Сергей Готье: «Мы все – либо доноры, либо пациенты»
Совместно с:
29.04.2013
У директора Центра трансплантологии Сергея Готье нет проблем с правительством. У него собеседник посерьезнее – российское общество.
– Трансплантология – дело исключительно государственное? Или частной инициативе в этой области тоже есть место?
– Негосударственное лечебное заведение может получить лицензию на операции по трансплантации различных органов. Пример – известная клиника «Мейо» (Mayo Clinic) в Соединенных Штатах. Другое дело – система забора органов. Это прерогатива государства. Если обращаться к американскому опыту, то там существует федеральный регистр, который представляет собой свод информации о потенциальных донорах и наличии органов для трансплантации. По точности и своевременности предоставления данных это самая эффективная система в мире. Мы в России такой регистр пока только пытаемся создать. И конечно, это должна быть государственная, федеральная система.
– Кажется, степень государственного контроля в трансплантологии выше, чем в других отраслях медицины.
– Так должно быть. Это ведь не случайность, что темой забора органов, их трафика и продажи занимается Интерпол, а в Европарламенте действует постоянная комиссия по этим вопросам, при которой, кстати, аккредитован представитель нашего центра. Хотя на моей памяти в России не было ни одного случая криминального изъятия органов. Другое дело, что наши граждане могут выезжать за границу и там становиться донорами – такое я допускаю.
– И такое перемещение органов контролировать невозможно?
– Российское трансплантологическое общество придерживается принципов Стамбульской декларации, принятой в 2008 году и запрещающей трансплантационный туризм и куплю-продажу органов. Мы стараемся держать ухо востро и следить, чтобы такого не происходило.
– Нельзя же всех, пересекающих границу, заставить задрать рубашку и проверить, есть у них операционные шрамы или нет.
– Но можно поставить законодательные препятствия. Например, в Испании человек, продавший за границей, например, свою почку, нарушил закон, и ему грозит уголовное преследование. Сам по себе испанец – свободный человек, но его органы – достояние государства.
– Запчасти, которые могут понадобиться другим людям.
– С точки зрения трансплантолога, всех людей можно разделить на потенциальных доноров и возможных пациентов. Каждый человек после смерти может стать донором и помочь тем, кто живет. В Испании это регулируется законодательно, и, кроме того, католическая церковь объявила донорство богоугодным делом, по этому поводу была даже выпущена папская энциклика.
– В России иначе?
– Патриарх Кирилл прислал Центру трансплантологии грамоту со словами поддержки нашей работы, и мы ему благодарны. Правда, в ней ничего не сказано о такой важной вещи, как презумпция согласия (норма, позволяющая использовать для пересадки органы человека после его смерти, если при жизни он этого не запретил. – Ред.).
– А закон такую норму содержит?
– Да, презумпция согласия в законе оговорена, и перечислены те родственники, которые после смерти человека имеют право воспротивиться использованию его органов.
– Если закон идет навстречу трансплантологам и их пациентам, почему по количеству подобных операций Россия так существенно отстает от других стран?
– Вот как выглядит статистика. В России в прошлом году на миллион населения – 3,3 донорских изъятия. В Испании – 34, в Штатах и во Франции – 25–27. А в этом году население России немного выросло, и этот показатель упал до 2,9. Поэтому проблема не в законе, а в недостатке образования. Причем это относится и к населению в целом, и к врачам. Нам всем не хватает главного – ответственности за благосостояние своей нации. Слишком много потеряно времени, которое надо было потратить на работу и с медицинским сообществом, и с населением.
– Существуют ли страны, которые можно назвать зоной трансплантологического благополучия?
– Существуют, и там люди в подростковом возрасте уже имеют представление о донорстве. И получают они его не из телевизора и не от родителей, а в школе, где предусмотрен специальный курс. У нас же есть единственная кафедра трансплантологии в Московском государственном медицинском университете имени Сеченова, на которой мы работаем со студентами, а не со специалистами, уже имеющими опыт в других областях хирургии. Ведь трансплантология – наука комплексная, требующая знания и неврологии, и реаниматологии, и хирургии, и права.
– Социальная ответственность, которой так не хватает, не может появиться там, где нет сострадания.
– Не может. Как его добиться – вот вопрос. И что делать с теми, кто на него не способен. Меня часто посещает крамольная мысль. Предположим, у человека умер кто-то из близких, встает вопрос о донорстве, и человек запрещает использование органов умершего. А через пару лет он заболевает и нуждается в пересадке. Имеет право этот человек быть включенным в лист ожидания?
– Если человек в состоянии аффекта совершил ошибку, он должен быть прощен. Поскольку выяснить, была ли это ошибка, невозможно, в дело вступает презумпция невиновности.
– Возможно. Но для того чтобы риск такой ошибки свести к минимуму, людей надо воспитывать и просвещать. В Европе и Штатах вопрос о посмертном донорстве большинством людей даже не обсуждается: это считается естественным развитием событий. И такое отношение к окружающим – результат работы со многими поколениями. Я помню, как тридцать лет назад в Испании, которая сейчас лидер в трансплантологии, каждая такая операция становилась телевизионной новостью номер один. А сейчас это информационная рутина, потому что дело сделано: благодаря общим усилиям донорство стало нормой поведения.
– Мы в начале этого пути?
– Надеюсь. Наша главная проблема – недоверие всех ко всем. Не доверяют никому – ни врачам, ни журналистам, ни полиции… Какая-то тотальная презумпция виновности. Самое распространенное убеждение: врачи органы вырежут, продадут, причем обязательно за границу, полиция их покроет, журналисты напишут об этом неправду… Главная проблема – в головах. За такое отношение к трансплантологии надо отдельное спасибо сказать авторам криминальных сериалов, где следователь себя уважать не будет, если в качестве одной из версий убийства не предположит изъятие органов. Сейчас этого добра стало меньше, но стереотип в массовом сознании уже закрепился.
– Можно ли проблему нехватки донорских органов решить деньгами? Сумма на руки – в обмен на согласие на посмертное донорство?
– Ни в коем случае. При нашем умении хранить конфиденциальную информацию? Людей могут начать убивать. Цивилизованный мир отрицает любую коммерческую деятельность с органами. Но поддержание органов в рабочем состоянии после констатации смерти – кондиционирование – это очень сложная, филигранная работа высококлассного реаниматолога. Вот на это нужны деньги, и сейчас как раз решается, где их брать – из бюджетов субъектов федерации или из федеральных средств. Но без этих денег и без этой подготовительной работы трансплантологу будет просто нечем заниматься.
– Вы считаете, что по отношению общества к трансплантологии, к донорству можно судить о степени цивилизованности страны?
– Вот эта цифра – 2,9 случаев изъятия органов на миллион населения – она роковая. Это свидетельство отсутствия привычки думать об окружающих. Это ведь не персонализированное отношение, а показатель состояния общественной атмосферы. Человеку не приходит в голову, что он после смерти может быть кому-то полезен. Возможно, потому, что он при жизни слишком часто ощущал себя ненужным.
– Проще говоря, главная проблема российского трансплантолога – не министерство здравоохранения, не Государственная дума и не режим в целом, а общество в его нынешнем виде.
– Да. Ведь когда речь идет о родственном донорстве, никаких проблем не возникает. Отбоя нет от предложений, люди обижаются, если мы им отказываем в праве быть донорами для близких. Как только речь заходит о трупном донорстве, начинаются проблемы.
– Многие ли студенты медицинских вузов выбирают трансплантологию?
– Единицы. Сложно, тяжело, эмоционально нагрузочно. Сложнее и тяжелее, чем во многих других местах в медицине.
– Почему за последнее время Центр трансплантологии сделал такой количественный рывок? Раньше – 5–10 пересадок сердца в год, а в прошлом году – целых 60.
– Опыт. Мы его копили, накопили, и он стал работать на нас. 60 пересадок сердца в год – это результат, которым не все и в Штатах могут похвастаться. Мы сейчас вошли в десятку мировых трансплантологических центров.
– Откуда столько органов для пересадки?
– Часто возникает дилемма: или пересадить пусть даже поврежденный орган, скажем, сердце с недостаточностью митрального клапана или требующее последующего стентирования (операция, проводимая для восстановления коронарного кровотока. – Ред.) – или больной умрет. У нас вошло в привычку пересаживать даже органы с дефектами и потом с ними работать – чинить митральный клапан, стентировать… Вот так мы с начала этого года пересадили двадцать три сердца, и никто из пациентов не умер, а есть еще печень, почки, в общем – семьдесят пять пересадок за квартал. Иногда этот конвейер вдруг останавливается: нет органов – и все, мы стоим. Сначала раздражаешься, потом понимаешь: это значит, что никто не умер. Что хорошо
ДОСЬЕ
Сергей Готье родился в Москве в 1947 году в семье врачей. Отец – Владимир Юрьевич Готье, полковник медицинской службы, судебно-медицинский эксперт.
Мать – Нина Петровна Пырлина, доцент кафедры судебной медицины.
В 1971 году окончил 1-й Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова. Через пять лет защитил кандидатскую диссертацию.
В 1990-м стал одним из организаторов и основных исполнителей первой в России ортотопической трансплантации печени.
В 1996 году стал доктором медицинских наук.
В 1997-м провел по авторской методике первую в мире операцию по трансплантации правой доли печени от живого родственного донора.
В 2000-м стал руководителем отдела трансплантации органов в Российском научном центре хирургии РАМН.
В 2005-м избран членом-корреспондентом Российской академии медицинских наук.
С 2007 года – директор ФГУ «ФНЦ трансплантологии и искусственных органов им. академика В.И. Шумакова» Минздравсоцразвития России.
Сергей Готье – главный трансплантолог Минздрава России, председатель общероссийской общественной организации трансплантологов «Российское трансплантологическое общество», член Совета Европейского общества трансплантологов, член правления Международной ассоциации хирургов-гепатологов России и стран СНГ, член Международной гепато-панкреато-билиарной ассоциации, член Международной ассоциации гастроэнтерологов и хирургов.
Фамилия Готье известна в России с XVII века. Дед Сергея Готье – Юрий Владимирович Готье, директор библиотеки Румянцевского музея, заведующий кафедрой истории Московского государственного университета, академик АН СССР. Двоюродный прадед Сергея Готье – Эдуард Владимирович Готье-Дюфайе, известный врач-терапевт, работал в 1-й градской больнице Москвы, его именем названа аудитория, в которой обучаются студенты Российского государственного медицинского университета.
Из троих детей Сергея Готье двое работают в медицине. Жена Ольга Цирульникова – сотрудник Центра трансплантологии и искусственных органов, доктор наук.
ВСЕ ЛУЧШИЕ ИНТЕРВЬЮ «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» В 2013 ГОДУ:
Писатель, сценарист Юрий Арабов; Музыкант Андрей Макаревич; Музыкант Юрий Шевчук; Переводчик Виктор Голышев; Экономист Евгений Ясин; Музыкант Юрий Лоза; Драматург Александр Гельман; Артист Ефим Шифрин; Писатель Людмила Улицкая; Режиссёр Владимир Мирзоев; Экономист Андрей Илларионов; Режиссер Олег Дорман; Хирург-трансплантолог Сергей Готье; Бывший руководитель дирекции внешнего долга ЮКОСа Владимир Переверзин; Писатель Юлий Дубов; Сценарист и режиссер Александр Миндадзе; Адвокат Борис Кузнецов; Народный артист России Александр Бурдонский; Писатель Рубен Гальего; Режиссер Юрий Мамин; Наталья Солженицына.
* * *
Присоединятесь к сообществам газеты в социальных сетях: «Совершенно секретно» в Facebook, ВКонтакте, Twitter
Автор: Михаил ШЕВЕЛЁВ
Совместно с:
Комментарии