НОВОСТИ
Госдума приняла обращение к кабмину по мигрантам. В образовании и здравоохранении – им не место
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
ЗА 20 ЛЕТ «ДО ПОБЕДЫ КОММУНИЗМА»

ЗА 20 ЛЕТ «ДО ПОБЕДЫ КОММУНИЗМА»

ЗА 20 ЛЕТ «ДО ПОБЕДЫ КОММУНИЗМА»
Автор: Юрий ПАНКОВ
Совместно с:
26.10.2015
 
Как Никита Хрущёв оповестил человечество о твердом решении построить в СССР коммунистическое общество. Из воспоминаний референта Международного отдела ЦК КПСС Вольфа Седых.
 
54 года назад, 17 октября 1961 года, в Москве начал работу исторический – XXII съезд КПСС, который ни много ни мало впервые за все существование коммунистического учения объявил о конкретной дате наступления коммунизма: 1980 год. Именно эта «излишняя детализация», как потом стыдливо будут оправдываться идеологи КПСС в эпоху ее заката, и сгубила «великое учение». Чтобы передать атмосферу тех исторических дней, мы пуб­ликуем отрывок из мемуаров сотрудника Международного отдела ЦК КПСС Вольфа Седых, книга которого «Наш суровый и великий русский век» выйдет из типографии в конце этого года.
 
В тесном кабинете заведующей западноевропейским сектором Международного отдела Софьи Никандровны Павловой – худенькой, изящной блондинки, умело скрывавшей свой уже давно не бальзаковский возраст, – собрались ее сотрудники. Кое с кем из них я сталкивался и раньше, еще в стенах альма-матер. Невысокий, черноглазый, очень подвижный Юрий Николаевич Панков был направлен на работу в аппарат ЦК еще в 1949 году в числе первых выпускников МГИМО. В Международном отделе за Панковым была закреплена главным образом бельгийская тематика.
 
ОБМЕН ПОЦЕЛУЯМИ
 
Совещание у Павловой проходило в канун очень важного события – XXII съезда КПСС, на который были приглашены многочисленные делегации братских партий. Сотрудникам Международного отдела предстояло выдержать серьезное испытание, и энергичная Софья Никандровна, словно командир перед решающим сражением, строго проверяла боеготовность своих подчиненных.
 
– Юрий Николаевич, – обращалась она к Панкову, – удалось ли вам переговорить со всеми переводчиками? Знают ли они, с кем из делегатов им придется работать?
 
– Знают, Софья Никандровна, – рапортовал Панков. – Я всем раздал списки гостей с их краткими биографическими данными. Впрочем, большинство переводчиков лично знают многих членов делегаций.
 
– Хорошо. А все ли переводчики проинформированы о нынешних проблемах коммунистического движения? Что вы можете сказать, Владимир Иванович?
 
На сей раз Павлова спрашивала Юхина.
 
– Я встречался со многими товарищами, – обстоятельно докладывал тот. – Рассказал о главном. Ознакомил с нашими справочными материалами. Думаю, все неплохо подготовлены к беседам с делегатами.
 
– Будем надеяться. Вы же знаете, какое значение придают встречам с иностранными товарищами и Никита Сергеевич, и Михаил Андреевич, и Борис Николаевич, да и другие наши руководители.
 
На следующий день в Москву одна за другой стали прибывать зарубежные делегации, и для сотрудников Международного отдела, да и для многих других аппаратчиков началась суматошная, выматывающая все силы трудовая страда. Одними из первых встречали посланцев Французской коммунистической партии. У трапа самолета гостей сначала тепло поприветствовал Пономарёв.
 
Вслед за ним Софья Никандровна по-родственному расцеловала Мориса Тореза и Жаннету Вермерш, а я вручил седовласой гостье букет цветов. Обмен поцелуями и братскими объятиями при встречах был в те времена почти общепринятым в международных партийных кругах своеоб­разным обрядом, который как бы подчеркивал очень тесный, почти братский характер отношений между идео­логическими единомышленниками разных стран.
 
По задумке организаторов, партийный съезд должен был стать своеобразным смотром международных коммунистических сил и апофеозом достижений первого в истории социалистического государства. Все подчеркивало этот триумф: и присутствие в Москве представителей восьми десятков марксистско-ленинских партий, и только что открытый в Кремле, словно дерзкий вызов его древним стенам, новенький, ультрасовременный для той поры Дворец съездов. И даже наскоро проложенный по старым арбатским кварталам импозантный и прямой, как указующий перст, Калининский проспект, соединивший Садовое кольцо с Боровицкими воротами Кремля.
 
Но воистину небывалый вызов миру и векам ожидал гостей на самом съезде. В докладе о новой программе партии Никита Хрущёв оповестил человечество о твердом решении всего лишь через два десятилетия привести свою великую державу к коммунизму. Так прямо и заявил: через 20 лет. Словно речь шла о строительстве очередной железной дороги, где все можно рассчитать до последнего километра, до завершающей шпалы. 
 
АНАСТАС МИКОЯН, ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ВС СССР, ЧИСТОВ, ПОМОЩНИК МИКОЯНА, ВОЛЬФ СЕДЫХ, АНДРЕ КАРРЕЛЬ, ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР ЕЖЕНЕДЕЛЬНИКА «ЮМАНИТЕ – ДИМАНШ», ЖАН КАНАПА, ЧЛЕН ЦК ФКП, КРЕМЛЬ, ДЕКАБРЬ 1962 ГОДА
Фото из архива Вольфа Седых
 
«ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ СТРАНЫ»
 
На следующий день я, как и мои коллеги по Международному отделу, старательно выполнял поручение начальства – выяснял у иностранных товарищей их отношение к новой программе советской Компартии. Что касается Мориса Тореза, то с ним уже переговорил с помощью переводчика Суслов, очень довольный этой беседой. Столь же благожелательно был настроен и член политбюро ЦК Французской компартии, ее «министр иностранных дел» Раймон Гюйо, утонченный, с умным и слегка лукавым выражением карих глаз немолодой парижанин. Он пока еще присматривался ко мне и для начала ограничился стандартной оценкой: «Ваша программа – это бесценный вклад в общую борьбу всех прогрессивных сил мира. Браво!»
 
Более откровенным был Жорж Коньо, теоретик и историк Французской компартии, давний помощник Мориса Тореза, сработавший для него немало докладов и речей. В годину фашистской оккупации Франции Коньо бежал из концлагеря, но потерял в те роковые дни одного из своих товарищей, брата Мориса Тореза – Луи, который был схвачен гестаповцами и расстрелян. Дородный, полноватый, жизнерадостный, несмотря на пережитые потрясения, очень открытый и мудрый француз, Жорж Коньо быстро сблизился со мной, и до конца его дней мы поддерживали дружеские отношения. Мы встретились с Жоржем в ресторане партийной гос­тиницы, открытой незадолго до этого в Плотниковом переулке на Старом Арбате.
 
Выпив по бокалу, естественно, «за братство коммунистов и дружбу народов наших двух стран» и слегка заморив червячка, я задал первый, особенно интересовавший меня вопрос:
 
– Как, по-вашему, воспримут рядовые французы обещание, а вернее, обязательство Хрущёва уже через 20 лет обеспечить каждого нашего гражданина по его потребностям?
 
– По-разному, – дипломатично улыбнулся Коньо. – Говорят, сколько французов – столько и мнений. Думаю, что, помимо коммунистов, таким обещаниям может поверить часть моих соотечественников левых убеждений. Особенно те, кто сохранил чувство признательности к вашей стране за ее решающую роль в избавлении Франции и всей Европы от нацистских оккупантов. Хотя, откровенно говоря, многие из них разуверились в коммунизме после ваших официальных разоблачений культа личности Сталина.
 
– Почему же теперь они поверят в коммунизм?
 
– Не так в коммунизм, о котором большинство имеет очень смутное представление, как в потенциальные возможности вашей страны.
 
– Какие, например?
 
– Многие отнюдь не считают случайностью, что за каких-нибудь 15–20 лет Советский Союз сумел не только разгромить мощнейшую Германию и ее союзников, но и восстановить разрушенную войной и оккупацией страну, догнать всесильную Америку в атомной области и перегнать ее в космосе. Значит, вам любое дело по плечу.
 
В один из съездовских дней на обед с делегацией ФКП был приглашен космонавт Герман Титов, незадолго до этого повторивший подвиг Юрия Гагарина. В тот день и мне посчастливилось познакомиться со вторым советским космонавтом, с ним я не раз встречался и впоследствии. Нужно было видеть, с каким искренним интересом расспрашивал Торез прославленного героя о его полете, семье и друзьях, о перспективах космонавтики. Морис Торез был в отличном настроении, произносил остроумные тосты, его глаза излучали радушие.
 
Чувствовалось, что ему доставляло огромное удовольствие беседовать с представителем нового поколения, которое смело идет «на штурм неба», о чем лидер французских коммунистов говорил мне на Советской выставке в Париже. Словом, наши дела в космосе шли прекрасно. А это позволяло надеяться и на успехи в земных начинаниях, в том числе и на восстановление добрых отношений с Китаем.
 
«ПУСТЬ СИДИТ ТАМ, ГДЕ ЕМУ ПОЛОЖЕНО»
 
В завершение форума в зале приемов Дворца съездов на его втором этаже был устроен обед в честь иностранных гостей. Мне было поручено находиться при Хрущёве на случай встречи с ним Мориса Тореза. В назначенное время я уже стоял за округлой фигурой Никиты Сергеевича. В этот момент к нему подошел сотрудник секретной службы, замаскированный под официанта, и вполголоса доложил:
 
– Никита Сергеевич, к вам хочет подойти Ворошилов…
 
Климент Ефремович, ожидая аудиенции, к этому времени уже неловко перетаптывался за спиной «официанта».
 
– Что! – вскипел Хрущёв. – Ишь ты, чего захотел! Привык в президиумах красоваться. Отведите-ка его назад, пусть сидит там, где ему положено.
 
И я, не веря собственным глазам, увидел, как двое дюжих молодцов-«официантов» подхватили под локотки 80-летнего некогда легендарного первого маршала и буквально отнесли его, беспомощно дрыгавшего ножками, на указанное всесильным хозяином место. Эта унизительная сцена припомнилась мне много лет спустя, когда я наблюдал на телевизионном экране за «самодержавными» приказами первого Президента России Ельцина. Грозно насупив брови, «царь Борис» указывал своим послушным министрам, какие стулья – поближе к нему или подальше – они должны занять. Знай сверчок свой шесток.
 
Конечно, мне было известно, что после ХХ съезда Ворошилов угодил в опалу из-за своей позиции в отношении так называемой антипартийной группы Маленкова – Молотова – Кагановича. Однако прославленный маршал все же официально занимал совсем недавно высокий пост председателя Президиума Верховного Совета СССР и имел, казалось, право приложиться к державной длани Никиты. Черта с два! По-прежнему была в ходу старая, проверенная временем хитроумная тактика: «Разделяй и властвуй».
 
После смерти Сталина простоватый на вид Хрущ ловко использовал своих коллег по Политбюро для уничтожения Берии. А затем публично добивал соучастников этой операции, стремясь переложить на них тяжкое бремя ответственности за прошлые прегрешения и преступления, в которых сам был виновен не меньше, если не больше, чем эти «антипартийцы», в том числе и маршал Ворошилов.
 
На том же торжественном банкете мне, еще не обстрелянному во внутрипартийных схватках новобранцу, довелось стать свидетелем другой позорной показательной порки, устроенной Хрущёвым. В присутствии затаивших дыхание иностранных гостей разбушевавшийся хозяин с упоением громил последних «отщепенцев».
 
«А теперь взгляните-ка на Первухина, теперь уже бывшего члена Президиума нашего ЦК, – приступал обвинитель к расправе над очередной жертвой. – Казалось, не первый год в партии, занимал высокие посты, был министром. И нате-ка вам, тоже осмелился пойти против партии, пожалел, видите ли, маленковскую компанию». При упоминании своей фамилии высокий, импозантный Первухин виновато поднялся из-за стола, почему-то снял очки и, словно провинившийся школяр, краснея и потея, смиренно выслушал обрушившиеся на него оскорбления.
 
«А ведь этот бедолага только-только назначен послом в ГДР, – подумал я. – Какими глазами будут отныне смотреть на публично высеченного чрезвычайного и полномочного, как будут относиться к нему присутствующие здесь, на этом дружеском обеде, духовные наследники Тельмана? Неужто Хрущёву невдомек, что подобной трагикомедией он проявляет неуважение и к ГДР, государству, которое он называет братским и суверенным?»
 
В ДНИ ВИЗИТА Л. И. БРЕЖНЕВА ВО ФРАНЦИЮ. СЛЕВА – ВОЛЬФ СЕДЫХ. ДЕКАБРЬ 1974 ГОДА
Фото из архива Вольфа Седых
 
«ФОНТАН МОЛОДОСТИ»
 
Между тем меня тоже ожидала своеоб­разная трагикомедия. Воспользовавшись паузой в хрущевских словоизвержениях, решил выступить Морис Торез. Возможно, он хотел внести хоть какую-то разрядку в напряженную атмосферу, созданную Хрущёвым на торжественном приеме. С трудом поднявшись со стула, именитый француз начал с поздравлений по случаю успешного завершения съезда «строителей коммунизма» и умолк на мгновение, ожидая перевода своей речи на русский язык.
 
Однако именно в этот момент официальный переводчик, не ожидавший такого экспромта, был занят с членами французской делегации в другом конце зала. И вот впервые в жизни мне пришлось исполнять роль публичного толмача-синхронщика. Я бойко перевел первые фразы оратора, хотя все еще не мог избавиться от тягостного впечатления от хрущевских барских забав. И тут случился конфуз.
 
Расхваливая съезд, Торез сравнил его с «фонтаном молодости», а я небрежно оставил в своем переводе только слово «молодость», решив, что этого вполне достаточно для характеристики партийного форума. При этом я даже успел вспомнить про себя крылатую фразу «Коммунизм – это молодость мира, и его возводить молодым!» Но не тут-то было! Торез, неплохо понимавший русский язык, к своему неудовольствию, не услышал в переводе слова «фонтан», а оно по-русски звучит примерно так же, как и по-французски.
 
И тут перед взорами почтенной публики разыгралось трагикомическое действо. Опытный оратор решил жестами показать непонятливому переводчику, как выглядит фонтан. Торез очень живо изобразил руками льющуюся струйку воды, потом вполне доходчиво обрисовал водную гладь. Нарушая законы жанра, для пущей убедительности новоявленный мим сносно произнес по-русски слово «листочки», которые-де плавают по водной поверхности. Сценка, достойная разве что Марселя Марсо! Явно заинтригованные Хрущёв, Косыгин, Брежнев, Суслов, Подгорный и другие отечественные и иностранные высокопоставленные зрители заулыбались, ожидая продолжения забавного спектакля. Но в этот момент явился наконец официальный толмач, блистательно продолживший перевод торезовской речи, начиная с «фонтана молодости».
 
О, этот «фонтан»! С того шокового для меня момента он частенько освежал мою память, а впоследствии даже стал для меня своего рода символом, навевавшим невеселые мысли. Разве не грустно слышать вдохновенные речи о молодости коммунизма из уст нездорового, одряхлевшего лидера одной из самых прославленных и влиятельных в то время братских партий? Однако в тот драматичный момент мне было не до символов. Несмот­ря на очевидный провал, мне пришлось снова занять свое место за спинами Хрущёва и Тореза и продолжать переводить их «междусобойчик» до конца трапезы, хотя, признаюсь, на душе у меня было муторно, словно у бедолаги студента, срезавшегося на экзамене.
 
ОБ АВТОРЕ
 
Выпускник МГИМО 1951 года Вольф Николаевич Седых (родился в 1928 году) на протяжении 10 лет работал редактором, обозревателем, заместителем главного редактора и главным редактором французской редакции Иновещания. На его журналистском счету за это время сотни публикаций и записи бесед с известными людьми, в том числе с первым президентом послевоенной IV Республики Венсаном Ориолем, марсельским бизнесменом Полем Рикаром, выдающимся поэтом Луи Арагоном.
 
После назначения в 1961 году референтом по Франции Международного отдела ЦК КПСС Вольф Седых принимал участие в работе XXII и XXIII партийных съездов, общался с лидерами ФКП Морисом Торезом, Вальдеком Роше, Жаком Дюкло, Жоржем Марше и их соратниками, а также с Никитой Хрущёвым, Леонидом Брежневым, Юрием Андроповым, Анастасом Микояном и другими советскими руководителями.
 
Работая в 1968–1976 годах собкором «Правды» во Франции, а затем на протяжении 12 лет директором издательства «Прогресс», будучи также заместителем председателя Советского комитета защиты мира, он встречался и беседовал с президентами Франции Жоржем Помпиду, Валери Жискар д’Эстеном, Франсуа Миттераном, Президентом Чили Сальвадором Альенде и лидерами ряда других государств. Был знаком с Эрве Базеном и его коллегами по Гонкуровской академии, писателями Морисом Дрюоном, Константином Симоновым, Расулом Гамзатовым, с первыми космонавтами Юрием Гагариным, Германом Титовым, Валентиной Терешковой и многими другими.
 

Автор:  Юрий ПАНКОВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку