ВТО да не то

«Это была худшая сделка в истории», – заявил президент о присоединении ко Всемирной торговой организации. И объяснил, что ВТО все эти годы была несправедлива к стране, и даже торговые споры в организации удалось начать выигрывать только в прошлом году – когда стало понятно, что страна готова выйти из сообщества, если отношение к ней не изменится. Так президент и сказал: если отношение не изменится, он выведет свою страну из ВТО. Это заявление вызвало настоящую бурю, которую пришлось успокаивать гендиректору ВТО Робертo Азеведу. А в правительстве заявили, что от выхода из ВТО пострадает американская экономика, поэтому бизнес США этого не допустит. 

 

Вот какие страсти вызвало заявление Президента США Дональда Трампа о возможности выхода его страны из ВТО. А вы о какой стране подумали? Неудивительно, если о России: шесть лет прошло с момента присоединения к ВТО, а у российских экспертов до сих пор нет согласия в правильности этого шага.

 

Россия вела переговоры о присоединении ко Всемирной торговой организации беспрецедентно долго – с 1993 по 2011 год. Временами казалось, что ничего не получится. Временами – что подписи будут поставлены вот-вот. В организацию вступали страны, которые начали переговоры гораздо позже, в том числе бывшие рес-

публики СССР, после чего российским переговорщикам приходилось учитывать и их претензии. Наконец, 16 декабря 2011 года в Женеве был подписан протокол о присоединении, а 22 августа 2012 года тогдашний гендиректор ВТО Паскаль Лами торжественно объявил, что Россия включена в список членов ВТО с порядковым номером 156.

 

 СТРАХИ И ПОСЛЕДСТВИЯ 

 

Споры о последствиях в этот момент отнюдь не утихли. Наоборот, вспыхнули с новой силой. «ВТО разрушит российскую промышленность!» – кричали одни. «ВТО погубит наше сельское хозяйство!» – пугали другие. «ВТО откроет нашему бизнесу мировой рынок!» – радовались третьи.

Прошло шесть лет. Можно подвести итоги. Кто оказался прав, должна сказать бесстрастная статистика.

Берем данные Росстата об экспорте российских товаров в дальнее зарубежье – именно туда, куда ВТО открывала двери. Для корректного сравнения берем данные Федеральной таможенной службы (ФТС) по количеству экс-

портированного товара – все же цены больше зависят от конъюнктуры и курса рубля, чем от наличия или отсутствия таможенных барьеров. Исключение – строка «машины, оборудование и транспортные средства», здесь данные есть только в стоимостном измерении. Для анализа мы выбрали данные за 2012 год (до присоединения к ВТО), за 2014 год (до начала санкционной войны) и за 2016 год – последний год полной статистики. Получаем довольно интересные результаты.

Сельское хозяйство однозначно выиграло. Экспорт в дальнее зарубежье злаковых культур (в первую очередь это пшеница) в 2012 году составил 21 565172,7 т, в 2014-м – уже 28 393327,2 т, а в 2016-м – целых 32 323248,5 т. Рост почти в 1,5 раза не объяснить ни погодными условиями, ни конъюнктурой. Во всяком случае – только ими. Однако надо понимать, что злаковые – продукт крупных агрокомплексов, принадлежащих крупным бизнесменам, от Олега Дерипаски до экс-министра сельского хозяйства Александра Ткачёва. Для фермеров же, о которых больше всего волновались до присоединения к ВТО, ситуацию к лучшему слегка изменили введенные Россией продовольственные контрсанкции: они смогли заменить своей продукцией венгерские яблоки и польский картофель, немецкие сыры и норвежскую рыбу. Но только на внутреннем рынке. На внешний рынок игроки ниже среднего уровня практически не попадают. Для сравнения: почти любой фермер в Европе имеет дело с экспортом через одного, максимум двух посредников. Есть и те, кто торгуют и напрямую.

Кстати, рыболовы проиграли вчистую: в 2012 году экспорт рыбы составлял 15,7 млн т, а уже в 2014-м упал до 1,19 млн т. В 2016-м вырос ненамного, до 1,33 млн т.Сырьевые отрасли и производства первого передела (минимальной обработки сырья) выиграли, но не во всех отраслях.

Производители удобрений выиграли немного: в 2012 году они экспортировали около 26,8 млн т, после стали экспортировать примерно на 2 млн т больше. Зато производители фосфата кальция (применяется как кормовая добавка, улучшитель почв, в пищевой промышленности и фармакологии) нарастили экспорт более чем вдвое: с 1,099 млн т до 2,05 млн т. А вот производители аммиака и метанола сумели добавить к экспорту лишь по 100–150 тыс. т.

Экспорт каменного угля вырос почти в 1,5 раза: с 118,84 млн т до 155,4 млн т. А экспорт кокса и полукокса уменьшился – с 1,44 млн т до 900 тыс. с небольшим. Уменьшился и экспорт железной руды и концентрата – с 23,28 млн т до 16,89 млн. Но кокс и железная руда нужны для производства черных металлов – возможно, их экспорт увеличился? Тем более что именно металлурги были самыми яростными лоббистами ВТО, именно они больше всех страдали от заградительных пошлин.

Смотрим: в 2012 году экспортировано 33 963752,6 т черных металлов, в 2014-м даже меньше – 33 162 450,0 т, и только в 2016-м экспорт вырос до 37 936 659,7 т. Рост в основном обеспечили экспортеры чугуна (от около 4 млн т в 2012–2014 годах до более 5 млн т в 2016-м) и плоского проката (около 5,8 млн т в 2012–2014 годах и 7,4 млн в 2016-м). Вдвое вырос и экспорт меди – с 245 тыс. т до 500 тыс. с лишним. Но рост начался отнюдь не после присоединения к ВТО, а гораздо позже. Производители алюминия и никеля и вовсе потеряли в объемах экспорта. Похоже, для металлургов гораздо важнее оказалась конъюнктура на мировых рынках, а не антидемпинговые расследования, на которые они так сетовали.

Рост экспорта нефти (с 211,58 млн т до 236,3 млн т) и газа (со 112,7 млн куб. м до 164,74 млн куб. м) опять же, скорее, результат мировой конъюнктуры и договоров внутри и вне ОПЕК, а не в рамках ВТО. Впрочем, возможно рост экспорта нефтепродуктов вызван влиянием Всемирной торговой организации: в 2014 году он вырос со 121,22 млн т (2012 год) до 155,69 млн т, а в 2016-м упал до 148,26 млн т.

Тем же влиянием может объясняться и рост экспорта обработанных лесоматериалов, от фанеры до целлюлозы. Уже в 2014 году их экспорт вырос почти на 1 млн т, а к 2016-му – почти на две трети, с 8,36 млн т в 2012-м до 13, 84 млн т.

Хлопчатобумажные ткани в 2014 году потеряли половину экспортных объемов, а в 2016-м нарастили столько же: их экспорт в 2012 году составлял 6,55 млн кв. м, в 2014-м – 3,2 млн кв. м, в 2016-м – 9,5 млн кв. м. Такие «горки» опять же свидетельствуют о том, что ВТО здесь не играло решающей роли.

Для продукции высокого передела, ради которой, нас уверяли, и затевалось вступление в ВТО, снятие заградительных пошлин действительно пошло на пользу. 

Машины, оборудование и транспортные средства в 2012 году экспортировали на $15 709956,1 тыс., а уже с 2014 года эта цифра неизменно составляет $18 037728,04 тыс. Но рост, прямо скажем, не впечатляет, да и неизменность экспортной выручки наводит на мысль об исполнении крупных долговременных контрактов, а не завоевании нашими высокотехнологичными девайсами мировых рынков. К тому же статистика не говорит ничего о характеристиках этого экспорта: можно продать устаревшие механизмы родом из СССР, а можно – высокие технологии XXI века.

В общем, статистика определенности в итоги нахождения в ВТО не вносит: где-то прибавилось, где-то убавилось, но какова здесь роль именно ВТО – можно только предполагать. Неудивительно, что эксперты по-прежнему стоят на противоположных позициях.

 

 САМИ ВИНОВАТЫ 

 

Базовая идея ВТО – снижение уровня заградительных пошлин, freetrade (свобода торговли), отмечает экономист Яков Миркин. «Но это выгодно только сильным, наступательным экономикам. Экономикам, которые поглощают чужие рынки, занимаются экспансией своего экспорта и капитала», – говорит он. «Мы четверть века в другой позиции, кроме топлива, металлов, удобрений, древесины и, с недавнего времени, продовольствия. По остальным статьям – деградация», – добавляет экономист. И советует оценивать эффект присоединения к ВТО по тому, насколько это стимулировало «сырьевой экспорт и «помогло» разрушить обрабатывающую промышленность высоких переделов – электронную, станкостроение и т. п. Насколько не помогло в локализации производства».

Все так, вот только дело вовсе не в ВТО, а в нас самих, уверен профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Алексей Портанский. «У нас главные проблемы связаны не с ВТО, а с кризисным состоянием нашей экономики. И это чисто наша, внутренняя проблема, носящая в том числе политический характер», – говорит он.

В самом деле, основные ограничения торговли у России сейчас носят санкционный характер. Западные страны запрещают продавать нам высокотехнологичное оборудование, в том числе двойного назначения (прежде всего электронику, включая компоненты для российской электроники) и технологии и оборудование для разведки и добычи сложных и трудноизвлекаемых нефтегазовых запасов, а также оборудование, используемое в Крыму, как это было с турбинами Siemens (а это прежде всего удар по российскому станкостроению). Россия, в свою очередь, запрещает ввоз из стран, наложивших санкции, продовольствие и пытается сократить импорт медикаментов, медицинского оборудования и прочего в той части, где есть хотя бы два российских аналога. В ВТО эти санкции не оспорить. Что, кстати, не очень хорошо для самой России. Ведь, с одной стороны, отсутствие конкуренции со стороны западных товаров дает российским производителям фору. А с другой – лишает стимула модернизировать производство: какой смысл, если все равно купят, никуда не денутся? Хорошо, если речь идет лишь о сыре: с пальмовым маслом или без него, но это всего лишь не очень вкусно. А если речь о лекарстве? Или, к примеру, о шунте, от качества которого зависит жизнь больного?  Но главное, по мнению Портанского, что переговоры шли в те времена, когда модернизация страны казалась делом не только решенным, но и близким. А для страны, имеющей диверсифицированный экспорт, производящей современные товары и услуги, ВТО необходимо. «Активная фаза переговоров пришлась на «нулевые» годы, когда та же Эльвира Набиуллина, возглавлявшая тогда Минэкономразвития (оно вело переговоры от имени правительства. – Прим. ред.) заявляла, что ставка на нефть исчерпала себя, Россия скоро слезет с «нефтяной иглы» и перейдет к экономике более высокого передела», – напоминает эксперт. Однако, продолжает он, модернизацию мы не провели, и проводить не хотим. «Но кто в этом виноват? Мы сами, а никак не ВТО», – заключает Портанский.

При этом, отмечает эксперт, говорить, что ВТО ничего нам не дало, тоже неверно. «Некоторые плюсы мы все же получили. К примеру, снятие тех же дискриминационных ограничений на внешних рынках. Статистика не улавливает таких моментов, а они важны. Более того, мы теперь можем в рамках ВТО и сами защитить свои интересы – и, кстати, мы выигрывали такие споры», – объясняет Портанский.

Действительно, только в 2018 году арбитры ВТО поддержали Россию в трех спорах: в споре с Украиной по железнодорожным вагонам и стрелочным переводам; в споре с нею же по антидемпинговым пошлинам на нитрат аммония, и в ключевом для России споре с Евросоюзом по так называемому Третьему энергопакету. Да и нынешний выпад Трампа против ВТО вызван в том числе спором с Россией по введенным им пошлинам на российский металл.

«Безусловно, сегодня положительный эффект от ВТО носит ограниченный характер, но обусловлено это нашими внутренними экономическими причинами. Начнем перестройку экономики, увеличим экспорт продукции с высокой добавленной стоимостью – и эффект ВТО проявится ярче», – заключает эксперт.

 

 ЛОВУШКА ВТО 

 

Только вот модернизация экономики в самих развитых западных странах тормозилась именно ВТО, уверен Борис Кагарлицкий, политолог, эксперт рабочих движений, глава Института глобализации и социальных движений (ИГСО). «Та роботизация, о которой сейчас так много говорят, – она же начиналась еще в 1980-х годах. Но тогда китайские и малазийские рабочие были дешевле роботов, и все затормозилось», – говорит он.

По словам эксперта, сегодня от ВТО страдают в первую очередь… сами отцы-основатели. «Основополагающие принципы ВТО – свобода движения товаров и капиталов. Вот только отцы-основатели не учли, что двигаются они с различной скоростью: капиталы быстрее перераспределялись в пользу новых лидеров. В результате вместо выравнивающего роста промышленности в развивающихся странах начался процесс переезда промышленности в них из западных стран. И если в первые 10–15 лет западные страны выигрывали от существования ВТО, то затем начался классический кризис перенакопления капитала, прямо по Розе Люксембург», – говорит Кагарлицкий.

Сегодня западные страны оказались в ситуации, когда им нужна реиндустриализация – возвращение промышленности, но уже на основе новых технологий. Потому что, превратившись в глобального потребителя, Запад лишился производств – что, в свою очередь, теперь мешает потреблять, поясняет Кагарлицкий. Именно этим, по его мнению, объясняется и выпад Трампа против ВТО, и его торговые войны, прежде всего с Китаем. «Трамп здесь – лишь выразитель мнения той части американской элиты, которая нашла в себе мужество сказать: мы идем не туда. Может, он делает это коряво, грубо, может, Сандерс (один из соперников Трампа на выборах. – Прим. ред.) делал бы это более социально ориентированно, но тренд этот был бы таким же», – уверен эксперт.

 

 МЫ В ХОРОШЕЙ КОМПАНИИ 

 

Россия сегодня, считает Кагарлицкий, оказалась в одной лодке с США и Великобританией. «Мы ведь не развивающаяся страна. Мы бедная развитая страна. И таких стран, прошедших индустриализацию в конце XIX – начале XX века (а не во второй половине XX века, как развивающиеся страны), с хорошим уровнем образования, развитой инфраструктурой и прочим, довольно много: возьмите те же Аргентину, Уругвай, страны Восточной Европы», – объясняет эксперт.

Поэтому и рецепты для России Кагарлицкий предлагает похожие на те, что используют США и Великобритания: реиндустриализацию на основе новых технологий, заградительные пошлины на ряд товаров до момента становления собственного производства, возможно – приостановку членства в ВТО.

«Это неправда, что у нас больше нет собственных технологических заделов. Сейчас весь мир развивает новые технологии на основе тех разработок, что появились еще в 70-е годы прошлого века. Достаточно и нам покопаться в архивах, подумать, как использовать такие наработки с современными знаниями и умениями», – говорит Кагарлицкий. По его мнению, шансы стать конкурентоспособными на мировой арене, а главное – обеспечить собственные потребности, у России есть в транспортном машиностроении, энергетике, инфраструктуре. Хорошие шансы в промежуточных технологиях: можно модернизировать, локализовать перспективные идеи. «Не обязательно же строить один огромный завод – можно построить несколько маленьких производств, заточенных на локальные нужды», – говорит эксперт.

Кагарлицкий всегда выступал за протекционизм, и сейчас, по его мнению, самое время вспомнить о нем. Все равно, считает он, санкции показали, что ВТО – неважный помощник. «Правила ВТО составлены так хитро, что западным странам нетрудно избежать наказания. Да и не всегда оно может быть эффективно. К примеру, недавно Танзания выиграла торговый спор у США. И что? ВТО разрешило Танзании наложить на США торговые ограничения. Вы как это себе представляете?» – иронизирует эксперт.

Зато, по мнению Кагарлицкого, выбрав перспективные направления и защитив их заградительными пошлинами на время становления, Россия может повторить путь Японии и Южной Кореи, которые сделали то же самое на время развития собственных автомобилестроения и электроники. «Кстати, когда американские эксперты приехали в Японию после войны, они не рекомендовали заниматься такими сложными и непривычными для Японии вещами, как автомобили и электроника. Исходя из принципа «развивать то, что хорошо получается», они советовали заняться тканями и фарфором. Как думаете, где была бы сейчас Япония, если бы послушалась совета?» – говорит Кагарлицкий.

Проблема только в политической воле, считает Кагарлицкий. И это, пожалуй, тот тезис, с которым согласны все опрошенные эксперты, – как и с тезисом о необходимости начать наконец модернизацию экономики. И, похоже, от нахождения в ВТО здесь мало что зависит.