Российская социология: предвзятость или отсталость?

Социологические опросы остались в России одним из немногих способов обратной связи между властью и обществом. Однако расхождения в цифрах и оценках различных социологических служб бывают настолько значительны, что заставляют сомневаться в их достоверности. Можно ли доверять российским социологам?

В современной России расклад сил в социологии был во многом предопределен в 2003 году, когда совет директоров Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), принадлежащего государству, уволил директора центра Юрия Леваду. Под предлогом того, что ВЦИОМ якобы перестал развиваться, на место 73-летнего социолога был назначен 28-летний Валерий Федоров, не слишком известный тогда в научных кругах. Вместе с прежним директором несколько ведущих сотрудников ВЦИОМа перешли в новообразованный «Левада-Центр» (Аналитический Центр Юрия Левады. – Ред.).

С тех пор, вот уже десять лет, статистические данные двух этих центров противопоставляются друг другу: «Левада-Центр», как правило, дает менее удобные для власти цифры, в то время как ВЦИОМ обвиняют в официозности. «Я никогда не комментирую данные ВЦИОМ, – пишет, например, политолог Кирилл Рогов. – Этот бренд был сворован президентской администрацией у крупнейшего российского социолога Юрия Левады и передан каким-то людям, не имеющим веса и известности в социологическом мире».

Научный руководитель Центра исследования социальных процессов Леонид Кесельман считает, что методы российских социологов в принципе не приспособлены под современные реалии: «Реальность изменилась. Она требует новых методов, которых у нынешних исследователей социального пространства попросту нет. По инерции используются старые, которые дают не очень надежные данные. Когда я смотрю на цифирьки, предлагаемые различными «счетоводами», они не вызывают у меня никакого интереса. Не потому, что люди из «Левада-Центра» или ВЦИОМа что-то сознательно искажают. Просто они работают по привычной технологии – а мир, характеристики которого они должны как-то фиксировать, никак не обнаруживает себя под их неадекватными технологиями. В конце 1980-х мы имели дело с массовым сознанием, которое воспроизводило устойчивые, однородные стереотипы. Сегодняшний индивид видит мир другими глазами».

Технологии, о которых говорит Леонид Кесельман, были разработаны во времена перестройки. «При советской власти за свободное изучение общественного сознания можно было загрохотать точно так же, как за чтение Солженицына, – напоминает Кесельман. – В конце 1980-х социологи вырвались на свободу и начали измерять то, что они наблюдали. Это было совершенно неожиданно, но очень качественно. Социологи изучали современников, которых они знали. Потом эти современники стали меняться, а методы, которыми пытались исследовать их сознание, остались прежними. Эти методы используются и сейчас. Мне довелось в то время участвовать в их разработке, но сегодня они безнадежно устарели. Ничего более адекватного никто еще не создал».

Данные ВЦИОМа, «Левада-Центра» и еще одной известной организации – фонда «Общественное мнение» (ФОМ) – серьезно расходятся по многим острым политическим вопросам (см. график). В декабре 2012 года «Левада-Центр» оценил уровень доверия Владимиру Путину в 34%, в то время как ВЦИОМ – в 51%, а ФОМ – в 42–44%. «Левада-Центр» регулярно показывает и большую готовность россиян участвовать в акциях оппозиции, чем ВЦИОМ и ФОМ.

Результатам каких опросов можно доверять? В какой мере социология в России используется для изучения общественного мнения, а в какой – для воздействия на него? Эксперты «Совершенно секретно» – заместитель директора «Левада-Центра» Алексей Гражданкин и директор Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс» Александр Тарасов объясняют, на что, с их точки зрения, способна российская социология. Или не способна.

…На объективную интерпретацию?

Александр Тарасов: «Социология – это общественная наука, а в общественных науках на результат всегда оказывают воздействие идеологические предпочтения исследователя. В частности, взгляды, которых придерживаются социологи, влияют на интерпретацию ими результатов исследований. Я уже не говорю, что существуют и просто зависимые от власти или бизнес-структур социологические службы».

Алексей Гражданкин: «Каждый анализ однобок. Нет какого-то объективного анализа. Мы и другие фонды предлагаем свою интерпретацию фактов, которые мы обнаруживаем в исследованиях. Когда я смотрю на данные ВЦИОМа и ФОМа, они не вызывают у меня никаких сомнений. Я понимаю, что если бы мы так же задали вопрос, мы бы получили такие же данные. А вот интерпретируем мы их зачастую противоположным образом. У кого-то стакан наполовину пуст, у кого-то полон.

Ни к каким данным нельзя относиться как к истине в последней инстанции. Следует сохранять отстраненное критическое отношение
к результатам исследований. Чтобы врач понял состояние пациента, он берет множество анализов. То же самое в социологии: результаты любого замера нужно рассматривать как отдельный показатель. Для того чтобы работать с социологической информацией, нужно понимать меру ее условности»

…На изучение стабильного общества?

Александр Тарасов: «Мы не представляем собой сложившееся стабильное общество. Для Нью-Йорка достаточно, чтобы у вас в выборке был один человек из Гринвич-Виллиджа (район Нью-Йорка, где в основном проживает обеспеченная часть среднего класса. – Ред.). Это будет еврей, либерал с высшим образованием, стабильно голосующий за Демократическую партию. Всё! Вся страта, которую он представляет, будет голосовать так же. Покажите мне такой район в России (Рублевку я не имею в виду – это исключение). Достаточно ли мне одного человека из московского района Нижние Мневники, чтобы делать вывод о том, как проголосуют все Нижние Мневники? Вы же понимаете, что нет. Это усложняет картину и во многом обесценивает результаты исследований».

…На качественное образование?

Александр Тарасов: «Сегодня в социологических структурах почти везде работают постсоветские выпускники. У нас до недавнего времени было три места, где давали хорошее социологическое образование и наследовались традиции: Пермь, Самара и Европейский университет в Санкт-Петербурге (хотя это уже последипломное обучение). То, что сейчас происходит с Самарой и Пермью, – печальная картина. Это в первую очередь связано с процессами, которые идут в высшей школе: с резким падением качества образования и уровня абитуриентов. Если человек не привык в школе учиться, то вы, хоть расшибитесь, не сможете сделать из него качественного специалиста. Плюс ушли старые кадры.

Кроме того, вспомните скандалы, которые сотрясали нашу социологическую высшую школу: протесты студентов соцфака МГУ (против политики декана Владимира Добренькова. – Ред.); приход туда Дугина (Александр Дугин – философ консервативного толка, автор фразы «Противников путинского курса больше нет, а если и есть, то это психически больные». – Ред.). Происходит достаточно очевидная деградация. Результаты мы могли наблюдать совсем недавно. Тот факт, что никто не смог предсказать массового всплеска уличной активности прошлой зимой, плохо говорит о нашей социологии. А вот, например, «жаркое лето» 1969 года в Италии было предсказано итальянскими социологами в 1966–1967 годах. Негритянские бунты 1960-х годов тоже были предсказаны американскими социологами в 1962–1963 годах».

…На политическую независимость?

Александр Тарасов: «На Западе, как и в России, исследования заказывают либо власть, либо крупный капитал. Другое дело, что, например, во Франции и Италии бюджетные деньги под общественным контролем перетекают в общественные фонды. Дойдя до социологов через передаточные звенья – прозрачные, легальные, – эти деньги идут на официально заявленные исследования, причем заявленные как важные для всего общества. Существует законодательная база для того, чтобы государство финансировало эти исследования. Неважно, какая партия находится у власти. Она может только расширить или сузить финансирование, но не отменить. Это не деньги данной партии. Сегодня у власти одна, завтра – другая. Гарантия объективности таких исследований – сменяемость групп, стоящих у власти, и потребность этих групп иметь представление об общественных настроениях, хотя бы даже для предвыборной пропаганды. Если обнаруживается, что в обществе существует значительное недовольство этой конкретной группой и ее лозунгами, она будет корректировать лозунги. Это не значит, что она изменит свои представления – она будет более хитро воздействовать на избирателя; может быть, более хитро ему врать. Однако, когда есть политическая конкуренция, разные политические группы заинтересованы в реальных цифрах. Если они сами себе заморочат голову, есть большой шанс глупо проиграть на выборах. А в России нет конкурента существующей власти, и в Кремле это хорошо понимают».

…На независимость от заказчика?

Александр Тарасов: «Большинство исследований, которые делаются в России по заказу, предполагают обнародование конечного результата. Заказчик прекрасно понимает, что это окажет воздействие на общественное мнение. Если он впоследствии будет ссылаться на результаты такого исследования, то это попадет в медийное пространство и подействует на общественное сознание. Такова общемировая практика. Исполнители всегда понимают, какой результат предпочтительнее для заказчика. Но это, как правило, не приводит к грубой фальсификации данных. Вместо этого обычно происходит сглаживание неугодных заказчику показателей. В реальности эти показатели, может быть, падают или повышаются гораздо резче, чем в отчетах, но отчеты их смягчают.

Социологи тоже люди. Если условный Жириновский на протяжении пяти лет вам что-то заказывает, а потом вы обнаруживаете, что его популярность резко снизилась, вы не дадите ему этих цифр. Иначе вы точно больше не получите от него заказов. Он скажет: «Что-то вы, ребята, по-моему, врете» – и найдет других, более сговорчивых исполнителей

К нашему центру никакие госструктуры не обращаются. У нас очень маленький, но устойчивый круг заказчиков-иностранцев. Что касается крупнейших социологических организаций, то ВЦИОМ – это постоянный «кремлевский агент», «Левада-Центр», как сказали бы в Кремле, – «агентура либеральных кругов», а ФОМ – что-то среднее между ними. Лично я «Левада-Центру» доверяю, конечно, больше, чем ВЦИОМу».

Алексей Гражданкин:  «Мы никогда не ощущали никакого давления со стороны власти. Единственное исключение – нам был перекрыт доступ к средствам массовой информации, когда у нас отнимали ВЦИОМ в 2003 году. Нам не предоставляли равных возможностей доносить свои данные до населения через средства массовой информации. Но с тех пор я не замечал, чтобы кто-то на нас воздействовал.

Часто, особенно в предвыборный период, мы видим целенаправленную дискредитацию социологического метода. Все каналы телевидения, все газеты призывают не верить социологам, которые якобы всегда врут. Не знаю, почему кто-то считает, что публикация данных социологических исследований может повлиять на установки и настроения жителей страны. Воздействовать на мнение людей социологическими исследованиями бессмысленно».

…На репрезентативные результаты?

Алексей Гражданкин:  «Есть множество способов нечестно использовать социологические методы. Во-первых, многое зависит от точности вопросов. Если вопрос задать немного по-другому, мы получаем несколько иные данные. Во-вторых, если составить выборку не случайным образом, небеспристрастно, то можно получить людей, которые придерживаются определенной точки зрения. Количественные исследования при правильном построении выборки и формулировании вопросов позволяют фиксировать распространенность тех или иных явлений в обществе.

Но есть и качественные, «мягкие» методы – фокус-группы, углубленные интервью, – которые позволяют разобраться с деталями и в непринужденной беседе извлечь из человека несколько больше, чем при анкетном опросе. Данные качественных исследований, как правило, не являются репрезентативными. Объективность информации, которая собирается, зависит от того, насколько грамотно, квалифицированно и честно используются эти методы».

Александр Тарасов: «Идеальных выборок в наших условиях нет. Приведу пример. Во времена перестройки ВЦИОМ разработал удобную для себя телефонную выборку. Но тогда не было мобильников, и люди пользовались только стационарными телефонами. Эту выборку ВЦИОМ называл идеальной, составленной по западным методикам. Да, для Нью-Йорка она была идеальной – там существовали кварталы бедные, богатые, но телефоны были у всех. Можно было сделать выборку, которая реально представляла взгляды жителей города. У нас же телефоны были не у всех – они точно были у начальников и зачастую отсутствовали у уборщиц. Происходило искажение данных в сторону отражения взглядов более обеспеченных слоев. Это классическая «ошибка смещения».

Главная проблема с выборками коренится в экономии ресурсов. Социология – это очень дорогое удовольствие. Если вы будете разрабатывать новую оригинальную выборку с совершенно новыми людьми, это будет стоить очень дорого. Никто таких денег вам не даст».

***
В конечном итоге оказывается, что основная проблема российской социологии – в нехватке денег. «Вся наша социология слишком бедная. Поэтому результаты получаются огрубленные», – говорит Александр Тарасов. По его словам, основной источник дохода российских социологов – заказы бизнеса. Например, фокус-группы по изучению восприятия товаров – хотя сами социологи «почему-то до сих пор этого стыдятся». Маркетинговые, а вовсе не социально-политические исследования приносят основную прибыль социологическим центрам. «Другой постоянный и богатый заказчик – государственные структуры», – отмечает Тарасов. Он оговаривается, что результаты опросов, заказанных властью, необязательно дискредитируют политику Кремля: это могут сделать исследования культурного восприятия или межрелигиозных отношений. Но поскольку, по его мнению, исследователи понимают, каким заказчик хотел бы видеть конечный результат, итоговые данные всегда условны.

«У западных социологов, хотя их методы тоже достаточно архаичны, получаются более качественные исследования хотя бы за счет более широких финансово-технических возможностей, – утверждает научный руководитель Центра исследования социальных процессов Леонид Кесельман. – Впрочем, они тоже сильно отстают от того уровня, который ставит перед ними социальная реальность»

«По сравнению со странами, где социология лучше финансируется, где есть долгая социологическая традиция, у нас дело плохо, – резюмирует Александр Тарасов. – Но по сравнению с очень многими странами третьего мира все обстоит хорошо и очень культурно. Задним числом наши социологи смогли дать вполне разумные оценки и объяснения тому, что произошло в России прошлой зимой. Выводы друг с другом в целом совпадают, то есть анализировать прошедшие события у нас могут. Но одна из важных функций социологии – предсказывание событий. Вот с этим пока не получается».

Для Леонида Кесельмана проблемы выборки и нехватки денег второстепенны: «Это мелочевка. Человечество подошло к черте, когда оно обязано себя познать, чтобы не рухнуть, – не американское или российское общество в отдельности, а мир в целом. Но мы пока не нашли адекватных методов фиксации общественного сознания. Люди по инерции задают себе старые вопросы: «Что делать с экономическим кризисом? Помогать Греции или не помогать? Вторгаться в Афганистан или нет?» А нам необходимо поставить более глобальные вопросы: как понять этот мир? Куда он движется? Для начала нужно научиться задавать эти вопросы, и уже потом искать ответы на них. Времена, когда такие задачи были под силу одиночкам, остались далеко позади. Они под силу лишь гениальным командам. Однако команды такого уровня возникают редко. В области IT была команда Джобса, которая смогла поставить перед собой совершенно новую цель, по-новому организовать работу и в результате разработать уникальный продукт. В области социального познания такой команды пока нет».

В чем не сходятся цифры 

Различия в рейтингах доверия президенту Путину, по мнению экспертов, показывают, кто из социологов более лоялен Кремлю.

Три крупнейшие социологические организации России подсчитывали рейтинг доверия российским политикам с момента всплеска гражданской активности. На графиках представлен результат Владимира Путина.

ВЦИОМ просил респондентов ответить на вопрос: «Кому из политиков вы доверяете, а кому не доверили бы решение важных государственных вопросов?» Опрошены 1600 человек в 153 населенных пунктах 46 субъектов РФ.

ФОМ просил перечислить «нескольких современных российских политиков, к которым вы лично относитесь положительно, с доверием». Опрошены 1500 человек в 100 населенных пунктах 43 субъектов РФ.

«Левада-Центр» просил назвать «5–6 политиков, которым вы более всего доверяете». Опрошены 1600 человек в 130 населенных пунктах 45 субъектов РФ.

ДОКУМЕНТ

«Как бы хорошо смотрелись капли крови на белых лентах»

В декабре 2012 года Фонд развития гражданского общества, курируемый бывшим главой управления внутренней политики Администрации президента РФ Константином Костиным, презентовал доклад «Новая протестная волна: мифы и реальность» об итогах протестной активности в России. Доклад содержал крайне спорные характеристики, многие из которых не были подтверждены, и в целом скептично оценивал прошлогоднюю волну протестов. «Совершенно секретно» приводит выдержки из текста, которые вновь возвращают к вопросу об объективности российской социологии (пунктуация оригинала сохранена).

«10 декабря власть впервые за долгие годы разрешает провести масштабный митинг на Болотной площади. Сторонники власти (например Маргарита Симоньян) сразу же обвиняют организаторов в провокации – ведут народ на баррикады. Будет кровь. Но город не боится крови. Не верит в нее. Хотя, впрочем как бы хорошо смотрелись капли крови на белых лентах. Кровь моментально бы вошла в моду, но крови не случилось».

«Дмитрий Ольшанский, главный редактор сайта «Русская жизнь» начинает писать об Алексее Навальном, как о «красивом слишком американизированном политике». На то, что американизированный политик выглядит, как среднестатистический оперуполномоченный никто не обращает внимания».

«История Собчак – тот нередкий случай, когда попытки быть вечно модным могут привести к полной потере актуальности. Замкнутость в тусовке, к признанию которой она так стремилась, привела к тому, что единственным смысловым наполнением ее жизни стало существование этой самой немногочисленной тусовки».

«Протест захлебнулся в самом себе. Требования протеста были непонятны ни России, ни даже Москве. Модным может быть лишь победитель, а победителем вновь оказался Путин. Как это ни парадоксально, но из всего политического сезона только Путин, который – казалось – навек потерял актуальность, остался в моде».

«Митинги на Болотной площади 10 декабря и проспекте Сахарова 24 декабря собрали, по данным ГУВД, 25 тыс. и 30 тыс. участников соответственно, а, согласно независимой оценке, – по 43 тыс. участников».

«В ходе протестных акций сформирован политический актив протестов, который, по мнению экспертов фонда, составляет порядка 5000 человек в Москве».

«К основным внутренним причинам [спада протестной волны] можно отнести… разочарование в оппозиционных лидерах, монополизировавших протест и использовавших его для решения своих личных политических задач».

«Политические установки участников акций протеста изученные в ходе фокус-группового исследования ВЦИОМ, показывают, что фигура В.В. Путина воспринимается в данный момент многими как консолидирующая в силу отсутствия вызывающих доверие альтернативных лидеров федерального масштаба. Респонденты фокус-групп воспринимают лично В.В. Путина как гаранта стабильности. На президентских выборах в 2012 году более половины участников исследования (в т.ч. и те, кто выражают готовность в дальнейшем выходить на акции протеста) ответили, что проголосовали за В.В. Путина».