Покушение

О январском покушении 1918 года во многих официальных изданиях просто не упоминалось, и не зря…

Двухтомная «Биография В.И. Ленина» сообщает: «1 января 1918 года Ленин выступил в Михайловском манеже… Когда Владимир Ильич возвращался с митинга, автомобиль, в котором он ехал, был обстрелян террористами-контрреволюционерами. Спутник Владимира Ильича – швейцарский коммунист Ф. Платтен – быстро наклонил вниз голову Ленина. Платтен был легко ранен. Владимир Ильич, к счастью, остался невредим».

К случившемуся у истории – весьма поверхностное отношение. Во многих официальных изданиях это чрезвычайное событие просто не упоминается. Ничего нет о нем, например, в семитомнике «История КПСС» 1967 года выпуска.

В кратком биографическом очерке «В.И. Ленин» (1984) сообщается только об августовском покушении Ф. Каплан, о январском нет ни слова.

Но не только поэтому январское ЧП кажется странным. Как расценить огнестрельное покушение, по которому не возбуждается уголовного дела, не проводится расследования, хотя происшествие касается главы правительства, его сестры и близкого друга? Нет ни одного свидетеля происшедшего. Нет ни одного вещественного доказательства – даже самой обычной пули. Не странно ли?

Всего участников происшествия было четверо: В.И. Ульянов (Ленин); его сестра Мария Ильинична, спутник во многих партийных поездках; друг по эмиграции швейцарский коммунист Фридрих (Фриц) Платтен, помогавший Ленину за девять месяцев до этого проехать из Швейцарии в Россию через Германию с женой и товарищами, и, конечно, шофер Тарас Митрофанович Гороховик.

Т.М. Гороховик: «1 января старого стиля на всю жизнь останется в моей памяти… Когда я был шофером центральной автобазы в Петрограде, ЧАЩЕ ВСЕГО ВОЗИЛ НА МАШИНЕ Н.И. ПОДВОЙСКОГО (здесь и далее выделено мною. – Е.Д.). 1 января Николай Ильич попросил отвезти его в Михайловский манеж. Приехали мы туда часов в 7 или 8 вечера… Когда я вслед за Подвойским вошел в манеж, то увидел на трибуне В.И. Ленина, который выступал перед красногвардейцами, отправляющимися на фронт. По окончании митинга тов. Подвойский ПОРУЧИЛ МНЕ отвезти Владимира Ильича Ленина КУДА ОН СКАЖЕТ».

Прервем рассказчика… Чаще всего Гороховик возил Подвойского, то есть его машина не была постоянно закреплена за Лениным, из-за чего отпадает версия предварительного выслеживания маршрута автомобиля. Не могли знать «заговорщики» и маршрут следования, неизвестный и самому шоферу, что исключает версию ожидания в определенном месте в определенное время.

«Поехали в Смольный, – продолжает Тарас Митрофанович, – выехали на мост через Фонтанку. Вдруг «трах-тах-тах». Смотровое стекло передо мной зазвенело, БРЫЗНУВ ОСКОЛКАМИ В ЛИЦО. «Это во Владимира Ильича…» – мелькнула у меня мысль. Нажимаю регулятор на все газы. Сворачиваю за угол. Все живы. Опасность миновала. На сердце стало легче. ПОМЧАЛ своих пассажиров дальше, к Смольному. При осмотре автомобиля у Смольного оказалось, что кузов пробит в нескольких местах. Одна пуля засела в кронштейне кареты. Никто не пострадал, только незнакомому мне пассажиру пуля легко царапнула руку. Владимир Ильич и его спутники поблагодарили меня и ушли в Смольный».

Ушли, не обратившись по факту происшествия в ВЧК, не сообщив охране?! Обратим внимание еще на два несоответствия в рассказе Гороховика. Первое: если осколки разбитого лобового стекла БРЫЗНУТ В ЛИЦО – неминуемы порезы, кровь и боль, что вызовет необходимость оказания первой медицинской помощи. Об этом ни слова. Второе: когда разбито переднее стекло, машина при движении превращается в подобие аэродинамической трубы с сильнейшим встречным потоком воздуха. «Помчать» в такой ситуации просто невозможно, поскольку дело происходило в январскую пору.

Косвенный свидетель, работник автобазы А.Ф. Крулев, позже вспоминал: «Особенно запомнился мне день 1 января 1918 года. Позвонили из Смольного, требовалась машина. Вызвал диспетчера и, посоветовавшись с ним, направил к Смольному машину с шофером Тарасом Митрофановичем Гороховиком.
Из поездки Тарас Гороховик вернулся в гараж с пробитыми пулями кузовом, задними крыльями и передним смотровым стеклом. Поврежденный автомобиль окружили шоферы. Спросили у взволнованного Тараса: что произошло?

– Контрики обстреляли у Михайловского манежа, – ответил шофер. – Покушение на Ленина».

О следах ранения на лице Гороховика – ни слова, а это, случись на самом деле, приковало бы к себе внимание в первую очередь. И про стекло Крулев говорит «пробито» – в отличие от шоферского «разлетелось вдребезги».

Еще деталь: Гороховик рассказывал об обстреле при выезде на мост, а Крулев, якобы со слов того же Тараса, говорит про стрельбу у Михайловского манежа. Однако между этими двумя объектами расстояние минимум 500–600 метров. Многовато, не правда ли, несоответствий для двух свидетельств?
Следующей берет слово Мария Ильинична Ульянова, сестра вождя, молчавшая со дня события целых семь лет, пока 14 января 1925 года в газете «Правда» не появился ее рассказ: «Выйдя после митинга из манежа, мы сели в закрытый автомобиль и поехали в Смольный. Но не успели мы ОТЪЕХАТЬ И НЕСКОЛЬКИ

ДЕСЯТКОВ САЖЕНЕЙ, как сзади в кузов автомобиля КАК ГОРОХ посыпались РУЖЕЙНЫЕ ПУЛИ».
Сравним эти два повествования. Шофер утверждает, что стрелять начали, как только они выехали на мост через Фонтанку, а Мария Ильинична говорит: отъехав несколько десятков саженей от Михайловского манежа.

Михайловский манеж, в настоящее время – Зимний стадион, расположен примерно в 500–600 метрах от Симеоновского моста (ныне мост Белинского. – Ред.) через реку Фонтанку. Выехать к мосту от манежа можно по двум улицам: Инженерной, если ехать слева, и по Караванной (сейчас Толмачева), если ехать справа. Эти улицы выходят на Симеоновскую (Белинского) площадь по бокам, и площадь выше переходит в мост шириной около десяти метров.

Возможно ли жителю Петрограда перепутать место покушения, если каждый объект, упоминающийся в рассказах, имеет свое наименование? И не каждый день, надо думать, доводилось попадать под обстрел Гороховику и Марии Ильиничне, чтобы они не запомнили, где именно это событие случилось.

О странности суждений Ульяновой говорят и другие детали рассказа: «Как горох посыпались ружейные пули». Почему не пулеметные? Или не пистолетные? М.И. Ульянова вспоминает о пулях, попавших в КУЗОВ, но ничего не рассказывает о якобы разлетевшемся стекле, что живописует Гороховик, тогда как разбитое пулями стекло для пассажиров машины имеет куда больший эффект, чем щелкающие о кузов пули. То есть надо полагать, что стекло оставалось целым, тем более что Мария Ильинична сидела рядом с шофером и осколки разлетевшегося стекла не могли бы не ранить и ее.

«Платтен… первым долгом схватил голову Владимира Ильича (они сидели сзади), – продолжает Мария Ильинична, – и ОТВЕЛ ЕЕ В СТОРОНУ (для чего? если стреляют СЗАДИ, то нет никакого смысла наклонять голову влево или вправо. – Е.Д.), но Ильич принялся уверять нас, что мы ошибаемся и что он НЕ ДУМАЕТ, ЧТОБЫ ЭТО БЫЛА СТРЕЛЬБА».

Подумаем: почему вопрос о выстрелах приобрел между пассажирами характер спора? Если гремит выбитое стекло и горохом щелкают сзади по кузову пули, то спорить незачем. Что-то здесь не так…

«После выстрелов шофер ускорил ход, потом завернул за угол, остановился и, открыв двери автомобиля, спросил: «Все живы?» «Разве в самом деле стреляли?» – спросил его Ильич. «А то как же! – ответил шофер. – Я думал, никого из вас уже и нет. Счастливо отделались. Если бы в шину попали, не уехать бы нам. Да и так ехать-то ОЧЕНЬ ШИБКО НЕЛЬЗЯ БЫЛО – ТУМАН, и то уже на риск ехали». Все кругом было действительно бело от густого питерского тумана», – вспоминает М.И. Ульянова.

В отличие от шоферских «помчались», Ульянова утверждает обратное: «ехать очень шибко нельзя было». Странная роль в воспоминаниях отводится Владимиру Ильичу: все он что-то сомневается, не уверен, стреляли или нет, а его убеждают: «Да, мол, стреляли» – и особенно отчего-то усердствует шофер. И почему-то в качестве доказательства не предъявляется палец Платтена, который был «легко ранен» (помните «Биографию В.И. Ленина»?).

Любой криминалист засомневался бы в правдивости столь странного изложения обстоятельств дела. В описании Гороховика пули пролетали сквозь машину, пробивая лобовое стекло. Но, как следует из описания Симеоновской площади и прилегающих к ней двух улиц, стрелять со стороны Инженерной или Толмачева так, чтобы прошить пулями машину, попав в переднее стекло, невозможно без попадания в стекла БОКОВЫЕ и в находящихся за ними пассажиров или шофера: улицы сходятся к площади под углом. Имелась единственная возможность произвести выстрелы с последствиями, описанными Гороховиком: если стрелявший заранее явится на площадь и встанет спиной к дому, полукругом соединяющему обе улицы, прямо НАПРОТИВ МОСТА. Но для этого необходимо заблаговременно узнать маршрут движения, его ж до последней минуты (как нам уже достоверно известно) не знал никто.

Кроме всего – ТУМАН! «Все было бело от густого тумана» – слова Марии Ильиничны. Стрелять прицельно в тумане, ночью, так, чтобы пули «горохом», одна за другой, попадали по движущейся цели – небольшой машине, – задача практически неразрешимая.

Итак, версия покушения около моста доказывает, по-моему, свою полную несостоятельность!

Однако несостоятельно и утверждение Марии Ильиничны о стрельбе в нескольких десятках метров от манежа. Вспомним, для какой цели прибыли в манеж вождь и его сопровождающие? Произвести напутственную речь перед сводным отрядом красногвардейцев, отправляющихся на Западный фронт. Выехали по окончании митинга. Неужели солдаты не проводили до машины Председателя Совета Народных Комиссаров? Давайте посмотрим газеты. Сообщение в «Правде» от 4 января 1918 года, вечерний выпуск, № 3. «Под звуки «Интернационала» добровольцы социалистической армии проводили до автомобиля товарища Ленина».
Что же, в то время, как солдаты стояли и махали отъезжающей машине, через несколько десятков метров (а по времени – спустя несколько секунд) кто-то открыл огонь? Нетрудно представить реакцию солдат на выстрелы в главу правительства. Однако солдаты ничего не видят, не слышат и возвращаются в манеж. НИ ОДНОГО СВИДЕТЕЛЯ ПОКУШЕНИЯ НЕ БЫЛО

Да было ли покушение вообще? – напрашивается вопрос. Наберемся терпения и дослушаем Марию Ильиничну.

«Доехав до Смольного (а проще было вернуться к манежу, к верным красногвардейцам – Смольный-то гораздо дальше. – Е.Д.), мы принялись обследовать машину. Оказалось, что кузов был продырявлен в нескольких местах пулями, некоторые из них пролетели навылет, пробив переднее стекло. Тут же, – продолжает М.И. Ульянова, – мы обнаружили, что рука т. Платтена в крови (как будто речь идет о неодушевленном предмете, на котором спустя время можно что-либо обнаружить. А сам Платтен не почувствовал момент ранения и ничего не сказал товарищам? Элементарный вопрос, но ответа и на него нет. – Е.Д.). Пуля задела его, очевидно, когда он отводил голову Владимира Ильича, и содрала НА ПАЛЬЦЕ КОЖУ. «Да, счастливо отделались», – говорили мы, поднимаясь по лестнице в кабинет Ильича», – заканчивает рассказ Мария Ильинична.

И вновь странность: пуля содрала кожу на пальце Фрица Платтена в тот момент, когда он держал Ленина… ЗА ГОЛОВУ! Вспомним: Владимир Ильич сидел рядом с Платтеном на заднем сиденье, и обхватить пальцами голову возможно только таким образом, что концы пальцев будут направлены ВПЕРЕД по ходу машины. Как при таком положении может пуля, летящая сзади, содрать кожу на конце пальца, направленного к передней части машины, не ранив того, чья голова плотно обхвачена этой рукой? А впереди сидят шофер и сестра председателя Совнаркома, однако пуля и их не задевает. Но мало того, вождь после остановки еще удивленно спрашивает: «В САМОМ ДЕЛЕ СТРЕЛЯЛИ?»

Созданная картина рождает впечатление общей фантазии. Единственные оставшиеся в истории вещественные доказательства той злосчастной поездки в первый день нового, 1918 года: дырки в кузове и покарябанный палец Платтена. Но для таких повреждений пуля действительно совсем необязательна… Через семьдесят лет документы сообщат: «В ночь со 2 на 3 (с 15 на 16) января состоялось совместное заседание ЦК РСДРП(б) и ЦК левых эсеров (протокол не обнаружен), на котором обсуждались вопросы об Учредительном собрании, а также – о покушении на В.И. Ленина, происшедшем 1/14 января 1918 года».

Протокол не обнаружен по одной простой причине – его просто не вели. Все, что касалось Учредительного собрания, и позже происходило без протоколов: заседание ЦК 5(18) января 1918 года и в ночь с 5 на 6 (с 18 на 19) января. Предположение: большевики и левые эсеры, в ту пору единомышленники, не хотели оставлять потомкам следов. И не зря эти два вопроса: о покушении на Ленина и об Учредительном собрании – связали на заседании воедино. Идея проста: объявить дырки в кузове выстрелами, выстрелы – следствием заговора буржуазии – поборников созыва Учредительного собрания, и участь народного форума будет предрешена. Это 3 января, за двое суток до открытия Учредительного собрания, подтвердила и «Правда»: ссылаясь на покушение как на достоверно установленный факт, газета размахивала со своих страниц грозным пролетарским кулаком и недвусмысленно кивала в сторону небольшевистской части общества.
Для объективности обратимся к воспоминаниям человека, лично покушением не задетого, но имевшего к событиям прямое отношение, служившего в то время комендантом Смольного (позже и Московского Кремля), П.Д. Малькова: «Произошло это незадолго до открытия Учредительного собрания. Вот тут уж не посчитались с мнением Ильича и организовали надежную охрану, особенно когда Ильич поехал на заседание Учредительного собрания. Охрана Смольного ВСЕ ЭТИ ДНИ (перед открытием. – Е.Д.) находилась в полной боевой готовности. Посты были усилены, количество постов увеличено, отпуска в город сотрудникам охраны отменены (то есть объявлено чрезвычайное положение. – Е.Д.). В день Учредительного собрания Бонч-Бруевич, управляющий делами Совнаркома, позвонил мне по телефону и ПЕРЕДАЛ РАСПОРЯЖЕНИЕ ЛЕНИНА: ПОСТАВИТЬ ВСЮ ОХРАНУ ПОД РУЖЬЕ, ВЫКАТИТЬ ПУЛЕМЕТЫ, самому неотлучно находиться в Смольном».

Так готовились большевики к открытию Учредительного собрания. Что касается покушения, то Мальков знал о нем с чужих слов и в воспоминаниях расцвечивал по своему разумению: «Едва все трое сели после митинга в машину, как загремели выстрелы. Платтен, мужчина рослый, здоровый, схватил Владимира Ильича за плечи, прыгнул к сиденью и закрыл собственным телом. Шофер дал полный газ, и машина умчалась… Платтен отделался легким ранением: пуля поцарапала ему руку»

Вот так и создавалась наша история: один писал одно, второй по этому же поводу – другое, а в учебники попадало то, что больше подходило партийным идеологам в тот момент.

Что же все-таки произошло 1 января 1918 года? Рискну предложить свою версию, вернее даже две (но первая и мне самому кажется не очень убедительной).
Все-таки вспомним то место в повествовании Гороховика, где он говорит, как вместе с Подвойским зашел на манеж, пробыл там довольно длительное время, пока Ленин не закончил выступать, и только затем вместе с Владимиром Ильичем и другими сел в машину. Манеж в тот день напоминал растревоженный улей, солдаты собрались в зале на митинге, многие бродили по близлежащим улицам – сказывалась революционная вольница. Разве не мог кто-то из скучающей братии, увидев легковой автомобиль, стоящий без охраны, и приняв его за машину буржуя, под хохот товарищей штыком продырявить кузов и пройтись заодно по лобовому стеклу? Выйдя из манежа ночью, да еще в тумане, Гороховик повреждений не обнаружил. Увидел он их только по приезде к освещенному Смольному (что и подтверждает Мария Ильинична: «Оказалось, что кузов был продырявлен») и страшно опечалился: и тогда на автобазе, как сейчас, за сохранность машины отвечал шофер.

Трудно сказать, кому первому пришла в голову спасительная мысль, устраивавшая абсолютно всех: и шофера, которому надо было на кого-то списать поврежденный кузов, и членов большевистской верхушки, ломавших в эти дни голову над тем, по какой бы понятной народу причине прихлопнуть надвигающееся Учредительное собрание.

Так мог родиться миф о покушении.

У этой версии есть существенный минус – абсолютно случайный характер «покушения», чего за большевиками не наблюдалось: свои «мифы» они обычно продумывали и готовили заранее.

С другой стороны, вряд ли стал бы Ленин «договариваться» о «покушении» с водителем – слишком высока была цена этого «мифа».

Но вот что удивительно: подтверждение этой версии я обнаружил у Алексея Максимовича Горького. Ранее мне доводилось читать его «Несвоевременные мысли», встречал я и эту «мысль», однако, не будучи готов к ее осмыслению, просто пробегал ее глазами. Буквально накануне написания этого очерка, вернувшись к горьковским «Мыслям», я наконец понял, ЧТО Алексей Максимович имел в виду, иронизируя в своей газете «Новая жизнь» от 26 марта 1918 года: «Среди распоряжений и действий правительства, оглашенных на днях в некоторых газетах, я с величайшим изумлением прочитал громогласное заявление «Особого Собрания Моряков Красного Флота Республики» – в этом заявлении моряки оповещают: «Мы, моряки, решили: если убийства наших лучших товарищей будут впредь продолжаться, то мы выступим с оружием в руках и за каждого нашего убитого товарища будем отвечать смертью сотен и тысяч богачей…»
Это начало письма, следует продолжение и – внимание: «Вероятно, все помнят, что после того, как НЕКИЙ ШАЛУН ИЛИ СКУЧАЮЩИЙ ЛЕНТЯЙ расковырял перочинным ножиком кузов автомобиля, в котором ездил Ленин, «Правда», приняв порчу автомобильного кузова ЗА ПОКУШЕНИЕ на жизнь Владимира Ильича, грозно заявила: «За каждую нашу голову мы возьмем по сотне голов буржуазии».
По «Мыслям» Горького можно сделать вывод, что и тогда, в начале 1918 года, версия о покушении рождала у здравомыслящих людей недоверие и насмешку.

Правда, очень веские причины вскоре заставили всех на десятилетия прекратить ухмылки по поводу партии и ее вождей. Пример самого Алексея Максимовича очень поучителен: грозный и непримиримый в начале революции, он спустя годы станет лояльным и даже ручным. Но тогда, в 1918-м, он не боясь высказывал свои мысли: «Видимо, эта арифметика безумия и трусости произвела должное впечатление на моряков – вот они уже требуют не сотни, а тысячи голов за голову… Но для меня, – как, вероятно, и для всех еще не окончательно обезумевших людей, – грозное заявление моряков является не криком справедливости, а диким ревом разнузданных и трусливых зверей… Господа моряки! Надобно опомниться. Надо постараться быть людьми. Это трудно, но это – необходимо», – заканчивает писатель, и чувствуется: не только моряков имеет в виду Максим Горький.

И все-таки более реальной мне кажется другая версия: кузов машины прострелили сами большевики, сделали они это, заранее разработав «миф о покушении».
Отчего тогда не сходятся концы с концами? Очень просто: зачем было Ленину и его сподвижникам заботиться о каких-то мелочах, если они были уверены – пока они у власти, никто и никогда даже не подумает расследовать это «покушение». Так и случилось…