«Государю послужити взаймы деньгами»

Отмена крепостного права 1861 года и пенсионная реформа 2001 года – две блестящие финансовые операции по отъёму денег у населения

Власть в России считать умеет. И считает она, как показывает история, всегда в свою пользу. Возможно, кто-то с этим не согласится, однако ни в прошлом, ни в настоящем нашей страны мы, пожалуй, не найдём ни одного примера, подтверждающего обратное. Даже те события минувших дней, которые принято относить к славным историческим вехам, при ближайшем рассмотрении оказываются лишь ранее неизвестными иллюстрациями превалирования казённых выгод над общественными интересами. Один из таких эпизодов – отмена крепостного права в 1861 году, ставшая не только наиболее значимой из всех «великих реформ» Александра II, но и по сию пору кажущаяся выдающимся финансовым успехом российских властей.

Российское крепостничество второй половины XIX века выглядело так. Согласно переписи населения 1857–1859 годов, помещичьи крепостные составляли всего 47 % от общей численности крестьянства, остальные относились к удельным (4%) и государственным (49%). В Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, в Приморской или Семипалатинской областях крепостных не было вовсе, а ещё в нескольких губерниях и областях (Архангельской, Забайкальской, Шемахинской, Якутской) крепостничество проявлялось в наличии у местных дворян нескольких слуг.

На фоне кризиса

Ещё одно крайне важное замечание: к 1860-м годам более 2/3 дворянских имений и приблизительно такая же доля крепостных были заложены государству в обеспечение взятых у государственных финансовых учреждений кредитов. Как видите, царь мог легко простить помещикам долги и дать крепостным волю.

Однако грозовой экономический фон принуждал реформаторов думать не о правах и свободах эксплуатируемых, а о государственных финансах. К концу 1850-х бушевавший в мире экономический кризис докатился и до России, бюджетный дефицит составлял 18 % расходной части и покрывался за счёт внутренних и внешних займов. Экономическую депрессию дополняли недавнее поражение России в Крымской войне 1853–1856 годов, неурожаи последних лет и ряд неудачных экономических преобразований, таких как отказ от промышленного протекционизма и либерализация внешней торговли.

Вот как описывал финансовое и экономическое положение России тех лет министр финансов России (с 1858 по 1862 год) Александр Княжевич: «Повсеместный недостаток звонкой и даже медной монеты, стеснение частного и государственного кредита, застой торговых оборотов и упадок достоинства кредитных билетов, возвышение вследствие этого цен на все произведения и понижение курса по переводу денег за границу – производили вредное действие на промышленность и торговлю страны, а постоянно повторявшийся дефицит имел гибельное влияние на государственное хозяйство вообще».

Свобода за 6 % годовых

В таких, мягко скажем, непростых условиях власть решила провести крестьянскую реформу, главной задачей которой было не столько освобождение крепостных, сколько латание бюджетных дыр. Как позднее написал американский историк Стивен Хок, «в целом выкупная операция и жёсткие условия, навязанные крестьянам, были в значительной мере результатом финансовых трудностей, вызванных крахом кредитных установлений». Не зря же финансовый механизм реформы разрабатывался аж с апреля 1859 года (без малого два года) специально созданной Финансовой комиссией из восьми членов, в которую, в частности, входили ректор Киевского университета и будущий министр финансов России Николай Бунге, директор Особенной канцелярии по кредитной части Юлий Гагемейстер, чиновник по особым поручениям при управляющем Министерством государственных имуществ Евгений Ламанский, управляющий делами Комитета железных дорог Михаил Рейтерн, исполняющий обязанности товарища министра внутренних дел Николай Милютин.

Согласно видимой части реформы, крестьяне, получившие права «свободных сельских обывателей», могли немедленно выкупить в собственность усадебные (придомовые) наделы за установленную законом весьма и весьма высокую цену, превышавшую рыночную в среднем на 59%. Также можно было приобрести, правда, лишь с согласия помещика, полевые наделы. Если же на выкуп полевого надела крестьянских средств, сил и желания не хватало, помещиками вменялось в обязанность предоставить им земельные участки в пользование, а взамен законодательно полагалось отбывать барщину до 40 мужских и 30 женских рабочих дней в год или платить оброк до 12 рублей в год (барщина и оброк обеспечивались круговой порукой крестьян-общинников).

Теперь о «тёмной» стороне реформы, о деталях, в которых и скрывался дьявол. На самом деле выкуп означал ипотечный кредит, но не деньгами, а землей, с последующим денежным погашением. Вот как это описывалось в «Положении о выкупе крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, их усадебной оседлости и о содействии правительства к приобретению самими крестьянами в собственность полевых угодий»: «Правительство ссужает под приобретаемые… земли определённую сумму с рассрочкою крестьянам уплаты оной на продолжительный срок, и само взыскивает следующие с них платежи как в счёт процентов по выданной сумме, так и на постепенное погашение долга. Означенная сумма выдается помещику процентными кредитными бумагами, по коим правительство принимает на себя уплату процентов и капитала»

Таким образом, крестьяне расписывались в получении от государства ссуды сроком на 49 лет под 6 % годовых (обычные земельные ссуды выдавались в среднем под 4% годовых). Из этих 6 % 5 процентных пунктов (п. п.) шло на уплату процентов, 0,5 п. п. – на погашение самого долга, а ещё 0,5 п. п. – на покрытие издержек по обслуживанию кредита. Выкупная ссуда составляла до 80 % от выкупной суммы, остальные средства крестьяне должны были внести из собственных средств.

В свою очередь, помещики также получали не живые деньги, а пятипроцентные банковские билеты и пятипроцентные именные выкупные свидетельства (одна треть последних каждые три года обменивалась на банковские билеты).

Как следует из документов Минфина России той поры, к 1881 году было предоставлено выкупных ссуд на 749 млн рублей, из которых были удержаны долги помещиков на общую сумму 303 млн рублей. Банковских билетов было выдано на сумму 168 млн рублей, пятипроцентных выкупных свидетельств – на 192 млн рублей, прочих бумаг, удостоверявших право на получение дохода по выкупной операции – свыше 85 млн рублей. Только за период 1862–1880 чистый доход правительства от проведения выкупной операции составил 84 млн рублей, не считая процентов. Проценты же ежегодно приносили казне до 49 млн рублей. Чтобы понять, много это или мало, сравните общую сумму процентов с объёмами сборов подушной подати, в 1862 году принесшей казне 29 млн рублей, в 1872 году – 44 млн рублей, а в 1879 году – 60 млн рублей (7,3 % от всех доходов казны).

Воспоминания о кабале

Финансово-бюджетные результаты реформы были поистине потрясающими.

Во-первых, государство вернуло долги помещиков, тяжба по которым с неочевидными результатами теоретически могла длиться долгие годы.

Во-вторых, государство вместо живых денег всучило помещикам ценные бумаги, хождение которых постоянно ограничивалось, а в 1870-е годы обмен банковских билетов на деньги был прекращён вовсе.

В-третьих, государство обязало «свободных сельских обывателей» в течение нескольких десятилетий уплачивать проценты и погашать основную часть долга, введя, по сути, дополнительный и, что немаловажно, одобренный обществом «налог»: как подсчитал автор книги «Финансовые реформы русских царей», Андрей Коломиец, «в середине 1960-х годов на каждую ревизскую душу в русских губерниях приходилось от 6 рублей до 7 рублей 20 копеек выкупных платежей, тогда как подушных и земских сборов – от 4 рублей до 5 рублей 80 копеек».

Как видите, платежи по выкупу существенно превышали обычные подати. Все равно что ввести ещё один подоходный налог, скажем, 15 %, да так, чтобы подданные в воздух чепчики бросали, а президента в будущем называли «освободителем».

В отличие от финансово-бюджетных, экономические итоги реформы были не столь радужными. Урожайность хлебов на надельных землях в 1871–1880 годах в сравнении с десятилетием перед отменой крепостного права в европейской части России выросла менее чем на четверть, в черноземной полосе крестьянские наделы не обеспечивали не только уплаты податей с повинностями, но и самых необходимых потребностей, а круговая порука, скреплявшая обязательства общин по подушной подати, сковывала трудовую миграцию.

И пусть в 1906 году на волне первой революции (только за 1905 год было сожжено до 15 % помещичьих имений) выкупные платежи и огромные, в отдельные годы доходившие до 27 %, недоимки были отменены, воспоминания о несправедливости, кабале и нищете намертво отпечатались в сознании тех, кто поддержал смену государственного строя в 1917-м.

«Накопительный» трюк 2001 года

Пожалуй, одной из немногих финансово-экономических операций последнего времени, сравнимых по эффективности решения бюджетных задач с отменой крепостного права, стала пенсионная реформа 2001 года, разработанная под началом Михаила Зурабова.

В начале «нулевых» над страной дамокловым мечом висела необходимость выплаты в 2003 году долгов Парижскому клубу кредиторов в размере 17 млрд долларов. В те годы таких денег у государства не было, больше того, их просто негде было взять.

И вот в декабре 2001 года Госдума принимает ряд «пенсионных» законов, по которым с 2002 года трудовые пенсии должны состоять из трёх компонентов: базовой, страховой и накопительной частей. Базовая часть должна выплачиваться за счёт средств федерального бюджета, страховая – за счёт обязательных пенсионных взносов, накопительная – также за счёт взносов, однако выплаты по ней, упрощённо, должны были начаться только по достижении работниками пенсионного возраста

В первоначальном варианте в накопительной системе участвовали занятые почти всех возрастов, ставка отчислений на накопления составляла 6 %, а в качестве финансового «аккумулятора» взносов не определившихся, где формировать накопительную пенсию – в государственном или частном секторе, был выбран непрозрачный государственный полубанкрот Внешэкономбанк (ВЭБ).

Расчёт был нехитрым: учитывалась традиционная инертность населения, минимум сведений о проводимых пенсионных мероприятиях, запутанный порядок перехода из Пенсионного фонда России (ПФР) в негосударственные пенсионные фонды (НПФ), финансовая и организационная неспособность субъектов негосударственного пенсионного обеспечения заявить о себе в кратчайшие сроки. Добавим к этому внедрявшееся в тот период обязательное страхование автогражданской ответственности владельцев транспортных средств (ОСАГО), и картина станет более или менее полной.

Понятно, что в тех условиях накопительная часть трудовых пенсий абсолютного большинства будущих пенсионеров «по умолчанию» оказалась в ВЭБе.

В итоге в 2003 году 17 млрд долларов долга были выплачены, и сколько в тех деньгах было временно позаимствованных средств будущих пенсионеров – неизвестно. Интересно, как о решении той долговой проблемы высказался Президент России Владимир Путин: «Помните, сколько мы говорили в своё время, в 2002 году, о пике выплат по внешнему долгу в 2003-м, и даже часто пугали друг друга: как это отразится на жизни страны, сможет ли правительство справиться с социальными обязательствами перед населением? Мы выплатили 17 млрд долларов – страна этого даже не заметила».

Позднее нефтеэкспортная выручка стала расти, и необходимость в дальнейшем использовании пенсионных накоплений отпала. С той поры власти упорно пытались ликвидировать обязательный накопительный компонент. Сначала от накопительной системы были отсечены занятые 1953–1966 годов рождения. Потом с 6 до 4 % на период 2005–2007 были снижены обязательные отчисления на накопительную часть. В 2008 году Зурабов безуспешно пытался убедить Госдуму отменить обязательные пенсионные накопления с последующей передачей средств на индивидуальные лицевые счета (ИЛС) в ПФР. А с 2013 года накопления регулярно замораживались, то есть оставались в ПФР без передачи в НПФ.

«В казне деньгами и хлебом скудно»

Принудительные займы, точнее безотказные просьбы дать в долг государству, были визитными карточками финансовых стратегий практически всех руководителей и правительств государства Российского. К примеру, в 1613 году в начале царствования первого русского царя из династии Романовых Михаила Фёдоровича одна из высочайших грамот содержала обязательное к исполнению требование «одолжить» государству денег с припасами и пространное обещание вернуть, как только – так сразу: «В кою пору в государстве казне деньгами и хлебом скудно, и вам бы в те поры государю послужити взаймы деньгами и хлебом и всякими запасы государя судити и тем ратных людей пополнити… А как в государеве клане денежные доходы и хлебные всякие запасы в сборе будут, и царское величество нас пожалует те деньги и за хлеб, и за соль, и за всякие товары, что вы с себя ныне дадите, велит заплатити из своей царские казны тотчас без всякого перевода».

Как в этой связи не вспомнить заморозку вкладов населения в Сбербанке в начале 1990-х годов и не менее позорный эпизод с чеками «Урожай-90». Сегодня те казусы уже стали частью летописи страны, на справедливое исполнение государственных обязательств нынче мало кто рассчитывает, потому позволим себе абстрагироваться от субъективных ситуативных переживаний. И если о многострадальных советских вкладах писано-переписано, то случай под названием «Урожай-90» остался практически незамеченным.

В 1990 году советское руководство, действуя в условиях нарастающего товарного дефицита, решило мотивировать население к сдаче государству зерна, маслосемян, картофеля и овощей при помощи товарных чеков «Урожай-90». Чеки были выпущены в соответствии с постановлением Совета Министров РСФСР от 26 июля 1990 г. № 259 «О неотложных мерах по увеличению закупок сельскохозяйственной продукции урожая 1990 года и обеспечению её сохранности» и давали право их обладателям приобрести дефицитные в те времена товары – автомобили, холодильники, электронную технику. Люди с энтузиазмом начали сдавать сельхозпродукцию, но вскоре выяснилось, что товаров на всех не хватает, а потом и обещавшее товарное изобилие государство почило в бозе.

Каждый собранный огурец приближал аграриев к заветной бытовой технике, которую обещали чеки «урожай-90»