Клад в 3000 серебряных арабских дирхемов

Древняя Русь и Ближний Восток входили в единое валютное пространство

Археологический сезон прошедшего года был крайне богат на сенсационные, уникальные и загадочные находки. Но некоторые вещи, которые историки извлекают из земли, интересны не только сами по себе, они рассказывают нам об удивительных связях, существование которых современному человеку кажется фантастическим. Например, в июле 2015 года, на раскопках крупнейшего курганного комплекса Европы, находящегося в нескольких километрах от современного Смоленска, возле села Гнёздово, были найдены восемь серебряных монет. Они пролежали в земле больше тысячи лет, их обнаружили в слоях X века, а вот отчеканены они были либо в Дамаске, либо в Багдаде. И эти несколько монет – одно из множества доказательств того, что у Древней Руси были очень тесные экономические связи с Ближним Востоком, в частности с Сирией.

А началось всё с того, что арабские армии, расширяя территорию Халифата вышли к Кавказским горам. Перейти за них с большой армией можно было либо через Дарьяльское ущелье, либо через «железные ворота» Каспия – Дербент. Вокруг этого, ныне дагестанского, города начинается долгая и кровопролитная история войн, набегов и битв между Халифатом и Хазарией, государством, раскинувшимся от Северо-Каспийской низменности до причерноморских степей. То арабы переваливали через Кавказ, жгли хазарские города и уводили в рабство тысячи пленников, то, напротив, хазарские всадники смерчем проносились по Закавказью, доходя даже до Диярбакыра и Мосула.

Описание земель русов

Арабская экспансия остановилась именно на границах Хазарии. Но бескрайние просторы, раскинувшиеся по другую сторону Кавказского хребта, огромные реки – Итиль (Волга) и Танаис (Дон) манили не остывшие от жажды приключений арабские души. Ближний Восток на рубеже I и II тысячелетий был родиной пылких авантюристов, совершенно не похожим на тот дремотный мир, который описывает Михаил Лермонтов в своём стихотворении «Спор».

И вот в X веке, в фундаментальном труде по географии Ибрагима аль-Истахри появляется описание земель русов, в которых автор, ни разу не покинувший пределов Халифата, размещает три больших города. Первый – Куяба, второй называется Славия, и третий – Арта, куда, по информации автора, закрыт путь всем иноземцам, но откуда доставляется соболий мех и свинец.

Все без исключения исследователи обвиняют аль-Истахри в некомпетентности и недостоверности изложенных сведений. Но мало кто из учёных смог спокойно пройти мимо расставленной им ловушки. Ведь упомянутую автором Куябу так заманчиво отождествить с Киевом, а Славию – с землями ильменских словен и их столицей Новгородом! Остаётся только загадочная Арта, которую и надо-то всего лишь куда-то пристроить. Но в рамках логики и соотносимых с исторической наукой данных этого сделать невозможно. А потому её прописывают то на берегах Балтики, то выдают за неё страну Биармию – Великую Пермь, то пытаются разместить в самом медвежьем углу славянского мира X века – Волго-Окском междуречье. Но, чем бы она ни оказалась в конечном итоге, пусть даже полновесным вымыслом аль-Истахри, мы должны быть благодарны этому автору уже за то, что он упомянул имя наших предков – русов.

Погребение № 100

А вот другой араб, Ахмад Ибн-Фадлан, в X веке лично предпринял путешествие в Cреднее Поволжье, в столицу Волжской Булгарии. Изначально свой путь он предпринял в качестве писца, но, когда на границе земель кочевников-огузов, на территории нынешнего Казахстана, все официальные лица халифского посольства струсили и повернули назад, Ибн-Фадлан вынуждено стал руководителем экспедиции. По пути он делал подробнейшие записки, а по возвращении свёл их в единый, но довольно сжатый документ. Этот текст был обнаружен в 1823 году, финальная его часть не сохранилась, а жаль! Ибн-Фадлан был крайне добросовестным и скрупулёзным исследователем.

Арабский путешественник столкнулся с русичами случайно. Их торговый караван прибыл в Булгар (столицу Волжской Булгарии. – Ред.) для торговли. Статные светловолосые люди сразу вызвали интерес у араба. Однако, пока славяне обустраивались на берегу, местные жители посоветовали путешественнику не вмешиваться в их дела. Но, только русы разбили лагерь, Ибн-Фадлан отправился наводить с ними контакт. И ему это удалось. Недоверчивые и хорошо вооружённые великаны тоже нашли что-то притягивающее в личности пришельца с юга и, обменявшись подарками, установили с ним доверительные отношения. Путешественнику даже разрешили жить в русском лагере.

Однажды посреди ночи Ибн-Фадлана разбудил странный шум. Как оказалось, внезапно умер предводитель славянского каравана. Араб отправился к старейшинам русов, и те после раздумий разрешили гостю присутствовать при обряде погребения.

Ибн-Фадлан дивился всем обычаям русов, поскольку в них было действительно немало и распутства, и жестокости. Но он оставляет крайне подробный рассказ о том, как проходили похороны. Прежде всего умершего нарядили в парадные одежды, затем посадили в специальную кабинку на ладье. Перед покойником разложили снедь, затем привели пса и, заколов, оставили внутри судна. Затем по очереди положили перед покойником полный комплект его оружия, начиная с меча и заканчивая металлическими и кожаными доспехами. После этого были заколоты два боевых коня в полной сбруе и помещены на ладью. Так же с вождём положили и двух только что убитых быков. Наконец, в корабль ввели жену, а по другим вариантам перевода, наложницу знатного руса. Три воина увели её в кабинку, где сидел умерший, и через некоторое время вышли оттуда, показывая собравшимся окровавленные ножи. По завершении самого страшного ритуала корабль быстро обложили хворостом и дровами и подожгли. Вот такое описание оставил нам арабский путешественник

Прошла почти тысяча лет. И примерно в 650 километрах от того места, где в X веке похоронили древнего руса, неподалёку от города Ярославля, археологи начали раскопки большого селения, названного Тимерёвским археологическим комплексом. Датировалось оно X веком и окружено было довольно внушительным, без малого в 500 курганов, могильником. В погребении, которому археологи присвоили номер 100, были обнаружены обгоревшие остатки ладьи, полного комплекта оружия, женских украшений, останки двух лошадей в полном убранстве и двух быков. Всё, практически всё, что нашли археологи, было описано 1000 лет назад арабским путешественником с детальной точностью!

Мимо столь живописного и богатого подробностями рассказа Ибн-Фадлана не смогла пройти даже современная массовая культура. Американский писатель Майкл Крайтон, по мотивам записок путешественника, пишет роман «Пожиратели мёртвых», а через 23 года по этой книге снимается знаменитый кинофильм «Тринадцатый воин». Начало повествования в нём вообще практически полностью описывает один из этапов из жизни Ибн-Фадлана, а русоволосые богатыри, сражающиеся бок о бок с героем Антонио Бандераса, изображены викингами только в угоду зрителю, которому знаком образ норманнов. На самом же деле северные витязи срисованы с наших предков – древних русичей.

Единое валютное пространство

Если вернуться из мира художественного вымысла в сферу научных открытий, то в том же Тимерёвском комплексе мы находим нечто, что делает дружбу просвещённого араба и суровых северян почти осязаемым явлением. В том же погребении № 100, где археологи воочию увидели всё, что описал Ибн-Фадлан, обнаруживается интересная вещица: небольшие, носившиеся в специальном кожаном чехле латунные весы.

На обеих их чашечках арабской вязью вычеканено слово без надстрочных и подстрочных знаков (некоторые знаки арабского алфавита пишутся совершенно одинаково, но в зависимости от того, какой символ используются вместе с ними, меняется сама буква. – Ред.). Совершенно точно надпись прочитать нельзя, но вариантов прочтения всего три: «то, с чего взят налог», «то, что служит взятию налога» или «залог». В любом случае, понятно, что вещь использовалась как инструмент финансового контроля. Ибн-Фадлан упоминает, что все русичи были не только воинами, но и торговцами. Это объясняет, почему знатный мужчина был погребён не только с оружием, но и с атрибутом купца. Конечно, такая находка – большая удача для археологов, но подобные весы в захоронениях IX–X веков далеко не редкость. То здесь, то там учёные извлекают из земли то коромыслица, то чашечки, то гирьки от похожих весов.

Арабские монеты, точно такие же, какие были найдены в Гнёздове, отечественные археологи находят в огромном количестве. В том же Тимерёве начало раскопок ознаменовалось находкой клада в три тысячи серебряных арабских дирхемов! А весы были нужны каждому купцу, ведь товар мог стоить дешевле целого дирхема, тогда монету приходилось резать, отсюда и название одной из древнерусских денежных единиц – резана. В некоторых находках монеты порезаны вплоть до одной сороковой части, и сделано это с превеликой точностью!

Коль скоро уж мы заговорили о монетах и весовых единицах, то стоит сказать об одной немаловажной особенности денежных систем средневековья, точно подмеченной академиком Валентином Яниным. Разбирая монетарную систему Древней Руси, он пишет, что всегда, когда имеется некий общий рынок (неважно, насколько он велик в географическом отношении), на нём существует устойчивая тенденция к унификации всех расчётных единиц. Дирхемы, чеканившиеся на монетных дворах аббасидских халифов в Дамаске и Багдаде, были в ходу по всему Востоку. Некоторая их часть попадала на Волгу и участвовала в местном товарообороте. Среднеазиатские властители, не желавшие оставлять арабским купцам монополию на торговлю с северными лесовиками, волей-неволей вынуждены были чеканить монету, соответствовавшую весовой системе Халифата. Это серебро попадало в руки славянских, или, уже можно сказать, русских купцов, и через новгородские торговые каналы переправлялось в северную Европу, экономика которой в период VIII–X веков испытывала острую потребность в серебре

На протяжении огромных пространств, от Сирии и Египта до Ирака и Иранского нагорья, Закавказья, Средней Азии, Поволжья, Руси, Балтийских берегов и Скандинавии, сформировалась единая денежно-весовая система. Конечно, после завоеваний монголов она претерпела довольно серьёзные изменения, но само слово «деньги» в современном русском языке показывает, насколько устойчивы были эти международные системы. Все мы помним советский мультфильм, в котором восточный богач поёт песенку: «Моя таньга!» Но таньга, тэнге, «обрусевшая» деньга и современные деньги – это одно и то же слово.

Объёмы арабского серебра, которое потребляла Русь, были настолько огромны, что нумизматика Древнего Востока лучше представлена в музеях России, чем в музеях стран, где эти монеты чеканились!

Типичный клад северо-восточной Европы X века. Серебряные украшения и, конечно же, в великом множестве арабские дирхемы

В Москву за деньгами

Активные контакты Ближнего Востока и России возобновились только в XVI веке. При Иоанне Грозном Антиохийские патриархи, титулатура которых звучит так: патриарх великого града Божия Антиохии и стран Киликии, Иверии, Сирии, Аравии и всего Востока, налаживают контакты с Российским царством. Обмениваются посольствами, а в 1585–1586 годах на Русь приезжает сам предстоятель этой древней поместной церкви Иоаким V. Патриарх едет за помощью, его церковь находится в бедственном материальном положении. Сидевший тогда на московском престоле Феодор Иоаннович в качестве услуги за выделенные средства просит у Антиохийского патриарха оказать поддержку в учреждении патриаршего престола и в России. И наше Патриаршество Московское возникло именно благодаря тому визиту.

В середине XVII века происходит ещё один визит Антиохийского патриарха на Русь. На этот раз к нам в гости приехал патриарх Макарий III. По происхождению араб, уроженец Алеппо, он тоже отправляется в Москву за деньгами. При этом он берёт в поездку своего 27-летнего сына Павла, который оставил подробное описание этого путешествия. («Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Москву» архидьякона Павла Алеппского стало известно российскому читателю в 1898 году.)

Архидьякону Павлу Алеппскому в землях Руси интересно всё, хотя и не всё он может разузнать сам. Уже в «землях казаков» ему приходится прибегать к услугам переводчиков, потому что по-арабски и по-турецки не понимает никто, и лишь немногие образованные люди говорят по-гречески.

Как полиглот, Павел Алеппский оставляет очень любопытное замечание: «Каждый привозит с собою переводчика, знающего русский язык. Мы говорили с ним по-турецки и по-гречески, а он передавал им по-русски, ибо язык у казаков и московитов один».

Раз за разом он употребляет в своём тексте русские слова, транскрибируя их арабской вязью, и его текст изобилует такими словами, как «фодфофс» (то есть подводы), «Окарика» (то есть Ока-река). Монеты, ходящие по России, он называет «кабика» (копейка) и тут же совершенно спокойно производит это слово во множественное число в полнейшем соответствии с правилами арабской грамматики: «кабикат». И если бы он не уточнил, как это слово звучит в единственном числе, то пойди разберись, что это за «кабикат» такие. Или вот ещё: «…трава с многочисленными веточками и с белыми цветками… её называют по-русски хришка» (то есть гречка).

Особое внимание Павел Алеппский уделяет тому, что выращивают и чем питаются местные жители. «Знай, что в этой земле казаков нет вина, но взамен его пьют отвар ячменя, очень приятный на вкус. Мы пили его вместо вина: что же было делать? Но этот ячменный отвар прохладителен для желудка, особенно в летнее время». Здесь речь идёт о пиве. А здесь: «…делается из фариса (ржи), походящей на зерна пшеничного плевела; она дешева и в большем изобилии» – о квасе. Удивлялся араб обилию ржи на полях русских крестьян и тому, что ржаной хлеб предпочитают все, вплоть до царя, ведь на его родине рожь далеко не в почёте и считается сорняком: «Посев называется фариза (рожь) и походит на пшеницу; мы зовём его плевелами – то, что обыкновенно веяльщики отбрасывают из пшеницы».

Некоторые места призваны прямо удивить арабских читателей, например, Павел Алеппский долго описывает племя «людоедов», а скорее «самоедов», которые-де едят всех, кого поймают. Этих «людоедов» он видел на обеде патриарха Никона, куда их доставили в качестве диковинки. При этом его рассказ о том, как они ели строганину, то есть сырую замороженную рыбу, вполне правдоподобен. В другом месте он рассказывает про московских собак, которые по величине больше осла и могут взять в пасть целую голову быка, в третьем – говорит, что в стране мос-
ковитов вообще нет некрасивых людей, да и сами они, путешествуя по нашим краям, несказанно преобразились

А некоторые моменты, наоборот, крайне приземлённые, донельзя бытовые: «Мы видали, что в эти дни мужчины, женщины или дети клали всё закупаемое на рынке на маленькие санки и везли их руками за веревку без труда и усталости, но очень лёгким движением, идя и таща свои вещи за собою. Так и женщины возят маленьких детей». 

Или вот, образчик нашего гостеприимства: «Воевода послал принести большое количество напитков: водки, вина и проч. и принуждал нашего владыку-патриарха, а также и нас много пить, хотя мы ещё не завтракали, так что довёл нас до изнеможения. Один из его слуг обходит нас с тарелкой огурцов, другой – с тарелкой редиски, поднося нам закуску. Сначала пили стоя здравицу за их патриарха после молитвы за него, потом за царя и всех его приближённых. Затем воевода, выказав большое дружелюбие нашему владыке, удалился». Последнюю фразу, похоже, надо понимать как «затем воевода наконец-то ушёл».

Контакты с Сирией, да и с остальным арабским Востоком были важны для нашей страны во все времена, и, кроме практической, материальной пользы, они обогатили и нашу культуру. И возможно, кто-нибудь из тех сирийских студентов, что в большом количестве учатся в нашей стране, напишет свои воспоминания. И через несколько веков наши потомки будут читать их, улыбаться и порою узнавать в них себя.

Из досье:

Тимерёвский археологический комплекс находится на окраине современного Ярославля, на берегу реки Которосли. Это двойное городище с обширным курганным некрополем. Первые раскопки здесь начал вести известный ярославский краевед, историк и искусствовед Илларион Тихомиров в 1896–1898 годах. Но золотой век изучения этого комплекса пришёлся на 1960–1980-е годы. Именно в этот период здесь обнаруживаются наиболее интересные находки.

Про Тимерёвский комплекс написаны обширные научные материалы, их авторы – сотрудники Государственного исторического музея Мария Фехнер и Наталия Недошивина, ведущий научный сотрудник Института археологии Андрей Леонтьев и ректор Российского этнографического музея Игорь Дубов.

Сейчас раскопками комплекса занимаются археологические экспедиции Ярославского педагогического и Санкт-Петербургского государственного университетов. Среди современных археологических исследований Тимерёвского комплекса особенно заметны работы доцента кафедры археологии СпбГУ Валерия Седых.