НОВОСТИ
23.11.2024 10:50
Совладелец ТЦ «Зимняя вишня», где заживо сгорели 64 человека, вышел на свободу по УДО, отсидев всего 2 года
166
23.11.2024 09:35
The Hill: американский Конгресс торопится принять закон, обязывающий Трампа помогать Украине
182
22.11.2024 13:25
На петербургском оборонном заводе мигранты организовали производство жевательного табака
710
22.11.2024 10:45
В российских вузах студентов незаконно заставляют проходить опросы о подробностях интимной жизни
693
22.11.2024 08:35
Финансист из США втихаря пытается купить газопровод «Северный поток-2» в целях полного контроля энергоснабжения континента
1631
21.11.2024 15:35
Международный уголовный суд выдал ордер на арест премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху
906
21.11.2024 14:10
Скандального экс-заммэра Нижнего Новгорода задержали при попытке бегства за границу
1306
ЭКСКЛЮЗИВЫ
НЕ УГАСАЯ ДУХА
Совместно с:
09.11.2015
ИСТОРИЯ ГИБЕЛИ СЕМЬИ БОРАТЫНСКИХ
29 августа этого года в Татарстане была открыта усадьба Боратынских. Боратынские были одной из самых влиятельных и любимых семей в дореволюционной России. Потомки великого русского поэта верили, что рай на земле можно создать с помощью политических реформ и искусства. Но революция 1917 года и Гражданская война уничтожили почти всех членов этой семьи. Оставшиеся вынуждены были убегать из страны. Корреспондент «Совершенно секретно» по архивным документам и мемуарам восстановил историю гибели семьи Боратынских.
Боратынские оказались в Казани благодаря своему знаменитому предку – поэту пушкинской поры Евгению Боратынскому. Сам поэт с Казанью был связан эпизодически: женившись на казанской девушке и получив в приданое поместье вблизи города, он иногда приезжал сюда по хозяйственным делам. Но после смерти Евгения Боратынского его младший сын Николай решил прочно обосноваться в Казани и купил дом в городе. Этот дом стал центром культурной и общественной жизни столицы Казанской губернии.
В конце XIX – начале XX веков главой казанского дома был внук поэта – Александр Николаевич Боратынский. В этом доме он жил с тремя детьми: Дмитрием (1892–1933), Ольгой (домашние звали её Литой) (1894–1991) и Александром (в домашнем кругу – Алек) (1900–1919). Жена Александра Николаевича – Надежда – рано умерла, и после этого он посвятил себя полностью воспитанию детей и общественной деятельности. Он получил образование в Императорском училище правоведения, был предводителем дворянства Казанского и Царевококшайского уездов, депутатом III Государственной думы.
АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ БОРАТЫНСКИЙ
Фото предоставлено музеем Е.Боратынского
Александр Николаевич много сделал и для народного образования: по его настоянию в Казанской губернии приняли закон о Всеобщем двуклассном образовании – недалеко было и до «восьмилетки». Любимым детищем главы семьи была его учительская семинария, из которой выходили преданные ему люди и близкие друзья дома. Как писала Лита, после смерти матери Александр Николаевич стал для своих детей центром жизни, нравственным камертоном.
Старший сын – Дмитрий – любил всё «первоклассное» – «будь то в музыкальном инструменте, в ружье, в стихотворении, в призовой лошади или в том, как приготовлено какое-нибудь кушанье». Он играл на музыкальных инструментах, хорошо пел и сочинял музыку. Лита, средний ребёнок в семье, обладала подлинным литературным талантом. Она вышла замуж за гусара знаменитого Павлоградского полка Кирилла Ильина. Ильин был участником Первой мировой войны, а в годы Гражданской войны стал подполковником белой Добровольческой армии.
Младший – Алек – был одарён как музыкант и художник. Он создал церковный хор из своих сверстников и друзей, с малых лет занимался живописью. Алек не оставил после себя почти ничего, потому что погиб в первые годы Гражданской войны, в возрасте 19 лет. Однако он оставил яркий след в жизни людей, которые его знали: все говорили о нём – гений. «В Алеке… было что-то, что заставляло всех нас чувствовать в нём не только умственно равного, но больше того», – напишет годы спустя Лита.
Также в доме Боратынских жила бабушка, мама отца – её называли Grand Maman Noire (Чёрная бабушка) – Ольга Александровна, урождённая Казем-Бек, дочь известного ученого-востоковеда, профессора Александра Казем-Бека. Хозяйство в доме вела старшая сестра Александра Николаевича – Екатерина Николаевна, тётя Катя, как звали её дети. Другая сестра Александра Николаевича – Ксения – вышла замуж за крестьянина села Бирюли, Архипа Кузьмича Алексеева, которого по просьбе брата подготовила к поступлению в университет. На 1917 год у них уже было трое детей.
СЕМЬЯ БОРАТЫНСКИХ В ШУШАРАХ, 1910
Фото предоставлено музеем Е.Боратынского
В ОТВЕТЕ ЗА ВСЁ, ЧТО ДАНО
Из поколения в поколение детям Боратынских передавалась история о том, что какой-то их польский предок был знаменитым полководцем и героем и среди его потомков было много храбрых рыцарей и даже святых. В XVII веке один из членов этой семьи приехал в Россию и женился на русской. «Папа объяснил, что всё это значило для нас: и Дима, и я, и маленький Алек должны сознавать, что мы унаследовали «культуру», то есть то, чего лишены многие другие дети, которые не хуже нас, а может быть, и лучше. Столько для нас было сделано, что если мы будем плохо себя вести, если мы будем ленивыми, жадными, трусливыми, то это мы будем больше ответственны, чем многие другие. «Вы отвечаете за всё, что вам дано, – и он строго погрозил нам пальцем, – вы должны будете служить людям и вашей родине. Не угасайте духа!» – вспоминала Лита.
У семьи Боратынских было два дома. Первый – загородное имение в Шушарах, в 20 верстах от Казани. В этот дом летом съезжались знакомые из разных уголков страны, здесь ставились пьесы в летнем театре, работала крестьянская школа. Казанский дом семьи на улице Большой Лядской называли Боратынкой. По воспоминаниям Ксении, это был дом «невзрачный, но стильный; деревянный одноэтажный особняк с мезонином, с двумя флигелями и двумя большими тополями у каждого флигеля. Но внутри дом большой и красивый: …большой зал с колоннами, хорами и лепным потолком, на котором между узорами красовался герб Боратынских: собачья голова в корзине и на щите три реки: Сава, Драва и Прут».
Дом для трех поколений Боратынских был почти живым существом. «Для нас эта зала была центром вселенной. Земная ось проходила из мировых недр прямо в середину этой комнаты, где паркет был выложен звездой под самой большой, средней люстрой», – писала Лита.
Этот дом всегда был открыт для людей. Днём сюда приезжали просители, и в нём стоял деловой шум, а вечером, принося «шум споров и музыки, разговоры о прочитанных книгах, о России и её будущем, о ницшеанстве, о толстовстве, о религии», его наполняли близкие друзья и родственники.
«СОЛНЦЕ СВОБОДЫ И РАВЕНСТВА»
В июле 1914 года, когда началась Первая мировая война, будущий муж Литы, Кирилл Ильин, находился на фронте. Лита, как и большинство девушек её круга, поступила на курсы сестёр милосердия. В феврале 1917 года она весьма некстати поехала погостить в Москву и там наблюдала охваченный революцией город на следующий день после того, как царь отрёкся от престола. «Временное правительство – это всё, что у нас есть» – это была одна из фраз, которая упорно всеми повторялась в среде интеллигенции. Возвращалась в Казань Лита вместо 20 обычных часов – три дня. Тогда «некоторые поезда выбрасывали пассажиров там, где опьяненному свободой машинисту заблагорассудится повернуть обратно». Опасно для жизни в то время было вслух употреблять слова «царство», «царь», «аристократия», а также «Россия» – только «страна».
В семье Боратынских революционные события восприняли с тревогой: губернатор Казани бежал, арестован начальник Военного округа. Вскоре волна послереволюционных разрушений докатилась до Казани и с каждым днем росла ошеломляющими темпами.
«Разнуздавшаяся армия, обозлённые дезертиры, растекавшиеся по России вооружёнными до зубов; голодные забастовки; убийства офицеров, а вместо строгих мер со стороны Временного правительства – слова, слова, слова. Становилось ясно, что единственной силой в России была коммунистическая партия, и Советы – её орудие», – писала Лита.
Казанская молодежь устраивала какие-то собрания, произносила речи… Молодые Боратынские тоже принимали в этом участие. Казалось, что слова смогут что-то изменить. Но уже в ноябре 1917 года «не было ни армии, ни России, а только Совет рабочих и солдатских депутатов». Тогда Кирилл Ильин, в числе других офицеров царской армии, вернулся домой в Казань. Навсегда.
ДОМ БОРАТЫНСКИХ В КАЗАНИ
Фото предоставлено музеем Е.Боратынского
«ДА МЫ-ТО ЧЬИ?»
К власти в Казани пришли большевики. В своих воспоминаниях члены семьи Боратынских отчасти проливают свет на события того времени. Тогда началось деление помещичьих имений между крестьянами: все их избы были полны коврами, фарфором и портретами помещиков. Все имущество, кроме личных вещей, – деньги в банках, сейфы, земля, дома – было национализировано.
Зимой большевики издали декрет о насильственном уплотнении, и к Боратынским приехали многочисленные родственники из Петербурга и Москвы вместе со слугами. После подписания сепаратного мира с Германией вооружённые солдаты стали врываться в дома без всяких мандатов, особенно в дома офицеров, в поисках ещё не сданного оружия. Офицерам пришлось снимать свои погоны, выходя на улицы. Иначе им грозил печально известный в Казани «набоковский» подвал, где расстреливали неугодных.
Интеллигенция Казани жила продажей вещей спекулянтам. В продовольственных лавках выдавался только хлеб с занозами и песком. Цены резко взлетели. Как пишет в своих мемуарах Ксения Боратынская, масло скоромное до войны стоило 45 копеек, весной 1917 года – 3 рубля, в октябре – уже 5 рублей. Яиц, белого хлеба, постного масла, ткани к осени было вообще не достать. Молоко с 25 копеек взлетело до 3 рублей. Настала пора огромных очередей. Но никто ничего не предпринимал, чтобы как-то изменить ситуацию, все чего-то ждали.
Летом 1918 года расстреляли царскую семью Романовых. «Вот мы здесь сидели в нашем собственном саду, прекрасно сознавая, что если бы кто-то только захотел войти и убить нас, хотя бы для того, чтобы снять с меня браслеты или просто для развлеченья, мог бы это сделать, и кроме похвалы, ничего бы не получил», – напишет о тех днях Лита.
Тогда улицы перекрывались охраной, требовались пропуска, чтобы пройти к собственному дому. Ксения записала в дневнике весной 1918 года: «Все теперь привыкли к стрельбе. А после Пасхи стреляли из озорства, чтобы пугать людей, идущих к заутрени. … В эту ночь во время крестного хода в Варваринской церкви выстрелом из револьвера была убита девушка – дочь священника».
Лита в это неспокойное время ожидала рождения ребёнка. Вскоре она узнала, что её муж Кирилл вступил в подпольную офицерскую организацию, которая готовила восстание против большевиков. Состояла она из мальчишек – отпрысков дворянских семей, не слишком опытных офицеров. В то время, в мае 1918 года, чешские легионы также подняли мятеж против Советов. В июле 1918 года Казань была отвоёвана у красных. В музее Боратынских сохранилась редкая бумага – первый приказ, выпущенный белыми, когда они вошли в город.
На следующий день многие горожане ринулись записываться в добровольцы белой армии – в том числе женщины из аристократических семей. Народ, вздохнувший с облегчением и надеждой после целого года голода и расстрелов, высыпал на улицы, благословляя и крестя военных. Алек и Дима тоже записались в добровольцы. Их отца назначили главой снабжения войск. Вскоре отряд Алека отправляли на фронт – родственники видели его тогда в последний раз.
Несколько дней провели относительно спокойно. Но вскоре возобновилось наступление красных. Аэропланы сбрасывали бомбы. С Верхнего Услона долбила дальнобойная пушка, то тут, то там откалывался угол дома, звенели разбитые стек-
ла, загорались пожары.
«Прислуга Болдыревых, девушка 18-ти лет, выбежала на улицу, кричит: «Аэроплан летит – чей? Наш или не наш? Да мы-то чьи?» – записала Ксения в дневнике.
БЕЛАЯ ЗАЛА В ДОМЕ БОРАТЫНСКИХ, 1927
Фото предоставлено музеем Е.Боратынского
КАЗАНСКИЙ ИСХОД
Для большевиков борьба за Казань была крайне важна. В Казани были пороховые погреба, орудийные склады, летом 1918 года в городе хранился золотой запас России. Осада Казани продлилась три недели. Город истощал все свои продуктовые запасы. И накануне того дня, когда город должны были сдать большевикам, Кирилл приехал с фронта за Литой и своим новорождённым сыном, чтобы ночью вывезти их из города. Думали – на время, потому что верили, что через два дня Казань будет взята обратно.
Александр Николаевич отказался бежать из города. Он считал своим долгом остаться с женой Димы Соней, которая не могла ехать с четырьмя детьми и с умирающей бабушкой. «Если я уеду, тот удар, который должен упасть на меня, упадёт на них. Остаться с ними – мой долг», – сказал Александр Николаевич Лите. – Если же останусь и мне суждено будет погибнуть, мой конец укрепит все проповедуемые мной идеалы и принципы и, может быть, поддержит тех, кому я их внушал».
В ночь на 10 сентября из города уходило 70 тысяч человек – 40 % населения Казани. Это были люди разных возрастов и сословий. Ехали и шли на восток, через Суконную слободу, шли через Лаишево, по Лаишевскому тракту. Потом садились на пароходы, двигались по Каме и реке Белой в сторону Уфы. А дальше – разными путями, но в основном в сторону Транссибирской магистрали, которая ещё не была занята красными.
«Из соседних улиц сейчас стекались сюда какие-то длиннейшие обозы, видимо, с амуницией, телеги, экипажи, и по обе стороны их – толпы людей пешком. Они шли быстро, беспорядочно, нагруженные кульками, чемоданами, маленькими детьми, но все в полном молчании. Нет, не одна интеллигенция уходила, явно уходили все, кто знал, что Казань сдают. Казалось, уходил весь город. Но всё же не весь. Потому что совершенно иной сорт людей стоял шеренгами вдоль улицы и смотрел на уходящих и уезжающих. … Я видела их совсем близко. Видела в зареве пожара каменные лица, и как мрачно они смотрели из-под фабричных кепок на лившийся мимо них человеческий поток», – вспоминает Лита эту ночь.
Красные не вошли в Казань ночью, опасаясь засады. Утром город был неестественно тихим, вымершим, и тогда в нем стали появляться первые военные.
После захвата Казани, согласно установке военного трибунала Красной Армии, в первую очередь в городе подлежали уничтожению высшие должностные лица. Председатель ЧК Лацис считал, что расстреливать нужно прежде всего тех представителей вражеской стороны, которые морально сильны. Александра Николаевича арестовывали два раза. В первый раз его отвоевала прислуга, подав прошение. Но вскоре его арестовали снова и поместили в «набоковский» подвал. Друзья и ученики пытались помочь ему, и успешно – видя влияние бывшего предводителя дворянства, красные комиссары вынесли решение отпустить его и больше не трогать. Однако Лацис решил не идти ни на какие уступки и той же ночью самовольно приказал расстрелять Александра Николаевича. Это произошло на окраине Казани, за Архангельским кладбищем, 19 сентября 1918 года. Через несколько дней после длительной агонии умерла Чёрная бабушка.
КАРТИНА, ПРОНЗЁННАЯ ШТЫКОМ
Серый дом Боратынских вскоре был конфискован. Многие казанские большевики лично знали и уважали Александра Николаевича, и в память о нём они обещали его сёстрам, что дом будет употреблен только под школу. Но в годы революции усадьба была зверски разграблена. Позднее в этом доме открылся детсад, затем его отдали первой музыкальной школе имени П. И. Чайковского. С конца 2000-х годов усадьба снова пребывала в полуразрушенном состоянии. Три года назад началась её реставрация.
В 1973 году по инициативе Веры Георгиевны Загвозкиной в Казани был создан первый и до сих пор единственный в России музей Евгения Боратынского и его казанских потомков, в 1991 году музей обосновался во флигеле усадьбы Боратынских.
Усадьба Боратынских в Шушарах была полностью разрушена. Дмитрия расстреляли вместе с группой друзей в 1932 году. О смерти Алека существует несколько легенд. Говорили, что Алек попал в плен во время боев между белыми и красными на реке Танып. Другая версия: он вышел на расстрел вместо какого-то другого человека. В музее Боратынских сегодня хранится несколько рисунков и картина, сделанные Алеком. На картине заметен след от штыка – при обысках и реквизиции дома Екатерине с Ксенией приходилось буквально из-под ног у солдат вытаскивать дорогие для них вещи.
Архип, муж Ксении, погиб в рядах белой армии в Сибири. Ксения и Екатерина какое-то время жили в Казани, а потом переехали в Москву. Лита и её муж Кирилл, который служил в белой армии Колчака, в 1922 году эмигрировали в Америку, в Сан-Франциско. Главным своим долгом Ксения и Лита считала работу над автобиографическими произведениями. Ольга Ильина-Боратынская написала книги «Канун Восьмого дня» и «Белый путь. Русская Одиссея. 1919–1923», Ксения Боратынская – «Мои воспоминания». Это был их долг перед погибшими и той жизнью, что они утратили.
Благодарим за помощь Музей Е. Боратынского, научного сотрудника филиала Национального музея Республики Татарстан Елену Скворцову.
Автор: Наталия ФЁДОРОВА
Совместно с:
Комментарии