Шанс для России

ФОТО: АЛЕКСЕЙ НИКОЛЬСКИЙ/ТАСС

На V Восточном экономическом форуме (ВЭФ), прошедшем во Владивостоке 4-6 сентября 2019 года, оказалось на удивление мало Китая. И это хорошо. Почему? Разбирался экономический обозреватель «Совершенно секретно».

ВЭФ-2019 посетили 8,5 тыс. человек из 65 стран. Состоялось более 90 деловых мероприятий, шесть страновых бизнес-диалогов, подписано 270 соглашений, запущено 1800 проектов. Общий объем инвестиций, который может получить только Дальний Восток – 3,4 трлн рублей. Однако ключевым событием, пожалуй, стало пленарное заседание с участием лидеров пяти стран: России, Японии, Индии, Малайзии и Монголии. Громким стал не только состав участников, но и отсутствие главы лидирующей страны региона – Китая.

ПОСТАВИЛИ НА ПАУЗУ

Разумеется, китайская делегация на ВЭФ присутствовала. Но в этот раз она не стала ни самой представительной (в основном, это были бизнесмены, причем, многие из Гонконга, обладающего особым статусом), ни самой многочисленной: из Японии прибыли 588 человек, из Китая – 395, делегация Южной Кореи состояла из 285 человек, а Индии – из 204.

А ведь еще в мае этого года Российский экспортный центр (РЭЦ) прогнозировал, что, по итогам 2019 года Восточная Азия станет ключевым регионом для российского экспорта, опередив Западную Европу, и ключевым партнером станет именно Китай. Это можно считать заслугой объявленного в 2014 году поворота на Восток. Хотя от его авторства официальные лица открещивались, тему такого поворота от Запада, наложившего на Россию в 2014 году первые санкции, к гораздо более понимающему партнеру – Китаю, казалась совершенно логичной. Тем более, что итоги такого поворота, начавшегося с визита Владимира Путина в Китай с представительной делегацией топ-менеджеров крупнейших российских компаний, вполне весом: к концу 2018 года доля Китая в товарообороте с Россией выросла с 10,5% до 16,2%, в абсолютных цифрах товарооборот между двумя странами составил порядка $87 млрд, а к 2020 году, по прогнозам МЭР, его объем может достигнуть $200 млрд.

Правда, в последний год разговоры о повороте на Восток (читай – к Китаю) поутихли. Зато стала раскручиваться новая идея – партнерство Китая и Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Прежде всего – в виде сопряжения ЕАЭС и китайского глобального проекта «Один пояс – один путь». Соглашение о таком сопряжении было подписано еще в 2015 году, но тогда это рассматривалось как вежливый отказ участия России в этом проекте в качестве полноценного партнера Китая. И вдруг этот изящный маневр уклонения от слишком тесных объятий Поднебесной превратился этой весной чуть ли не в обещание принять Китай в ЕАЭС.

Возможно, именно такая коннотация насторожила китайские власти, и отсутствие во Владивостоке главы КНР Си Цзиньпина объясняется желанием снизить накал дружеских излияний. А возможно, у китайского лидера сейчас слишком много забот с Президентом США Дональдом Трампом, объявившего «крестовый поход» против китайских товаров. Тем не менее, пауза в сближении двух стран может быть полезна России – есть время осмыслить уже сделанные шаги и скорректировать планы на будущее. А главное – понять, как превратить неизбежную (хотя бы по геополитическим причинам) дружбу с Китаем из шпильки Западу в действительно выгодное для России партнерство. Для этого стоит проанализировать уже имеющиеся совместные действия и понять, что действительно нужно России.

ДЕДОЛЛАРИЗАЦИЯ ИЛИ ЮАНИЗАЦИЯ?

В июне этого года Россия и Китай заключили межправительственное соглашение о переходе на расчеты в национальных валютах. По итогам прошлого года товарооборот между РФ и КНР составил $107 млрд, следует из данных ФТС. По данным ЦБ, доля рубля и юаня составила 11% по экспорту из России и 24% по импорту из Китая. Теперь в российском правительстве рассчитывают, что доля расчетов в национальных валютах будет увеличиваться, что соответствует поставленной задаче дедолларизации российской экономики.

В рамках той же дедолларизации в 2018 году ЦБ России часть золотовалютных резервов переложил из доллара в юань. Правда, получилось не очень: китайский ЦБ в рамках торговой войны девальвировал юань и за год российские ЗВР, по оценкам экспертов, «похудели» на $8 млрд.

Но, возможно, дедолларизация расчетов между двумя странами будет иметь более счастливые последствия?

«Решение о взаимной торговле в рублях и юанях – одно из самых неудачных для России», – уверен Алексей Маслов, профессор, руководитель факультета экономики и мировой практики и Школы востоковедения НИУ ВШЭ.

Средний и малый бизнес обеих стран в переходе на расчеты в национальных валютах не заинтересован, поясняет он. «В Китае этот бизнес интернационален, он привык немедленно тратить полученную валюту на новые закупки в разных странах. В России средний и малый бизнес привык вырученную валюту тратить на внешних рынках», – говорит эксперт.

Однако в России обычно думают, прежде всего, об интересах крупного бизнеса. А сам он, будучи в большинстве своем связан с государством, вряд ли станет игнорировать заключенное соглашение. «Что касается крупного бизнеса, то в России, переходя на расчеты в юанях, он, таким образом, укрепляет его признание», – утверждает Маслов. Но юань не свободно конвертируемая валюта, его курс определяется не рыночной оценкой, а центробанком Китая. «Оттого все время идут разговоры то о переоцененности юаня, то о его недооцененности – заметьте, что таких разговоров нет о свободно конвертируемых валютах. В любом случае, стоит признать, что реального курса юаня мы не знаем. Зато совершенно понятно, что его курс зависит от стабильности китайской экономики. И получается, что мы этим соглашением привязали себя к динамике ВВП Китая. А он сократился на 0,5% в результате торгового конфликта с США. И дальнейшее его поведение зависит от шагов США, от его собственных экономических решений – но никак не зависит от нас», – отмечает эксперт.

Сегодня Россия – самый крупный иностранный держатель китайского юаня. Несмотря на потери нынешнего года от его девальвации, было время, когда его держать было действительно выгодно: курс юаня рос до 5-7% относительно других валют, в то время, как доллар давал до 1% роста. «Но, помимо курсовой выгоды, есть и стратегическая проблема: чем больше юаней держит Россия, тем больше мы становимся заложниками этой валюты. И стоит признать, что Китай грамотно пользуется этой ситуацией: сегодня Россия вынуждена заботиться об устойчивости юаня, чтобы не потерять стоимости своих ЗВР», – признает Маслов.

Он напоминает, что Китай пытался «подвязать» к поддержке юаня и другие страны – прежде всего, входящие в проект «Один пояс – один путь». «Он это делает многими путями – прежде всего через свопы, через другие банковские операции. И это ему удается – например, с Бразилией или Южной Кореей. Но ни одна страна, кроме стран Африки или малых стран Латинской Америки, не поддержала юань и на уровне декларации. Из крупных стран только Россия сделала это на уровне государственного соглашения», – удивляется эксперт.

«БОЛЬШОЙ БРАТ» И МАЛЕНЬКИЙ ПОМОЩНИК

- «Huawei купила технологии российской компании «Вокорд» в области распознавания лиц. Китайский производитель приобрел патенты и команду разработчиков компании».

- «Huawei может перейти с Android на российскую операционную систему «Аврора».

- «Российский разработчик биометрических технологий NtechLab (12,5% принадлежат Ростеху ) и китайский производитель решений видеонаблюдения Dahua Technology представили носимую камеру с услугой распознавания лиц».

- «Правительство Москвы изучает опыт китайской столицы в сфере безопасности и создания систем видеонаблюдения и распознавания лиц...»

Эти новости могут радовать или пугать, но факт остается фактом – российские и китайские разработчики все чаще сотрудничают в области высоких технологий.

«IT-сфера – наверное, единственная, где существует выгода от сотрудничества с Китаем. Но это – в целом. А в частности, есть некоторые тонкости», – говорит Маслов.

Например, такой вопрос: могут ли наши эксперты реально оценить возможность слива массива данных с наших серверов к китайским поставщикам ПО и оборудования? Причем, оценить не только технически, но и не игнорировать подозрения по политическим причинам. Маслов напоминает историю со шпионскими программами той же Huawei в США: подозревали о них давно, но долгое время политически и экономически было выгодно не замечать этих подозрений.

Хорошо, что в IT-сфере мы можем не только покупать китайские технологии, но и продавать свои наработки, считает Маслов. Но здесь важно определить цели для сотрудничества. Они должны быть выгодны и интересны обеим странам. Это, например, внестрановое хакерство. Или защита от техногенных катастроф – для обеих стран эта тема становится все актуальнее.

«Но тут есть проблема. Китай достиг такого технологического могущества, что Россия даже не всегда понимает, о чем идет речь, рассматривая ту или иную технологию. При этом все китайское оборудование сделано по китайским же технологиям, что только усугубляет сложность понимания», – говорит эксперт.

По его мнению, важно перенимать у Китая не только сами технологии, но и структуру их создания. Например, массовость создания стартапов в IT-сфере, отсутствие здесь коррупции, поддержка со стороны государства этих стартапов, чтобы они не продавались на сторону, не найдя применения в собственной стране. «Грубо говоря, нужно научиться у Китая создавать и делать рабочими множество «Сколково»», – говорит эксперт.

СЫРЬЕВОЙ ПРИДАТОК ИЛИ СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ПОСТАВЩИК?

«Китай готов закупать у России куриные лапки в огромных объемах», «Китай готов восполнить дефицит сои за счет импорта из России» – такие заголовки СМИ радуют гораздо больше, чем сообщения о сотрудничестве в области распознавания лиц. Увы, как отмечает Маслов, Россия, к сожалению, мало что может – вернее, мало, что умеет, – предложить Китаю, кроме сырья и ресурсов. «Как только Россия находит, что предложить – например, сельхозпродукцию – Китай с удовольствием начинает закупать», – говорит он.

А пока такие грустные цифры. Быстрее всего растет экспорт в Китай минеральных продуктов (это прежде всего нефть, газ, уголь) – в прошлом году, по данным Минэкономразвития, он увеличился на 62% до $42,7 млрд. Нефть, газ, руда, металл и лес – основные экспортные продукты России в Китай. Продовольствия в прошлом году экспортировано всего на $2,5 млрд. Продукцию деревообрабатывающей промышленности, пусть даже в виде примитивного первого передела – досок и бруска, поставили $4,8 на млрд. Для гигантского китайского рынка это – капля в море.

Может, в Поднебесной просто не хотят российских товаров? Ничего подобного! Взять ту же сою. Китай – крупнейший ее мировой потребитель. Своей сои не хватает, поэтому она закупается в США, Бразилии, других странах – в том числе, и в России. Всего – свыше 90 млн тонн ежегодно. Больше всего – порядка 70 млн т – Китай закупал в США. Но с началом торговой войны пошлины на американскую сою взлетели и поставки сократились. Казалось бы – вот он, шанс России! Соя на Дальнем Востоке растет не хуже, чем в Китае, да и из других регионов везти ее, имея 4200 км общей границы, гораздо ближе, чем из Бразилии. Но российские аграрии в состоянии экспортировать только около 800 тыс. тонн сои в год, менее 1% от потребности Поднебесной.

Более того – даже выращенную сою трудно перевезти в Китай, потому что значительная часть дальневосточной границы с Китаем проходит по реке Амур где… до сих пор нет полноценного моста. Еще в 2016 году должен был начать функционировать железнодорожный мост через Амур связывающий село Нижнеленинское и Тунцзян. Китай должен был построить 17 пролетов моста, Россия – три. Китайцы свою часть построили, Россия на ВЭФ обещала вот-вот открыть мост.

Между тем, потенциал сотрудничества в агросекторе огромен – рост благосостояния в Китае только увеличивает его потребности в импорте продуктов питания. К примеру, на ВЭФ было заключено соглашение о реализации российско-китайского проекта по строительству животноводческого комплекса по производству коровьего молока мощностью 500 тыс. тонн в год в Приморском крае. Но те же китайские бизнесмены жаловались на форуме на транспортную логистику, на архаичный таможенный режим, на бюрократию и неразвитость инфраструктуры – и даже на мизерность информации, которую можно получить от российских партнеров. «Доходит до смешного. Например, российские министерские сайты, а тем более, их реклама, размещены в Google или в Facebook. Но Google и Facebook не видят в Китае из-за файрвола! В результате, в Китае просто не знают, что им предлагает Россия», – приводит пример Маслов.

Если же брать малый и средний бизнес, то наши производители часто жалуются, что не могут продавать свои товары в Китай. «Для продажи в Китай товара нужны сверхординарные усилия. Такие проблемы были и в царской России. Тогда проблема была решена созданием государственных караванов. В них собирались все, желающие продать свои товары в Китай. По отдельности им было трудно продать без обмана, трудно найти партнеров, а в составе государственного каравана это помогут сделать государственные помощники. Сейчас при Минпромторге существуют Российские экспортные центры (РЭК), которые работают во многих странах мира, включая Китай – почему бы им не придать дополнительный импульс, сделав настоящими государственными помощниками для бизнеса?», – спрашивает Маслов.

О том же говорил на ВЭФ и врио вице-губернатора Приморского края Константин Богданенко. «Нам необходимо очень сильно укрупнять малый и средний бизнес и осуществлять кооперацию для того, чтобы формировать те партии, которые могли бы торговаться так, как это привыкли делать китайские закупщики», – заявил он.

Несколько лучше чувствует себя китайский бизнес в России. В тех же территориях опережающего развития (ТОР) на Дальнем Востоке китайские компании составляют более половины резидентов. Но это, в свою очередь, вызывает страхи населения. «Наши богатства продают Китаю», – все чаще слышится в СМИ.

На самом деле, страхи о продаже России Китаю во многом преувеличены, считает Маслов: в России китайского бизнеса мало. «Ему Россия неинтересна. Налоговая нагрузка на бизнес здесь не менее 40% – а в Китае на малый и средний бизнес налоги практически обнулены. Рабочая сила у нас на Дальнем Востоке дешевле – но в Китае есть необлагаемый налогами минимум, это зарплата до 50 тысяч в российских рублях, так что и здесь особого интереса нет», – поясняет он.

В Россию заходит, в основном, крупный бизнес. И его интересует не выгода, а стратегическое присутствие в интересных для Китая областях – например, в сфере сжиженного газа. «И пока мы гордимся подписанием крупных соглашений, Китай вкладывает миллиарды долларов в другие страны. Например, в стартапы нелюбимой им Индии. Или в США», – сожалеет эксперт.

КОНКУРС «ЗНАТОКИ»

«И тут остро встает вопрос: кто у нас конкретно дает первым лицам советы об экономическом сотрудничестве с Китаем? Знает ли этот человек (или эти люди) о том, как реально устроена китайская экономика, насколько она стабильна – не внутренне, а для внешних стран?», – спрашивает Маслов.

Более того, по его мнению, мало кто из разрабатывающих концепции сотрудничества с Китаем понимает, что такое Китай. «Один из ярких примеров – концепция разворота России на Восток. Что от нее получила Россия? Ничего. Прежде всего потому, что Китаю все равно, куда Россия разворачивается – а этого авторы концепции не учли. Сейчас вот Китаю предлагается войти в общее евразийское пространство – а надо ли оно Китаю? Нет. Знают ли об этом разработчики концепции? Увы, есть в России такой бизнес – продажа концепций. А нужно привлекать специалистов, понимающих, что такое реальный Китай», – говорит эксперт.

Между тем, чем больше мы привязываемся к экономике Китая, тем больше «отвязываемся» от экономики других стран Азии, уверен Маслов. «А ведь у России сейчас есть уникальная возможность стать реальной альтернативой для тех азиатских стран, которые устали и от диктата Китая, и от диктата США – и ищут возможность третьего пути, как во времена движения неприсоединения времен противостояния СССР и США», – говорит он. И здесь, возвращаясь к ВЭФ, можно сказать, что скромность уровня китайской делегации во многом пошла во благо. Во всяком случае, переговоры на самом высоком уровне с Южной Кореей, Японией и Индией дают надежду на то, что и другие страны Юго-Восточной Азии получат должное внимание со стороны России.

К примеру, Япония очень заинтересована в транспортировке своих грузов не через создаваемый Китаем транспортный коридор в Европу, а через российский Транссиб. «Транспортные коридоры, в которых используется Транссиб, очень востребованы японской стороной», – заявил на ВЭФ президент Toyo Trans Inc. Исао Такахаси. Свои экономические интересы есть и у Индии, которая помнит о тесном сотрудничестве времен СССР. А товарооборот с Южной Кореей и сегодня выше, чем с Китаем – $5,7 млрд против $4,9 млрд по итогам I полугодия 2019 года. Остается надеяться, что заключенные на ВЭФ соглашения с этими странами о расширении сотрудничества не останутся благими пожеланиями.

Что же касается Китая, то здесь, по мнению Маслова, есть множество возможностей наладить действительно взаимовыгодное партнерство без особых материальных вложений. «Во-первых, нам нужна новая подготовка кадров – сегодня китаистов готовят к тому Китаю, которого нет. Во-вторых, нужно участие государства для переподготовки кадров по торговле с Китаем – с участием РСПП и «Опоры России». Нужно создать информационные ресурсы на китайском языке, рассказывающие о возможностях и особенностях России на платформах, доступных в Китае. Нужно в каждом регионе создать специальные экспертно-консультационные органы. В том числе, чтобы отсечь проекты безумных китайских мечтателей – вроде того, чей проект поворота сибирских рек в Китай обсуждал аж Совет Федерации. Особенно важно проводить обучение региональных руководителей на Дальнем Востоке, где среди них распространен либо алармизм, либо пораженчество», – перечисляет Маслов.

А главное, России необходимо максимально диверсифицировать свое сотрудничество в Азиатско-Тихоокеанском регионе. «Нужно создавать мощные содружества с другими азиатскими странами – в первую очередь, страны АСЕАН, Индонезия, Япония, – путем обсуждения общей угрозы монополизации торговых путей в Азии. С Южной Кореей и Индией надо просто выстраивать новую концепцию взаимоотношений», – считает Маслов. Но там также все упирается в то, что у нас принципиальные решения принимают люди, не разбирающиеся в особенностях этого региона, вздыхает он.