Коридор для Кирова

«Ах, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!»

1 декабря 1934 года в 16 часов 30 минут на третьем этаже Смольного, где размещался обком партии, выстрелом в затылок был убит член Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК и первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Киров. Застрелил его Леонид Николаев, член партии, безработный, в прошлом сотрудник ленинградского отделения Института истории партии. Сталину доложили о смерти Кирова, по всей видимости, около 17 часов по телефону, в разгар совещания, начавшегося ещё в 15.05 – в его кабинете тогда находились члены Политбюро Молотов, Каганович, Ворошилов и секретарь ЦК ВКП(б) Жданов. В 17.50 к Сталину прибыл срочно вызванный нарком внутренних дел Генрих Ягода, доложивший имевшуюся у него на тот момент информацию о покушении. Лишь затем в кабинет были допущены остальные – Орджоникидзе, Калинин, Андреев, кандидаты в члены Политбюро Микоян и Чубарь, секретарь ЦИК Авель Енукидзе.

Прямо на заседании были набросаны и основные положения печально знаменитого постановления ЦИК СССР, вошедшего в историю как «закон от 1 декабря 1934 года», согласно которому дела о подготовке и совершении террористических актов должны были рассматриваться в ускоренном и упрощённом порядке, без участия сторон, без обжалований и ходатайств о помиловании, с незамедлительным приведением приговора в исполнение. В 20.10 все, кроме Ягоды, дружно покинули кабинет Сталина, и туда на 10 минут ввели партчиновников, отвечавших за печать, пропаганду и агитацию. Последним, в 20.30, кабинет покинул Генрих Ягода, у которого состоялся приватный 20-минутный разговор со Сталиным.

В ночь на 2 декабря Сталин в сопровождении Молотова, Ворошилова, Жданова и Ягоды выехал на специальном поезде в Ленинград. Прибыв, Сталин тут же отправился в Смольный. Сохранились описания очевидцев, как в главном коридоре третьего этажа Смольного нарком Ягода размахивал револьвером и кричал, приказывая всем повернуться лицом к стене и держать руки по швам – в плотном кольце охранников шёл Сталин. Заняв кабинет Кирова, Сталин тут же начал опрос свидетелей. Хозяина Кремля интересовало только одно: кто подвиг Николаева на теракт? Никаких протоколов, стенограмм или хотя бы кратких записей именно этих допросов в архивах не выявлено, всё засекречено и ныне.

Поскольку террорист-одиночка Сталина не устраивал, то оперативно слепили заговор мифического «троцкистско-зиновьевского центра». В конце концов, это был слишком удобный и «вкусный» повод для окончательного погрома остатков зиновьевской «гвардии» – Сталин его не упустил. Сейчас опубликованы отдельные фрагменты некоторых допросов, но лишь тех, которые провели в рамках официального следствия. Но даже эти материалы в полном объёме недоступны исследователям.

Сталинскую концепцию троцкистско-зиновьевского заговора против Кирова общество встретило с недоверием, и народную версию случившегося лучше всего выразила популярная тогда частушка: «Ах, огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике!» Распевать эту частушку упорно продолжали до конца сталинской эры, хотя прекрасно понимали, что за это можно схлопотать лагерный срок. Но не спроста же народная молва сразу приписала убийство Кирова именно Сталину. Как заметили в своём известном романе братья Стругацкие, «народ сер, но мудр»: мало кто тогда сомневался, что товарищ Сталин вполне способен на такое злодеяние, да это была уже и не первая смерть, которую общество связывало с его именем. Не говоря уже о том, что единственным выгодоприобретателем стал опять-таки товарищ Сталин. На всё это наложились и явные нестыковки и нелепицы казённой версии. Даже Микояна удивило, что «Николаев, который считался сторонником и ставленником Зиновьева, два раза до этого арестовывался органами ЧК, при нём находили оружие». Но он был выпущен, хотя, как уверяет Микоян, один лишь «факт ношения оружия должен был привести к аресту Николаева – ведь запрещено было носить оружие».

Примерно то же самое утверждал и Хрущёв: чекисты задерживали, мол, Николаева с револьвером и отпустили, а 1 декабря 1934 года он проник на режимный и строго охраняемый объект, хотя «без помощи лиц, обладавших властью, – уверял Хрущёв, – сделать это вообще было невозможно».

Но конкретно здесь и Микоян, и Хрущёв лукавят: в револьвере Николаева никакого криминала нет, как нет и загадки в том, как Николаев попал в обком. Револьвер системы Нагана находился у Николаева совершенно законно – он получил его ещё в 1918 году, в 1924-м ему было выписано разрешение на его ношение. В этом не было ничего необычного: вплоть до середины 1930-х годов на руках у партийных, советских, комсомольских, хозяйственных работников находилось огромное количество «короткострела». В 1930 году Николаев перерегистрировал револьвер, получив на него новое разрешение. Задерживался же чекистами Николаев – для проверки документов – не дважды, а лишь однажды, 15 октября 1934 года, не на входе в Смольный, а возле дома, где жил Киров. Он был доставлен в отделение, обыскан, никакого оружия при нём не было. После предъявления партбилета отпущен. По своему же партбилету Николаев и прошёл в обком: члену партии было достаточно его предъявления для прохода, специальный пропуск требовался лишь беспартийным. Третий этаж Смольного, где находился обком, охранялся дополнительным постом, но на входе никого не досматривали. Так что пронести оружие проблемы не составляло. Порядок резко ужесточили как раз после убийства Кирова.

Другое дело, очень подозрительно выглядела смерть оперкомиссара Борисова, охранника Кирова. 2 декабря его под охраной повезли на допрос в кузове грузовика – все легковушки оказались заняты из-за наплыва московского начальства, но по пути машина вдруг врезалась в стенку. Борисов вылетел из кузова, ударился о булыжник и получил тяжёлую травму, его доставили в больницу, где он и скончался утром 4 декабря, так и не придя в сознание. Удивительно, но, кроме него, в этой катастрофе никто не пострадал. Официально причиной аварии считается неисправность амортизатора, хотя проверить, действительно ли амортизатор сломался до аварии или его довели до нужной кондиции уже после, невозможно. Да и с раной Борисова от удара о стену или мостовую тоже не всё ясно: с таким же успехом булыжник мог быть использован «ручным образом» ещё в кузове. Охранявшие же Борисова чекисты были расстреляны при Ежове. После лагерей выжил лишь водитель. Впоследствии он утверждал, что сидевший рядом чекист выхватил руль и направил машину в стену. Так или иначе, смерть охранника Кирова вполне устраивала руководство Ленинградского УНКВД: все огрехи охраны можно было свалить на него одного…