Идёт война валютная…

Стратегия Белого дома остаётся прежней, меняется тактика. Доллар по-прежнему главный инструмент экспансии США по всему миру

Валютная война (конкуренция девальваций) исторически всегда предшествовала войне реальной. В «либеральной империи» Чингисхана (свобода вероисповедания и местного самоуправления) единственным беспрекословным поводом для стремительной карательной экспедиции была попытка провинции «чеканить свою монету». Суть в том, что деньги – это не слиток золота и не свежеотпечатанный кредитный билет Федеральной резервной системы (ФРС) США или Европейского Центробанка. Кредитно-денежные отношения не возникают на пустом месте, а являются результатом общественного согласия по очень широкому кругу вопросов, формирующих культурно-историческую целостность, которая воспринимается людьми как особая ценность…

Недавние заявления новой администрации Белого дома о том, что Германия использует заниженный курс евро для торговой экспансии на американский рынок, и обвинения Китая и Японии в валютном демпинге на рынке фармакологии заставили наблюдателей вновь говорить об угрозе конкуренции девальваций. Моментально всплыли «военные» страхи и аллюзии прошлого.

Между тем конкуренция девальваций идёт непрерывно. Азиатский финансовый кризис 1997 года, дефолт в России в 1998 году, глобальный финансовый кризис 2008 года, обвал фондового рынка Китая в 2015 году и секторальные санкции против России… Всё это отдельные сражения третьей мировой (валютной) войны, которая стартовала сразу после Второй мировой и не прекращалась всё это время, даже после крушения СССР и окончания войны холодной.

Глобализация «для всех» (по-клинтоновски) временно превращается в создание защищённого пространства «для своих» (трампономика). Для «всех остальных» остаётся только углубление и масштабирование конфликтных зон – террористическая организация ИГИЛ, Северная Корея, Курдистан, Украина

Фото: cfin.ru

БОЛЬШОЙ ФИНАНСОВЫЙ ПУЗЫРЬ

В декабре 1945 года СССР отказался ратифицировать Бреттон-Вудские соглашения, которые привязали мировую торговлю к доллару. Два месяца спустя Уинстон Черчилль произнёс свою речь в Фултоне, и «железный занавес» разделил коалицию победителей на два непримиримых лагеря. А через два года были приняты два плана: широко известный план Маршала и менее известный план Эббота. Начиная с 1947 года, с момента принятия этих двух планов, все действия США были подчинены общей логике – созданию и поддержке доллароцентричной экономики. План Маршала обернулся инвестиционной «оккупацией» Западной Европы (все кредиты были связанными и выделялись под закупки американских товаров). План Эббота был направлен на стимулирование и поддержку американских инвестиций в Канаду и превратил эту страну в сырьевой придаток США, а его завершением стало создание Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА). Спустя десятилетия логическим итогом этих планов должно было стать заключение Трансатлантического торгового инвестиционного партнёрства (ТТИП) между США и ЕС, переговоры по которому заморозили с приходом Трампа.

В основе доллароцентричной экономики лежит так называемый парадокс Триффина, сформулированный в 1959 году профессором Йельского университета Робертом Триффином. Парадокс основан на двойственной природе (национальная и мировая валюта) доллара, а его суть в том, что США как страна – эмитент резервной валюты получает в свои руки практически неограниченный источник «беспроцентного» кредитования за счёт сбережений других стран. Расплатой за доступ к «дешёвым» деньгам становится быстрый рост собственной капитализации и укрепление доллара по отношению к другим валютам, что ведёт к импортной модели потребления. Следствием чего становится постоянное нарастание бюджетного дефицита и дефицита платёжного баланса, угроза гиперинфляции и обвала.

Пока доллар обеспечивался золотом, риски гиперинфляции и обвала носили гипотетический характер. После отмены золотого стандарта в 1971 году риски актуализировались, а доллароцентричная экономика сохраняла равновесие благодаря вывозу капитала, который уравновешивал американский импорт. ФРС США получила возможность через эмиссию и ключевую ставку национальной валюты манипулировать валютным рынком и перераспределять мировую прибыль.

 «ВАШИНГТОНСКИЙ» КОНЬ

В 1990-х годах мировой финансовый центр открыл для себя новые рынки. Началась приватизация огромного массива «неторгуемых» ранее активов стран третьего мира и бывшего соцлагеря. Активы эти имели реальное содержание в виде стоимостных цепочек, но с точки зрения фондового рынка они не были должным образом юридически оформлены и потому не могли выступать в роли залога – служить источником кредита

Автором теории юридической природы капитала был модный тогда перуанский экономист Эрнандо де Сото. На основе этой теории он сделал вывод, что если в развивающиеся страны экспортировать «развитую» правовую систему, то результатом станет быстрый рост капитализации и благосостояния этих стран. По расчётам де Сото, неучтённые мировым рынком активы развивающихся стран (фавелы, программа «6 соток» и т.д.) многократно, в некоторых странах в 158 раз, превосходили формализованные активы, которыми распоряжались правительства.

Вершиной правового регулирования отношений собственности является система кредитно-денежных обязательств, поэтому в пакете с «развитой» правовой системой в страны третьего мира и бывшего соцлагеря стали экспортировать и «развитую» финансовую систему. Задача состояла в том, чтобы быстро обеспечить ликвидностью новые активы, сделать их «считаемыми» («видимыми») для мирового фондового рынка.

Договорённости по разделу собственности и ожидания доходов от неё многократно увязывались между собой и оформлялись среди большого числа агентов рынка. Объём долларовых обязательств, появившихся практически одномоментно и как бы ниоткуда, был настолько велик, что блокировал эмиссионную деятельность местных центробанков, превращая национальные валюты во вторичные ценные бумаги (currencyboard), дериватив доллара.

Капитализация «новых» активов проходила вне национальных финансовых систем по правилам и на условиях внешнего инвестора. В результате сложилась парадоксальная ситуация: предприятия продолжали работать в «развивающейся» правовой системе, а капитализировались в «развитой». Произошёл разрыв реального и финансового сектора мировой экономики, который стал причиной возникновения глобального фондового пузыря. Ко второй половине 1990-х годов объём фондового рынка в 10 раз превысил совокупный мировой ВВП.

Возникший разрыв не мог существовать вечно. Новые активы необходимо было технологически вписать в мировой рынок. Производственные цепочки и трудовые отношения телепортации не поддаются, значит, финансы неизбежно должны были переместиться в развивающиеся страны. Что не просто лишало эмитента мировой валюты плодов недавней экспансии, но и вынуждало его, по факту, финансировать экономический рост своих будущих политических конкурентов.

Финансовая глобализация была не самоцелью, а механизмом (способом) освоения социалистического наследства. Она разорвала ранее замкнутые в государственных границах самостоятельные производственные циклы и вывела их за пределы национальных юрисдикций в область международных согласительных процедур. Приватизация по рецептам де Сото привела не к росту благосостояния развивающихся стран, а к попытке изменить их социокультурный уклад, что закономерно вызвало ответную реакцию (реванш) и появление новых национальных лидеров.

Первый звоночек прозвенел в 1997 году во время азиатского финансового кризиса, спровоцированного спекулятивной атакой глобальных инвестиционных фондов на Центробанк Таиланда, что привело к оттоку капитала и истощению резервов. МВФ выделил Таиланду стабилизационный кредит, а взамен потребовал снять государственный контроль над деятельностью иностранных компаний. Долг частных таиландских компаний был переведён в разряд государственного, а американские компании выкупили за бесценок крупнейшие тайские предприятия.

По схожему сценарию и с такими же примерно последствиями развивался кризис в Индонезии и на Филиппинах. А вот премьер-министр Малайзии Махатхир Мохамад отверг рекомендации МВФ, установил жёсткий контроль над вывозом капитала из страны и зафиксировал валютный курс. А чтобы избежать скупки национальных предприятий западными компаниями за бесценок, он запретил торги малазийскими акциями за пределами страны. Любопытно, что, поначалу обвинив Малайзию в валютном манипулировании, много позже МВФ вынужден будет признать эти действия правильными и эффективными.

Азиатский валютный кризис послужил началом становления нового регионализма. В отставку ушли местные союзники США по холодной войне: Сухарто в Индонезии и генерал Чава-лит Йонгчайют в Таиланде. В странах региона по примеру Малайзии был усилен контроль над финансовыми системами и движением капитала. Появился проект зоны свободной торговли АТР, азиатского резервного фонда и общей денежной единицы (ACU). Япония инициировала создание Азиатского валютного фонда (аналог МВФ), но эта идея так и не была реализована, против резко выступили США.

Следующими жертвами третьей мировой (валютной) войны станут Россия в 1998 году и Аргентина – в 2001-м. А в 2008-м грянет глобальный финансовый кризис.

НОВЫЙ ФИНАНСОВЫЙ ПОРЯДОК

Проектный (сверху вниз) подход Запада к строительству общего рынка долгое время скрывался за неолиберальной (антигосударственной) риторикой. Подозрения в адрес США, что проект финансовой глобализации реализуется политически, отметались с порога как конспирология и теория заговора. В общественное сознание внедрялся тезис, что социальный уклад формируется сам собой, а государство лишь паразитирует на нём, создаёт дополнительные издержки, порождает коррупцию и снижает общую эффективность. Кризис 2008 года перевернул всё с головы на ноги

Весной 2009 года ФРС США начала проводить политику «дешёвых» денег, запустив подряд три программы количественного смягчения. По данным, которые ФРС отражает в своём балансе, за 5 лет было напечатано около 4 трлн долларов. А по данным Счётной палаты США (TheGovernmentAccountabilityOffice), забалансовая эмиссия под поручительство коммерческих банков, в том числе зарубежных, превысила 15 трлн. Фактически ФРС США взяла на себя функцию мирового Центробанка. Накануне запуска этих программ Федеральный резерв снизил ключевую ставку до 0,25%, сведя почти к нулю затраты на содержание резко выросшего госдолга (с учётом инфляции ставка была отрицательной). Фактически кредиторы доплачивали своим должникам за то, что они у них берут деньги в долг. При этом нельзя было допустить, чтобы «дешёвые» деньги пошли в «мятежные» развивающиеся экономики, иначе Вашингтон не просто финансировал бы рост Китая и России, но ещё и доплачивал бы им за это.

Накануне запуска печатного станка, в 2008 году, Конгресс США принял план Полсона, разрешивший ФРС платить проценты коммерческим банкам за то, что они полученные от Федрезерва деньги не использовали, оставляя их у него на счетах. Удержать эту массу денег внутри США под 0,25% можно было только одним способом – создавать зоны неопределённости на грани фола (войны, терроризм, гуманитарные катастрофы) вокруг стран с более высокими темпами роста. За Афганистаном и Ираком последовала череда «цветных революций», а потом Тунис, Египет, Ливия, Йемен, Сирия и Украина.

Волна дешёвых (напечатанных ФРС) долларов захлестнула глобальный рынок, но сделала она это как-то избирательно, в строго ограниченной соглашением Плаза валютной зоне. За первые пять лет американский индекс DowJones вырос более чем в 2 раза, японский Nikkei – в 2,5, а немецкий DAX показал трёхкратный рост. Фондовый рынок Китая сохранял нулевую доходность при темпах роста ВВП более 7%, а рынок России и вовсе упал в 3 раза, хотя цены на нефть зашкаливали.

Одним движением якобы «невидимой руки» ФРС США обесценила мировые сбережения, конфисковав накопления развивающихся стран, и ввела практику нетарифных ограничений (санкции). С 2013 года между финансовым и реальным сектором мировой экономики установили «визовый режим» и запретили пересечение границы без одобрения мирового финансового центра. В 2014 году банк BNPParibas был оштрафован Минюстом США на 8,9 млрд долларов за сотрудничество с Ираном, Кубой и Суданом, в 2015-м Commerzbank – на 1,45 млрд долларов за Иран и Судан. А сегодня DeutscheBank, оштрафованный ранее на 258 млн долларов за Ливию, Сирию и Мьянму, обвиняется в непрозрачных схемах финансовых переводов из России в страны ЕС.

Количественное смягчение и нетарифное регулирование инвестиций разрушили институт сбережений мировой экономики, лишив его внутренней мотивации. Какой смысл откладывать по центу с каждого заработанного доллара, если эмитент может напечатать эти доллары в любой момент и в любом объёме. В 2007 году резервы ФРС США составляли 12 млрд долларов, резервы Китая – 3,8 трлн. В 2014 году объем китайских резервов не изменился, а резервы ФРС превысили 2 трлн долларов при общем балансе в 3,7 трлн.

Новый финансовый порядок позволил странам Запада списать плохие активы в банках и инвесткомпаниях на счёт развивающихся стран. Платой за этот финансовый манёвр стал окончательный отрыв инвестиционного режима от института мировых сбережений. Центробанки (эмиссия) полностью заменили промышленность (сбережения) в роли источника денег для мировой экономики. Система аккумулировала огромные средства, но потратить их она сегодня не в состоянии.

Кредитный рынок (финансирование настоящего за счёт будущего) потерял связь с действительностью. Развитые страны начали выпуск гособлигаций с отрицательной доходностью, а центробанки установили отрицательные ставки по депозитам. Доходов будущего уже не хватает на покрытие издержек настоящего. Американский проект будущего убыточен.

ТРАМПОНОМИКА НА МАРШЕ

Победа Трампа на выборах в США породила иллюзии окончательного закрытия проекта финансовой глобализации и его политической обёртки – всемирной «демократизации». Дело в том, что глобальная кредитная пирамида требует глобальной системы управления рисками, общего правового пространства и общих норм по исполнению контрактных обязательств, но установить общее легитимирующее пространство в одностороннем порядке не удалось.

Попытка США сделать всё быстро (демонстрация военного превосходства и соглашения Транстихоокеанского партнерства (ТТП), ТТИП и соглашение о торговле услугами  ТiSA) провалилась. Проект финансовой глобализации, сформировавший и долгое время удерживавший каркас современного Большого Запада, разваливается прямо на глазах. Однако напечатанные после кризиса деньги никуда не делись. Долг США вырос до 20 трлн долларов (по оценке бывшего главы Счётной палаты США Дейва Уолкера, он достигает 65 трлн), и выбор у Трампа невелик

«Старый» глобальный проект умер, «новый» пока не появился, а в условиях неопределённости старое ружьё лучше, чем ничего. Отсюда стремление США возродить мир холодной войны, только на этот раз главным врагом должна стать не Москва, а Пекин. Пекин отказался денационализировать свой Центробанк (Народный банк Китая) и превращать его в фактический филиал ФРС США, как это предусматривалось правилами вступления в ВТО. Вызов брошен. И вызов, судя по риторике Трампа, принят.

Вашингтону отступать некуда, позади колоссальные долги, способные похоронить под собой не только американскую экономику, но и спровоцировать глобальную депрессию. Поэтому стратегия остаётся прежней, меняется тактика. Требование Трампа пересмотреть правила Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) означает не роспуск, а ужесточение её правил в пользу США. Заморозка переговоров по Трансатлантическому торговому и инвестиционному партнёрству (ТТИП) не про то, что Вашингтон отпускает Европу в свободное плавание. Аналогичное ТТИП соглашение СЕТА между Канадой и ЕС уже подписано и одобрено Европарламентом. Благодаря этому соглашению ЕС попадает в общее регулятивное пространство с НАФТА, где ведущим игроком являются США.

Сегодня можно сколько угодно говорить, что долг США в 20 трлн долларов не обеспечен внутренними активами и что погасить его Америка не в состоянии. Долг невозвратный, это факт. Но фактом является и то, что система продолжает не только работать, но и наращивать долги. Следовательно, механизм, превращающий внутренний долг США в инвестиции и позволяющий обменивать их на внешние активы, не умер. И отказываться от волшебного горшочка, который способен «варить» глобальный инвестиционный ресурс по приказу, никто не собирается.

Глобализация «для всех» (по-клинтоновски) временно превращается в создание защищённого пространства «для своих» (трампономика). Для «всех остальных» в отсутствии всеобщей стратегии роста у США остаётся только углубление и масштабирование конфликтных зон (террористическая организация ИГИЛ, Северная Корея, Курдистан, Украина…). Что всё это означает для отказавшихся присоединиться к западному проекту развивающихся рынков (страны БРИКС и Россия, в частности)? В первую очередь это окончательная потеря сбережений, отсутствие импорта технологий, утечка мозгов, потеря финансовых авуаров и отключение от западной финансовой инфраструктуры. Капитализация на бешеных деньгах закончилась.

Рассчитывать в дальнейшем Россия (а также, Китай, Индия и др.) должна прежде всего на себя. Альтернативой самостоятельному сценарию развития является полная сдача суверенитета на аутсорсинг в обмен на процент от доходов глобальной управляющей компании. Конкурирующие стратегии не могут существовать в общей экономической метрике. Это необходимо жёстко отфиксировать для себя и не питать иллюзий по поводу политически неангажированного общего финансового рынка. Страна, претендующая на самостоятельную политическую роль в стремительно меняющемся мире, обязана иметь внутренний драйвер экономического роста.

Вслед за политическим разводом неизбежно должно произойти разделение промышленных проектов, инвестиционных моделей и систем управления долгосрочными рисками. Речь не о поддержке малого и среднего бизнеса, а о строительстве новых политических и экономических институтов, что потребует колоссальных инвестиций. И понимать, кто завтра (через 20–30 лет) будет отвечать по взятым на себя обязательствам, надо уже сегодня.