальный матч у Ларсена – с таким же сухим счетом. Было от чего затрепетать московским чиновникам! После этой победы Бобби получил послание от президента США Ричарда Никсона. «Серия из 19 побед подряд в соревнованиях мирового класса не имеет прецедентов, – писал Никсон, – и у вас есть все основания испытывать удовлетворение этим изумительным достижением. Готовясь к встрече с победителем матча Петросян-Корчной, вы можете быть уверены, что ваши соотечественники встретят вас ликованием. Удачи!»

В финале Бобби встретился с Петросяном. Матч игрался в Буэнос-Айресе. Фишер выиграл первую партию, Петросян – вторую. Затем последовали три ничьи. На шестой партии Петросян сломался. Он проиграл с достойным счетом 2,5:6,5. Поэтому в Москве оргвыводов делать не стали.

В высоких инстанциях Бориса Спасского не любили за дерзкое вольнодумство и, согласно тогдашней формуле, «нескромность в быту». Этот бонвиван не состоял в рядах КПСС, своим любимым писателем называл Достоевского и в дружеских компаниях, будучи талантливым пародистом, изображал Брежнева и даже Ленина. Он отнюдь не считал себя в неоплатном долгу перед родиной. В 1971 году на публичной лекции в городе Шахты он позволил себе высказывания, о которых первый секретарь Ростовского обкома счел необходимым доложить в Москву, в ЦК КПСС. Объясняя, почему он не играет в чемпионатах СССР, Спасский заявил, что приз за первое место уж больно мал – всего 250 рублей; то ли дело турнир 1966 года в Санта-Монике, где ему за первое место заплатили целых 5000 долларов. Но ростовского секретаря перепугало даже не это, а фраза Спасского о том, что, не стань он шахматистом, стал бы священником. В том же году произошел и вовсе возмутительный случай: Спасский наотрез отказался подписать коллективное письмо в защиту члена компартии США Анджелы Дэвис, арестованной по подозрению в соучастии в убийстве. Но и это сошло с рук чемпиону. Его эскапады объясняли политической незрелостью. Тем важнее было подключить к подготовке к матчу с Фишером опытных бойцов идеологического фронта. Бой ожидался нешуточный: ставкой был престиж Советского Союза, как понимали его (да и по сей день понимают) в Москве

Такой не подведет?

К матчу с Фишером Борис Спасский начал готовиться еще до начала матчей претендентов. Советское спортивное начальство не без внутреннего содрогания смирилось с мыслью, что четвертьвековой советской шахматной монополии приходит конец и что советскому чемпиону будет на сей раз противостоять представитель не просто капиталистического государства, но главного идеологического и военно-стратегического противника Москвы в «холодной войне». Председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР Сергей Павлов в бумаге, направленной в отдел пропаганды ЦК КПСС (вся переписка о предстоящем матче имела гриф «секретно»), на всякий случай подстилает соломки, загодя объясняя партийному руководству, почему советские шахматисты могут и уступить мировое первенство:

«Советские методы подготовки и совершенствования шахматистов изучались и постепенно перенимались в социалистических и капиталистических странах. Между тем в нашей стране в силу ряда причин, связанных с последствиями войны, образовался разрыв примерно в десять лет между старшим и младшим поколениями шахматистов. Большинство ведущих гроссмейстеров достигли или подходят к критическому для шахматистов возрасту 40-45 лет, а молодежь еще не готова к борьбе на высшем уровне».

Сообщая, что Спасский уже приступил к подготовке к решающему сражению, Павлов характеризует чемпиона как «высокоодаренного в своей области человека», возможности которого еще далеко не исчерпаны. Однако у Спасского есть и отрицательные черты: «Вместе с тем в результате трудного детства и пробелов в воспитании он подчас не критически относится к своему поведению, допускает незрелые высказывания, нарушает спортивный режим, не проявляет должного трудолюбия. Некоторые лица у нас в стране и за рубежом пытаются усугубить эти недостатки Б. Спасского, развивая у него манию величия, всячески подчеркивая его «исключительную роль» как чемпиона мира, подогревают и без того нездоровый меркантилизм Б. Спасского». Павлов с гражданской скорбью вынужден признать, что «кропотливая работа» вверенного ему ведомства по воспитанию Спасского «дает пока незначительные результаты». (Этот и последующие документы из фондов Российского государственного архива новейшей истории были впервые опубликованы Акселем Вартаняном в газете «Спорт-экспресс».)

«Мне бильярд – отращиваю глаз, шахматы ему – они вождям полезней», – писал Маяковский. На снимке: Владимир Ленин, гостя у Горького на итальянском острове Капри, играет партию со своим тогдашним соратником Александром Богдановым.

Подтекст совершенно очевиден: Спасский способен выиграть у Фишера, Спорткомитет делает для этого все возможное, а если проиграет, то виноват будет исключительно он сам, саботажник и стяжатель.

За подготовку к матчу в Спорткомитете персонально отвечал зампред Виктор Ивонин. Он привлек на помощь Спасскому ведущих гроссмейстеров. Спасский настоял на собственном выборе тренеров. Ими стали гроссмейстеры Игорь Бондаревский, Ефим Геллер, Николай Крогиус и Иво Ней. У каждого из них был свой участок работы. Крогиус, кроме того, был кандидатом психологии, а Ней – отличным теннисистом; они должны были помочь чемпиону сохранять силу духа и спортивную форму.

Кандидатура беспартийного Нея вызвала особо сильное противодействие КГБ, но Спасский не отступил. Он решил действовать через голову Ивонина. В ноябре 1971 года он нашел возможность передать секретарю ЦК КПСС по идеологии Петру Демичеву свой вариант плана подготовки к матчу. 22 ноября Павлов получил бумагу с положительной резолюцией Демичева. Помимо обеспечения условий для работы (госдача на весь период подготовки с полным снабжением и обслуживанием включая медицинский контроль), он включил в перечень московскую прописку для Бондаревского и Крогиуса, повышение себе и своим тренерам зарплаты и новую квартиру для себя. Ничего чрезмерного в требованиях Спасского не было – Михаил Ботвинник в 1945 году в период подготовки к несостоявшемуся матчу с Алехиным требовал гораздо больше. Павлову оставалось лишь доложить об исполнении

Некоторые очевидцы утверждали (и докладывали куда следует), что подготовка на госдаче шла ни шатко ни валко. Они видели на столе в номере чемпиона вместо шахмат карты, домино и журнал «Плейбой», считавшийся тогда в Советском Союзе пределом разврата и изымавшийся на таможне как подрывная литература; за обедом Спасский откупоривал бутылку виски, был вальяжен и рассказывал своим компаньонам древнегреческие мифы, которые очень любил. Чемпион играл в теннис, купался, зимой ходил на лыжах. Словом, жил в свое удовольствие, вместо того чтобы денно и нощно корпеть над шахматной доской. Сам Спасский утверждает, что при этом он упорно работал, отводя шахматам по 5 часов в день.

Коктейль без Бобби

Поскольку начиная с 1951 года все матчи за звание чемпиона мира игрались между советскими шахматистами, у Спорткомитета не было ни малейшего опыта переговоров по вопросам организации таких матчей. Прежде всего предстояло договориться о месте проведения. Фишер наотрез отказался от Советского Союза и предложил США. США отклонил, в свою очередь, Спасский.

ФИДЕ объявила тендер. Заявки пришли от Белграда, Сараева, Буэнос-Айреса, Бледа, Амстердама, Рио-де-Жанейро, Монреаля, Загреба, Цюриха, Афин, Дортмунда, Парижа, Боготы и Рейкьявика. Самый большой призовой фонд, 152 тысячи долларов, предложил Белград. Рейкьявик со 125 тысячами оказался на втором месте. Начались переговоры. В Москву приехал исполнительный директор шахматной федерации США Эд Эдмондсон. Поскольку разница в деньгах между Белградом и Рейкьявиком была невелика, к тому же исландцы обещали участникам 60 процентов доходов от продажи телевизионных прав, он подписал соглашение о проведении матча в Исландии. Однако Фишер отказался признать «московский пакт». Он настаивал на Белграде или на любом городе в Западном полушарии. Тогда появилась идея разделить матч пополам: начать в Белграде, а закончить в Рейкьявике. В Амстердаме было подписано новое соглашение, но претендент сразу же выдвинул новое условие: все доходы от матча должны получить его участники. Исландия ответила отказом. Фишер отказался играть в Исландии.

В этот момент оказалась под сомнением и кандидатура Белграда. Власти города, опасаясь, что из-за капризов Фишера матч может не состояться, потребовали от обеих шахматных федераций внести гарантийные депозиты в сумме 35 тысяч долларов каждый. Советская федерация согласилась. У американской таких денег не было. Тогда президент ФИДЕ Макс Эйве направил Фишеру ультиматум: или он подтверждает свое участие на согласованных условиях, или матч отменяется и Спасский будет играть в Москве с Петросяном. И Фишер подтвердил участие. Однако Белград, не получив депозита, снял свою кандидатуру. Остался Рейкьявик.

Это упрощенная схема переговоров. На самом деле Москва охотно шла на обострение – ее вполне устраивала дисквалификация Фишера. При этом советская сторона поставила под сомнение мотивы Макса Эйве. В записке от 29 апреля Павлов докладывал кураторам в ЦК: «Что касается президента ФИДЕ М. Эйве, то он уже ранее неоднократно проявлял благожелательное отношение к Р. Фишеру и публично предсказывал его победу в матче на первенство мира, что недопустимо для президента». Записка содержала и очередную кляузу на Спасского, который «до сих пор не выразил желания публично осудить поведение Р. Фишера и М. Эйве и который опасается любых шагов, могущих привести к тому, что его матч с Фишером не состоится».

Иными словами, Спасский во что бы то ни стало хотел спасти матч. У спортивных начальников такая позиция не укладывалась в голове. Но жесткие шаги не потребовались. Фишер пошел на попятную. Открытие матча и жеребьевка были назначены на 1 июля, первая партия – на 2-е.

Команда Спасского прилетела в Рейкьявик 21 июня – для акклиматизации. На самом деле акклиматизация Спасскому не требовалась: климат в Исландии такой же, что и в родном городе чемпиона, Ленинграде; стояли белые ночи, и Спасский с Неем допоздна играли в теннис. Команда претендента состояла из двух адвокатов, представителя шахматной федерации США и секунданта – им был гроссмейстер Ломбарди, тот самый, что обыграл Спасского на студенческом чемпионате 1960 года. Бобби Фишеру билет из Нью-Йорка был заказан на 25 июня, но в этот день он в исландской столице не появился.

глава советских шахмат прокурор Николай Крыленко

Бобби готовился к матчу в полнейшем уединении на лыжном курорте в южных Аппалачах, обложившись шахматной литературой и не расставаясь с шахматной доской сутками. Незадолго до начала матча прошел слух, что претендент выдвинул новое условие: он требует для себя и Спасского 30 процентов сборов от продажи входных билетов. Исландцы потеряли дар речи: из этих сумм они рассчитывали покрыть свои расходы на аренду зала и призовой фонд.

27 июня Фишер вернулся в Нью-Йорк. На 28-е ему был заказан новый билет. Но по прибытии лайнера в Рейкьявик на борту его не оказалось. По словам адвоката Эндрю Дэвиса, он и Фишер вовремя приехали в международный аэропорт имени Джона Кеннеди. Фишер задержался в какой-то лавке, чтобы купить будильник. Договорились встретиться в самолете. Когда Бобби с покупкой в руках направился на посадку, он увидел толпу папарацци и повернул назад.

Поскольку время еще не вышло, организаторы продолжали готовиться к матчу. 1 июля, в день открытия матча (это была суббота), появилась депеша ТАСС, объяснявшая поведение Фишера «отвратительной жаждой наживы». В пять часов пополудни в Национальном театре собрались высшие должностные лица: президент, премьер-министр, члены кабинета. Место рядом с Борисом Спасским оставалось пустым. После речей состоялся коктейль. Засим мероприятие завершилось.

Что делать дальше, никто не знал. Президент исландской шахматной федерации Гудмунд Тораринссон бросился к премьер-министру Олафу Йоханссону, умоляя его позвонить в Белый дом. Президент отказался, прекрасно понимая, что Белый дом ничем помочь тут не может. Поразмыслив, он все же решил пригласить для беседы временного поверенного в делах США Теодора Трембли.

Ход Киссинджера

Сегодня любой американский школьник знает, что Америку за 500 лет до Колумба открыли исландские викинги и что первый белый ребенок, родившийся в Новом Свете, был исландцем. Недаром американские космические экспедиции к Марсу в 1976 году назывались «Викинг I» и «Викинг II». В начале 70-х Исландия переживала непростой момент своей истории. На выборах 1971 года победу одержал левый блок «Народный альянс». Под вопросом оказалось американское военное присутствие на острове. Будучи единственным членом НАТО, не имеющим собственных вооруженных сил, Исландия заключила с США в 1951 году договор о совместной обороне; с тех пор американская военно-морская база в Кефлавике оставалась важным звеном атлантической стратегии – оттуда наряду с базой на Азорах обеспечивался мониторинг советских военных кораблей и подводных лодок в Северной Атлантике. Вместе с тем база в Кефлавике была крупнейшим работодателем в Исландии, источником благополучия тысяч островитян. Правящая коалиция стояла перед трудным выбором.

Теодор Трембли понимал, что в создавшейся ситуации, учитывая стратегические интересы США, было бы неплохо оказать исландцам содействие. Матч Спасский-Фишер уже сидел у него в печенках. Его осаждали адвокаты шахматного гения с абсурдными требованиями: то компенсировать Фишеру «потери» от сборов, то обеспечить ему круглосуточную охрану – четырех морских пехотинцев. Он видел, что русские с их обаятельным чемпионом выигрывают пропагандистскую битву.

После разговора с премьером Йоханссоном Трембли составил телеграмму и направил ее на три адреса: государственный департамент, Совет национальной безопасности, ЦРУ. Исландская сторона, писал он, «оценит попытку повлиять на Фишера».

В ситуацию вмешался советник президента по национальной безопасности Генри Киссинджер. В интервью авторам книги «Бобби Фишер идет на войну» Дэвиду Эдмондсу и Джoну Эйдинову он сказал, что не помнит, откуда он узнал о бурных событиях в Рейкьявике – из телеграммы поверенного или из газет. Киссинджер снял трубку и позвонил Фишеру. «Америка хочет, чтобы вы поехали и разгромили русских», – сказал он. По свидетельству очевидцев, эта фраза преобразила Бобби. Сам он впоследствии говорил о своих чувствах так: «Я решил, что интересы моей страны выше моих собственных».

Тем временем в Рейкьявике адвокаты Фишера обратились к Эйве с просьбой перенести начало матча в связи с болезнью претендента – их клиент, заявили они, переутомился, в подтверждение чего будет представлено заключение врача. Заключение так и не было представлено, но Эйве перенес жеребьевку на 4 июля. Москва ответила раздраженным демаршем, но согласилась на перенос – с условием, что если и 4 июля матч не начнется, то она будет считать его «сорванным по вине претендента и руководства ФИДЕ со всеми вытекающими последствиями».

Несмотря на всплеск патриотических чувств после разговора с Киссинджером, Бобби продолжал капризничать. Событие, подвигнувшее его все-таки отправиться в Исландию, произошло 3 июля. В этот день британский предприниматель Джеймс Слейтер объявил о том, что он удваивает призовой фонд, выделяя дополнительно 125 тысяч долларов. Вечером 3 июля его лимузин влился в поток автомобилей, следующих в аэропорт Кеннеди. День был предпраздничный, и дорога была забита. Рейс «Исландских авиалиний», вылетавший по расписанию в половине восьмого вечера, был задержан до 22:00. За посадкой Фишера наблюдали советские дипломаты. Убедившись, что претендент вылетел в Рейкьявик, они сообщили в МИД, а оттуда позвонили Ивонину.

В разные годы звание чемпиона мира последовательно принадлежало целому ряду выдающихся советских гроссмейстеров, среди которых были (слева направо) Тигран Петросян, Михаил Таль, Михаил Ботвинник

Самолет приземлился в Рейкьявике рано утром. Кортеж, какой предоставляют лишь главам государств, на скорости 150 километров в час направился к отведенному претенденту только что выстроенному загородному дому (Бобби, впрочем, скоро оттуда съехал в отель). Ликующий Пол Маршалл созвал пресс-конференцию, на которой принес от имени Фишера извинения за опоздание и поблагодарил Спасского за терпение.

Договорились

Между тем в Москве страсти накалились. Как пишут в своей книге Дэвид Эдмондс и Джон Эйдинов, исполнявший обязанности