Забытый мятеж

Носиржон Рустамов демонстрирует наколки, сделанные в афганском плену
Людмила Торн берет интервью у пленных в Бадабере. Справа от нее – Николай Шевченко и Владимир Шипеев, слева – Михаил Варварян
План Бадабера, сделанный Носиржоном Рустамовым по просьбе автора статьи. Местные называли этот лагерь «Зангали». Масжид – мечеть, зобит – охрана, ошхона – кухня
Эти снимки в Комитет по делам воинов-интернационалистов передал один из моджахедов, охранявших узников в Бадабере. Второй справа в первом ряду. Просим откликнуться тех, кто узнал этих людей
Участники восстания в Бадабере (сверху вниз): Александр Зверкович, Виктор Духовченко, Сергей Коршенко, Равиль Сайфутдинов, Сергей Левчишин, Игорь Васьков, Александр Матвеев
тел.: (495) 798-56-78; www.7985678.ru

26 апреля 1985 года горстка советских военнопленных в пакистанском лагере Бадабер целые сутки вела бой с превосходящими силами противника. Этот подвиг был в то время замолчан. Восстановлением истины и справедливости много лет занимается Комитет по делам воинов-интернационалистов, возглавляемый Русланом Аушевым

На сегодня в списке Комитета значится 270 военнослужащих, пропавших без вести во время афганской войны. Из них несколько человек, а точнее – то, что от них осталось, доставлены на родину. В этом прямая заслуга Руслана Аушева, Леонида Бирюкова, Михаила Желтакова, Рашида Каримова и Александра Лаврентьева. Для установления имен восставших в Бадабере очень многое также сделал известный журналист Владимир Снегирев, которому удалось не только разыскать участников этого боя со стороны моджахедов, но даже побывать на руинах крепости Бадабера.
Долгие годы считалось, что свидетелей этого подвига не осталось в живых. Но сотрудники Комитета по делам воинов-интернационалистов несколько лет назад разыскали Носиржона Рустамова, который был одним из действующих лиц той далекой драмы. Найти бывшего военнопленного удалось при содействии спецслужб Узбекистана и бывшего подполковника КГБ СССР Музаффара Худоярова.
Носиржон Рустамов освободился из афганского плена в 1992 году. На снимках предполагаемых участников восстания, отправленных ему Комитетом для опознания, Рустамов никого не узнал. И тогда автор этих строк сам отправился к Рустамову в Ферганскую область. Заодно Комитет по делам воинов-интернационалистов поручил мне отвезти юбилейные медали для узбекских ветеранов-афганцев. Поездка состоялась в апреле 2007 года.

Фотография из застенка
Ключом, открывшим Рустамову дверь в прошлое, оказалась фотография, сделанная в Бадабере. Ее в начале 90-х годов передала в Комитет американская комиссия по военнопленным: в брезентовой палатке от палящего солнца укрылись три фигуры в униформе песочного цвета и женщина в шелковой юбке, с шариковой ручкой. Вид для мусульманской страны довольно вызывающий.
– Это Абдурахмон! – ткнул пальцем в снимок Рустамов, указывая на Николая Шевченко. – А это Исломутдин! – он перевел палец на Михаила Варваряна. – Исломутдин мне наколку сделал на груди, когда нас после восстания перевели в джелалабадский лагерь! А это Абдулло, монтер! – из груды привезенных мною снимков Носиржон вытащил фотографию Володи Шипеева.
В центре снимка – Людмила Торн, бывшая советская гражданка, приехавшая в Пакистан от имени американской общественной организации Freedom Нousе. Человек, сидящий слева от нее, представился ей Арутюняном, а тот, кто справа – Матвеем Басаевым. Арутюнян на самом деле был Варваряном, а Басаев – Шипеевым. Единственный, кто не стал скрывать свою фамилию, был угрюмый бородач в глубине палатки – украинец Николай Шевченко, завербованный Киевским областным военкоматом для работы водителем в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане. По данным Комитета по делам воинов-интернационалистов, он был захвачен в плен отрядом Исмаил Хана на трассе Термез – Герат в 1982 году.
В ногах у Михаила Варваряна лежит кассетный магнитофон, на который Людмила Торн писала интервью с пленными. О чем они ей говорили, мы узнали, когда по просьбе Руслана Аушева сопредседатель российско-американской совместной комиссии по делам военнопленных и пропавших без вести генерал Фоглсонг передал нам докладную записку Людмилы Торн. В ней она рассказывает про каждого, с кем ей удалось встретиться.
«Во время моей поездки в Пешавар в августе-сентябре 1983 года, – пишет Людмила Торн, – я побывала также в лагере Бадабер. Это было утром во вторник 30 августа, и там я разговаривала с Михаилом Арутюняном, Николаем Шевченко и Матвеем Басаевым (настоящее имя которого, как недавно сообщил мне Рашид Каримов, было Владимир Шипеев). Я поехала в лагерь с группой телеоператоров одной из информационных программ, пользующейся большой популярностью. Как только мы приехали в лагерь, находившийся на отшибе, стало ясно, что он использовался как склад вооружений и боеприпасов. Везде, куда бы я ни посмотрела, я видела минометы, винтовки, гранаты и ящики с патронами и другими боеприпасами. Абдул Рахим, представитель партии «Джамиат», который сопровождал нас, потребовал, чтобы никто не курил. Он  провел нас в большую палатку, в которой находились 5-6 моджахедов, сидевших на полосатом одеяле, а также трое молодых людей, которые явно не были похожи на афганцев. Они были одеты в брюки и рубашки защитного цвета. На них не было обуви, поскольку было очень жарко. Когда мы начали говорить по-русски, то мне пришлось все переводить на английский язык.
Самому молодому из группы, Матвею Басаеву, было 19 лет, хотя он выглядел еще моложе. У него были коротко остриженные волосы и большие голубые глаза. Родом он был из Чебоксар. 24-летний Арутюнян был из Еревана, а 26-летний Шевченко – из Киева. Шевченко сразу сообщил нам, что находился в Афганистане в качестве гражданского специалиста. Он был водителем небольшого грузовика, на котором развозил продукты и сигареты для воинских частей. Николай был женат, дома у него была маленькая дочь. По словам Николая, он поехал в Афганистан, чтобы заработать немного денег для своей семьи. Кроме того, добавил Шевченко, он думал, что в этом была некая «романтика». Но все оказалось не так, его захватили в плен партизаны, когда он сидел в своем грузовике в районе Герата. Шевченко признался мне, что в момент пленения был выпивши. Неожиданно его ударили по голове, а когда он пришел в сознание, обнаружил себя привязанным к столбу, и вокруг стояли моджахеды. Вполне объяснимо, что Николай хотел вернуться домой, и я стала убеждать Рахима попытаться обменять его на кого-нибудь из пленных афганцев. На тот случай, если бы это сделать не удалось, Шевченко передал мне записку (копия прилагается), содержавшую просьбу о предоставлении политического убежища в США. Вместе с тем он все время говорил в телекамеру: «Я просто хочу вернуться домой».
Арутюнян работал на строительстве в Кабуле. Он сознался в том, что продавал строительные материалы (например, асфальт и бетон) местным афганцам. Он знал, что если его поймают на этом, то посадят в тюрьму, однако совесть его по этому поводу не мучила. Кроме того, у Арутюняна произошел какой-то серьезный конфликт с его старшим лейтенантом. Однажды, когда их колонна попала в засаду, устроенную моджахедами, он скрылся, оставив свою часть. Арутюнян сказал нам, что война в Афганистане была ужасной, и он не мог больше этого выносить. «А афганцы оказались нормальными людьми, совсем не такими, как нам рассказывали, – сказал он, добавив: – Им надо дать возможность самим решить свои проблемы». По словам Арутюняна, в Советском Союзе он был православным христианином, однако теперь стал мусульманином, и его новое имя было Мохаммад Ислам. Казалось, он говорил искренне, но, учитывая обстоятельства, я не могла понять, можно ли полностью верить таким заявлениям.
Матвей Басаев служил в аэропорту Кабула. Он ушел с поста, прослужив всего месяц. «Это было глупо», – сказал он, хотя причиной его ухода из части была дедовщина. «Они плохо со мной обращались, и однажды я просто ушел в какую-то деревню неподалеку», – сказал он. У Матвея было приятное невинное лицо, и я представила, как все произошло. К тому времени он находился среди бойцов афганского сопротивления уже восемь месяцев. Он сказал, что тоже считает себя мусульманином, добавив, что хотел бы остаться с моджахедами. Однако эти слова звучали неискренне. Несколько раз я незаметно вставляла в свои реплики вопрос на русском языке о том, правда ли это. Он пристально посмотрел на меня и ничего не сказал. Я чувствовала, что Матвей говорил то, что от него хотели услышать люди, взявшие его в плен. Это было нужно ему для того, чтобы выжить. Позже в итальянском журнале я видела фотографию Матвея, Арутюняна и еще одного пленника, которого я не узнала. Мне кажется, волосы были у Матвея выкрашены в черный цвет. Моджахеды часто прибегали к этому, чтобы советские военнопленные не выделялись среди местного населения. Меня поразило известие о взрыве в лагере Бадабер, который произошел меньше, чем через два года после моего приезда туда. Абдул Рахим не сказал мне сразу, что трое солдат, с которыми я разговаривала, погибли».

Последний свидетель
Носиржон Рустамов оказался в плену на восьмой день службы в Афганистане. В октябре 1984 года его отделение заняло блок-пост возле кишлака Чорду. Той же ночью на них напали моджахеды. От девяти бойцов остались Рустамов и двое солдат-азербайджанцев. Они решили отсидеться на картофельном поле.
– Мы думали, что утром к нам придут на выручку: стрельбу в горах слышно далеко, – вспоминает Рустамов. – Но на рассвете нас окружили моджахеды и погнали к полевому командиру Парвону Маруху. Он заставил нас раздеться, чтобы проверить, кто из нас был мусульманином, а кто нет.
Азербайджанцев Рустамов больше не видел, а его самого отправили в Пешавар, где представили лидеру партии ИОА (Исламского общества Афганистана) Бурхануддину Раббани, предки которого были выходцами из Самарканда.
– Он задавал вопросы на узбекском языке, – вспоминает Рустамов, – и потом дал команду разместить меня во дворе инженера Аюба, где я должен был изучать основы ислама. Четыре недели я учил Коран под дулами автоматов, а потом мне завязали глаза и отправили в лагерь Зангали (так местные жители называли Бадабер. – Ред.).
На территории Пакистана существовало несколько лагерей афганских беженцев, в которых были организованы центры для подготовки моджахедов. Учебный центр имени святого Халида ибн аль-Валида размещался в лагере рядом с аэродромом Бадабер. Общая площадь базы – полтысячи гектаров, на ней, кроме палаточного лагеря, имелось несколько складов с оружием и подземные тюрьмы. Всем пленникам давали мусульманские имена и заставляли изучать законы шариата.
Повязку с глаз Рустамову сняли в подвале, где, кроме него, держали еще двух пленников – офицеров афганской армии. Через неделю Носиржону предложили перейти в соседнюю камеру к пленным «шурави», но Рустамов отказался, поскольку плохо говорил по-русски. Так он узнал, что в лагере находятся десять советских военнопленных. Они строили крепостные стены, изготовляя кирпичи из глины.
– Потом в камеру пришел мулла и спросил, почему я не иду к русским, – вспоминает Носиржон. – «У тебя будет свободный режим, как у них». Они готовятся к джихаду, и ты тоже можешь стать моджахедом.
Вскоре к Рустамову в камеру принес матрас пленник по имени Исломутдин. Он сказал, что ему поручено обучать непокорного узника Корану, персидскому и арабскому языкам. По словам Исломутдина, недавно одному из советских удалось спрятаться в цистерну водовозки и бежать из лагеря. Очевидно, так весть о том, что в лагере под Бадабером удерживают советских узников, просочилась за пределы Пакистана. И Рустамов считает неслучайным тот факт, что через месяц после бегства в лагерь попал очередной советский военнопленный.
Рустамов никогда не слышал русского имени этого человека. В тюрьме его называли Абдурахмоном. Крепкий, высокий, с прямым пронзительным взглядом, он часто дерзил моджахедам и демонстрировал свое превосходство над ними. Сразу же после его появления пленные воспрянули духом.
– Он был старше всех нас лет на десять, – вспоминает Рустамов, – и вел себя, как офицер, никого не боялся.
Однажды Абдурахмон предложил одному из охранников разбить ногой лампочку на потолке. Тот, как ни старался, ничего не смог сделать. Тогда Абдурахмон, присев на корточки, резко выпрямился и в прыжке ударил лампочку – та осыпалась на голову охраннику. А за несколько дней восстания Абдурахмон вызвал на поединок командира охраны лагеря. Никогда не расстававшийся со свинцовой плеткой, тот держал в страхе весь лагерь. Абдурахмон предложил ему померяться силами с условием, что если он одержит победу, русские получат право сыграть с моджахедами в футбол. Схватка была короткой. По словам Рустамова, Абдурахмон бросил командира моджахедов через себя с такой силой, что тот… заплакал.
На футбольный матч болеть за моджахедов собрались почти все курсанты учебного центра. Видимо, на случай восстания Абдурахмон хотел посчитать, сколько сил у противника. Футбол, кстати, закончился со счетом 7:2 в пользу советских.

Шесть часов свободы
Через некоторое время в камеру к Рустамову перевели еще одного пленного – казаха по имени Канат. Тот сошел с ума от ежедневных издевательств и тяжелой работы. А где-то в начале марта в лагерь завезли 28 грузовиков с оружием. Абдурахмон, подставляя плечо под ящик с выстрелами для гранатометов, подмигивал пленным: «Ну что, мужики, теперь есть, чем воевать…»
Только стрелять было нечем: боеприпасы должны были завезти позднее.
Каждую пятницу моджахеды заставляли пленных чистить завезенное оружие. Кто-то из наших заметил, что по пятницам, в святой для мусульманина день, в крепости, кроме охраны, никого не оставалось: моджахеды уходили на молитву в мечеть. Видимо, это и натолкнуло на мысль, что пятница – самый удобный день для восстания.
Рустамов помнит, что прошло четыре или пять пятниц, прежде чем пригнали грузовики с ящиками, набитыми патронами. Во время послеобеденной молитвы, когда в крепости оставалось два охранника, в мечети внезапно пропало электричество: перестал работать бензогенератор на первом этаже помещения, в котором содержались наши пленные. Охранник спустился с крыши проверить, что случилось, и был оглушен Абдурахмоном, который завладел его автоматом, запустил генератор и дал ток в мечеть, чтобы молящиеся моджахеды ничего не заподозрили. Затем Абдурахмон сбил выстрелом замок с арсенала, и пленные стали затаскивать на крышу оружие и ящики с боеприпасами. Руководитель восстания предупредил, что того, кто попытается бежать, он пристрелит. Пленные выпустили из камер офицеров афганской армии, которые присоединились к восставшим.
Моджахеды вытащили Рустамова, Исломутдина и двух «бабраковцев» из подвала и заставили ползти в поле, где была приготовлена глубокая яма. Потерявший рассудок Канат остался в подвале.
– Мы сидели в яме и слушали звуки выстрелов, пытаясь понять, что происходит, – говорит Рустамов. – Выглядывать было опасно.
В 4 часа дня в лагерь приехал Раббани и стал уговаривать восставших сложить оружие, обещая выполнить все их требования: пригласить советского посла и представителей Международного Красного Креста. Но моджахеды уже начали штурм арсенала. Среди них появились первые потери, и никто уже не слушался Раббани. Стояла отчаянная стрельба, минометные разрывы перемежались очередями из крупнокалиберного пулемета и треском автоматов. Наши пленные пытались выйти в эфир с помощью радиостанции, захваченной у моджахедов, но неизвестно, принял ли кто-либо их сигнал о помощи.
Вечером моджахеды подкатили пушку, и Абдурахмон, не дожидаясь выстрела, подорвал арсенал гранатой. Рустамов утверждает, что взрыв случился на закате, так как их потом заставляли всю ночь разбирать завалы и хоронить погибших. На следующий день его и Исломутдина перевели в другой лагерь…
Итак, Носиржон указал нам на тех участников мятежа, которых он знал лично. Это Варварян, Шипеев и Шевченко. А вот список участников восстания в Бадабере, переданные в 1992 году представителем пакистанского МИД Ш.Ханом комиссии Александра Руцкого:
рядовой Васьков И.Н.
ефрейтор Дудкин Н.И.
рядовой Зверкович А.А.
младший сержант Коршенко С.В.
рядовой Левчишин С.Н.
рядовой Саминь Н.Г.
Этот же список Комитет получил от американской комиссии по военнопленным и пропавшим без вести, однако позже, уже после моей статьи в газете «Труд-7» в 2007 году, Людмила Торн прислала нам важное уточнение: кроме указанных выше, погибшими в Бадабере следует считать еще двоих, которых в списке почему-то не оказалось. Это Равиль Сайфутдинов, захваченный в плен в провинции Балх, и Александр Матвеев, пропавший без вести в провинции Бадахшан летом 1982 года. Эти двое вместе с Николаем Дудкиным в декабре 1982 года передавали в Пешаваре обращения о предоставлении политического убежища западной журналистке Ольге Свинцовой. Для них это был, наверное, единственный способ выжить. Позже Свинцова сообщила, что выехать из Пешавара они не смогли, погибнув при взрыве 27 апреля 1985 года.
Получается, что на момент восстания в Бадабере находились 12 советских военнопленных, трое из которых – Варварян, Рустамов и Бекболатов – в мятеже участвовать не стали.
По словам Рустамова, Николая Саминя он встретил уже после восстания, когда его перевезли в джелалабадский лагерь. То есть Саминь в восстании не участвовал. А кто же был тот десятый, которого нет в списке, но на кого показывают другие свидетели – из числа афганцев? Ведь именно он оказался тем таинственным руководителем восстания, чье имя никому неизвестно до сих пор.
Спецкор «Красной звезды» Александр Олейник, первым приподнявший завесу над тайной восстания, указывает имя служащего СА Виктора Духовченко, дизелиста Баграмской КЭЧ, который пропал без вести в новогоднюю ночь 1985 года. Свидетели из числа афганцев подтверждают, что в Бадабере буквально за месяц до восстания появился Виктор с Украины (Духовченко был родом из Запорожья. – Е. К.), носивший мусульманскую кличку Юнус. По их словам, он был физически крепок, высокого роста и в совершенстве владел карате.
У военных экспертов вызывает сомнение роль Николая Шевченко (которого Рустамов называет Абдурахмоном) как руководителя восстания. Мог ли простой водитель так умело организовать оборону? Кто научил его пользоваться радиостанцией? Где он получил навыки диверсионной работы и восточных единоборств? По агентурным донесениям и данных из других источников, руководителем восстания был человек, появившийся в лагере незадолго перед тем, как туда привезли большую партию оружия, в том числе ракеты для «Стингеров». На эту роль подходит именно Виктор Духовченко, но у него было другое мусульманское имя – Юнус. Может быть, он организовал этот мятеж вместе с Шевченко?

Кто поднял восстание?
Бывший офицер армии ДРА Голь Мохаммад, с которым мы встречались в Афганистане, провел в тюрьме Бадабера 11 месяцев. Он находился в камере вместе с Рустамовым и опознал его на фотографии, которую в 2006 году мы привезли ему в Кабул. Голь Мохаммад хорошо запомнил лица и некоторых других советских узников. Он помнит рослого пленного по имени Абдурахмон, но в альбоме его фотографии он не нашел. Всего восставших, по утверждению Голь Мохаммада, было 8 человек – после бегства предателя. (Если к «пакистанскому» списку добавить Шевченко и Шипеева, получится именно 8 человек, которых и насчитал на крыше арсенала Голь Мохаммад.)
По словам Голь Мохаммада, руководителем восстания был человек по имени Файзулло. В нашем альбоме он указал на фотографию сержанта Сергея Боканова, пропавшего без вести в провинции Парван в апреле 1981 года. Однако его не было в списке, переданной российскому МИДу пакистанской стороной в 1992 году, который стал основным документом, свидетельствующим о подвиге горстки храбрецов.
Бывший афганский офицер утверждает, что он сам и еще четверо афганцев находились вместе с русскими, и потому до мельчайших подробностей помнит эту трагедию. Когда наступило временное затишье, один из русских, тяжело раненный в ногу, стал уговаривать Файзулло принять условия капитуляции, выдвинутые Раббани. Тогда Файзулло застрелил паникера на глазах у всех. Восставшие понимали, что моджахеды никого из них не оставят в живых, и решили подорвать себя вместе с арсеналом. Они стали раскрывать ящики с ракетами, но перед тем, как бросить туда гранату, Файзулло подозвал к себе афганцев и объявил, что они могут уходить, так как сейчас тюрьма вместе с арсеналом взлетит на воздух. Он им дал несколько минут, чтобы они успели уйти, но те, выбравшись за крепостные стены, сразу попали в руки моджахедов. Их потом переправили в другой лагерь. Бывший офицер армии ДРА считает, что если бы не подвиг пленных «шурави», его бы бросили на съедение собакам. Афганцев, воевавших на стороне правительственных войск, моджахеды убивали со звериной жестокостью.
Вот что рассказал Голь Мохаммад: «Моджахеды держали их в одном помещении с нами. Русских было 11 человек. Двое – самые молодые – были заключены в одной камере с афганцами, а остальные девять находились в соседней. Им всем дали мусульманские имена. Но я могу утверждать, что одного из них звали Виктор, он был с Украины, второго – Рустам из Узбекистана, третий был казахом по имени Канат, а четвертого из России звали Александром. Пятый пленный носил афганское имя Исломутдин. Советских и афганских военнопленных держали в разных комнатах, а самое большое помещение тюрьмы было отведено под склад боеприпасов.
Когда началось восстание, мы находились снаружи тюрьмы и видели, как русские, обезоружив охранника, стали выносить на крышу ящики с боеприпасами и занимать круговую оборону. В это время один из них совершил предательство: он успел сбежать и предупредить моджахедов. Те заблокировали выход из крепости, и начался бой, продолжавшийся до самого утра. Восставшим предлагали сдаться, но они подорвали себя вместе с арсеналом, когда стало ясно, что сопротивляться бессмысленно.
Двое из советских пленных – Рустам и Виктор – остались в живых, потому что в момент восстания находились в другой камере, и моджахеды их вывели из крепости, чтобы они не присоединились к восставшим».
Голь Мохаммад утверждает, что этих двоих вместе с пленными афганцами все-таки потом расстреляли за крепостной стеной. А перебежавшему к моджахедам сохранили жизнь. Его потом видели в другом лагере, откуда все предатели уходили на Запад.
В этой истории рано ставить точку. Спустя двадцать два года после восстания Рустамов действительно опознал в Голь Мохаммаде офицера-«бабраковца», сидевшего с ним в одной камере. Уже одно это заставляет прислушаться к голосам обоих свидетелей. Они говорят о подвиге, который пока не нашел достойного места в историографии афганской войны. Комитет по делам воинов-интернационалистов дважды выступал с ходатайством о награждении участников восстания в лагере Бадабер, но из всего «бадаберского» списка героев, представленных для награждения генералом Аушевым, чиновники из Минобороны выбрали только одного – Сергея Левчишина, получившего орден Мужества посмертно. Для остальных, видимо, не хватило орденов.