Георгий Маргвелашвили: человек без биографии

Новый Президент Грузии приступил к своим обязанностям.

Празднование победы Георгия Маргвелашвили на выборах президента Грузии было бурным и двусмысленным. С одной стороны, все было на месте. Синие шарики взмывали в сумеречное небо, с балкона к ликующей толпе обращались счастливые победители, а на проспект Руставели уже выехали, будто белые кони на параде победы, пронзительно оглашающие город сигналами автомобили с синими флагами коалиции «Грузинская мечта». Которая сбылась этим вечером окончательно. Некоторые плакали.

С другой стороны, все это уже было год назад, и куда более бравурно. И машин было больше, и ночь счастья длиннее, и ликующих был целый город, который теперь только по пронзительным клаксонам и догадался, что ему снова есть что праздновать. Тогда, год назад, в таком же октябре, только более теплом, когда победил Бидзина Иванишвили, был День Победы.

Победа Георгия Маргвелашвили праздновалась как годовщина того октября. И нынешний победитель стоял на трибуне рядом с победителем прошлогодним как любимый ученик великого тренера. Ученик спустился к толпе, на ходу устало выдыхая в очередной микрофон: «Я победил с коалицией «Грузинская мечта». Я победил с Бидзиной Иванишвили. Я победил на фоне реформ, которые проводились в течение последнего года…»
Некоторые улыбнулись. Напрасно.

Последняя тайна Грузии

Георгий Маргвелашвили стал президентом будто для того, чтобы показать, кто должен им стать после того, как закончилась эпоха.

Он ничего не скрывает, Георгий Маргвелашвили – человек, у которого еще никто не нашел второго дна. Он сам на глазах у всех учится не улыбаться мысли о том, что стал президентом. Еще совсем недавно он на банальный вопрос о своих президентских планах отвечал: «Еще рано об этом говорить» – и, конечно, догадывался, какая это небанальность для фаворита выборов.

Он с той же улыбкой сравнивал себя с пластилином, принимающим при нужном воздействии любую форму. Он мягок и улыбчив, он сбривает бороду, потому что, говорят, кто-то сказал, что это не президентский имидж. Его не смущает смех, который вызывают фото в Сети, где будущий президент сосредоточенно застыл над вязанием – он так бросал курить, и он не собирается убеждать грузин в том, что он и есть настоящий брутальный грузинский мужчина. И он не собирается что-то менять в своих отношениях с женщиной, которая рядом, но формальным браком с ним не связана. Он никого этим не намерен эпатировать, но и не собирается объяснять ровным счетом ничего – ни про нее, ни про прежнюю жену, ни про дочь, которая живет в Москве.

Человек, пришедший после Саакашвили, – он не обманывает, он такой, каким представляется, он – обыкновенный, и в этом постмодернистский секрет наступившего исторического этапа. Премьеры приходят и уходят, а президенты в Грузии избираются, причем по-прежнему всенародно. Могут они по-прежнему практически все, но только по согласованию с парламентом, то есть практически ничего. И они остаются, если, конечно, не революция и не гражданская война. Георгий Маргвелашвили – тот образ президента, изучая который, каждый может быть спокоен: страна, выбирающая себе такого президента, надежно застрахована и от войн, и от революций. И что вообще больше не случится ничего особенного, что в грузинском варианте выглядит так же эксцентрично, как президент с вязальными спицами, но так оно и есть.

Так решил Бидзина Иванишвили. 

Философ уходит в горы

…Новейшая история Грузии только кажется хаотичной сменой декораций, действующих лиц и главных режиссеров. Размышлять о логике при Саакашвили, да и до него, было как-то неуместно, теперь, как ни странно, в самый раз. Бидзина Иванишвили и его президент Георгий Маргвелашвили – ее идеальное воплощение.
Впрочем, до определенного момента эта логика была формальна и бесспорна. Был совершенно логичен Звиад Гамсахурдиа – как обычный антикоммунистический порыв своего времени. Не только Грузия упустила тогда шанс, использованный восточноевропейцами, преобразовавшими разрушительную энергию исторической мести в реформаторский импульс. Там, где это не удалось, пришла партхозреставрация, и Эдуард Шеварднадзе был естественным проявлением этой эволюции.
Михаилу Саакашвили по всем канонам жанра надлежало уверенно вести страну к третьей контрольной точке ее универсальной постсоветской истории – авторитарной стабильности и вертикали. Он и повел. Но не для того, чтобы полученное всевластие вложить в дело получения еще большего всевластия. Он, вопреки традиции, принялся переламывать страну, и ему в этом помогал, поддавшись порыву, Бидзина Иванишвили.

В 2011 году они поссорятся, а про Маргвелашвили потом станет известно, что он поссорился с Саакашвили и вовсе еще до «революции роз». И на парламентских выборах 2003 года даже отказался от места в предвыборном списке Нино Бурджанадзе, тогда тоже будущей революционерки. Но ссорами в Грузии никого не удивить. Из-за них страна со времен Звиада Гамсахурдиа ходила ходуном, чередуя гражданскую войну и революцию

Впрочем, Маргвелашвили все эти бурные годы жил так, будто доказывал, что на эту жизнь можно легко смотреть свысока, причем в самом буквальном смысле. В том 1992 году, который начался войной в Тбилиси против Гамсахурдиа, переросшей в войну, не прекращавшуюся потом, считай, до самого 2008 года, Маргвелашвили заканчивает Тбилисский университет. Он доучивается  в пражском Карловом Университете Центральной и Восточной Европы и одновременно работает горным инструктором – самое, пожалуй, спокойное, безопасное и вполне философское времяпрепровождение в тогдашней Грузии. Про Маргвелашвили говорят, что его прошлое – одно сплошное белое пятно и загадка. Ничего подобного. Он ничего не скрывает. Просто это такое прошлое: обычная жизнь, в которой долго не было никаких интриг,  тайн и компромата. Только горы и немного философии.

Политика для нетщеславных

Году к 1995-му в Тбилиси уже не страшно было выйти на проспект Руставели и даже надеть драгоценности, если их еще не продали. Герои предыдущей – бурной и вдохновенной – эпохи разбрелись по тюрьмам и российской эмиграции. Если что и сотрясало страну, так очередное покушение на Шеварднадзе, но эта новость к утру уже забывалась. И Маргвелашвили спускается с гор и возвращается в философию.

Дело происходит в Тбилиси, где интеллектуальная тусовка жизнелюбива, то тут, то там появляются новые неправительственные организации, институты и фонды. Компании, в которых перемешаны старые и новые друзья – политики, журналисты, ученые, артисты, – перетекают друг в друга, 1990-е уже перевалили через свою середину, пора Шеварднадзе кажется вечной и только начинающейся, и слава богу, потому что вчерашний кошмар еще не забыт. Они дружат, флиртуют, разводятся, иногда скандально, спорят, пишут стихи и рефераты, зарабатывают деньги и создают партии – и все это непрерывный поток, все друг с другом знакомы через одного-двух общих знакомых. Маргвелашвили – один из многих, никто не может вспомнить о нем ничего плохого, когда придет время, не вспомнят вообще ничего – обычный парень, немного неуклюжий и безалаберный, как все…

Есть, впрочем, недоброжелатели, вспоминающие, что на ниве философии он ничем не запомнился. Кантом он в самом деле не стал, но университетский курс «История смыслов и коммуникации культуры», который он вел в конце 1990-х, очевидцы вспоминают довольно тепло, да и сохранившиеся фото подтверждают, что атмосфера на них царила по-западному свободная.

Он не рвался в политику, но в той атмосфере от нее уклониться было невозможно – от участия в какой-нибудь партии, или политическом проекте, или в каком-нибудь парламентском комитете. Можно было выбирать. Можно было оказаться рядом с Зурабом Жванией и стать «зеленым», и Маргвелашвили встал в эти ряды. Можно было дружить с Гигой Бокерией, который потом станет секретарем Совбеза Грузии при Саакашвили и одним из столпов его режима, но не стать человеком из команды Саакашвили, потому что когда-то и почему-то отношения не сложились.

Это был политический класс в полном смысле этого слова, из которого вышли все, кто стал потом знаменит. Маргвелашвили к славе не стремился. Он не рвался в парламент, он не прославился как член окружения Жвании, он как-то поверхностно успел поработать и с Нино Бурджанадзе, но этот эпизод совсем не выделяется на фоне и без того довольно блеклой политической активности. Он не рвется ни на трибуну, ни в трибуны-вожаки. Ему ближе кабинет, и он их меняет без драматизма, просто как место работы. Жвания, Бурджанадзе, наконец, Национально-демократический институт, американская неправительственная организация, близкая к Демократической партии. Может быть, так совпало, может быть, было написано на роду – идти во всем врозь с Саакашвили, у которого с демократами и Обамой никогда не складывалось. А потом было ректорство в Грузинском институте общественных отношений, еще одной неправительственной организации, которые в Грузии вообще сыграли немалую роль в деле открытия новых политических имен. За шесть лет Маргвелашвили превратил и этот институт в один из ведущих политических инкубаторов.

Что в конечном итоге и оказалось для него самой реальной политикой.

Ни шагу вперед, ни шагу назад

Может быть, это и символично, что Маргвелашвили наотрез отказался въезжать в отстроенный своим предшественником президентский дворец, отдав его не кому-нибудь, а университету.

Конечно, вся логика сюжета должна была привести Маргвелашвили в окружение Иванишвили. Он стал у него министром образования – а кто еще? А вопросов, зачем Бидзина Иванишвили победил на парламентских выборах в 2012-м и что он собирается делать дальше, уже никто не задавал, будто отчаявшись найти ответ.
Иванишвили не сделал, вопреки опасениям реформаторов и их сторонников, ни шагу назад, но и шагу вперед не ступил. Не нашли себя на родине ни бежавшие из страны воры в законе, ни топ-чиновники эпохи Шеварднадзе. Не стала дальше Грузия от Запада и от НАТО, хоть и не стала ближе

Он не оправдал ни одной надежды и не подтвердил ни одного опасения. Все знают, что при Саакашвили отнимали бизнес, но при Иванишвили никому ничего не вернули. Может быть, понимая, что потянешь кирпич, а рухнет все здание, ведь суммарная стоимость этих активов оценивается в 5 миллиардов долларов.
Но дело, возможно, не в этом. Гораздо важнее то, что политическая архитектура времен Саакашвили сама по себе, за исключением отдельных вычурных и раздражающих излишеств, не вызывает отторжения ни у Иванишвили, ни у большинства его людей.

Программа для победителя

Ближе к президентским выборам Маргвелашвили стал меняться, а теперь он, похоже, начинает относиться к своей роли всерьез. На пресс-конференциях он стал желчным, особенно переходя с английского на русский, будто заранее готовясь к подвоху. Он ведь и в самом деле, как и все остальные, еще не знал, кто он для России и какие слова о России он должен говорить – хоть по-русски или по-английски. Президентских планов у него по-прежнему не было, но признаваться в этом уже было как-то неуместно, а образ тем временем сложился, и из этой ситуации как-то надо было выходить. Одновременно ясно было, что ничего особенного делать и не надо, потому что в нужный момент придет Бидзина Иванишвили и все объяснит.

Кажется, в магическую силу Иванишвили все в его окружении уже поверили, и никто не пытается это удовольствие причастного зрителя портить постылыми размышлениями на тему «зачем?» – зачем приходил, зачем уходит и что дальше?

У Иванишвили все получается. Даже избежать второго тура в ситуации, когда ни один социолог не давал Маргвелашвили больше 47 процентов, – и то получилось. У него получилось не допустить развала коалиции, которая держалась, казалось бы, только на его деньгах, а оказалось, что еще и на вере в успешность его начинаний. Пусть и с неясной целью.

И у Георгия Маргвелашвили все пока получается. Маргвелашвили не знал, что говорить по-русски о России, а по-английски это особенно никому было слушать не интересно. По-английски интересовались судьбой Саакашвили, и здесь тоже нельзя было говорить больше, чем на этот счет высказался Иванишвили, а он если и сформулировал позицию, то скрывает. Выборы прошли, Маргвелашвили презентовал себя в прайм-тайм российскому телезрителю, но и он понял только, что новый президент не похож на старого, большего никто и не ждал, и Маргвелашвили свою задачу снова выполнил, даже не приступая к ее решению.
Год на посту премьер-министра Бидзина Иванишвили яростно отстаивал программу, состоявшую из единственного пункта – «НИЧЕГО НЕ МЕНЯТЬ!», и даже сажал в тюрьму оппонентов по минимуму, не так, как требовала разъяренная паства. Не было реформ и не было реставрации, и, как выяснилось после первого же тура выборов, это было сутью нулевого цикла: оставить все как есть.

Только без Саакашвили.

Исчерпанная революция

Статус своего преемника, который теперь даже не может никого посадить, придумал Саакашвили. Бидзина Иванишвили наполнил эту схему поистине точным содержанием. Георгий Маргвелашвили – это формула президента после Саакашвили, в эпоху, в которую ничего не меняется, кроме того, что Грузия больше не страна непрерывного драйва. Великий перелом закончен.

«Что теперь делить, без личностного противостояния уходящих Иванишвили и Саакашвили, реформаторам из обоих противостоящих лагерей – вашего и экс-президентского?» – спросил я Маргвелашвили, и он ответил с той готовностью, с которой обычно отвечают на давно надоевшие вопросы без ответов. «Наше сотрудничество исключено. Их методология делает его невозможным». – «Даже без Саакашвили?» – «Даже без Саакашвили».

Им, действительно, не о чем будет говорить, пока есть Иванишвили. А насчет его ухода один мой знакомый в Грузии весело пообещал: «Куда он уйдет? Нет, мы его никуда не отпустим!» И добавил уже серьезно: «Он сам стал заложником ситуации. Он, мягко говоря, не мой кумир, но я, например, не представляю, чтобы он взял, все бросил и укатил в Париж».

Любой разговор о новом президенте Грузии по понятным причинам перескакивает на Иванишвили, и это тоже часть портрета нового президента. «Иванишвили иррационален, – объясняет один хорошо знающий его человек.

– Он вдруг заинтересовался исламом, полагая, что это актуально для Грузии. Он три месяца назад ничего про него не знал, но уверяю вас, через полгода немного разберется. И он неслучайно так и не выбрался за этот год ни в Москву, ни в Вашингтон. Я говорил с его русскими партнерами по бизнесу – он никогда никому ничего не обещает…»

У него другие мотивы. «Зачем он поссорился с Саакашвили? Да очень просто, – рассказывает другой мой собеседник, близкий к коалиции Иванишвили. – Саакашвили его обидел. Судя по всему, чего-то от него потребовал. Может, денег. Может, избавить от своих советов. И Иванишвили как-то сказал: «Непослушных детей надо наказывать». А если он что-то решил, он сделает, будьте уверены. И наказал…»

Может быть, в самом деле так Грузия стала для Иванишвили непрофильным активом, от которого уже нельзя избавиться. По личным в том числе причинам. А ответственность нести и не очень хочется, и недосуг. Нужна команда управляющих – примерно по той модели, которую придумал для следующего президента уходящий Саакашвили.

Президент Маргвелашвили на президента не похож. Но он и собирается им быть, пока есть Иванишвили, а о том, что будет после него, все равно никто не думает. Так почему должен думать Маргвелашвили?

Президентов, от которых никто не ждет ни спасения, ни чуда, в Грузии еще не было. Теперь есть. И означает это одно – революция закончена. Продолжается жизнь. Может быть, в этом и заключается грузинская мечта?