Дэвид Саттер: «Закон Магнитского был неизбежен»

Недавно в США вышла новая книга Дэвида Саттера о России – «Это было давно, и все-таки этого никогда не было».

–В своей книге вы много пишете о символах советской эпохи, о том, как попытки реставрации этой символики отравляют атмосферу в российском обществе. Один из последних примеров такого рода – очень бурная дискуссия вокруг переименования Волгограда в Сталинград. Но мне, честно говоря, всегда кажется, что подобные дискуссии – это ложная цель, способ отвлечения внимания публики от действительно важных проблем. То вдруг начинают спорить о выносе тела Ленина из мавзолея, то о памятнике Дзержинскому, то о портретах Сталина… Что означает эта новая Сталинградская битва для вас?

– Когда я собирал материал для книги, я побывал в Волгограде и разговаривал со многими его жителями, в том числе с местными чиновниками и журналистами. Их общее мнение сводилось к тому, что в городе не наблюдается энтузиазма по поводу переименования в Сталинград. Люди хотят жить своей нынешней жизнью, а не в тени этой великой битвы. Они хотят нормального существования. Но если говорить о том, какие цели преследует этим переименованием власть, то я думаю, что она делает это в поисках легитимности. Она прекрасно понимает, что теряет легитимность. Об этом говорят и опросы, и масштаб протестного движения. Вся эта кампания за возвращение Волгограду имени Сталина – бесспорно, способ внушить населению мысль о том, что российское государство должно быть авторитарным, что отдельная личность должна подчинить себя интересам государства. Режим пользуется этим, чтобы создать психологический климат, который поможет ему сохранить власть.

– Два года назад протестное движение в России было на подъеме, сегодня наступил явный спад. Будет ли новый подъем?

– Думаю, у протестного движения есть перспектива. Обстановка в России будет порождать новые поводы для протеста, новые кризисы. Мы не знаем, что это будут за поводы. Но мы знаем, что появилось целое поколение молодых, талантливых, амбициозных людей, которые в существующей атмосфере не в состоянии реализовать свои жизненные цели достойным путем. Их недовольство будет только нарастать, потому что нынешние правители России не собираются допускать честной конкуренции за благосостояние и власть. При таких условиях способность протестного движения снова набрать силу – это лишь вопрос времени. Исключительно важно также, и это задача для российской интеллигенции, честно разобраться в том, что произошло в постсоветский период, потому что только на таком правдивом фундаменте может быть построена подлинная демократия.

– А вас не тревожит, что в условиях, когда любой легитимный протест жестко подавляется, часть молодежи может выбрать радикальный путь, как русские народовольцы в позапрошлом веке?

– Это абсолютно реальная угроза. Режим наглухо закрывает возможности для каких бы то ни было умеренных, постепенных политических перемен, совершаемых демократическим путем, и пытается создать ситуацию, в которой ему нет альтернативы. Но этот способ удержания власти не работает, потому что в итоге все альтернативы окажутся намного хуже, и давление в пользу радикализации протеста будет нарастать. А ведь эта власть очень уязвима. Народ терпит ее постольку, поскольку она гарантирует стабильность. Однако это не тот режим, который люди готовы активно поддерживать. И чем дольше нынешние лидеры удерживают власть и множат злоупотребления, тем шире осведомленность общества о коррупции, тем меньше остается лояльности в обществе. Так что я думаю, что Россия вступает в очень драматический период своей истории.

– Сейчас многие говорят о мобилизующей роли социальных сетей. Действительно, Facebook помог организовать массовые акции протеста в Москве и других крупных городах. Но, по-моему, он же может быть и инструментом демобилизации. Быть оппозиционером онлайн слишком просто: кликаешь кнопку like или share – и как будто что-то уже и сделал. В результате весь российский протест ушел в Интернет. Это удобно, комфортно, не надо мерзнуть на улице, и это безопасно.  Может быть, в спаде протестной активности виновато и наше увлечение соцсетями?

– Это может быть одной из причин. Но главное, что протестное движение потеряло свой первоначальный импульс. От людей нельзя ожидать, что они будут выходить на улицы каждый день без какой-то реальной цели. Поскольку повод для протеста – фальсификация парламентских и президентских выборов – стал неактуальным, а новых поводов не появилось, движение пошло на спад, наступило временное затишье. Социальные сети, конечно, полезны для организации массовых мероприятий, но что по-настоящему важно в таких случаях – это конкретный повод. Во время перестройки не было социальных сетей, но в январе 1991 года полмиллиона человек вышли на улицы, чтобы протестовать против силового вмешательства в дела Литвы.

В любой нормальной стране публикации многих российских газет привели бы к политическому кризису. В России к такой информации привыкли. Люди с безразличием читают все новые разоблачения коррупции, преступлений государства. Отчасти это потому, что в обществе отсутствуют механизмы реакции на такие сообщения. И потом этой информации так много, что люди теряют ощущение ненормальности происходящего и приходят к выводу, что ничего невозможно изменить, что бы ни писали газеты. В итоге все возмущение выливается в разговоры о злоупотреблениях и коррупции

Это какой-то особый социальный синдром – когда слова становятся заменителями дел. И это будет продолжаться до тех пор, пока не произойдет что-то по-настоящему значительное, что выведет людей на улицы. Мне кажется, политическая ситуация в России такова, что рано или поздно такой повод возникнет. Сложно сказать, что именно должно произойти. Но злоупотребления властью приобрели такой масштаб, что они просто не могут в конечном счете не задеть людей за живое. Это могут быть последствия экономического кризиса, потому что существующая система экономически несостоятельна, все это нефтяное благосостояние не привело к созданию современной, диверсифицированной, динамичной экономической структуры. Я считаю, что события, способные заставить людей перейти от разговоров к действиям, практически неизбежны. Режим не хочет и, вероятно, не может реформировать себя сам.

– Поскольку оппозиция пришла в смятение и утратила общую, объединяющую повестку дня, движение снова раскалывается на фракции. Одна из этих фракций говорит, что вместо наполеоновских планов свержения режима и борьбы за абстрактную свободу надо заниматься малыми делами, делать конкретное добро конкретным людям. Это не новая идея. В 80-е годы позапрошлого века, после разгрома «хождения в народ», появилась «теория малых дел», пропагандирующая, например, усердную работу на благо народа в земствах, благотворительность. Но другая фракция народников пошла другой дорогой – возникла «Народная воля». Что ты думаешь о «малых делах»?

– Ну, во-первых, помогать людям – это всегда хорошо и необходимо, и я не думаю, что одно исключает другое. Но теория малых дел не отвечает на вопрос, как сделать Россию свободной и демократической страной. Этими малыми делами можно заниматься почти в любой политической ситуации. Эти дела приносят пользу и отчасти снижают напряженность в обществе, но никак не влияют на причины этой напряженности, несправедливости, неравноправия. Реальная угроза заключается в том, что, если власть подавит любые формы легального протеста, она тем самым откроет путь терроризму. Такова русская традиция. Ничего хорошего из этого, конечно, не получится. Единственно достойное будущее России лежит на пути мирного демократического протеста.

– Еще одна проблема российской оппозиции – это ее оторванность от индифферентной массы населения, «молчаливого большинства». Нужна ли ей поддержка этого большинства и как ее добиться? 

На фото: 1967 год. Москва и Вашингтон воюют лозунгами (РИА Новости)

– Да, оппозиция нуждается в поддержке большинства. И для этого ей необходимо понять, что способно сдвинуть это большинство с мертвой точки. Сейчас основные усилия сконцентрированы на разоблачении коррупции. В России это всегда самый легкий путь получить поддержку. Проблема в том, что народ относится к этим разоблачениям все более скептически. Михаил Горбачев обвинял старую партийную гвардию, Борис Ельцин обвинял Горбачева, Владимир Путин обвиняет Ельцина, оппозиция обвиняет Путина. Разговоры о коррупции в России – неважно, насколько хороша их доказательная база – по самой своей природе поверхностны, они не докапываются до корней коррупции. А корни эти кроются в традиционном российском неуважении к личности. Личность в России не является абсолютной ценностью и потому не обладает никакими правами. Чтобы вскрыть корни коррупции, оппозиция должна говорить о преступлениях не только коммунистической эпохи, но и посткоммунистической. Это будет нечто вроде второй гласности. Первая гласность оказалась очень эффективной в смысле пробуждения политической активности молчаливого большинства. В конце 1980-х годов ценности немногочисленной группы диссидентов стали ценностями миллионов. К сожалению, этот импульс не пошел вглубь и продолжался недолго, он угас после распада Советского Союза. И вот теперь наступило время для нового такого же мощного импульса.

– «Акт Магнитского», который казался невозможным еще несколько лет назад, резко осложнил американо-российские отношения. Что произойдет в двусторонних отношениях в ближайшем будущем?

– Думаю, двусторонние отношения станут более напряженными. Это произойдет в силу целого ряда причин, прежде всего потому, что политическая ситуация внутри России стала нестабильной и власти необходим внешний враг. Несколько лет назад делу Магнитского предшествовало дело Алексаняна. В тот момент Россия еще пользовалась определенным кредитом доверия на Западе. Но постепенно бесчинств со стороны власти становилось все больше и больше, и в конце концов кредит был исчерпан, реакция в виде «акта Магнитского» или чего-то в этом роде стала неизбежной

Хорошо известно, что у людей, сколотивших состояния на коррупции, семьи, собственность и деньги находятся на Западе. Это ставит западные правительства и западное общество в сложное положение. Если мы терпим такую практику, никак ее не ограничивая, если мы не задаем вопросов о происхождении денег, депонированных в западных банках, если люди, не уважающие демократические принципы в своей собственной стране, пользуются всеми благами свободного общества на Западе, – в этом случае мы становимся соучастниками преступлений, совершенных в России. Как добропорядочные граждане, мы отнюдь не горим желанием попасть в соучастники. Мы не хотим, чтобы на нас ложилась часть вины за происходящее в России. Дело Магнитского – яркий пример конкретной судьбы, которая в то же время типична для страны, где это случилось. Человек был убит в тюрьме за то, что пытался разоблачить коррупционеров. Власти, вмеcто того чтобы привлечь к ответственности виновных в убийстве, стараются опорочить мертвого, устраивают над ним посмертный суд. Ситуация настолько красноречиво говорит о системном кризисе в России, что она просто не могла не привлечь всеобщее внимание. Роль дела Магнитского могло сыграть и какое-нибудь другое аналогичное дело – просто пришло время, когда что-то в этом роде должно было произойти. Кроме того, важное значение имеет вопрос, что российские коррупционеры делают со своим богатством, как они его тратят. Потому что выясняется, что мы на Западе тоже участвуем в этом, пусть не напрямую: мы предоставляем им услуги наших финансовых учреждений, наших лоббистов, наших пиар-агентств, наших юристов, гарантируем им судебную защиту и в то же самое время позволяем им избежать встречи с правосудием в их собственной стране и наслаждаться роскошным образом жизни здесь. Эти люди провоцировали ответ, и они его получили. Естественно, такой ответ вызывает их гнев, они привыкли беспрепятственно пользоваться благами западной цивилизации. Так что можно ожидать новых столкновений на этой почве. Этот конфликт говорит не столько о состоянии американо-российских отношений, сколько о том, что российская власть в ее нынешнем виде попросту не вписывается в стандарты цивилизованного мира и потому не может пользоваться преимуществами, которые дает принадлежность к этому миру. Рано или поздно этот конфликт, конфликт между беззаконием и обществом, основанным на уважении к закону, будет осознан и выйдет на первый план.

ДОСЬЕ

Дэвид Саттер – известный американский политолог, журналист и публицист. Он жил и работал в России еще при советской власти, был очевидцем драматических событий конца 1980-х – начала 1990-х годов. С тех пор он не утратил интереса к России, постоянно приезжает сюда, выступает в качестве эксперта по России в Конгрессе США и в качестве колумниста крупнейших американских периодических изданий. В России переведены и изданы две его книги – «Век безумия» и «Тьма на рассвете».