НОВОСТИ
Politico: Байден тайно запросил у конгресса $24 млрд для Украины
ЭКСКЛЮЗИВЫ
sovsekretnoru
ВСЁ ДЕЛО В СПРАВЕДЛИВОСТИ

ВСЁ ДЕЛО В СПРАВЕДЛИВОСТИ

ВСЁ ДЕЛО         В СПРАВЕДЛИВОСТИ
Автор: Юрий ПАНКОВ
Совместно с:
26.11.2015
 
Бывший председатель Госбанка СССР, бывший председатель Центробанка РФ Виктор Геращенко – о семейных ценностях, профессионализме и цене денег
 
Фигур, подобных Геращенко, в общественной жизни России практически не осталось. Четверть века назад, будучи членом ЦК КПСС, он руководил работой советского Госбанка на последнем этапе его сущес­твования. В новейшие времена ему дважды – с 1992 по 1994 год (при Ельцине) и с 1998 по 2002 год (уже при Путине) – доверяли финансы страны – он занимал кресло главного банкира России.
 
Сегодня он обычный пенсионер, который ездит в метро. Когда любопытные пассажиры подходят и спрашивают: «Это вы?» – Виктор Владимирович со вздохом отвечает: «Нет, я его брат».
 
– Виктор Владимирович, вы всю жизнь занимаетесь денежными вопросами. Но ведь это же всё грязь, дьявольщина.
 
– Кто вам сказал?
 
– Сколько сказано, что всё зло от денег!
 
– Ничего подобного. Вот у Азимова есть повесть о временах, когда на планете всё было прекрасно. Люди просто обменивались товарами и жили счастливо. А потом прилетели пришельцы и привезли с собой какие-то деньги. После этого начался бардак, и на Земле появилось зло. Интересная повесть. Но она фантас­тическая. А в жизни деньги нужны лишь для обмена одних товаров на другие. Это всего лишь предмет, эквивалент товара. Зло – в людях, в отношениях между ними.
 
– Но согласитесь же, что работа с финансами делает людей циничными: «всему есть цена». Не так?
 
– Нет. Смотрите… В 1970 году меня отправили в командировку в сингапурский филиал нашего лондонского Моснарбанка. И был у нас там клиент, который построил в Сингапуре бизнес-центр. Но на рынке всё обвалилось, и наш сингапурец ничего не смог продать из этой недвижимости. Кредит не возвращал, потихонечку выплачивая лишь проценты. А как быть нам? Банкротить его, что ли?! Но это же громадные суммы, которые в этом случае филиалу придётся списывать… Но минуло какое-то время, и клиент является ко мне сам. Думаю: неужели с деньгами? А он: ни фига, хочу построить бизнес-центр.
 
– Натуральное хамство.
 
– Нужно ему, понимаете ли, ещё 20 американских миллионов, чтобы купить землю под строительство. А этот кусок находился как раз между его двумя и без того недоходными объектами. Кредитный комитет наш в то время уехал в отпуск. И я должен был решать единолично… И рискнул. Дали ему эти деньги, и он на них выстроил центр. А время на месте не стоит. Экономика к тому времени уже пошла вверх. Как всегда после кризиса… И он расплатился с нами. По старым и новым кредитам. А потом ещё выстроил в Гонконге самое высокое здание в мире. Через три года его перегнала только башня в Куала-Лумпуре.
 
– Это к разговору о цинизме?
 
– Да. Если бизнес нормальный, и ты знаешь, что человек, с которым работаешь, деловой, а не профурсетка… Или, например, другой деятель в том же Сингапуре должен был нам 17-этажное здание. Десять лет на нём висел этот долг. Мы могли подать на него в суд, обанкротить, забрать здание – а потом что? Продать его не продашь. Ну, мы и сидели – терпели. Продлевали ему. А спустя 12 лет он всё сам выгодно продал и с нами рассчитался. Понимаете? Когда человек использует деньги для дела, а не для игры, тогда ты с ним можешь работать. Так что во взаимоотношениях с клиентами много ещё и психологии.
 
– Уж если вы предались воспоминаниям, позвольте спросить… Многие ваши ровесники критикуют советское прошлое. Между тем всё хорошее, что происходило в их жизни, реализовалось не вопреки, а именно благодаря условиям, которые были созданы в СССР…
 
– Вы знаете, я как-то побывал на съёмках передачи, где обсуждалась тема «Реформы Гайдара и 10 лет реформ Хрущёва»… Против меня были Чубайс, Нечаев и Авен. И вот они хором рассказывали о годах правления Хрущёва. Когда дошла очередь до меня, я сказал: а что вы можете про это помнить, если тогда ещё в детский сад ходили? Вы же не историки и как обыватели судите о времени, которого не знали…
 
– С сегодняшней колокольни!
 
– И к тому же начитавшись книжек разных. Наших и не наших… Я, например, по отцовскому пригласительному билету ходил на открытие сельскохозяйственной выставки в 1957 году. Там как раз Хрущёв заявил, что нужно догнать и перегнать Америку по мясу, молоку и так далее… Мало кто жив из свидетелей этого. Я много чего знаю из того, что происходило в стране. И не только из газет, конечно. Вся эта оттепель… Венгерские события. И «Голос Америки», и «Би-би-си» вещали на русском языке и их не глушили. Начали только после Венгрии… Вы же ни хрена этого не знаете!!!
 
– Да в том-то и дело. Многие помнят. Но вспоминают это и комментируют с другой позиции.
 
– Это естественная тенденция искать в прошлом объяснения тому, что сегодня тебя не устраивает в твоей собственной жизни. Не в настоящем, а именно в прошлом. Поскольку уже ничего не поделаешь и вроде как не изменишь. Остаётся только охаивать. Неграмотные необразованные люди.
 
«НО В ОДНОМ МАРКС ОШИБАЛСЯ»
 
– Позвольте вопрос, что называется, «в лоб»: учась в финансовом институте, вы «Капитал» Маркса читали?
 
– В финансовый я поступил случайно. Изначально собирался в Государственный экономический институт, где дядька мой – в те годы замминистра высшего образования – возглавлял приёмную комиссию. И даже документы туда подал. Но в институте случился какой-то конфликт между ректором и преподавателями. Отец приходит и говорит: забирай заявление, чем это всё кончится – хрен его знает. Но тебя на экзаменах могут завалить из-за фамилии. Иди в финансовый. А я отвечаю: там скажут, что ты зампред Госбанка и я иду по блату. Он: да ладно, полгода поучишься, – программы-то примерно одинаковые, что в госэконом, что в финансовом. Потом перевёдешься. И я пошёл.
 
– Какая связь с Марксом и Каутским?
 
– Так вот на первом курсе политэкономию капитализма у нас вёл Сергей Яковлевич Лившиц, прекрасный лектор и, между прочим, ректор института.
 
– …критику политической экономии – сразу на первом курсе?
 
– А мы, знаете ли, не по результатам ЕГЭ поступали. Готовились ко вступительным. Если ты поступаешь в экономический вуз, то должен успевать по профильным предметам ещё со школы. И вот на первом курсе я уселся за чтение «Капитала». Было интересно и Лившица слушать, и конспекты писать… Первую главу – «Первоначальное накопление капитала» – я честно прочитал. С интересом. Но потом стало труднее. И мой родитель говорит: «Прочитай последнюю главу.
 
Посмотри, как всё ясно Маркс излагает». Я опять стал читать. Дошёл до середины и снова остановился. Тогда отец говорит: ну ладно, вот тебе книжка. Смотрю: Карл Каутский «Экономическое учение Карла Маркса». Сначала на двух-трёх страницах даётся краткое описание главы из «Капитала», а вслед за этим – её критический анализ. «Так вот, – заметил родитель, – ты описание главы читай, а критику не читай». Так я и изучал Марк­са.
 
– А вам часто приходилось встречать людей, которые его осилили полностью?
 
– Ну, родитель мой, наверное, читал, хотя я его в упор об этом не спрашивал. Прежде была у людей большая настырность и стремление познать что-то новое… Отец мой приехал в Ленинград из уезда Климовичи Гомельской области, чтобы поступить на экономический факультет политеха. Ему хотелось развиваться.
 
Но лично меня история развития экономической мысли никогда особенно не трогала. Я по молодости больше увлекался баскетболом, с 14 лет играл за общество «Пищевик». Изучал Маркса, как все, сдавал зачёты… Я бы не утверждал, что стать экономистом, не прочитав Маркса, невозможно. Маркс был прав в том, что капиталистическое общество обречено на революции, поскольку имеет в своей основе эксплуатацию рабочего класса.
 
– Ещё какую!
 
– Но в одном Маркс ошибался. Он считал, что капиталист ни с кем не будет делиться прибавочной стоимостью. Это неправильно. Потому что развитие капитализма, развитие массового производства, автоматизации и новые способы производства будут всегда производить достаточно большое количество товара. Понимаете? Речь не идёт только о производстве средств производства, скажем, для тяжелой промышленности, не только об оружии, необходимом для страны. Ведь производится ещё много товаров народного потребления, ширпотреба.
 
А чтобы ширпотреб кто-то покупал, нужно чтобы у этого «кого-то» были доходы. И рано или поздно частью прибавочной стоимости надо делиться через зарплату рабочим. Иначе на кой хрен тебе автоматизация массового производства, если товары произведёшь, а его купить никто не сможет. Поэтому прибавочной стоимос­тью в разумных пределах всё равно будут делиться.
 
– Спорно. В нашей стране промышленные предприятия закрываются на глазах. Ни своего производства – ни товаров…
 
– Тем не менее проблема не в прибавочной стоимости, а в том, как ею ра­зумно распорядиться. Почему вот в США вводят налоги на сверхприбыль? Для того чтобы повлиять на общественное мнение избирателей и показать, что сверхдоходы индивидуальных лиц – это неприлично… Когда, например, менеджерам выплачивают криминально большие бонусы. Как, допустим в ВТБ. Какие бонусы?! Они же, пардон, обосрались со своими бумагами… Вот у меня водитель накупил в свое время акций ВТБ. И спрашивал потом: продавать по номиналу или ждать? Я ему: продавай по номиналу, иначе потом всё потеряешь… Или тот же Мавроди. Сказать, что народ – дурак, будет грубо. Но ведь этот самый народ всё время ждёт чуда, когда из ничего появятся деньги, проценты и так далее.
 
– Не читали ни Маркса, ни Каутского.
 
– Или читали, но плохо.
 
«Я ПРИШЁЛ НА 90 РУБЛЕЙ»
 
– На протяжении жизни лично у вас ощущение справедливости менялось?
 
– В год, когда я поступил в институт, Хрущёв для пущей социальной справедливости ввёл такое правило. Студенты, которые учатся хорошо и имеют право на стипендию, не получают от государства ни копейки, если доход их родителей выше некой суммы на члена семьи. Пусть его содержат родители.
 
– А какой была стипендия?
 
– Двести двадцать два рубля.
 
– Много по тем временам?
 
– Тогда, до реформы 1961 года, поллитровка водки «Экстра» с коричневой головкой стоила двадцать один рубль… Так вот мне, понятное дело, из-за отца не платили.
 
– Он в это время был…
 
– Зампредом Госбанка СССР. Старшие сёстры мои уже закончили институт и работали. Младшая ещё училась в школе. Брат ушёл в армию. То есть доход отца считался большой в пересчёте на него, мать, меня и сестру. А так как я стипендию не получал, отец давал мне в месяц 200 рублей. Ну, чтобы я не был дармо­едом в глазах товарищей, мог сам за себя и в пивной заплатить. И когда мне до конца месяца не хватало, я говорил: «Пап, дай три рубля!».
 
– То есть тридцать!
 
– Ну, да… И когда на третьем курсе стипендии повышали, он мне тоже это компенсировал. Так что с этой темой справедливости я столкнулся таким вот образом ещё по молодости.
 
– То есть уже тогда почувствовали, что с вами обходятся несправедливо?
 
– Да, нет. Хрущёв это делал, чтобы показать: вот, мы знаем, что у нас не все ещё обеспечены. А чтобы, дескать, всё было по справедливости, более скромным платили за счёт тех, которые из обеспеченных семей. Ведь большинство студентов приезжало и жило в общежитиях. Тогда, в 1956 году можно было практически бесплатно есть винегрет в институтской столовке. Вообще всё было реально дёшево или бесплатно: квартплата, общественный транспорт, продукты, медицина, образование.
 
Но вот после института, летом 1960 года, я пришёл на работу в Управление иностранных операций Госбанка. В тот период внешняя торговля страны росла, и сотрудников банально не хватало. Хотя нас готовили на кредитных инспекторов, мы пришли простыми операционистами. Мне сказали: «Твой оклад в отделе расчёта по экспорту – 900 рублей в месяц». А моему товарищу объявили: «Ты идёшь в импорт. У тебя – 880 рублей». Но с 1 января 1961 года у него стало 88, а у меня – 90 рублей. Была проведена деноминация.
 
– Та самая денежная реформа.
 
– …А в ту пору каждые два года госаппарат у нас в стране сокращали на пять процентов. А как УИНО Госбанка можно сократить, если внешняя торговля растёт и документооборот увеличивается? Рабочих-то рук нужно больше. Поэтому нас взяли и перевели из УИНО во Внешторгбанк. Этот банк обслуживал диппредставительства и тех наших граждан, которые имели возможность получать доходы в валюте. Какой-нибудь Шостакович или Прокофьев получали там гонорары за свои сочинения, исполненные иностранными оркестрами. Или кто-то из наших исполнителей, выступавших за границей на концертах. Они имели право какую-то часть дохода держать в валюте. И вот всё наше УИНО перевели туда.
 
– А как насчёт справедливости?
 
– Я пришёл на 90 рублей. А в конце 1961 года мне назначили оклад в сто руб­лей. А потом – сто десять. Вскоре Мария Ивановна Соколова, которая годами сидела на «Экспортлесе» (Внешнеторговое объединение «Экспортлес». – Прим. ред.), проверяя спецификации договоров на хлысты, уехала с мужем в Ливан. И её оклад в 125 рублей отдали мне. То есть по деньгам и по работе я был на хорошем счету. На «Экспортлёне» сидела Нина Александровна Капустина с окладом в сто сорок. Она уволилась. Говорю: «Дайте мне «Экспортлён», я буду вести два участка. Но платите мне 75 процентов от оклада двух человек.
 
– Как это?
 
– Я получал сто двадцать пять. А Капустина – сто сорок. Я говорю: «Платите мне двести шестьдесят пять минус тридцать процентов. Буду вести два участка». И начал вкалывать. Получаю на обработку документы в половине десятого утра и к шести должен отдать их обработанными на почту. Свободное время на обед и перекуры бывает, только когда тебе печатают письма на английском языке в маш­бюро.
 
Зато уже в 1962 году ко мне подсела руководительница партбюро и говорит: «Виктор Владимирович, вам пора подавать заявление в партию». При том, что от общественной деятельности я вообще-то был далёк.
 
БЫВШИЙ ГЛАВА ЦЕНТРОБАНКА ВИКТОР ГЕРАЩЕНКО ВО ВРЕМЯ ЛЕКЦИИ О ПРОБЛЕМАХ БАНКОВСКОЙ СИСТЕМЫ РОССИИ В НАЦИОНАЛЬНОМ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ «ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»
Фото: Александр Саверкин/ТАСС
 
«Я БОЛЕЛ ЗА НАШУ КОМАНДУ»
 
 
– С молодыми специалистами возились.
 
– А вот на целину не поехал! У жены было неважно с сердцем, а у меня – с давлением. Ну, я и привёз тогда справку из диспансера.
 
– А жена?
 
– Жена, активная комсомолка, добилась, чтобы её, несмотря на сердце, отпус­тили на целину, а я остался в Москве.
 
– Несправедливо же!
 
– Нет, я не боялся целины. Просто это был 1957 год. А что было в Москве в том году?
 
– Фестиваль молодёжи и студентов.
 
– Точно. А в рамках фестиваля – молодёжные спортивные игры. И, главное, был ещё баскетбол, на который мне хотелось попасть любой ценой. Ценой целины, в частности… Ничего не мог с собой поделать. И мне удалось попасть на финал. Отец достал билет… Играли молодёжные сборные Венгрии и СССР. На Малой спортивной арене «Лужников» буквально не осталось свободных мест. И большинство зрителей оказалось иностранцами, приехавшими на фестиваль. Борьба шла жесточайшая – очко в очко. И, сказалась ещё политическая подоплёка. Весь стадион болел за венгров.
 
– Незадолго до этого, в ноябре 1956-го случились «венгерские события».
 
– Во-во. Короче, все трибуны, забитые иностранными гостями, болели за венгерскую сборную. И не было вопроса, почему. У всех в головах было одно: «Советские узурпаторы пришли в Венгрию». Молодёжь, накаченная западной пропагандой, сопереживала венграм. А мне было до слёз обидно: я же болел за нашу команду. А что мне, советскому студенту, сидящему на трибуне в «Лужниках», было делать? Какое чувство, кроме чувства несправедливости, испытывать, когда все вокруг орут в поддержку венгерской сборной… и не по спортивным причинам!
 
У нас много чего не знают. Когда Путин был в Будапеште, я был вынужден извиняться перед венгерскими коллегами. Я понимаю, когда он перед чехами за 1968-й расшаркивался – это была наша глупость. А за пятьдесят шестой год? Ты что, истории не знаешь ни хрена? Ты чего извинялся? Мы вышли из казарм, а потом в них же и вернулись. Без единого выстрела.
 
…А сколько мы вообще всего оставили в Восточной Европе? Особенно после ухода из Германии. Благодаря Горбачёву. Это всё к разговору о справедливости. Справедливо, что ли, вот так всё бросить и уходить из страны, в которую не ты, не мы и даже не наше поколение вкладывали свои силы?! А поколение наших отцов, которые и Германию, и эту самую Венгрию, союзницу и пособницу Гитлера, победили в справедливой войне.
 
– Наверное, венгерские события можно сравнить с так называемым восстанием берлинских рабочих, которое вспыхнуло в июне 1953 года.
 
– Да это вообще был откровенный фашистский мятеж. Какие ещё на хрен рабочие могли быть там спустя восемь лет после войны? Вчерашние солдаты вермахта! А с нашей стороны – те, кто помнил штурм Рейхстага, между прочим. У тех так называемых рабочих шанса, как вы понимаете, не было…
 
– Справедливо.
 
– У нас в институте был случай: как-то после занятий мы вошли в коридор. А там репродуктор висел. Как раз это был ноябрь 1956-го. Мы с однокурсниками идём по коридору, болтаем, а из громкоговорителя несутся сообщения о происходящем в Будапеште. И один из нас берёт и демонстративно выдергивает радиошнур из розетки. Да ещё с комментарием: дескать, ерунда всё это, «Голос Америки» и «Би-би-си» по-другому говорят.
 
В ту пору-то вражеские голоса у нас ещё не глушили… И на его беду рядом оказался комендант здания. Он парня – за руку: «Ты чего это тут плетёшь?» Тот: «Пошёл ты!» Вырвался и убежал. Но забыл в гардеробе куртку. Вечером вернулся, а комендант его – р-р-раз! Короче студента вызывают на комитет комсомола. Он – ко мне: «Вить, приди на собрание, заступись». Ни один из его товарищей, которые жили с ним в общаге, не пришёл. Я там один был. Говорил, что он – нормальный человек, допустил оплошность. Хороший, мол, товарищ, учится лучше многих. Но всё напрасно. Сначала его из ВЛКСМ исключили. А потом ещё и из института. Я видел вот эту несправедливость своими глазами – не должны были друзья оставлять его одного.
 
РОССИЯ. МОСКВА. 25 МАЯ. ЗАМЕСТИТЕЛЬ РУКОВОДИТЕЛЯ АППАРАТА ПРАВИТЕЛЬСТВА МИХАИЛ КОПЕЙКИН, ЭКС-ГЛАВА ЦЕНТРОБАНКА ВИКТОР ГЕРАЩЕНКО И ФИНАНСОВЫЙ ОМБУДСМЕН, ДЕПУТАТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ РФ ПАВЕЛ МЕДВЕДЕВ (СЛЕВА НАПРАВО) НА ЦЕРЕМОНИИ НАГРАЖДЕНИЯ ЛАУРЕАТОВ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПРЕМИИ «ФИНАНСОВЫЙ ОЛИМП»
Фото: Александра Мудрац/ТАСС
 
«ВИТЯ, НЕ В ДЕНЬГАХ СЧАСТЬЕ»
 
– Сходу разобраться – что справедливо, а что не очень – можно далеко не всегда.
 
– Именно! Вот лично меня, как говорится, передержали в экспортном отделе. Нас пришло туда 16 человек. Парней всего четверо: я, Каштоян, Корнаух и Слава Ерёмин. А через год их двинули на работу более интересную, экономическую. А я всё сижу, свои документы проверяю, оформляю. И меня не двигают.
 
И вот как-то раз мой товарищ из Главного валютно-экономического управления Госбанка Боря Лукашов говорит: «Как ты смотришь на то, чтобы из своего экс­портного отдела Внешторгбанка перейти к нам, в отдел загранучреждений?»
 
– А чем занимался этот отдел?
 
– Координировал работу наших загранбанков, которых тогда было ещё только три – в Париже, Лондоне и Тегеране. Для меня это была хоть и не особо интересная, но уже какая-то экономическая работа. Я согласился: как-никак движение по службе. Но проходит несколько дней, приходит снова ко мне Боря и говорит: «Тут такое дело… Я пришёл насчёт тебя к начальнику управления Петру Терентьевичу Носко (в 1950-х годах начальник главного валютно-экономического управления Госбанка. – Прим. авт.). Рассказал о тебе, как о хорошем парне, который растёт, имеет хорошие отзывы коллег. Дескать, вот бы походатайствовать перед Коровушкиным, председателем Госбанка, о приёме тебя на работу.
 
– А ваш отец там к этому времени уже не работал?
 
– Лет пять, как ушёл.
 
– Но фамилия была, конечно, всем хорошо известна. Так?
 
– В том-то всё и дело. И вот этот самый Носко ответил, что с этой фамилией к председателю не пойдет.
 
– Ничего себе.
 
– Вот это действительно, и более того – просто глупо! Потому что ты идёшь не с фамилией, а с человеком… Короче, я единственный из всей компании моих товарищей ещё три года ишачил в экс­портном отделе Внешторгбанка. Хотя потихоньку рос: и в окладе, и в должности – бухгалтер, инспектор… Но дело же не в этом. А именно в несправедливости. Не чувствовать её я не мог. При чём тут отец? Ты пойди, спроси председателя. Чего бояться-то…
 
Потом мне предложили пойти на работу в Международный банк экономического сотрудничества. Дело было уже после 1963 года. Вызвали меня в кадры Госбанка. А там сидели старые мужики, которые к отцу хорошо относились. Были в курсе, что я знаю английский и учу французский… Говорят, что, мол, слышали, будто ты уже три года сидишь на одном месте, а там есть работа экономиста. Оклад – 350 рублей. Делать бюллетени для банка.
 
– Неплохо!
 
– А дальше, как писал Маяковский, «крошка сын к отцу пришёл»… Триста пятьдесят рублей против моих ста двадцати пяти! Неплохо? А родитель мне в ответ: «Витя, ну не в деньгах счастье».
 
– Такие слова из уст бывшего зампреда Госбанка СССР дорогого стоят.
 
– Ты, говорит, будешь получать три с половиной сотни. Сидеть на этой долж­ности в сэвовском банке, общаться с инос­транцами из соцстран. Ну и что ты узнаешь? Не спеши. Пройдёт время, и ты всё равно начнёшь двигаться по лестнице. Пока я тебе не советую.
 
– Короче, «не в деньгах счастье». Вы прислушались к родителю?
 
– Да.
 
– Но отказались от денег…
 
– Причём от денег больших. У нас в Госбанке член правления тогда получал триста… А мне предлагали триста пятьдесят…
 
«ГЕРАЩЕНКО НЕ ВЫПЕНДРИВАЕТСЯ»
 
И вот, спустя какое-то время, тот самый Боря Лукашков, который сказал, что с моей фамилией к председателю Госбанка ходить нельзя, сообщает, что едет в лондонский Моснарбанк на стажировку. Но вообще-то поездка – для трёх человек. И вот как раз с тем, кто должен был быть третьим, проблема.
 
– Третьим будешь?
 
– Им был управляющий ялтинским отделением Госбанка. Ему хотели, выражаясь на сленге, сделать «плэже»… Когда московское начальство приезжало в Крым, всегда хотело остановиться в «Ореанде». А это как раз Ялтинский район. У этого управляющего отделением даже на одну машину было больше, чтобы всегда мог свозить гостей в Никитский ботанический сад. Короче, решили ему сделать приятное.
 
Но когда он пошёл к секретарю ялтинского горкома – дескать, собираюсь в Лондон на стажировку, подпишите характеристику в выездной отдел ЦК – тот ему сказал: знаешь, Вася, а я тебе не советую. Ты забыл, кто у тебя жена?.. А жена его была начальницей ялтинского горпищеторга. Так вот, продолжил секретарь, когда народ узнает, что ты в Англию собираешься, знаешь, сколько анонимок придёт нам на твою жену и на тебя?! Зачем тебе это нужно? Язык всё равно не знаешь.
 
– Справедливо. Какой ещё Лондон при такой жене?
 
– Мужик отказался. И место оказалось свободно…
 
Я, естественно, долго думать не стал, и Боря Лукашков сообщил лондонскому председателю, что на свободное место в тройке предлагают меня. А тот моего отца знал.
 
– Ну, вашего отца все знали.
 
– Дубоносов Андрей Ильич, председатель лондонского банка, вызвал меня на разговор. Спрашивает: «Как вы смотрите, если поедете на практику в Лондон»? Я: «С удовольствием, с интересом. Но у меня нет разговорного английского». Он: «Это вопрос уже решённый. Я про вас говорил с председателем, с Коровушкиным. И он был за вашу кандидатуру. Сказал, что Геращенко прекрас­но работает, не выпендривается».
 
– Справедливо!
 
– Наверное… В общем, устроили мне дополнительные занятия английским и отправили в Лондон.
 
– Не всё в жизни бывает справедливо, но вам, кажется, особенно жаловаться не на что.
 
– Вот, помню, как-то подпили мы в Сингапуре. Ресторан как раз принадлежал клиенту, который должен был нам 10 миллионов долларов. Поужинали хорошо. Счёт записали в погашение его задолженности. А потом пошли в бар. В компании были четверо: ирландский католик, лондонский протестант, сингапурец и я. Устроили в баре маленькую импровизацию. Русский международный… Джаз. В полночь всех выгнали из бара. А мы остались. И зашёл разговор о том, кто во что верит. Дошла очередь до меня. Я отвечаю: «Я знаю, что меня по жизни кто-то ведёт». Кто-то говорит: вот это делай, а вот этого не надо». Я некрещёный, поэтому вроде бы неверующий. Хотя…
 

Автор:  Юрий ПАНКОВ
Совместно с: 

Комментарии



Оставить комментарий

Войдите через социальную сеть

или заполните следующие поля



 

Возврат к списку