Космический спасатель

КОРПУНКТ НА ОРБИТЕ

Моё знакомство с Анатолием Соловьёвым насчитывает без малого три десятилетия. Провожал его в полёты с космодромов Байконур и мыса Канаверал (США), встречал на месте посадки в казахской степи, летал и ездил с ним в командировки по стране, отмечал совместные дни рождения, парился с ним в русской бане… Иногда кажется, что знаю об этом человеке если не всё, то почти всё. Однако каждая новая встреча и даже мимолётный разговор с ним – это новые открытия, неожиданный взгляд на мир, неординарная оценка тех или иных житейских событий. А начиналась наша дружба с создания корреспондентского пункта газеты «Экономика и жизнь» (работал тогда я в этом издании) на околоземной орбите. Да-да, именно в космосе! Впрочем, обо всём по порядку.

Дело в том, что ещё Сергей Павлович Королёв мечтал отправить в космос журналиста. Но Королёва не стало, и идея канула в Лету. В годы горбачёвской перестройки у собратьев по перу появилась идея реанимировать давний проект. Они, говоря нынешним языком, решили организовать всесоюзную пиар-акцию по поддержке отечественной космонавтики. Союз журналистов объявил набор желающих отправиться за репортажами на околоземную орбиту. Вскоре из огромного числа претендентов выбрали имена шести счастливчиков, прошедших строжайший отбор, прежде всего по состоянию здоровья. Они и приступили к наземным тренировкам в Центре подготовки космонавтов в Звёздном городке.

Космический старт советского журналиста планировался к 30-летию полёта Гагарина. Осуществлению этого проекта, казалось, ничто не могло помешать. Идею журналистского сообщества поддержал лично генсек ЦК КПСС Горбачёв. На встрече с сотрудниками газеты «Правда» Михаил Сергеевич твёрдо заявил: «Вопрос уже решён. Первым журналистом будет наш, и полетит он раньше японского…» Спросите, при чём тут японцы? Просто в это же самое время Главкосмос вёл свои переговоры с японской телекомпанией «Ти-би-эс». Чиновники от космонавтики торговались с японцами о том, сколько можно будет «срубить» валюты за полёт иностранного журналиста. Коммерция в отечественной космонавтике начинала выходить на первый план. Забегая вперёд, напоминаю: в итоге 4 декабря 1990 года на пилотируемом корабле «Союз ТМ-11» на орбитальную станцию «Мир» прибыл японский тележурналист Тоёхира Акияма.

Да простят меня коллеги, но с самого начала мне как-то не верилось, что именно советский журналист первым в мире преодолеет земное притяжение. Во-первых, специалисты сразу заговорили об экономической нецелесообразности журналистской командировки. Во-вторых, жаркие дискуссии проходили на фоне критического ухудшения экономической ситуации в стране. Наступила эра сплошного дефицита, оскудело финансирование многих отраслей промышленности. Космонавтике была прописана жёсткая финансовая диета: бюджетные ассигнования сократились в разы.

В это же время, точнее, в декабре 1989 года мы и познакомились с Анатолием Соловьёвым. Он готовился к своему второму старту, и моя редакция поручила подготовить с ним интервью в новогодний номер. Во время беседы в Звёздном городке пришла мысль: а что если нам самим «отправить» в космос своего журналиста? Идея была, конечно, не нова – ещё раньше в космос с удостоверением Союза журналистов СССР слетал Виталий Иванович Севастьянов, и всё-таки решили попробовать. Тем более Анатолий Соловьёв оказался сговорчивым и дал своё добро.

В первом январском номере еженедельника «Экономика и жизнь» за 1990 год на первой полосе была опубликована заметка, которая называлась «Космический корреспондент». В ней сообщалось, что накануне редколлегия еженедельника «Экономика и жизнь» утвердила лётчика-космонавта СССР Анатолия Яковлевича Соловьёва обозревателем газеты и ему выдано редакционное удостоверение и командировочное задание. С этими документами 11 февраля 1990 года наш космический спецкор и отправился в очередной полёт.

Анатолий Соловьёв поздравляет Москву с её 850-летием прямо из открытого космоса

ЭКОНОМИКА КОСМОСА

За день до старта на Байконуре Анатолий неожиданно заявил мне: «Свадебным репортёром не буду, не надейся!» И в шутку добавил: «А ты думай, как будешь переводить гонорар в космос». Вскоре от «Родника» (космический позывной Соловьёва) в Центр управления полётами на моё имя стали поступать корреспонденции и репортажи. Так в газете появилась одна из самых читаемых рубрик – «Корпункт на орбите».

В своих заметках «корреспондент А. Соловьёв» не только раскрывал технологию проводимых на борту станции «Мир» экспериментов, но и анализировал их экономическую составляющую. Так, по его расчётам, вложения в экспедицию ожидались в объёме примерно 90 миллионов тех советских рублей. Хотя бы частично окупить затраты надеялись, используя возможности нового модуля «Кристалл», который должен был прибыть на станцию в апреле. В условиях невесомости должен был заработать мини-завод по производству полупроводниковых кристаллов. Плюс к этому дополнительную прибыль обеспечили бы полученные биотехнологические препараты, многочисленные киноматериалы

В размышлениях с орбиты Соловьёв постоянно, но в разных вариациях не уставал подчёркивать: «Не надо ожидать, что пилотируемый космос в ближайшее время перейдёт на самоокупаемость. С уверенностью можно говорить лишь о высокой экономической отдаче отдельных направлений исследований и экспериментов». Так, например, эффект от «космической геологии» он вместе со специалистами оценивал в два миллиарда рублей в год в ценах того времени. Соловьёв весьма доходчиво объяснял читателям, как и каким образом можно получать доходы, например, от работ для нужд геодезии и картографии. С помощью фотоаппаратуры орбитального комплекса за пять минут на плёнке можно отобразить территорию площадью около миллиона квадратных километров. С самолёта на выполнение этого же объёма работы потребуется не менее двух лет. По расчётам, каждый рубль, вложенный в космическое фотографирование, давал пять рублей прибыли.

Честно признаюсь, открывая корпункт на орбите, редакция экономического еженедельника преследовала не только собственные рекламные цели. Мы рассматривали акцию как повод для размышления о перспективах нашей космонавтики и отечественной промышленности, о судьбе самой страны при переходе к рыночным отношениям. В условиях политической неразберихи и экономической нестабильности публикации Анатолия Соловьёва, а их набралось не один десяток, без всякого преувеличения сыграли свою роль в выживании космической отрасли. Ведь именно в те годы непрерывно звучала мысль: в космос летаем, а колбасы и сыра в стране днём с огнём не сыщешь. Сквозь такой довольно слаженный хор голосов не одних только недальновидных обывателей, но и политиков, депутатов, многочисленных экспертов и западных советников-экономистов звучал авторитетный голос нашего корреспондента, занявшего принципиально иную твёрдую позицию. В одной из статей он так и написал: «Законсервируем космические исследования, отложим полёты, прекратим подготовку космонавтов – будем отброшены в научно-техническом отношении на много лет назад, остановимся в социально-экономическом развитии, безнадёжно отстанем в освоении космоса».

Автограф Анатолия Соловьёва, космического корреспондента газеты «Экономика и жизнь»

ОТКРЫТЫЙ ЛЮК НА МОДУЛЕ «КВАНТ-2»

Моему другу Анатолию Соловьёву совсем не нравится, когда время его пребывания в открытом околоземном пространстве называют рекордом, занесённым в книгу самого известного ирландского пивовара Артура Гиннесса. По его глубокому убеждению, «рекорды устанавливаются спортсменами в залах и на стадионах». Отчасти с этим можно согласиться, а потому его мировой рекорд предпочитаю называть мировым достижением профессионального космонавта. Действительно, практически все 16 выходов Анатолия Соловьёва за пределы орбитальной станции были связаны с серьёзной внекорабельной деятельностью: установка нового оборудования, испытания скафандра, наконец, ремонты. Порой адская, до полного изнурения работа на расстоянии около 400 километров от Земли, на станции, несущейся по орбите со скоростью примерно 8 километров в секунду. При этом у него никогда не закрадывалась даже мысль о саморекламе или достижении дешёвой популярности. Прости, мой товарищ, за пафос, но твои 78 часов 48 минут на орбите иначе как трудовым подвигом назвать не могу. При этом, перефразируя высказывание знаменитого лётчика Александра Покрышкина, каждый твой выход за пределы станции «требовал мысли, мастерства и риска». Но вернёмся ко второму твоему выходу, едва не ставшему для тебя последним.

Переговоры экипажа с Землёй каким-то образом стали достоянием зарубежных СМИ. Американский еженедельник «Авиэйшн уик энд спейс текнолоджи» поднял тревогу: «Сумеют ли вернуться на Землю советские космонавты?» Не удержались от сенсационных «откровений» и другие издания: «Ситуация на борту представляет угрозу жизни экипажа», «Стрессовая ситуация на орбите»… В отличие от падких до сенсаций журналистов космонавты, командир Анатолий Соловьёв и бортинженер Александр Баландин, восприняли случившееся значительно спокойнее, продолжая нести космическую вахту в обычном режиме. А ведь главные волнения были ещё впереди.

Очередной «грузовик» доставил на орбиту монтажную лестницу-трап, необходимый инструмент и подробную инструкцию о порядке действий. 17 июля 1990 года в 17 часов 06 минут был открыт выходной люк, и «Родники» (позывной экипажа) отправились на работу в открытом космосе. Через некоторое время циклограмму (это документ, в котором поминутно расписаны все действия космонавтов) пришлось корректировать уже по ходу операции. С орбиты в эфир донеслось: «Идти дальше не можем, мешает антенна». Пришлось вернуться обратно и обходить модуль с другой стороны. Без малого три часа понадобилось космонавтам, чтобы пройти тяжёлый, примерно 30-метровый путь до повреждённой теплоизоляции

Началась сложнейшая операция по закреплению отслоившейся обшивки. Вот уж где точно пригодились полученные Соловьёвым в юности навыки слесаря. Бригада космических ремонтников работала на пределе человеческих сил и возможностей. Надёжно закреплены два из трёх листов ЭВТИ. Не только корабль, но и время за бортом неслось с космической скоростью. После шести с половиной часов непрерывной работы из ЦУПа поступила команда возвращаться на станцию. Заканчивался ресурс скафандров, и на всё про всё у них оставалось примерно полчаса. А тут вдруг новая беда – выяснилось, что люк на модуле «Квант-2» невозможно закрыть. Трудно даже представить, что пережили они в эти минуты. Главное – им не изменили выдержка и самообладание. Они успели вернуться в свой космический дом через шлюз основного блока станции. А ещё через 9 дней был новый выход в открытый космос и попытка в течение 3 часов 31 минуты отремонтировать злополучный люк. Доделать не успели, а вскоре экипаж в составе Анатолия Соловьёва и Александра Баландина вернулся на Землю.

…В моей коллекции космических сувениров немало уникальных документов и предметов. Шариковые ручки, «проработавшие» на орбите три года, конверты с бортовой печатью станции «Мир», тюбики с космической едой, архивные фотографии. Но самый дорогой предмет коллекции – маленький кусочек необычной серебристой фольги от ЭВТИ. Этот подарок с орбиты Анатолий Соловьёв вручил мне на день рождения.

 В свои 70 лет космонавт Соловьёв находится в прекрасной форме

«ХОЧУ ЛЕТАТЬ!»

В отряде космонавтов Анатолия Соловьёва близкие друзья иногда шутливо называют Кнехт. Не знаю, как прилепилось к нему это прозвище, но догадываюсь, почему он его заслужил. Вообще-то, кнехт, напомню, – это парная тумба с общим основанием на палубе судна или на причале для крепления тросов. Да, именно за уверенность, немногословность, надёжность и выдержку Анатолий Соловьёв удостоился этого «звания». А ещё Кнехт – это человек с открытой и принципиальной жизненной позицией. Судите сами.

В мае 1996 года Анатолий Соловьёв первым из ЦПК имени Ю.А. Гагарина отправился в США для координации подготовки в НАСА российских космонавтов. Речь о назначении его командиром первого экипажа на Международную космическую станцию (МКС) не шла. По мнению космических начальников двух стран, колоссальный опыт Соловьёва должен был обеспечить успех при строительстве и эксплуатации МКС. Дополнительные аргументы такого решения были неоспоримы: полёт к станции двух российских космонавтов и одного американского астронавта планировался на российском корабле, к тому же летел экипаж на российский модуль «Звезда», медицинское обеспечение полёта планировалось по российской методике. Только в один из моментов американцы вдруг передумали и, отменив предварительные договорённости, решили назначить командиром экспедиции своего соотечественника.

Уильям Шепард, неплохой человек, как говорят янки, свой парень. Служил в отряде боевых пловцов, капитан 1 ранга ВМС США, сделал неплохую карьеру в НАСА. А главное – к моменту старта на МКС совершил целых три космических полёта. Не поверите, общей продолжительностью… 18 суток.

Российское космическое агентство сдалось тогда заокеанским коллегам практически без особых возражений. Соловьёву предложили слетать на МКС, однако его роль свели к доставке экипажа на станцию и управлению кораблём при возвращении на Землю. Тогда он и сказал своё твёрдое «нет». Это был беспрецедентный случай в истории космонавтики. В здравом уме и твёрдой памяти Соловьёв собственной рукой поставил крест на участии в исторической миссии, отказался от приличных денег за полёт, лишил себя заокеанских командировок. Его «демарш», к слову, восхитил и рядовых американских астронавтов. В тайне от коллег они пожимали Анатолию руку и выражали поддержку и сочувствие.

А чиновники от космоса быстро нашли замену строптивому отказнику. В порядке, видимо, моральной компенсации Соловьёву предложили высокую административную должность в Центре подготовки космонавтов. Но и тут он оказался верным себе – ответил коротко и ясно: «Хочу летать!» И в августе 1997 года вместе с Павлом Виноградовым отправился в свой пятый космический вояж. Экипажу предстояла серьёзнейшая работа по ремонту орбитальной станции «Мир», которая ранее была повреждена из-за столкновения с грузовым кораблём «Прогресс»

За семь выходов в открытый космос общей продолжительностью 35 часов 08 минут «космические братья» Соловьёв и Виноградов привели станцию «Мир» в порядок. Они вернулись на Землю в феврале 1998 года, посчитав свою беспримерную по космическим меркам работу выполненной. Надо ли нам комментировать их естественную реакцию на событие, произошедшее 16 ноября 2000 года? На заседании Правительства России глава Российского космического агентства Юрий Коптев предложил затопить станцию по причине выработки ресурса и невозможности обеспечения требований по научной программе и пилотируемым полётам. Премьер-министр Михаил Касьянов поддержал предложение Коптева, и 30 декабря 2000 года российский кабинет министров издал постановление № 1035 «О завершении работы орбитального пилотируемого комплекса «Мир». 23 марта 2001 года космический дом, восстановленный золотыми руками Соловьёва и Виноградова, был затоплен в Тихом океане.

По словам космонавта, нет ничего более прекрасного, чем вид из космоса на нашу планету, которую хочется снимать бесконечно. (Фото сделано Анатолием Соловьёвым)

ИСТРЕБИТЕЛЬ НА ВЕРТИКАЛЬНЫХ ФИГУРАХ

Своё 70-летие прославленный космонавт отмечает как обычно – без излишней шумихи, в семье жены Натальи, с двумя сыновьями и внучками. Настроение тоже как обычно, как будто не было за спиной столь долгих, многомесячных отлучек из родного дома. На вопрос, как ему удалось достичь столь впечатляющих результатов в космосе, ведь прилежности и лётного таланта здесь явно недостаточно, надо ещё обладать и недюжинным здоровьем, он скромно отвечает:

– Начнём с того, что в космонавты я пришёл из военных лётчиков, и уже это определило моё отношение к физическим нагрузкам. Иначе лётный век у меня мог быть коротким. У лётчика ведь что главное? Исправность вестибулярного аппарата, а значит, надо было отдать предпочтение подвижным видам спорта, особенно игровым – футболу, волейболу. Но важны и мышцы, и спина, поэтому приходилось заниматься гантелями, на перекладине. Тягать ручку истребителя на вертикальных фигурах – довольно серьёзная физическая работа. И конечно, нагружал лёгкие – чтобы «дыхалка» была в порядке. Да ещё и бегал – этим я регулярно занимался, и тем интенсивнее, чем старше становился. Ежедневно пробегать 5–6 километров для меня это стало законом. Просто надо было вписаться в тот коридор здоровья, который требуется для полётов в космос. Помогло то, что с детства увлекался футболом, причём на песке. Это сегодня стали разыгрывать чемпионаты мира по пляжному футболу, мы же гоняли мяч на пляже Рижского взморья. Там дюны подходили прямо к школе. С каким же пылом мы, пацаны, сражались за честь школы, района, сколько в нас было азарта! Что там Пеле, Гарринчи, когда у нас были свои дворовые и районные герои Васи, Пети, Вани…

…Но не спортом единым. Попробуйте найти сегодня помидор, который разламываешь, а он, хрустальный, прямо брызжет ароматом. А моё детство прошло на окраине Риги, у нас был свой огород. И вот нагоняешься за день, а потом съедаешь такой овощ, да ещё и огурчик свежесорванный, да краюху пахучего хлеба – и силы восстанавливаются. Это совсем не значит, что меня обошёл классический набор детских хворей. Понимаете, если, скажем, учёному достаточно накопленных знаний, спортсмену – накопленной мышечной массы для рекордов, космонавту нужно и то, и другое.

Что сегодня беспокоит космонавта, так это снижение интереса к его профессии.

– Нынче, что греха таить, – сокрушается Соловьёв, – она, похоже, потеряла свою престижность, как, скажем, во времена полёта Гагарина, когда вся страна буквально рвалась в космос. Ведь общественного признания нынче можно добиться, не отрываясь от телеэкрана, из собственного офиса…

Не единожды, вспоминает он, приходилось, выбиваясь из космического режима, делать необходимые снимки Земли: вид со станции такой, что подобное может никогда и не повториться. Это и есть то счастье, которому может позавидовать каждый, кому не довелось его ощутить так, как мне и моим космическим собратьям. Уверен, оно не покинет нас никогда…

Фото из архива Анатолия Соловьёва