Рядом с зазеркальем

– На самом деле, насколько мне известно, к уголовной ответственности было привлечено гораздо больше людей.

– В целом по «волгоградскому делу» к ответственности было привлечено около 700 человек. Из них почти 60 – к уголовной: руководители УВД.  Например, была осуждена и заведующая магазином при УВД Чумаченко. Именно через её магазин реализовывали украденную продукцию.

– Это что, банальные кражи?

– По сути – да. Начальники охраны предприятий выносили водку, спирт, конфеты, торты, мясные, молочные продукты – как обычные воры. Но ворами-то они были не совсем обычными. Это всё были люди, поставленные для того, чтобы на предприятиях не было хищений. Внешне банальная кража обнаружила целое явление, характерное для позднего периода брежневской эпохи – разворовывание государственной собственности государственными людьми. Сложилась очень удобная схема хищений под вполне благовидным предлогом. Дело в том, что союзные власти очень любили Волгоград. Здесь было удобно проводить всевозможные семинары, конференции, курсы повышения квалификации… Проводившиеся мероприятия автоматически приобретали патриотическую окраску. Вот и на базе Волгоградского УВД устраивали семинары союзного и республиканского значения. Разумеется, высокопоставленных гостей нужно было достойно принимать. Вообще-то на проведение подобных мероприятий выделяются специальные средства. Но без излишеств. А если без излишеств, то как продемонстрировать своё расположение к высоким гостям? Без щедрого стола не заведёшь ни прочных знакомств, ни влиятельных покровителей. Хуже того: высокие гости могут обидеться, и тогда генеральское кресло может зашататься. Но на какие деньги покупать отборную водку, коньяк, чёрную икру, мясные деликатесы? Не из своего же кармана платить! Вот и была придумана простая, надёжная, но насквозь криминальная схема. По договорённости с руководством предприятий начальники вневедомственной охраны выносили водку и спирт, конфеты и торты, мясную и молочную продукцию. Определили даже посменный размер похищаемого сырья и готовой продукции, стыдливо поименовав их «заказами». Попробуй не вынести – поставки курировал сам начальник Управления вневедомственной охраны УВД.

– Так ради дела же!

– Как бы не так! На семинары, приёмы делегаций и «дружеские посиделки» шла только часть наворованного. Проведение официальных мероприятий было удобным прикрытием. Оправданием в глазах тех же охранников и сотрудников предприятий, откуда продукты выносились. Дескать, а что делать, обстоятельства заставляют! С одной стороны, приёмы важных гостей поднимали собственный статус начальника милиции, делали его вхожим в высокие московские кабинеты, обеспечивали покровительство. А с другой – под маркой проведения важных мероприятий и приёма высоких гостей львиную долю наворованного милицейские чины присваивали. Это была кормушка, способ личного обогащения. Часть продукции сдавалась в магазин УВД и через него реализовывалась. Деньги делили. К воровству так привыкли, что, когда генерал Иванов играл свадьбу сначала одной дочери, затем другой, в ресторане спиртное не заказывали – было «своё». И когда справляли поминки жене генерала – тоже за счёт краденого. И когда начальник управления ехал в Москву, непременно брал с собой спиртное и деликатесы – для «смазки» дружеских отношений.

– Одним из организаторов схемы был начальник ОБХСС?

– Мы все словно попали в зазеркалье. Когда воруют прохиндеи – это одно, и совсем другое, когда этим занимаются высокопоставленные правоохранители. Используя свои возможности, в стране всеобщего дефицита они обустроили нишу, в которой каждому из них удобно жилось. Это разлагало общество. Ведь воровать абсолютно незаметно невозможно. Всё видели водители, перевозившие спиртное от ликёро-водочного завода до Управления милиции, охранники, работники предприятий, включённые в схему. Каждый дома рассказывал об увиденном. Так город-герой узнал, чем на самом деле занимается руководство волгоградской милиции.

– То, о чём вы рассказываете, – отличная почва для коррупции.

– Так и было! С одной стороны, руководство управления требовало от подчинённых продукты и прекрасно понимало, где и как те их добывали. В то же время они играли роль строгих начальников, блюдущих закон. За то, что руководители областного управления закрывали глаза на хищения, начальники вневедомственной охраны предприятий передавали им взятки. А те, в свою очередь, умасливали генерала Иванова. Например, начальник Управления вневедомственной охраны Шумилин, в тот период подполковник милиции, в качестве взяток передал генералу два дефицитных в то время немецких фарфоровых сервиза «Мадонна»

А вот как были оценены усилия начальника хозяйственного отдела управления, тогда подполковника милиции, Кириллова и заместителя начальника Управления по кадрам полковника милиции Куценко. За коньячок, водочку и баньку, которые очень уважал заместитель министра внутренних дел СССР Чурбанов, Кириллова вскоре досрочно произвели в полковники, а Куценко назначили заместителем начальника Управления кадров МВД СССР!

– Руководство УВД Волгоградского облисполкома дискредитировало милицейские органы так, как это не смог бы сделать никто.

– Не только милицию. Они дискредитировали систему власти!

– Вам пытались мешать в вашем расследовании?

– Нет.

– Большая бригада работала по делу?

– Более 20 следователей и человек 30 оперативников – из милиции и госбезопасности.

– Это было сложное дело?

– Да. Нужно было доказать факты хищений. Ведь дело не только в том, что продукцию тайно выносили с предприятий. Её тайно производили, создавая излишки. Это надо было установить. До Волгограда я понятия не имел, как, скажем, делается торт. Пришлось вникать в производство и выяснять, что туда не докладывают, как одни ингредиенты заменяют другими… Эти вопросы возникали и при выяснении, как изготавливали конфеты с применением возвратных отходов. В результате получалась «экономия», из неё делали дополнительную продукцию, которая и шла налево. То же самое происходило и с ликёро-водочной продукцией. Масса бухгалтерских проверок, экспертиз, следственных экспериментов, очных ставок… Монотонная, рутинная, скрупулёзная работа.

– Сколько вы его расследовали?

– Около двух лет.

ЗАПУТАННЫЙ МИР «ДЕБЕТА-КРЕДИТА»

– Почему вы специализировались именно на экономических преступлениях?

– Я окончил Свердловский юридический институт. У нас был замечательный преподаватель – Сир Павлович Голубятников. Он читал основы бухгалтерского учёта. Многим этот предмет казался скучным. Мне же было интересно. Возможно, то, как Голубятников вводил нас в запутанный мир «дебета-кредита», сыграло свою роль. Поскольку приходилось расследовать всё более сложные экономические дела, я почувствовал, что не хватает специальных знаний. Пошёл на бухгалтерские курсы, затем, работая в составе следственных бригад, год постигал бухгалтерский учёт и анализ финансово-хозяйственной деятельности предприятий у преподавателей тогда Московского института народного хозяйства имени Плеханова.

– Каким было ваше самое первое дело?

– Экономическим. Дуванский район, Республика Башкортостан. В магазине обнаружилась недостача. Пришлось назначать ревизию, экспертизу… И вспоминать всё, чему учил Голубятников.

– В конце 1970-х годов прошлого века вы входили в бригаду, которая расследовала дело о теневиках в Чечено-Ингушетии. Вам и 30 не было. Как вы рискнули войти в следственную бригаду?

– Вопрос о включении в состав следственных бригад решаешь не сам. Это делают другие. Я к тому времени уже имел определённый опыт в расследовании дел экономической направленности. Мне было интересно. То дело сыграло в моей жизни важную роль. Не только тем, что было сложным, а следовательно, и поучительным, но прежде всего тем, что мне пришлось работать рядом с такими корифеями следствия, как Николай Николаевич Сироткин, Владимир Фёдорович Ладейщиков, Исса Магомедович Костоев, Борис Иванович Уваров. Люди с совершенно разными характерами, но с большим опытом – и следственным, и жизненным. У них было чему поучиться. Ладейщиков – это интеллект, высокая культура, интеллигентность. Он умел строить разговор с умными и изворотливыми людьми, принимать единственно верные решения… Костоев – это фонтан идей, быстрота принятия решений, стремительность действий и результативность проделанного – раскрытие преступлений. Уваров – совершенно иного склада: нетороплив, порой даже медлителен, но последователен и методичен. Ничего не упустит, всё разложит по полочкам, исследует и непременно докопается до истины.

Начальник следственной части Прокуратуры РСФСР Сироткин не только требовал, но и показывал сам, путём редактирования, как необходимо излагать собранные доказательства, чтобы они не могли не только трактоваться по-другому, но даже и мысли об этом не могло возникать у читающего подготовленный тобой документ.

– Каким направлением вы занимались в бригаде?

– Мне поручили изучить систему ценообразования. Разобраться в обоснованности действий начальника отдела цен Совета министров Чечено-Ингушской АССР. Запутанный вопрос! Но я с ним, слава богу, справился. С фигурантом мы говорили, касаясь экономических аспектов, на одном языке. Ему не удалось обвести меня вокруг пальца

– Вы расследовали только экономические преступления?

– Нет, конечно! Были преступления против общественной безопасности – бандитизм, преступления против личности – убийства… Например, пришлось расследовать дело об убийстве в Пятигорске гражданки Судана. Девушка приехала поступать в фармацевтический институт, села в частную автомашину и… пропала. Труп не нашли. Но обнаружили доказательства, которые указывали на убийцу – водителя автомашины. Эти доказательства были столь убедительны, что суд приговорил этого человека к серьёзному сроку.

– А почему вы пошли в следователи?

– Так сложилось. Односельчанин, к тому времени окончивший два курса в Свердловском юридическом институте, уж очень интересно рассказывал нам, выпускникам школы, о профессии правоведа. Вот мы два друга, сидевшие за одной партой, и приняли решение идти в юридический. Всё это наложилось на ситуацию, которая когда-то случилась с моей тётей. Она работала заведующей пекарней, выпекавшей хлеб для совхоза. Её пытались обвинить в хищении двух мешков муки. Вызывали в милицию. На всю жизнь запомнил те слёзы… Мне тогда было 12 лет. Хотелось защитить тётю, которая вместе с бабушкой воспитывала меня. С мытарствами, но настоящего виновника хищения всё-таки установили. Для близкого мне человека всё кончилось благополучно. Возможно, желание отстаивать справедливость тоже сказалось на выборе профессии.

– Та давняя история, видимо, сильно повлияла на вас.

– Видимо, да. Я тогда понял одну важную вещь: когда человек попадает под следствие – это драма для человека, для его семьи. Нужно очень осторожно пользоваться той властью, которая дана следователю государством, чтобы не навредить людям. Разоблачить преступившего закон – да. Но без унижений, без высокомерия, без злорадства. А тем более без подтасовок.

– Когда вы подписывали обвинительное заключение перед передачей дела в суд, вы всегда на 100 процентов были уверены в своей правоте?

– Следователь не может быть уверен на 100 процентов в своей правоте. Он же не видел, как совершалось преступление, не присутствовал при его планировании, не был свидетелем того, как прятались улики. Он ищет эти улики и из того, что нашёл, составляет своеобразный пазл. Он никогда не найдёт все сегменты, чтобы заполнить абсолютно все пустующие места. Он восстанавливает объективную картину процентов на 95, а то и на 99. А оставшиеся не в полной мере раскрытыми проценты, как правило, относятся к вопросу субъективной стороны совершения преступления, в частности мотива преступления.

– У вас были дела, когда «пазл», который вы собрали, показался суду неубедительным?

– Ни одного.

– Возможно, это везение?

– Возможно. А возможно, результат усилий моих учителей. Помню, Сир Павлович Голубятников на лекции приводил пример о ревизии в детском доме, а затем – о возбуждении уголовного дела и аресте заведующей этим домом. Тогда он увидел, как дети, жившие впроголодь, впервые попробовали конфеты. Это произвело сильное впечатление не только на него – на многих из нас. Берясь за расследование дела, я старался быть скрупулёзным на всех этапах расследования, во всех мелочах.

БОЛЕЗНЕННЫЙ ВОПРОС

– Вы производите впечатление весёлого и жизнерадостного человека. Но почему от вас веет печалью?

– Да? Не замечал. (Долгая пауза.) Может быть, потому, что кое-что уже знаю об этой жизни. Причём не с лучшей её стороны. Возможно, потому, что потерял очень близких мне людей…

– О чём вы сожалеете?

(Долгая пауза) – Иногда задаю себе вопрос: ради чего так много положено сил? Каждый раз, заканчивая расследование дела, я надеялся, что его история послужит уроком для общества. Многие из них широко освещались в прессе. Казалось, из случившейся драмы люди непременно извлекут поучительный опыт. Но в итоге это были иллюзии. К сожалению, общество не становилось лучше. Часть населения, оказавшаяся у власти, от местного уровня до самого высокого, брала взятки, мошенничала, разворовывала бюджет… Другая часть возмущалась, но, когда оказывалась у «корыта», старалась делать то же самое.

– Вы расследовали уголовное дело о ГКЧП, руководили расследованием уголовного дела, связанного с выводом Западной группы советских войск. Это как-то повлияло на ваше мироощущение?