Гомосексуализм как средство укрепления власти

Пятьдесят пять лет назад, зимой 1959 года, Министерство внутренних дел СССР начало спецоперацию по выявлению граждан нетрадиционной ориентации и педофилов в коллективе Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. В те времена гомосексуализм сам по себе был наказуем, и в действовавшем тогда Уголовном кодексе РСФСР (редакция 1926 года с изменениями 1934 года) ему была посвящена статья № 154-а, по которой можно было получить от 3 до 8 лет лишения свободы.

Геи-диверсанты

«Антигейская» статья появилась не случайно, причем фактически ее ввели еще в конце 1933 года. Январский 1933 года пленум ЦК ВКП(б) принял решение о проведении партийных чисток, в результате которых из партии было исключено несколько сотен тысяч коммунистов. Именно те, кого исключали в 1933 году, даже несмотря на восстановление в партии, стали в последующем первыми жертвами Большого террора. К этому процессу органы внутренних дел готовились заранее, и одной из главных задач было расширение инструментария, аргументации арестов и осуждения сотен тысяч людей. Необходимы были обвинения, которые могли бы дискредитировать арестованных «врагов народа» в глазах общественности. И усилить негативное впечатление должно было обвинение в гомосексуализме.
До конца 1933 года гомосексуализм уголовным преступлением не считался и был явлением довольно распространенным, особенно в среде советской творческой интеллигенции, а также в некоторых наркоматах (например, Наркомате иностранных дел). Но осенью 1933 года по инициативе Генриха Ягоды и первого заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского в Москве и Ленинграде была проведена спецоперация по выявлению лиц, которых подозревали в гомосексуализме. Формальным поводом была оперативная разработка связей некоторых людей, арестованных в 1933 году по обвинению в шпионаже и подготовке диверсий. Ягода в ноябре того же года докладывал Сталину об аресте 130 человек из «актива педерастов», который занимался «созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки». Вождь народов дал поручение «примерно наказать мерзавцев», и 3 декабря 1933 года Ягода предложил «издать соответствующий закон об уголовной ответственности за педерастию».
В те времена никаких «первых-вторых чтений» не существовало и такие вопросы решались стремительно. Через несколько дней Политбюро одобрило «конструктивное предложение», и 17 декабря было опубликовано постановление ВЦИК, руководствуясь которым ОГПУ получило право привлекать гомосексуалистов к уголовной ответственности еще до введения соответствующей 121-й статьи в УК РСФСР (ее ввели 7 марта, а в кодекс включили 1 апреля 1934 года, отменили же ее только в 1993 году).
Массовых репрессий среди гомосексуалистов не было, но при каждом удобном случае в приговоры представителям партийно-государственной номенклатуры включалась и статья 154-а. В пристрастии к однополой любви обвиняли и наркома внутренних дел Николая Ежова, и заведующего протокольной частью Наркомата иностранных дел Флоринского, и ряд старых большевиков. Представителям творческой интеллигенции эта статья тоже добавлялась к основной. Например, известный крестьянский поэт Николай Клюев был арестован в конце 1934 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных 58-й статьей, а 154-ю ему «добавили» в 1937 году, после чего и расстреляли.
Первым из представителей Московской консерватории по 154-й был привлечен к уголовной ответственности музыковед Болеслав Пшибышевский, который в 1929–1931 годах был ее директором. В конце 1933 года его исключили из ВКП(б), а в январе 1934-го  приговорили (в соответствии с упомянутым постановлением ВЦИК) к трем годам лишения свободы и отправили на Беломорско-Балтийский канал. Земляными работами он, правда, не занимался, а был заведующим музыкальной частью Центрального театра Беломорско-Балтийского комбината. Судьба его печальна: в январе  1937 года он вернулся в Москву, но 1 марта его снова арестовали (уже по обвинению в шпионаже и подготовке теракта) и в августе расстреляли…

1955 год: разврат и порнография

Если в сталинские времена статья 154, как правило, была своего рода «довеском», то уже в конце пятидесятых обвинения в распространении гомосексуализма часто становились пусковым механизмом для начала мероприятий по «оздоровлению» различных учреждений и организаций, в том числе и имеющих непосредственное отношение к развитию музыкальной культуры. Удивительно, но с тех времен гомосексуализм стал замечательным средством, которое полностью оправдывало вмешательство властей в деятельность учреждений культуры, хотя истинной целью было, конечно, не «укрепление морального облика», а стремление добиться политической лояльности студентов и преподавателей…
Проблемы с «моральным обликом» в Московской консерватории и школе при ней были всегда, равно как и в других музыкальных, художественных и хореографических учебных заведениях. Еще 29 февраля 1940 года председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР Михаил Храпченко издал приказ о введении в упомянутых школах должности помощников директоров по политической части, которые должны были организовывать идейно-воспитательную работу среди воспитанников и преподавателей школ. Но 14 мая того же года секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Маленков получил от заместителя заведующего отделом школ ЦК ВКП(б) Бушуева докладную записку, в которой отмечалось, что введение упомянутых должностей приведет к излишней трате средств и снятию ответственности за политработу с администрации школ. Секретарь ЦК согласился с предложением отменить приказ о введении должностей помполитов, поскольку оно расшифровывало и рассекречивало важнейший принцип партийно-государственного руководства «музыкальным фронтом». В проекте постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) указывалось на «самоуправство» Храпченко. Маленков, правда, зачеркнул это слово, заменив его на «неосмотрительность». Приказ был отменен, в результате чего идейно-воспитательная работа в подобных учреждениях была переложена на администрацию. Судя по всему, администрация с поставленной задачей не справлялась, и в творческих вузах царил «чуждый» дух.
И в сороковые годы, и в середине пятидесятых ЦК приходилось принимать различные меры и выпускать соответствующие постановления. 8 марта 1955 года заведующий Отделом науки и культуры ЦК КПСС Алексей Румянцев вместе с заместителем заведующего отделом Тарасовым и заведующим сектором отдела Лебедевым отправил руководству ЦК обширное письмо «О фактах проникновения в среду студенчества московских художественных вузов идейно чуждых влияний».
Целый раздел в этом документе был посвящен идейно-воспитательной работе. Процитируем некоторые избранные места из этого письма: «В Литературном институте им. Горького при ССП (Союз советских писателей. – А.Б.) СССР среди студентов наблюдаются случаи пьянства, разврата и другие аморальные поступки, о которых известно руководителям ССП СССР и МГК КПСС… В театральном училище имени Щукина некоторые студентки, в том числе комсомолки, оказались жертвами преступника (…)… Факты аморального поведения имеются также в Музыкально-педагогическом ин-те им. Гнесиных, Московской консерватории и институте им. Сурикова… Студент ин-та им. Гнесиных (…) развратил несколько молодых девушек-студенток училища при этом институте, учинил пьяные дебоши в студенческом общежитии. Дирекция, партийные и общественные организации института ограничились лишь исключением (…) из института… Систематически пьянствует ряд студентов Московской консерватории. За аморальные поступки (распространение порнографических открыток и др.) был исключен из консерватории зам. секретаря комсомольской организации национального отделения (…), а также студентка (…), развратное поведение которой стало известно большинству слушателей консерватории… Совсем недавно (1 января с.г.) студент 1-го курса института им. Сурикова (…) в общежитии нанес несколько ран товарищу по общежитию из института им. Гнесиных (предполагают, что на почве ревности). Студент (…) арестован, находится под следствием, пострадавший лежит в больнице».
Но вернемся к Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. «Сигналы» о «моральном разложении» профессорско-преподавательского состава консерватории поступали с весны 1958 года, но практические действия МВД СССР начались только после того, как директор Московской государственной консерватории Свешников и секретарь парторганизации Федоровцев послали министру внутренних дел СССР Николаю Дудорову письмо, в котором сообщали, что «в консерватории имеются педагоги, из них один даже профессор, которые подозреваются в мужеложстве». В этом документе, датированном июнем 1958 года, директор и парторг просили МВД «принять меры».
Расследование было поручено Главному управлению милиции МВД СССР и продолжалось почти восемь месяцев, а его активная фаза (с внедрением агентуры, установлением наружного наблюдения и опросом свидетелей) началась зимой 1959 года.
31 марта 1959 года на бланке МВД СССР под грифом «Совершенно секретно» в ЦК КПСС ушел документ за номером 188/л за подписью министра внутренних дел СССР Николая Дудорова. В нем в частности говорилось: «В результате проведенных Главным управлением милиции МВД СССР мероприятий установлено следующее: (…), (…) года рождения, являвшийся преподавателем Московской государственной консерватории и заведующим (…) отделением Центральной музыкальной школы при этой консерватории, используя свое служебное положение, в течение продолжительного времени занимался мужеложством и развращением несовершеннолетних учащихся (мальчиков) Центральной музыкальной школы и студентов консерватории». (Несмотря на то что документ в 2013 году рассекречен и опубликован, некоторые фамилии в нем по этическим соображениям опущены. – Ред.).
Выявленному гею-педофилу грозила вторая часть статьи 154-а, которая за «использование служебного положения» предусматривала строк от 5 до 8 лет лишения свободы. Преподаватель изобличался показаниями многочисленных свидетелей, в том числе и тех, кого он вовлекал в сообщество граждан нетрадиционной ориентации. 
Информация о склонностях преподавателя довольно долго придерживалась, поскольку милиционеры хотели выявить и «доцентов», которые упоминались в письме директора и парторга. Но те почувствовали неладное, один (весьма известный пианист и педагог) срочно женился, а другой даже уволился. Но в марте 1959 года милиционеры сумели застать одного из выпускников консерватории, уже перешедшего на самостоятельную работу, «в тот самый момент».
Министр внутренних дел не без гордости отмечал в письме, направленном высшим партийным инстанциям: «Бывший студент той же консерватории, ныне пианист Московской государственной филармонии (…), (…) года рождения, тоже длительное время занимался мужеложством. 24 марта с.г. (…), находясь в концертной поездке в г. (…), был застигнут с поличным при совершении полового сношения с артистом (…) оперы и балета (…) года рождения». Естественно, и преподавателя, и выпускника, и артиста немедленно арестовали. А в отношении остальных граждан, которые были упомянуты в письме директора консерватории и парторга, стали проводиться уже открытые следственные действия: «В настоящее время, – говорилось в письме министра, – Главное управление милиции МВД СССР совместно с прокуратурой г. Москвы проводит дальнейшие мероприятия по разоблачению других лиц, подозреваемых в мужеложстве и развращении учащихся музыкальных учебных заведений».
1 апреля с посланием министра ознакомился заведующий отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов, а через три дня бумага легла на стол секретаря и члена Президиума ЦК КПСС Екатерины Фурцевой. По воспоминаниям современников, гневу ее не было предела, а «разбираться» с консерваторией было поручено министру культуры Николаю Михайлову, профессиональному аппаратчику, которого в 1955 году с должности посла в Польше «бросили» на культуру

Что не так в консерватории?

Министр Михайлов был человеком опытным. Он и на заводе «Серп и молот» поработал, и освобожденным комсоргом побыл, и даже после разгрома редакции «Комсомолки» в 1937 году и расстрела главного редактора Владимира Бубекина занял его место. А потом был назначен первым секретарем ЦК ВЛКСМ, затем секретарем ЦК КПСС, послом и, наконец, министром. Как-то раз он пожаловался Дмитрию Шостаковичу: «Да, с культуркой у нас плоховато…», за что получил прозвище «министр культурки».
К заданию, полученному от президиума ЦК, он подошел основательно и уже 8 июня 1959 года отправил туда письмо «О морально-политической обстановке в Московской консерватории». И для начала сообщил, что вопрос обсуждался на коллегии министерства, в результате чего «была вскрыта крайняя запущенность работы с профессорско-преподавательским составом консерватории и неудовлетворительное состояние идейно-политического воспитания студентов». Остановимся на этом моменте. В иные годы после такой характеристики директор немедленно отправлялся в отставку. Но только не Александр Свешников. Он продолжал оставаться директором (ректором) консерватории еще 16 лет и успел получить за это время три ордена Ленина и звание Героя Социалистического Труда. Вот что значит вовремя дать сигнал и признать ошибки.
Начавшиеся в марте аресты выявленных в Московской консерватории гомосексуалистов и педофилов, по словам министра культуры, продолжились и в апреле 1959 года. Назвав их фамилии, Михайлов отметил: «Эти и другие педагоги на протяжении многих лет развращали мальчиков – учащихся Центральной музыкальной школы и юношей – студентов консерватории». По оценкам МВД, за 1948–1959 годы в разряд «развращенных» попало до ста детей и молодых людей.
Но список претензий к преподавателям главного музыкального вуза страны на этом не заканчивался. Министр писал в ЦК: «Педагог Эпштейн нетерпимо ведет себя со студентками, нарушая принятые нормы морали. Педагог Флиер (имеется в виду пианист и профессор консерватории Яков Флиер, в будущем – народный артист СССР. – А.Б.) не сдержан в своих отношениях к женщинам и, несмотря на свой возраст, уже в четвертый раз женится».
Но ладно там Флиер, ведь «профессоры Пейко и Голубев», как следует из документа, вообще «устраивали у себя на дому прослушивание эстетских произведений» и «вели со студентами разговоры о праве на «творческие искания» (абстрактные)». Что на этом фоне «несдержанность в отношении к женщинам»!
Студентов приглашал к себе домой и профессор Нейгауз (Генрих Нейгауз, народный артист РСФСР. – А.Б.), «который часто появлялся в консерватории в нетрезвом виде».
У студентов, по словам министра культуры, развивались такие качества, как стяжательство, зазнайство, «своеобразный нигилизм и критиканство». А еще они неохотно исполняли произведения отечественных композиторов, предпочитая им зарубежную классику и даже авангард. И, что самое главное, на фортепианном факультете из 176 студентов было всего 6 рабочих и 1 колхозник. Среди аспирантов колхозников вообще не было.
Профессоров Николая Пейко (довольно известного композитора, заслуженного деятеля искусств РСФСР, лауреата госпремии и орденоносца) и Евгения Голубева (в будущем – народного артиста РСФСР) уволили. Преподаватели Динор и Эпштейн были отстранены от работы. «Почистили» и кафедры, поменяв заведующих, «усилили» преподавательский состав. А группу педагогов консерватории решили отправить в различные районы страны на поиски талантливых рабочих и крестьян, которые изъявляли желание поучиться в консерватории.
Студентам летние каникулы заменили работой на целине и новостройках. А еще запретили принимать на теоретико-композиторский факультет абитуриентов без производственного стажа.
Итого, по разным данным, от 4 до 6 профессоров, преподавателей и выпускников Московской консерватории отправились отбывать сроки по статье
154-а – от 2 до 6 лет, 6 человек были уволены, а за студентами был установлен «строгий партийный и комсомольский контроль».
Среди попавших под «раздачу» был и выдающийся советский пианист и педагог Наум Штаркман, который в 1958 году стал лауреатом Первого международного конкурса имени П.И. Чайковского. А уже в 1959 году его арестовали по обвинению в мужеложстве и осудили. Вышел он довольно быстро, отсидев чуть больше года, но потом фактически получил «запрет на профессию». Ему не разрешали выступать с открытыми концертами и преподавать. Только в 1969 году он почти частным образом получил нескольких учеников в Гнесинском институте, а профессором Московской консерватории он стал только в 1987 году. Тогда же началась и его международная концертная деятельность…
Что показательно, в 1959 году никаких выступлений зарубежной гей-общественности, звезд эстрады и отечественных борцов с гомофобией в связи с описанными нами событиями отмечено не было…