НОВОСТИ
Госдума приняла обращение к кабмину по мигрантам. В образовании и здравоохранении – им не место
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
БОЛЬШЕВИКИ В КОСТЮМАХ ОТ «БРИОНИ»

БОЛЬШЕВИКИ В КОСТЮМАХ ОТ «БРИОНИ»

БОЛЬШЕВИКИ В КОСТЮМАХ ОТ «БРИОНИ»
Автор: Юрий ЛУЖКОВ
Совместно с:
17.11.2015
 
«После бесповоротного крымского контрапункта, жёстких санкций Запада хватит ли у власти зрелости и мужества признать окончательную несостоятельность «либеральной реформации»?
 
Бывший мэр Москвы Юрий Лужков прислал в редакцию газеты «Совершенно секретно» объёмную аналитическую статью «Между двумя Сциллами и двумя Харибдами… Банкротство вульгарного «монетаризма» и кейнсианская альтернатива – акценты прагматичной антикризисной стратегии – 2015».
 
К Лужкову-градоначальнику мы все относимся по-разному: от «категоричного неприятия его многолетней деятельности» до «ностальгических вздохов о доброй старой Москве». Но в любом случае очевидно, что Юрий Михайлович – опытнейший хозяйственник, его выводы о состоянии современной экономики безусловно важны и задают тон для необходимой дискуссии. И более того, только человек с таким опытом может позволить себе сказать, то, что боятся произнести шёпотом многие профессиональные экономисты. О том, что «моральное, интеллектуальное, материальное банк­ротство идеологии либеральных экономистов – свершившийся факт». О том, что «невидимая рука свободного рынка» давно уже обчистила карманы каждого россиянина.
 
О том, что сегодняшняя Россия, как и 100 лет назад, вновь столкнулась с мировоззренческим кризисом и нуждается в новой экономической политике, которая должна стать альтернативой обанкротившемуся вульгарному «монетаризму», навязанному либеральными «младореформаторами». Стране нужна прагматичная антикризисная стратегия.
 
В своих рассуждениях Юрий Лужков часто обращается к творческому наследию известного русского социолога Питирима Сорокина, которому также довелось жить в эпоху перемен.
 
«БЕНЕФИЦИАР» ЛЕВ ТРОЦКИЙ
 
По словам Питирима Сорокина большевики сначала пытались противиться неизбежному. Опоздай они ещё на несколько месяцев – и судьба их власти была бы решена. «Ультиматум истории» принят, – расценил невероятный разворот событий в Советской России бывший эсер Сорокин. – И начались концессии, аренды, продналог и… новая экономическая политика. Началось отступление по всему фронту коммунизма. Начали сжигать то, чему поклонялись, и поклоняться тому, что сжигали».
 
Будущий «отец мировой социологии» с нескрываемым сарказмом воспринял идеологический переворот в Красной Москве.
 
Обретаясь далеко от родной Вятки, на чужбине, Питирим Сорокин зорко разглядел невероятное превращение: «Коммунистическая революция в итоге дала появление и рост рефлексов индивидуальной собственности в размерах, раньше в России неизвестных». Выходит, поворот к НЭПу в 1921 году был ко двору не одним только кулакам и затаившимся «буржуям»?
 
Перспективу, неизбежную «цену вопроса» для «диктатуры пролетариата» Сорокин высказал прямо и недвусмысленно: «Неумолимое условие восстановления народного хозяйства – частный капитализм. Предпосылка – правовой строй». Да, неприятие и сопротивление НЭПу «левых коммунистов» – отчаянное. «Власть сама по себе уже препятствие, – холодно отмечал Сорокин. – Доверия к ней нет, капиталы к ней не идут…»
 
«Комчванство» – расхожего клейма Сорокин не ставил. Он вменил в вину новоявленному правящему сословию, зачатку «номенклатуры», «тупоумную политику защиты» своих интересов и «своего бытия», которые всё более и более связывают хозяйственные возможности. И разрушают остатки национального богатства». Сорокин предостерегал: «Последний срок ультиматума истории: в течение 2–3 лет власть должна безоговорочно водворить капитализм, ввести правовой строй или будет свергнута, как и её предшественница. Что власть изберёт, я не знаю…»
 
«…Уста революции говорят одно, а руки делают другое», – рассуждал Сорокин о предопределенности разворота от «военного коммунизма» к частнособственническому НЭПу. По его мысли, «все глубокие, развившиеся до конца революции» непременно проходят через реставрацию существенных черт, основ и укладов прежнего, поверженного строя.
 
Это ведь лишь только нашим твердолобым «либералам», в политическом девичестве социал-демократическим «дунечкам», Промысел Истории совершенно неведом и чуть ли не «возмутителен». То-то они в один голос валят всё на чужака – президента Путина, «чекистов» и «силовиков». Дескать, это они вероломно пустили всё на попятную, чтобы избавиться от лучезарных «демократических завоеваний 1990-х годов».
 
Никаких угрызений, только причитания о «преданной» революции августа 1991 года.
 
«Никто не мешал ни (французским) якобинцам, ни русским коммунистам, – говорил Питирим Сорокин, – устроить обещанный рай, кроме… «необходимой силы вещей». Если, давая свои обещания, они это не учитывали, значит, были утопистами, легкомыс­ленными людьми…»
 
Николай Васильевич Гоголь сокрушался о том же: «Односторонние люди и притом фанатики – язва для общества, беда той земле и государству, где в руках таких людей очутится какая-либо власть. У них нет никакого смиренья христианского и сомненья в себе; они уверены, что весь свет врёт, и только они говорят правду» («Выбранные места из переписки с друзьями»).
 
Не убавить, не прибавить, законченный портрет «младореформаторов» и теперешнего их отродья во власти. Разве не была окаянной утопией программа «500 дней» – пролог и зловещее предвестие «шокотерапии»? Мало того что под крылом «всенародно избранного», невежды и сумасброда «младореформаторы» набедокурили (вспомнить черномырдинское «как Мамай прошёл!»), но и оказались нечисты на руку.
 
«Идейные» до крайности «монетаристы», оказывается, не первые в отечественной истории, кто искусился. Сорокин красноречиво ссылается на статью «Куст Троцкого» в «Красной газете» (1922 год), «…пренаивно описывающую, что акционерная компания с директором и пайщиком Троцким дала за 1921 год несколько миллионов золотых рублей прибыли. Каменев является теперь главой компании, содержащей игорные дома и притоны…».
 
Зиновьев и Радек так и не смогли дать отчёт контрольной комиссии III Интернационала об «израсходовании около 3 миллионов золотых рублей»». Наверняка публичные обличения исходили от непримиримых «левых» коммунистов.
 
Вот всё и сошлось! У хватов Чубайса, Авена и компании были предтечи – «пламенные революционеры» с противоположного идеологического фланга.
 
МОСКВА, 1929. ОЧЕРЕДЬ В БУЛОЧНУЮ У СРЕТЕНСКИХ ВОРОТ ЗА ХЛЕБОМ, ПОЛУЧАЕМЫМ ПО КАРТОЧКАМ
Фото: ТАСС
 
«ТАРТЮФЫ» И СОБЛАЗНЫ
 
Сорокин убеждён: «Революция – Великий Тартюф. Даже у мольеровского Тартюфа расхождений между словами и делами было меньше. Она с поразительной гениальностью может маскировать свои прозаические и ужасные дела великими словами». Чтобы не быть голословным, Сорокин последовательно сопоставил «векселя» и дела большевистской революции» в конкретных неоспоримых 15 пунктах. «Лист обещаний и исполнений» и – плачевный итог. «Она (революция) всегда оказывалась «банкротом» и неисправным должником». Как сказано в Нагорной проповеди, «вместо хлеба даёт камень».
 
«Тартюфство, – заключил Сорокин, – огромное, ещё не исследованное социальное явление. Оно было и в прошлом. Оно есть. Оно будет». И как в воду глядел! Напрасно и опрометчиво пренебрегли мы предостережением соотечественника в смуту «перестройки», наваждения «революционного» августа 1991 года.
 
Горбачёвская «перестройка», сумбурная и злосчастная, стала звёздным часом для маргиналов-«западников». До прик­лючившейся нечаянной оказии будущие «тартюфы» кропали себе пустопорожние кандидатские диссертации, пряча фигу в кармане. В робеспьеры не метили. Это только много лет спустя пошла гулять по «либеральным» изданиям байка о мифическом кружке вольнодумных интеллектуалов-экономистов в Ленинграде, куда входили Чубайс и прочие начётчики заморского «монетаризма». Трогательная калька хрестоматийных преданий о первых социал-демократических рабочих кружках на Петроградской стороне под неусыпным оком царских жандармов.
 
Новоявленное «тартюфство» рядилось в белые одежды демократии.
 
Самые бойкие трибуны, завзятые лжецы, краснобаи и демагоги, под неглас­ным покровительством «архитектора перестройки» А. Н. Яковлева, сущего мизантропа, совсем распоясались. И чем дальше катилось под откос чёртово колесо «гласности», тем больше идеологические установки Старой площади благоволили «условному противнику». «Паства» зачитывалась валом «разоблачений» в «Огоньке», дивилась эпатажным выходкам – хоть святых выноси – наглецов-«радикалов» в полуночном «Взгляде». Многие, легковерные и повадливые, оказались совершенно сбиты с толку. За чистую монету принимались россказни о волшебстве «невидимой руки рынка».
 
Плановая экономика оказалась на десять ладов оболгана. Коллективизм и нестяжательство настырно порицались как оковы для алчущего выгоды индивида. Если в чем искусители-«перестройщики» и преуспели, так это в «массовой перемене душ». Яркая социологическая метафора Сорокина точна. С ног на голову оказались опрокинуты исконные, преемственные представления о благе и нечестии.
 
Исподволь удалось внушить несведущим в экономике, что госсобственность «ничейная», а имущественное неравенство – непременное условие грядущего достатка – для всех и каждого. Таковы уж, не обессудьте, «узкие врата» в вожделенное «общество потребления».
 
Мифология «свободного рынка» вполне складная. Каждый, дескать, кузнец своего счастья, а до остальных ему дела нет. В «невидимую руку» крепко уверовали и у домашнего камелька, и на государственном поприще. Вот отчего до самого последнего времени «либеральная реформация» сохранила немало стойких приверженцев. В особенности среди падких на всё западное представителей интеллигентных профессий. 
 
В пылу перестройки простенькие «хотения» обитателей коммуналок и притязания продвинутой образованщины близко совпали. Трибуны перестройки легко побратались и с «теневиками», поладившими с Уголовным кодексом, и прирожденными нахлебниками. Всем им не терпелось сбросить постылое «тягло» великодержавия. Чтобы ловко, бочком, встроиться в мировое разделение труда в прибыльном, даже завидном ранге энергетической сверхдержавы.
 
Правда, первые лет десять пришлось-таки затянуть пояса. «Что за смешки в реконструктивный период?!» (Ильф и Петров. – Прим. авт.) – одергивал насмешников и торопыг «либеральный» агитпроп. «Голосуй сердцем!» – морочили обывателя, вдруг очутившегося на бобах. Долго бы ещё горе мыкать, если бы не тучные «нулевые». Португалию по показателю ВВП на душу и впрямь за пояс заткнули. Самый перспективный в Европе рынок продаж легковых автомобилей у нас в России! Будто бы до 4 миллионов автомобилей в год. Бывшие друзья – товарищи по СЭВу – словаки со вздохом признаются русскому гостю, что на заводе «Фольксваген» собирают «Шкоды-Октавии» для российского рынка. Самим-то не очень-то по карману!
 
Потребительской горячке «нулевых», казалось, и конца никогда не будет. Подкосил хвалёный петростейт (государство, базирующееся на нефтяных доходах. – Прим. ред.) вихрь мирового финансового кризиса 2008–2009 годов. Кризис наполовину опустошил знаменитую кудринскую кубышку на чёрный день. Корпорации, банки, спекулянты и домохозяйства натерпелись страхов.
 
Петростейт подкузьмил так подкузьмил, но вскоре почудилось: пронесло… Золотой дождь нефтедолларов возобновился. Вновь «Грады веселы…».
 
На колу мочало – «монетаристы» принялись за старое.
 
МОСКВА, 1998. ОЧЕРЕДЬ ЗА КОЛБАСОЙ В РАЗГАР КРИЗИСА
Фото: Александр Данилюшин/ТАСС
 
ВЕСЁЛАЯ АРИФМЕТИКА «ЛЕВЫХ» И «ПРАВЫХ»
 
Преуспевание «сырьевиков» и обескровливание реального сектора экономики – две стороны медали. Модель петростейта стремится к законченным формам. Под убаюкивающие разговоры о «модернизации» обрабатывающая промышленность, аграрии, малый бизнес и «самозанятые» держатся из последних сил. Круговая порука «монетаристов» Неглинной и Краснопресненской (улицы, на которых расположены Центробанк и Правительство РФ. – Прим. ред), словно нарочно по новой спровоцировала глубокий спад ВВП. Тогда как макроэкономические предпосылки по убедительным доказательствам экономиста Сергея Глазьева позволяют выйти на траекторию 7 % годового прироста.
 
Идеология вульгарного «монетаризма» самым непосредственным образом разрушает производительные силы страны. Держит под спудом ресурсы развития. Регионы, которым не посчастливилось превратиться в вотчины корпораций «сырьевиков», прозябают на субсидии казны. Средств на сносное житьё нет. До самого Магадана – уклад жизни сильно смахивает на богадельню. Не на что содержать районные больницы и даже фельдшерские пункты в глубинке. Вместо исконного типа земского врача в сельских лечебницах завелись чеховские Ионычи-барышники. Таков наш петростейт во всей красе!
 
Правительство Медведева во всём оправдывает известный принцип Питера: правило некомпетентного правительства – ловко «увиливать от кризиса». На Краснопресненской упоенно заняты перераспределением обмелевших финансовых потоков. «Монетаристские» считалки выдаются за экономическую политику. И не припомнить, чтобы в повестке дня правительства значилось критическое состояние основных фондов, удельные затраты на выработку киловатта электроэнергии, производительность труда по отраслям, сверка материальных балансов… К слову, леонтьевский балансовый метод – китайская грамота для министров экономического блока.
 
Экономика находится под пятой «либеральной» догматики. «Военный коммунизм» тоже, во имя «идеи», закрепос­тил экономику и работника. Гражданская война отгремела… Восстановление экономики, как коса на камень, натолкнулась на утопию «бестоварной экономики». Менее чем за год до введения НЭПа Лев Троцкий вещал на съезде профсоюзов: «Мы идём к принудительному труду для каждого работника. Это основа социализма. Милитаризация труда является неизбежной». На фабриках 8-часовой рабочий день заменили фактически 10–14-часовым.
 
«Трудармии», трескучий пафос «Кто не работает, тот не ест» не более чем митинговые речёвки. Питирим Сорокин тонко подметил конфуз большевиков: под здравицы пролетарской диктатуре на самом деле происходило «исчезновение пролетариата». По старорежимному, «семеро с ложкой, один с сошкой». Так, «Красная газета» напечатала статью Ларина «Весёлая арифметика», согласно которой, по последней переписи, 30 % взрослого населения Москвы составляли совслужащие. «Прозаседавшимися» обличал их Маяковский. Аппарат власти в стране к 1921 году разросся до немыс­лимых 37 миллионов душ.
 
«Левацкое», под корень, уничтожение товарно-денежных отношений попросту вытеснило производительный труд. Поразительное, просто знаковое совпадение: в разруху 1990-х годов тоже разразился кратный, неудержимый рост бюрократического аппарата. «Монетаристы» талдычили о «неэффективности» плановой экономики, «ненужности» и накладности отраслевых министерств, директивном «гнёте» Госплана, Внешторга, Госбанка… Обещали, вот только дайте срок, и вольный, без руля и ветрил, «рынок» посрамит «директиву».
 
Под эти обманные посулы разрушили дотла экономику, развязали гиперинфляцию, расхитили основные фонды. Стали закрываться научно-исследовательские и проектные институты – основа будущего промышленности. Как и в те далекие 1920-е, «нечаянно» случившееся «исчезновение пролетариата», так и в недавние 1990-е – резко сократился рабочий класс в промышленности и агропромышленном комплексе. Зато размножились, без числа, охранные частные структуры, разного рода обслуга корпораций, банков, высшего чиновничества. И неисчислимое множество посреднических спекулятивных фирм и «товариществ». «Либералы» крайне правого толка оказались никудышными управленцами, под стать «левым» коммунистам.
 
МОСКВА, 1920. УЛИЧНЫЕ ТОРГОВЦЫ НА СУХАРЕВСКОМ РЫНКЕ
Фото: ru.wikipedia.org
 
ПРО «ОКОНЧАТЕЛЬНУЮ БУМАГУ»…
 
Питирим Сорокин в своей новаторской «Социологии революции» открыл закономерность: «Исторический процесс состоит из повторяющихся элементов». Если довериться социологическому методу и исследованиям Сорокина, то и впрямь прослеживается перекрестное совпадение глубинных смыслов исторических коллизий, обстоятельств судьбоносного выбора власти у самой роковой черты. Таковым и предстаёт отречение большевиков от «военного коммунизма» (1921 год).
 
Россия 1921 и 2015 годов – разные миры. Остроту экономического положения впрямую не сопоставить. И живём мы в совершенно ином технологическом и цивилизационном укладе. Но повторяющиеся кризисы, закоренелые пороки, уязвимость экономик, над которыми довлеет ложная, вымороченная идеология, действительно имеют родовое (типологическое) сходство. Облачены ли «революционеры» в кожанки или костюмы от «Бриони» – суть одна. «Революционное» насилие над экономикой никогда ни проку, ни искупления не имело.
 
Вульгарный «монетаризм», его философия и практика не панацея от экономического кризиса. Напротив, маховое колесо нарастания центробежных сил. Наш «либеральный» истеблишмент не в силах осознать эту грозную реальность. Вместо этого власть бодрится, пробавляется проделками со статистикой, чтобы приукрасить аховое положение в экономике.
 
Примечательно, что в молодой Советской России статистика не была столь подневольной и лукавой, как в последующем повелось. Благодаря этому обстоятельству, Питирим Сорокин располагал подробнейшими сведениями о состоянии хозяйства. Сколько добыто миллионов пудов угля, какое количество товарного зерна, льна, металла и керосина в хозяйственном обороте. По данным академика Струмилина, валовая производительность рабочего в первом мирном 1921 году составляла лишь 29,6 процента от уровня 1913 года. В 1922-м годовая выработка рабочего в металлообрабатывающей промышленности (в золотых рублях) составила 685 рублей в сравнении с 1988 целковыми – в 1913-м.
 
Вот, наглядно, что за суровая необходимость подвигла большевиков к отступлению к новой экономической политике. У них хватило духу, воли и смирения решиться. На дворе XXI век, но историческая развилка – сходная. После бесповоротного крымского контрапункта, жёстких «санкций» Запада власть в России вновь оказалась перед «ультиматумом истории». Хватит ли у неё зрелости, трезвости и мужества признать окончательную несостоятельность «либеральной реформации»?
 
Только блаженный не признаёт очевидную никчемность модели «периферийного капитализма», в которую втянули великую страну «младореформаторы». Польстившимся на такую планиду никакой «суверенной демократии», по определению, не полагается. Моральное, интеллектуальное, материальное банк­ротство идеологии «западнизма» – свершившийся факт. На словах-то Кремль отринул перлы этой эрзац-идеологии: «открытые рынки» и «дерегулирование» экономики. Эти «гранитные» устои петростейта рушатся на глазах, словно глинобитная мазанка. Прости-прощай сытный, праздный, обжитой петростейт!
 
Простое чувство самосохранения требует от властей предержащих, как говаривал, правда, по другому поводу, разгневанный профессор Преображенский у Булгакова, предъявить «окончательную бумагу», прокламацию, публичное обязательство о выходе из «либеральной» утопии. Общество воспримет такую весть с облегчением и воодушевлением.
 
БЛАГОДЕНСТВИЕ «НУЛЕВЫХ» НЕВОЗВРАТНО
 
Сегодня настроение во всех стратах общества тревожное и настороженное. Российская глубинка давно уже махнула рукой на Белокаменную. Власть мягко стелет, да жёстко спать! Кризис ударил всех по карману. Министр финансов – записной «монетарист» – выступает в Думе и даёт понять, что расплачиваться за тяготы кризиса придётся «всем миром». То бишь простым людям, которым и без того туго приходится. По присказке, битый небитого везёт.
 
У писателя Фазиля Искандера есть замечательная метафора. Когда упряжка быков тянет плуг по каменистой горной пашне, быки начинают коситься друг на друга. Так и «коренники» петростейта – «Роснефть» и «Газпром» затеяли на людях тяжбу. Яблоко раздора – исключительная монополия ведомства Миллера на доступ к экспортным магистральным трубопроводам. В закладе – прибыльные экс­портные рынки природного газа. А ведь контрольные пакеты акций и «Роснефти», и «Газпрома» – в руках государства. Казус в том, что спорщики ведут себя как два обособленных «феода». Каждая вотчина – за своё!
 
Между тем настроение в обществе и деловых кругах неуловимо напоминает 1990 год. Отчётливое ощущение исчерпанности, слабины, шаткости экономического строя. Растерянность и притворная невозмутимость политического класса в лице его «спикеров». Мы уже пережили что-то подобное на закате бесславной перестройки. Метания президента-генсека и чувство, что почва уходит из-под ног. Но тогдашний запас прочности народного хозяйства СССР не сравнить с петростейтом.
 
Враки, что мощную экономику СССР подкосило падение мировых цен на нефть. Объемы экспорта нефти за твёрдую валюту в 1980-х годах составляли всего 1,6 % от ВВП. Более трёх четвертей дешёвой сибирской нефти тратилось на внутреннее потребление и поставки в страны СЭВ за переводные рубли. А на Кубу и Вьетнам и вовсе задаром.
 
Стало быть, худосочность петростейта не унаследована от второй сверхдержавы мира. Советский Союз никогда и не был нефтегосударством. Твёрдую валюту, вырученную за нефть, тратили, главным образом, на покупки технологий, оборудования на Западе и кормового зерна на нужды животноводства – до 40 миллионов тонн в неурожайный год. Расхожий «либеральный» миф о «нефтяной игле» – проклятье СССР – превратная, голая агитка. К слову, автор этих строк окончил Москвоский институт нефти и газа имени Губкина. Руководил крупным предприятием в химической промышленности. И обо всём вышесказанном знает не понаслышке.
 
Беда в том, что не знавшая себе равных ресурсная база сверхдержавы досталась случайным людям. Их, по выражению Салтыкова-Щедрина, беспримерная «фаталис­тическая безграмотность», действительно стала роковой и разрушительной.
 
По прошествии многих лет мифология «гайдарономики» возвеличила Егора Тимуровича чуть ли не вровень с Витте и Столыпиным. Будто бы кружок отчаянных путанников-«монетаристов» принял бразды правления на пепелище плановой экономики и «спас» страну от «голодухи» и погибели. Эти несуразные выдумки «либеральные» медиа из года в год твердят, словно обедню служат. Систематический вздор канонов «гайдарономики» наш «бомонд» выдает за чистую монету. Ведь это – краеугольный камень «Стратегии 2020» и прочих «креативных» опусов. Смешно, право…
 
Да если бы экономика СССР и впрямь была такой «разорённой» и безнадёжной, как бы хватило её наследия на долгие четверть века беспечного проживания? Всё это лихое время опустошались «закрома» сверхдержавы, разворовывались лакомые куски ТЭКа. Сотни миллиардов долларов нефтяной ренты ежегодно вывозились за кордон. Воспроизводственный цикл в экономике сознательно порушен «младореформаторами». Плачевный итог – ныне экономика РФ – лишь 2 % от мирового ВВП. А валовой продукт СССР в годы подъёма, в 1970-е годы, достигал 70 % от американского. Но об этом – молчок!
 
МОСКВА, 2011. ВЕЩЕВОЙ РЫНОК
Фото: Дмитрий Рогулин /ТАСС
 
ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ
 
…Невзирая на подъём патриотических чувств и бодрый тон пропаганды, настроения в стране далеки от радужных. Под венец «перестройки» – и того хуже. Но и разница велика: в 1990 году, на закате великой страны, воцарились двое­властие, смута, помрачение умов, чары обещанной «рыночной» благодати. Теперешнее настроение в обществе куда трезвее. Никаких чудес от власти никто не ждет. Предприятия, губернии, «земства», домохозяйства, индивиды уверились, что выживать придётся, полагаясь больше на себя. Петростейт не тётка!
 
Вал дороговизны, невыплаченных долгов, банкротств захлёстывает. Десятки тысяч малых бизнесов ушли с рынка. А статистика не поспевает за накатом безработицы. Государство урезает статьи бюджета на образование, медицину, культуру, сельское хозяйство. Правительство самоуправно распорядилось неприкосновенными личными денежными накоплениями граждан на счетах Пенсионного фонда, чтобы покрыть дефицит бюджета.
 
«…Хлеб, выпекаемый в больших городах, поднялся в цене, когда мука дешевеет». Такую странность, неладное подмечали обыватели перед падением Дома Романовых. И в 2015 году цена хлебного каравая тоже подскочила. В розничной цене ситного в 30 рублей лишь три с полтиной – доля вырастившего урожай пшеницы. Барышники, которые не сеют, не жнут, загребают сверхприбыли.
 
Первейшая заповедь ответственной власти в трудные времена – удерживать дешевизну хлеба. И не только, чтобы пособить семьям скромного достатка. На самом деле, это – острый вопрос политики. Все средства хороши, если применять с умом: субсидии казны, антимонопольные и административные меры… Ещё в Древнем Египте в неурожайные годы фараоны открывали житницы для народа. Чтобы не вызвать бузы и волнений. Случались хлебные бунты и при царе-батюшке.
 
Питирим Сорокин на основе подробнейшей фактографии проследил причинную связь между ценой хлеба и проч­ностью государственных устоев в разных цивилизациях и государствах. Например, в Древнем Риме. С античности и повелось: «Хлеба и зрелищ!» Наши государственные мужи норовят отделаться одними лишь «зрелищами». И делают ставку на мнимое рыночное саморегулирование на оптовом и розничном рынке продовольствия. На поверку потворствуют тем, кто «держит» рынки и безбожно вздувает розничные цены. Одновременно давят низкими закупочными ценами сельхозпроизводителя.
 
После неуклюжих ответных санкций, перекрывших импортные поставки и, вдобавок, крутого падения рубля продовольственный рынок пошёл вразнос. Попытки правительства срезать наглую маржу крупных ритейлеров робки. И встречают дружное улюлюканье «либеральных» масс-медиа.
 
Что-то не слыхать речистых кадильщиков петростейта. И без их внушений ясно: благоденствие «нулевых» невозвратно. Это словно исчезнувшее сновидение – неслыханный потребительский бум в мегаполисах с дешёвым долларом, шальной ипотекой, раздачей кредитных карт комбанками первым встречным. И фантастическими тратами «престижной» сочинской Олимпиады. Предел мотовства – грандиозный мост через бухту Золотой Рог на малонаселенный остров Русский. На подготовку к саммиту АТЭС – по протоколу рутинному, непринужденному общению глав правительств государств затратили больше миллиардов, чем на поддержку всего аграрного хозяйства страны.
 
Праздность – душа петростейта!
 
(продолжение следует)
 

Автор:  Юрий ЛУЖКОВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку