«Бати-иезуиты»: исход из Медона

Он обосновался в парижском пригороде Медон – в том самом тихом и светлом предместье, где в 20–30-е годы прошлого века нашла себе приют русская эмигрантская колония, насчитывавшая в ту пору около 2 тысяч душ. В Медоне жила и Марина Цветаева. Главной его достопримечательностью, помимо Центра русских исследований, был замок, который 19 мая 1717 года посетил Петр Великий. Императору показали хранившееся там знаменитое полотно Леонардо да Винчи «Святая Анна» – теперь оно находится в Лувре. Да, совсем забыл: еще в соседнем лесу совершали велосипедные прогулки Владимир Ильич с Надеждой Константиновной.

Что же касается Центра Святого Георгия, то он вошел в историю под другим, более говорящим именем – «русская школа отцов-иезуитов». Центр размещался в старинном поместье с парком, к главному особняку примыкали часовня и библиотека с читальным залом. Сами католики, обитавшие здесь, называли его местом встречи Запада с Россией. Кто на кого в результате этой встречи оказал большее воздействие – еще вопрос. Сами отцы-иезуиты охотно признавали, что русские дети, которые здесь учились в течение нескольких десятилетий, необычайно повлияли на своих педагогов. Если и не обратили их в свою веру, то приобщили к русскому языку, культуре, даже к религиозным обрядам. А обрусевшие, пусть и частично, иезуиты, в свою очередь, помогли выжить в эмиграции сотням детей наших соотечественников, в том числе многим сиротам. Помогли сохранить язык, веру, культуру, дали им образование и путевку в жизнь.

Несмотря на то что в русской колонии к католикам относились с большим подозрением и, как мне рассказывали, даже советовали детям обходить стороной их соборы, в Медоне в какой-то мере удалось достичь сближения верующих двух церквей, вражда между которыми началась столетия назад, разделив их стеной неприязни повыше не только что Берлинской, но и китайской.

Байлю спасибо

Дело было 82 года назад в Константинополе, где отец-иезуит Луи Байль, бывший профессор теологии из Лиона, коротал время, ожидая падения большевиков. Он должен был отправиться в Тифлис, куда получил назначение. Тем временем турецкую столицу наводнили русские, покинувшие родину после разгрома врангелевской армии в Крыму. За короткое время сюда прибыло около 150 тысяч человек. Большинство из них оказались в крайней нужде. Особенно страдали дети. В Констанинополе пустовало здание школы австрийских монахов имени Святого Георгия. В нем Луи Байль при поддержке французской военной миссии и основал «Комитет для воспитания русских детей». Вскоре комитет был преобразован в школу-интернат Святого Георгия. На первых порах в нее приняли 30 мальчиков.

Луи Байль заручился поддержкой бывшего депутата Государственной думы Александра Сипягина, перешедшего в католичество после смерти жены и ставшего аббатом, и пригласил на помощь нескольких белых офицеров, которые взяли на себя административные хлопоты. Говорят, что замысел Байля был далеко идущий и вовсе не только филантропический. После краха большевиков обращенные в католическую веру молодые русские люди должны были понести ее факел в Россию. Однако вскоре по требованию турецкого вождя и ленинского союзника Ататюрка белой эмиграции пришлось покинуть Константинополь. Интернат в 1923 году тоже переехал в бельгийский город Намюр и оставался там до самой войны. Затем он перебрался во Францию – сначала в Париж, в пустовавший дом иезуитов, а в 1946 году – в Медон. Иезуиты приобрели имение «Огород дофина», принадлежавшее драматургу Жоржу де Порто-Рику. В военные годы в нем размещались летчики «Люфтваффе», а затем центр беженцев.

«Родители побаивались, что мы обратим их детей в католическую веру, – рассказывал мне 73-летний Рене Маришаль, один из трех иезуитов, управлявших Центром русских исследований вплоть до самого его закрытия. – Конечно, у нас была благочестивая надежда на то, что кто-нибудь из детей перейдет в католичество. Но такой задачи мы никогда перед собой не ставили. Русское было во главе угла при изучении любого предмета, будь то история, география или закон Божий. Одна из заповедей школы гласила: «Ты русский, говори по-русски!» Поэтому некоторые шутники называли отцов-иезуитов за глаза «батя». Учить великий и могучий должны были и французы, которые ходили в интернат»

Дебют Марины Влади

Сотни детей русских эмигрантов получили воспитание и образование в Медоне. Их наставниками были французские иезуиты

Часовня Святого Георгия, расположенная на территории поместья, украшена иконами, написанными в здешней мастерской. До недавнего времени занятия в ней вел 80-летний отец Игорь, в миру Эгон Сендлер, обрусевший немец. Именно с русской иконой, по мнению отца Маришаля, связан усилившийся во Франции в последние годы интерес к православию. Теперь во французских католических храмах и монастырях часто можно увидеть репродукции иконы Владимирской Богоматери или рублевской Троицы. Многие из них выполнены в мастерской Центра.

В учениках здесь всегда поощрялись художественные таланты. Балалаечный оркестр существовал в школе до самых недавних пор. Выпускники прошлых лет, сильно постаревшие и поседевшие, всегда с радостью собирались на репетиции. Все школьные праздники оркестр открывал специально сочиненной «арией Святого Георгия». Помимо оркестра был в школе и хор. А танцам иезуитских питомцев учила мадам Полякова – мать Марины Влади. Сама будущая кинодива впервые вышла на сцену именно здесь, в Медоне, в Центре Святого Георгия. Было ей тогда десять лет.

В том первом выступлении маленькую Марину видел (и на всю жизнь запомнил) мой давний знакомец Василий Карлинский, известный французский журналист, всю жизнь проработавший в газете «Либерасьон». С 1935 до 1949 года он жил и учился у иезуитов, но, несмотря на это, остался неверующим. Карлинский вспоминает, как в годы войны ученики интерната помогали Сопротивлению. Один из них, Николай Мхитарьянц, погиб в застенках гестапо.

Студенческие годы провел в интернате и Константин Мельник, будущий советник генерала де Голля (о Мельнике «Совершенно секретно» писала в № 5 за прошлый год). Мельник учился в элитарном Институте политических наук, но, не имея средств, чтобы снимать комнату в Париже, жил в Медоне с 1946 по 1949 год. Мельник вспоминает, что его соседями были будущий православный священник отец Борис Бобринский, ныне окормляющий паству в знаменитом парижском соборе Александра Невского на улице Дарю, и Борис Зайцевский, который впоследствии стал выдающимся инженером-ядерщиком. «Обстановка в пансионате была абсолютно русской, я бы даже сказал: чеховской, – рассказывал мне Мельник. – За обеденным столом по воскресеньям собирался интеллектуальный цвет российской эмиграции. Приезжал ватиканский посол в Париже, будущий папа Иоанн ХХIII. Это был человек открытый, считавший, что католическая церковь должна сотрудничать и дружить с православной».

Исключительно интересной личностью был отец Сергей Оболенский (1909–1992), читавший в Медоне лекции по русской литературе. Он до 16 лет прожил в Ясной Поляне – его мать доводилась племянницей Льву Толстому. В 20-е годы она написала письмо Сталину с просьбой отпустить ее семью в эмиграцию и неожиданно получила разрешение на выезд. Оболенский недолго прослужил в Центре Св. Георгия, ушел в мир и стал работать аналитиком на высокой должности в штаб-квартире НАТО. Он переводил переписку Сталина, Рузвельта и Черчилля, воспоминания маршала Жукова.

В школе преподавал русский язык Дмитрий Кузьмин-Караваев, поэт-акмеист, друг Блока, муж Елены Кузьминой-Караваевой – одной из муз Блока, легендарной матери Марии, участницы Сопротивления, погибшей в Равенсбрюке. В начале революции Кузьмин симпатизировал большевикам, а затем был выслан из страны на пароходе, на котором Ленин отправил в изгнание цвет российской интеллигенции. В эмиграции Кузьмин перешел в католичество.

В годы Второй мировой войны иезуиты решили создать в Париже аналогичную школу для русских девочек. У ее истоков стоял отец Поль де Режис, руководивший интернатом Святого Георгия. Назвали заведение институтом Святой Ольги, первых семерых учениц институт принял 3 июня 1944 года. «После тяжелых лет оккупации, когда нас и наших родителей называли не иначе, как «грязными иностранцами», – вспоминала в нашем разговоре Ольга Суханова-Верни, – мы попали в атмосферу дружбы, любви и великодушия. Проведенные в «Святой Ольге» годы остались в нашей жизни самым светлым воспоминанием. И наши дети, которые полностью интегрировались во французскую жизнь, сохранили свои славянские корни…»

Школа иезуитов в Медоне.

Между «Святой Ольгой» и «Святым Георгием» существовали тесные контакты. Ребята вместе готовили концерты, с которыми раз в год выступали в Париже. Институт Святой Ольги принимал детей эмигрантов до 1970 года и, выполнив свою миссию, закрылся. А мужская школа в Медоне превратила свое существование двумя годами раньше. Она превратилась в Центр русских исследований.

Наследники Гагарина

Центр начался с библиотеки в 100 тысяч томов, основу которой заложил князь Иван Гагарин (1814 – 1882). Князь служил дипломатом в Мюнхене и в Париже, под влиянием Чаадаева обратил свой взор к католичеству и в 1842 году перешел в новую веру. В России шаг князя вызвал всеобщее возмущение и был расценен как предательство. Наказание оказалось беспримерно строгим: Гагарин потерял свое состояние, все звания и гражданские права, и ему навечно запретили въезд в Россию. За границей князь стал первым издателем Чаадаева, Тютчева, вместе с которым в 1834–1835 годах работал в дипломатической миссии в Мюнхене, создал в Париже «Орден Святых Кирилла и Мефодия». Гагарин считал, что переход в католичество спасет Россию от революции.

Русская библиотека отцов-иезуитов – одна из богатейших в Западной Европе. В ее фондах – переписка князя Гагарина и других видных русских иезуитов с Чаадаевым, Герценом, Тургеневым, Тютчевым, Лесковым, Киреевским; автографы Екатерины Великой, запретившей в свое время печатать «ругательную историю иезуитского ордена»; письма великого князя Николая Михайловича Романова, дяди Николая II; полное собрание законов Российской империи, которое великий князь преподнес отцу Полю Пирлингу; первая печатная Библия 1581 года – Острожская. Здесь и собрание бумаг Петра I в девяти томах, изданное в 1887–1893 годах в Санкт-Петербурге, и сочинения Екатерины в 12 томах, и собрание русских летописей и книг по праву, начиная с «Изборника» великого князя Святослава Ярославича. Самая старая книга – «Апостол» 1564 года. В Медонской библиотеке собраны практически все публикации по истории русской эмиграции. А рядом – в удивительном порядке сохраненные подшивки «Агитатора», «Большевика», «Вопросов истории КПСС», «Коммуниста Вооруженных Сил», собрания сочинений Ленина, Сталина, Троцкого, Хрущева, Брежнева. «Нас интересовало все, что помогало понять Советскую Россию», – объяснял мне отец Маришаль…

До начала 90-х годов Центр русских исследований Святого Георгия принимал на стажировку студентов-славистов из французских, английских, итальянских и других европейских университетов. Сюда приезжали набраться русского духа перед командировкой в Советский Союз дипломаты, журналисты, военные, космонавты и наверняка сотрудники спецслужб. Здесь стажировался дипломат Александр Никитич Кельчевский, который до недавнего времени был французским консулом в Петербурге. Кельчевский называет себя «русским французом». «По корням, – говорил он мне, – я русский, а по образованию и образу мышления – француз».

Последнее слово не сказано

Ходили слухи, что решение о закрытии Центра было принято на самом иезуитском верху. Знакомый богослов объяснял это тем, что Ватикану не удалось реализовать линию папы Иоанна Павла II на сближение с Русской Православной Церковью, и посему в Риме сочли «непроизводительными» дальнейшие расходы на медонский Центр.

Отец Маришаль объясняет причины закрытия Центра проще: содержать его стало не на что. Ни Ватикан, ни Орден иезуитов средств не дают, требуя, чтобы монахи сами искали источники финансирования. Одними подвижническими усилиями трех немолодых отцов-иезуитов, которые до последнего времени стояли у руля Центра, такой сложный механизм в рабочем состоянии не удержишь. А молодой смены нет – многие отказываются идти в священники из-за целибата, обета безбрачия.

Мой собеседник отлично говорит по-русски, превосходно знает Россию и православие. На его книжной полке я случайно замечаю томик Марининой, но иезуит, перехватив мой взгляд, открещивается: мол, книжка попала сюда случайно. Отец Маришаль написал труд «Первые христиане на Руси», перевел на французский Солженицына, Буковского, Александра Меня.

Отец Сергей Оболенский, преподававший в Медоне русскую литературу

Маришаль рассказывает, что иезуиты хотели передать библиотеку в один из французских университетов. Генеральный совет богатого департамента Верхняя Сена, в который входит Медон, предлагал иезуитскому ордену выкупить весь комплекс – церковь, библиотеку и иконописную мастерскую – и сохранить его в качестве исторического памятника. Иезуиты по неведомым причинам отказались

В итоге, к сожалению, уникальную медонскую библиотеку разделили на две части. Фонд литературы и искусства отдали в Лионскую городскую библиотеку, а научный, быть может, самый интересный, – в Гуманитарный университет того же города. Именно на основе медонской библиотеки в Лионе предполагается в дальнейшем создать межуниверситетский научно-исследовательский центр, но что-то не верится, что этот проект будет доведен до конца.

А ведь была возможность привезти их в Россию. В Париж постоянно наезжают наши олигархи и их гонцы в поисках, куда бы им вложить средства. Частые гости здесь — представители министерства культуры. Одних интересует бывшая тургеневская дача в местечке Буживаль под Парижем, других — русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Как правило, дальше разговоров дело не идет. Правда, один крупный банк зачем-то прикупил целый замок в отдаленном столичном предместье, обещая создать там российский культурный центр. Хотя покупатели не могли не понимать, что туда никто не будет ездить. Когда же речь идет о реальном шансе спасти ценности, имеющие отношение к нашему отечеству, российская сторона интереса не проявляет. Отцов-иезуитов можно было бы уговорить продать и центр, и бесценную библиотеку. Дело, конечно, вышло бы хлопотное, поэтому наш бизнес и чиновники предпочли остаться в стороне. Так проще.

Сам отец Маришаль обосновался в лионском общежитии иезуитов. А иконописная мастерская перебазировалась в другой иезуитский дом, расположенный под Версалем. Отцу Игорю восемьдесят, но он по-прежнему полон сил и таланта. Словом, иезуиты считают, что в отношениях с Россией они не сказали своего последнего слова.

Спасенные Екатериной

Россия и католическая церковь вот уже почти тысячелетие пребывают в состоянии конфронтации. «Рим и весь католический мир, – утверждал в XIX столетии фран-цузский лите-ратор и путешес-твенник маркиз де Кюстин, – не имеют большего и опаснейшего врага, чем император российский». Отповедь русофоб Кюстин получил, в частности, от Достоевского, убежденного в том, что католичество – «вера нехристианская»: она «искаженного Христа проповедует».

Особую враждебность во все века в России вызывали иезуиты. Их у нас считали разновидностью ватиканских спецслужб, рыцарями плаща и кинжала и изображали с Библией в одной руке и с мечом и ядом в другой. Иезуиты в расхожем представлении придумали формулу «цель оправдывает средства» и давали индульгенцию любому преступлению во имя «вящей славы Божьей». Первому побывавшему в России иезуиту Антонио Пассевино Иван Грозный грозил посохом. И когда пожал ему руку, то тут же демонстративно вымыл ее в золотой чаше.

Князь Иван Гагарин стал одним из первых русских иезуитов

Иезуиты остаются самым влиятельным и элитарным из 250 существующих мужских орденов. Этот орден – «глаза и уши папства», равно как и главный генератор идей, мозговой центр католичества. «Мы стремимся объединить идеи с действием, – подчеркивал в разговоре со мной Богуслав Стечек, генеральный советник по делам Восточной Европы и помощник генерала Ордена иезуитов. – Иезуиты очень активны и поэтому имеют много друзей и не меньше врагов. Православная церковь нас обвиняет в прозелитизме, в миссионерстве, но мы лишь хотим вести диалог».

Ему вторит отец Маришаль: «Мы хотим, чтобы католики и православные жили в мире, согласии и единстве. Мы стремимся к объединению церквей. Еще Владимир Соловьев говорил, что церковь одна, потому что Христос не мог создать две. Различия между нами несущественны, они связаны с особенностями национальных характеров и с традициями. Но не надо забывать о том, что, когда папа Клемент XIV запретил наш орден в 1773 году, его спасла Екатерина II и прусский король Фридрих II…»

С начала 90-х годов орден действует в России, где насчитывается, быть может, всего два десятка иезуитов. В Москве есть академия Святого Фомы Аквинского. А вообще-то протянуть руку иезуитам предлагал еще Вацлав Воровский. В 1922 году, будучи полпредом РСФСР в Риме, он писал в Наркоминдел: «Отбросьте все страхи наших пошехонцев перед иезуитами, инквизицией и т.п. и посмотрите на дело, как на важный шаг, связанный с серьезной материальной помощью».

А еще один известный боль-шевик явно недооценил мощи римской католической церкви и ее иезуитского «отряда». «Папа? Сколько у него дивизий?» – с иезуитской усмешкой поинтересовался однажды Сталин, когда речь шла о послевоенном разделе мира на сферы влияния. Однако нынешнему главе католической церкви Иоанну Павлу II не понадобилось войск, чтобы войти в историю под именем «Папы, сокрушившего коммунизм».