Он раскрыл дело Чикатило
Совместно с:
01.09.2017
Исса Костоев: «Я наблюдал за Чикатило и видел: ему самому хочется понять, кто он – монстр или больной человек?»
Газета «Совершенно секретно» завершает цикл интервью с бывшими следователями по особо важным делам – «Важняки» СССР и России». (См. ранее интервью: с Валерием Костаревым, №2/391, февраль 2017; с Евгением Бакиным «Как обезвредили «Вирус» и с Амурханом Яндиевым «Охотник за маньяками», №03/392 март 2017; с Тельманом Гдляном «Кремлёвское дело», №4/393, апрель 2017; с Сергеем Гребенщиковым «Как развалили «офшорное» дело», №5/394, май 2017; с Владимиром Даниловым «Генерал из деревни Голендухино», №6/395, июнь 2017; с Евгением Ильченко «Рядом с Зазеркальем», №7/396, июль 2017; с Георгием Чуглазовым «Кульминация дела Бородина», №8/397, август 2017.
Из всех «важняков», у которых мне довелось брать интервью, Иссу Магомедовича Костоева я знаю меньше всего. Единственный раз мы общались в конце 90-х прошлого века, когда он возглавлял международно-правовое Управление Генеральной прокуратуры России. Я готовил статью об убийстве Игоря Талькова, а главный фигурант дела уехал в Израиль. Костоев вёл переписку с тамошней юстицией, организовывал командировку нашему следователю, был в курсе громкого дела. Работалось с ним легко. Он был лаконичен, точен, доброжелателен и напрочь лишён чиновничьей фанаберии.
Спустя почти 20 лет наша встреча состоялась на даче, в канун его 75-летия. Началась она необычно: из-за короткого замыкания в доме возник пожар. Костоев проворно вбежал на кухню, отключил электроэнергию, сбил пламя и пригласил в летнюю беседку. Передо мной сидел весьма пожилой человек небольшого роста с поседевшими и сильно поредевшими волосами. Его кавказский нос, казалось, касался жёстких седых усов. Карие глаза смотрели пристально, устало.
Исса Костоев – одна из самых ярких легенд советского следствия. Он раскрывал громкие, запутанные дела, наживая врагов не только среди фигурантов дел, но и среди своих не очень добросовестных коллег. Именно он раскрыл дело серийного убийцы Андрея Чикатило. С этим делом прежде всего ассоциируется его имя.
Семья Костоевых в ссылке в Казахстане. Исса – во втором ряду слева
ОПЕРАЦИЯ «ЛЕСОПОЛОСА». КАК ЭТО БЫЛО
Напомним: Андрей Романович Чикатило – советский серийный убийца, педофил, некросадист, некрофил и каннибал. Родился в 1936 году. С 1978 по 1990 год совершил 55 доказанных убийств: лишил жизни 21 мальчика в возрасте от 7 до 16 лет, 14 девочек в возрасте от 9 до 17 лет, 18 девушек и женщин.
В 1954 году окончил среднюю школу и попытался поступить на юридический факультет МГУ имени Ломоносова, но не прошёл по конкурсу. В 1955-м окончил Ахтырское техническое училище связи. Работал на прокладке линий электропередачи под Нижним Тагилом. После училища поступил на заочное отделение Московского электромеханического института инженеров железнодорожного транспорта, но до призыва в армию успел проучиться только два курса. Проходил службу в пограничных войсках КГБ СССР в Средней Азии, затем – связистом в Группе советских войск в Германии.
После армии переехал в Родионово-Несветайскую, неподалёку от Ростова-на-Дону, где устроился работать инженером на телефонной станции. Сотрудничал с районной газетой «Знамя». Позднее в газете «Знамя шахтёра» публиковал статьи по вопросам морали и патриотического воспитания молодёжи.
В 1963 году женился. В 1965-м и в 1969-м у него родились дочь и сын. В 1970-м окончил заочное отделение филологического факультета Ростовского университета по специальности «русский язык и литература». В том же году при педагогическом институте заочно окончил Университет марксизма-ленинизма. В разное время работал завучем в школе-интернате, воспитателем в ГПТУ, старшим инженером отдела материально-технического снабжения и сбыта Шахтинского производственного объединения «Ростовнеруд», начальником отдела материально-технического снабжения Ростовского производственного объединения «Спецэнергоавтоматика». Член КПСС. Исключён из партии за хищение аккумулятора, приговорён к году исправительных работ, спустя три месяца освобождён.
Поскольку в середине 1980-х убийства совершались в лесополосах, началась операция «Лесополоса» – самое масштабное оперативное мероприятие, когда-либо проводившееся советскими и российскими правоохранительными органами. За всё время операции на причастность к серии убийств были проверены более 200 тысяч человек. Оперативники, одетые в штатское, в качестве приманки постоянно ездили на электричках. Трасса Таганрог – Донецк – Ростов – Сальск на всём протяжении контролировалась работниками милиции. Для патрулирования железнодорожных путей и прилегающих к ним лесополос были использованы даже военные вертолёты. Будучи дружинником, Чикатило тоже участвовал в этой операции: дежурил на вокзалах
Розыск убийцы обошёлся государству примерно в 10 млн рублей в ценах 1990 года. В 1985 году следственную бригаду возглавил заместитель начальника следственной части Прокуратуры РСФСР Исса Костоев. Он и разоблачил убийцу.
Суд над Чикатило начался в апреле 1992 года, проходил в Ростовском доме правосудия. Объём материалов уголовного дела №18/59639-85 составил 220 томов. 15 октября преступника приговорили к смертной казни. В январе 1994 года Президент РФ Ельцин отклонил прошение Чикатило о помиловании. Вечером 14 февраля на автомобиле «УАЗ» в сопровождении двух конвоиров Чикатило был доставлен в место исполнения приговоров и казнён выстрелом в затылок. Похоронен под номером на кладбище Новочеркасской тюрьмы.
С дела Чикатило и начался наш разговор.
Целиноград. Школа рабочей молодёжи. Днём Исса работал учеником автослесаря, вечером – учился. Костоев – в верхнем ряду второй справа
55 УБИЙСТВ И НИ ОДНОГО СВИДЕТЕЛЯ
– Это моё последнее следственное дело. Ничего нового в мой опыт оно не добавило. Лишь подтвердило, что способы и методы организации поиска и следствия, которыми руководствовался прежде, были верны. До меня Чикатило искали семь лет. Я его искал четыре года. Почему так долго? Приняв дело, провёл совещание со следователями и оперативниками. Обратил внимание коллег на то обстоятельство, что мы оказались в ситуации, когда преступника нужно искать методом исключения. Это вынуждало пройти долгий, кропотливый путь: через сито проверок пропустить тысячи людей. Самое страшное, что нас может подстерегать на таком пути, сказал я, – это если преступник окажется среди «просеянных». В таком случае он выпадет из поля нашего зрения. Я не знал тогда, что эта беда уже случилась. За два года до меня Чикатило уже задерживали. В портфеле обнаружили нож, верёвку, вазелин… Всё это однозначно указывало на то, что человек, вероятно, причастен к преступлениям. Кроме того, милиции было известно, что Чикатило, работая в профессионально-техническом училище, любил шарить руками под одеялами у подростков. Как можно было пройти мимо столь очевидных фактов? Своё гнусное дело сделал и эксперт: неверно определил группу крови Чикатило. По его заключению, у Чикатило кровь II группы, а на самом деле была IV, как и у разыскиваемого преступника. Убийцу осудили за хищение аккумулятора, а спустя три месяца освободили. Таким образом маньяк попал в список проверенных подозреваемых. Мы работали вхолостую. Гибли новые люди.
– Правильно ли я понимаю, что дело Чикатило, в сущности, несложное?
– Там не было ничего сложного. Существуют методики расследования подобных дел. Нужно было всего лишь им следовать. Необходимо было всего лишь добросовестно и честно исполнять свой долг. Я говорю об оперативном поиске преступника. Как мы уже отметили, Чикатило можно было обезвредить ещё в 1984 году. Сложность заключалась в другом – доказывании совершённых им преступлений. Представьте: 55 убийств и ни одного свидетеля! Ни вещи, брошенной преступником, ни отпечатка пальца. Мы не представляли, как он выглядит: высокий, низкий, худой, лысый?
– Что переломило ситуацию?
– В ноябре 1990 года в лесополосе случилось очередное убийство. Выехал на место. Я был в бешенстве: лесополоса – под контролем милиции; станции и остановочные платформы – под круглосуточным наблюдением сотрудников милиции в штатском, время от времени под полосой барражирует вертолёт, и всё без толку! Как такое возможно? В довольно резкой форме разговаривал с милицейскими начальниками.
Я спросил: «Так вы контролируете район или врёте, что контролируете?» Тогда кто-то из милицейских офицеров, входивших в штаб по расследованию убийств, сказал, что в зоне контроля оказались несколько грибников. Их фамилии переписали. Но один из них уже попадался раньше. «Кто?» – спросил я. «Некий Чикатило», – ответили мне.
Я потребовал материалы на него. «Но у него II группа крови», – возразили мне. «Материалы на стол!» – повторил я.
– Почему вы были так настойчивы?
– До Чикатило я расследовал «дело смоленского маньяка Стороженко». Там столкнулся с аналогичной ситуацией: на трупах были оставлены следы человека со II группой крови, а у Стороженко эксперт установил IV группу. Потом оказалось, что эксперт ошибся. Я ознакомился со всем, что собрали по Чикатило. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: этот человек заслуживает пристального внимания. Он во многом соответствовал психологическому портрету, которым мы руководствовались в ходе всей нашей работы.
– Каким был ваш первый шаг после того, как Чикатило попал в поле вашего зрения?
– Я отправил сотрудницу бригады на завод, где работал Чикатило. Поставил перед ней задачу: выяснить, не был ли Чикатило в дни Олимпиады-80 в Москве и в 1982 году в Узбекистане. Дело в том, что я обладал полной информацией о подобных преступлениях, совершённых на всей территории Советского Союза. Коллега привезла справку: Чикатило был и там и там. Итак, мы имели подозреваемого в 35 убийствах. Но убедительных доказательств, что это именно он их совершил, у нас не было. Все доказательства – только косвенные. Что делать?
– Арестовывать?
– Да, арестовывать. Но улик было так мало, что мне могли не дать санкцию на арест.
– Но всё-таки дали?
– Мне удалось убедить прокурора.
– А что дальше? Как при косвенных уликах строить обвинение?
– Вариант был только один: Чикатило сам должен был рассказать о том, как совершал преступления.
– Чикатило сам должен был подвести себя под расстрел?
– Да. Иного пути не было.
– И что вы сделали?
– Я понимал: если сделаю ставку на признание, то инициатива в таком признании должна исходить исключительно со стороны подозреваемого. Он сам должен желать обо всём рассказать. Поэтому я не должен был ни уговаривать его, ни совестить, ни тем более угрожать. Я избрал иную тактику. Прежде всего поместил его не в милицейский следственный изолятор, а в изолятор КГБ и запретил общение с кем бы то ни было.
– И с членами следственной бригады?
– Именно.
– Почему?
– У этого решения несколько причин. Прежде всего я установил этот своеобразный карантин, чтобы никто не мог оказать влияния на подозреваемого. Во-вторых, чтобы изолировать самого подозреваемого от внешних источников информации. Чикатило должен был остаться наедине с самим собой. Он должен был думать над тем, почему его посадили в изолятор КГБ, оценить своё положение, перебрать в памяти кровавое прошлое…
– Вы оставили его наедине с самим собой?
– Нет, конечно! Мы общались каждый день.
– Это были беседы?
– Это были допросы.
– Он осознавал своё положение?
– Вначале улыбался. Говорил, что уже проверялся, что подозрения его в убийствах оказались беспочвенными, что его придётся выпустить.
– Взяли ли его кровь на проверку?
– Разумеется! У Чикатило оказалась IV группа, как и у разыскиваемого преступника.
– А чем занималась ваша бригада?
– Каждый работал по утверждённому плану. Собирали улики, закрепляли их.
– О чём вы говорили с Чикатило?
– Я подводил его к размышлениям о своём положении. Я совершенно не торопил его.
– Интересно, как себя вели ваши коллеги, которых вы не допускали к арестованному?
– Вначале весьма скептически отнеслись к тому, что я делал. Но потом многим захотелось с ним пообщаться. Каждому казалось, что именно он сумеет разговорить подозреваемого. Предлагали использовать проверенную тактику хорошего и плохого следователя. Трудно было выдержать такой психологический прессинг. Тем более что мой путь совсем не гарантировал успеха. На четвёртый день Чикатило во время разговора вдруг заявляет: он потрясён тем, что натворил. Так появилось его самое первое признание – торопливое, сбивчивое… А спустя день он по моему предложению написал заявление на имя Генерального прокурора России, в котором признал себя виновным в совершении многочисленных убийств. Это был успех, но ещё не победа. Мне нужно было получить подробное описание каждого случая с деталями, свидетельствовавшими о том, что именно этот человек совершил именно эти преступления. Сложность положения заключалась в том, что я не мог в разговорах с Чикатило применить часто используемую формулу «суд учтёт вашу искренность и смягчит наказание». В данном случае такая формула не работала. За то, что этот человек натворил, ни о каком смягчении приговора не могло быть и речи. Я строил разговор по-другому. Сказал, что хочу понять, почему он совершал эти чудовищные убийства, здоров ли… Ведь нормальный человек не может делать то, что делал он! В таких беседах прошло четыре дня
На пятый произошло удивительное: Чикатило окаменел. Настолько ушёл в себя, что не реагировал на окружающее. Иногда хотелось дотронуться до него: жив ли? Так прошло полдня. Наконец говорит: «Больше не могу. Отпустите». На шестой день наш разговор начался с вопроса подозреваемого: «Как вы считаете, я нормальный человек?» «Не знаю, – ответил я. – Объясните, зачем вы всё это делали». «Меня тянуло к крови, – сказал он. – Когда убивал, с меня сходило напряжение, я становился нормальным. Но проходило время, и всё начиналось сначала. Обследуйте меня». «На основании чего?» – спросил я. Нюанс в том и состоял, чтобы воспользоваться желанием подозреваемого пройти медицинское обследование. Но при этом он должен был понимать: его возьмутся обследовать лишь в том случае, если он расскажет о своих проблемах.
Я наблюдал за Чикатило и видел: ему самому хочется понять, кто он – монстр или больной человек. Но он настаивал на том, чтобы его вначале обследовали, а уж затем станет давать показания. Я же гнул другую линию: вначале он должен рассказать о том, почему столь чудовищным образом издевался над людьми, и только на основании этого рассказа с ним начнут работать эксперты. Чтобы придать своим словам больше веса, предложил пригласить высококвалифицированного врача, который бы подтвердил правильность моей позиции. Чикатило согласился. На самом же деле в моей ситуации для роли «медицинского светила» сгодился бы любой человек, накинувший на плечи белый халат. Даже надзиратель. Но оперативники нашли местного психиатра по фамилии Бухановский. Я проинструктировал, как он должен себя вести – на все рассказы подозреваемого отвечать односложно: «Да, так может быть. Да, нужно обследоваться стационарно». Доктор в точности сделал то, о чём я его просил. Мне и в голову не могло прийти, как провинциальный врач распорядится подвернувшимся ему случаем. Он тут же направился в Управление милиции и там заявил: Чикатило признался в совершении многочисленных убийств. Представляете, как это было воспринято: врач-психиатр раскрыл преступление! Все последующие годы Бухановский совершенно бесстыжим образом использовал организованную мною встречу с Чикатило для собственного пиара. Стал распускать слухи о том, что именно он вычислил преступника и склонил его к сотрудничеству. Даже организовал в Ростове так называемый центр по выявлению маньяков! Книги, многочисленные интервью, лекции – и всё на основании одной-единственной непродолжительной встречи. Ростовский суд вынужден был даже вынести частное определение в адрес психиатра, который развил свою деятельность до такой степени, что стал мешать судебному следствию.
– Ваша уловка с «медицинским светилом» удалась?
– Чикатило написал заявление, в котором рассказал о 55 совершённых им убийствах. Написал обстоятельно, подробно. На это ушло 30 дней.
– Теперь-то вы почувствовали, что дело сделано?
– Нет. Мне нужно было закрепить его признание. Я взял лишь один эпизод из 55, описанных им. Это произошло в Шахтах. Чикатило выманил из шахматного клуба мальчика, надругался над ним, зверски убил и закопал на краю кладбища. Я выбрал этот эпизод потому, что он нам не был известен.
– Почему вы выбрали именно такой эпизод? Не проще ли было воспользоваться тем, который уже был хорошо известен?
– Я должен был исключить возможное обвинение следствия в том, что мы ему подсунули известный нам эпизод. Ни у кого не должно было остаться сомнений: только Чикатило знает то, о чём говорит. Поехали в Шахты. Чикатило уверенно привёл нас на место. Дали ему лопату. И тот откопал останки мальчика, числившегося пропавшим. Закреплением остальных эпизодов занимались уже и мои коллеги.
– Сколько длился «карантин», который вы наложили на Чикатило?
– 37 дней.
Чечено-Ингушетия. Однокашники по учёбе в Алма-Атинском университете. Костоев – во втором ряду второй слева. 1980
НИКТО НЕ ПОНЁС НАКАЗАНИЯ
– По этому делу был расстрелян невиновный человек.
– Александр Кравченко, 1953 года рождения, уроженец Херсонской области.
(Костоев помолчал, разгладил салфетку на столе.) Как это странно ни прозвучит, но это должно было случиться. (Костоев посмотрел на меня долгим, тяжёлым взглядом).
– Почему?
– Видите ли, при сложившейся практике расследования многих дел, при том низком уровне культуры оперативников, а зачастую и следователей, при том пренебрежительном отношении к человеческой жизни и к правам человека, от которых наше общество никак не может избавиться, трагедия, случившаяся с Александром Кравченко, была неизбежна. Когда я читал 40-страничное заявление Александра в Президиум Верховного Суда России, в котором он доказывал свою невиновность, даже не заметил, как закурил. Хотя курить бросил. Человек подробно описывал, как с ним «работали»: его подвергли чудовищным пыткам. Кравченко писал: когда вы найдёте настоящего убийцу, вам будет стыдно за то, что расстреляли невиновного человека. Увы, стыдно никому не стало! Государство совершило преступление – лишило жизни невиновного человека, но ни один из причастных к этому не понёс наказания: ни оперативники, отбивавшие парню почки, ни следователи, знавшие о том, как «работают» с арестованным, ни прокуроры, надзиравшие за следствием и делавшие вид, что ничего не происходит, ни судьи, вынесшие неправосудный приговор, основываясь на материалах, шитых белыми нитками.
– От ваших слов – мороз по коже.
– Потому что это правда! То, что произошло с Кравченко, не такое уж редкое в нашей стране явление, как то иногда пытаются представить. В доказательство приведу ещё один пример. В середине 80-х годов прошлого века в Северной Осетии была вырезана осетинская семья Калаговых: сам Калагов, жена и три дочери. По делу арестовали группу ингушей. Почти все они признали себя виновными. Дело отправили в суд. Прокурор требовал смертной казни. Слава Всевышнему, дело попало к умному и порядочному судье. Он не нашёл доказательства вины убедительными и отправил дело на доследование. Дело поручили мне. Выяснилось: обвиняемые признали свою вину потому, что их жестоко пытали. Когда тебе ломают кости, подпишешь всё что угодно. Одна из подследственных даже умерла. Шесть лет люди сидели в следственном изоляторе, методично подвергаясь издевательствам. Шесть лет! Всех их могла постичь участь Кравченко. С сожалением должен признать: всё это продолжалось и когда следствие уже вели мои коллеги, тоже «важняки».
– Можете назвать фамилии?
– Пантелей и Савин.
– Они были наказаны?
– Как бы не так!
– И не было никакого расследования?
– Когда арестованных перевезли в Москву и те стали заявлять, что их систематически избивали (отбивали почки, ломали рёбра), те же следователи, которые вели дело по обвинению этих людей в убийстве, возбудили второе уголовное дело – о нарушении законности при ведении следствия в отношении тех же арестованных. Два эти дела вели на протяжении нескольких лет! В моём лексиконе нет слов, чтобы дать достойную оценку всему этому безобразию!
В том, что произошло, виноваты не только Пантелей и Савин, милицейские оперативники. Над ними были куча начальников, контролировавших их работу, направлявших её. Их тоже нужно было привлекать к ответственности. Как минимум увольнять из Генеральной прокуратуры и милиции.
– Почему следствие, расследуя криминальное дело, само встало на криминальный путь?
– У этого всегда один мотив: хочется как можно быстрее раскрыть преступление. Вот и применяют незатейливый набор: запугивание, шантаж, подлог, пытки…
– Насколько мне известно, убийцы семьи Калаговых были разоблачены.
– Всё было очень похоже на дело Чикатило. В первые же дни убийцы попали в поле зрения правоохранительных органов, были арестованы, но, как и в случае с Чикатило, их отпустили. Убийцами оказались родной племянник Калагова Кокаев и его приятель.
Когда нашёл убийц, арестовал Кокаева (его напарник к тому времени погиб в автокатастрофе) и поставил вопрос о необходимости возбуждения уголовного дела о нарушении законности, о привлечении к ответственности всех, кто пытал, фальсифицировал дело и способствовал этому. В результате Прокуратура СССР дело всё-таки возбудила. Однако расследование велось настолько формально и неоправданно долго, что его прекратили почти одновременно с исчезновением союзной прокуратуры.
– Что лежит в основе столь «странного» следствия? Непрофессионализм?
– Бессовестность. Низкие моральные качества людей, облечённых властью. Вернусь к «делу Чикатило». Оперативное сопровождение следствия обеспечивал первый заместитель начальника УВД Ростовской области полковник Павел Чернышев. Он настаивал на том, что убийства совершили психически нездоровые подростки. Мой коллега «важняк» Владимир Казаков, который начал работать по делу раньше меня, доказывал: подростки к убийствам не имеют никакого отношения. Тем более что пацаны были арестованы, а убийства продолжались
Приняв дело, я полностью поддержал Казакова. Но тогда оперативники «скорректировали» их показания. Ребята стали утверждать, будто заблаговременно договорились со своими друзьями, чтобы те продолжали убивать. Чушь несусветная! Я жёстко заявил об этом Чернышеву. Тот встал, что называется, на дыбы. Но на меня давить бесполезно. До этого в Ростовской области я расследовал ещё одно громкое дело – о коррупции в органах власти Ростовской области. Арестовал около 70 человек – адвокатов, судей, прокуроров, бывшего секретаря обкома партии… На меня не действовали ни металл в голосе, ни громкие должности заступников. Я потребовал убрать из бригады Чернышева. Такое оперативное сопровождение мне было не нужно.
– Почему полковник так упорствовал?
– Дело в том, что он уже отрапортовал Москве: преступление раскрыто, ведётся следствие. Встав на эту точку зрения, отрапортовав о победе, он уже не мог повернуть назад. Реальный убийца мешал его версии. Отстранённый от дела первый заместитель начальника УВД Ростовской области вскоре стал министром Чечено-Ингушской АССР. Хотя именно на этом человеке лежит львиная доля вины за то, что ещё в 1984 году маньяк ушёл от ответственности и ещё шесть лет убивал людей. А теперь такая деталь. Когда я возглавлял международно-правовое управление Генеральной прокуратуры, ознакомился с весьма любопытной информацией, которую нам предоставила Генеральный прокурор Швейцарии госпожа Карла дель Понте. Она прислала документы, свидетельствующие о том, что Чернышев являлся одним из учредителей Бинбанка.
– Но как об этом узнали в Швейцарии?
– При попытке зарегистрировать один из своих филиалов в офшорной зоне.
– И какова судьба Чернышева?
– Насколько мне известно, он давно не служит в правоохранительных органах. Возможно, продолжает банковать.
Костоев замолчал. После долгой паузы добавил: «А Кравченко 35 лет лежит в земле».
Северная Осетия. Расследование «виноградного дела». Костоев – в центре
НО ЕЛЬЦИН МЕНЯ НЕ ПРИНИМАЛ
– У немецкого поэта Ганса Энценсбергера есть замечательные строчки:
…если б не люди,
какая настала бы жизнь!
Если бы не они,
как бы нам было легко,
как бы всё было просто!..
– Да, всё упирается в качество людей. Хотел бы ещё немного задержать ваше внимание на деле Чикатило. Мне не даёт покоя одна деталь. Кравченко приговорили к смерти за единственный эпизод: убийство десятилетней Закотновой. На самом же деле её убил Чикатило. Об этом он сам рассказал в своём заявлении. Мы же ничего об этом преступлении не знали.
Я дважды обращался в Верховный суд России, чтобы в отношении Кравченко отменили приговор. Высокие судьи не хотели этого делать. Во второй раз, когда я выступил и привёл факты, член Верховного суда Нина Сергеева не выдержала и заявила: «Что здесь обсуждать?! Приговор надо отменять!» Со скрипом, но отменили. Однако, как потом, спустя много лет, узнал: эпизод с убийством Закотновой Верховный суд тихо исключил из дела. Чикатило по этому эпизоду оправдан. На Кравченко дело прекратили. Возникает вопрос: кто же убил девочку?
– Вы родились в Ингушетии, но юридическое образование получили в Казахстане. Ваша семья была депортирована?
– Нашу семью, семь человек, вместе со всем ингушским народом в 1944-м насильственно вывезли в Казахстан. Там, в ссылке, умерли два моих брата и сестра.
– Что для вас эта ссылка – эпизод, который вы плохо помните, факт биографии, который стараетесь не вспоминать, или что-то другое?
– Это непреходящая боль. Глубокая обида за унижения и утрату близких. Если несправедливость совершена по отношению к одному из членов семьи, это трагедия семьи. Со временем она забывается. Но когда несправедливость совершается по отношению к целой нации, трагедия намертво отпечатывается в памяти всего народа, боль передаётся из поколения в поколение. В момент высылки мне было всего два года. Я ничего тогда не понимал. Но вся моя последующая жизнь, как и всех моих земляков, проходила с клеймом «политически неблагонадёжен». Не приведи вас бог испытать это! В памяти навсегда остались тяжёлые условия, в которые все мы были брошены. В душе отпечаталось унижение.
– Есть ли какая-то связь между тем, что с вами произошло, и профессией, которую вы выбрали?
– Прямая. Я выбрал факультет правоведения именно потому, что хотел посвятить себя утверждению права и справедливости в стране. Взамен произволу
– Благородная, но чрезвычайно тяжёлая задача.
– Тяжёлая, это правда. Сформированные при определённой культуре, люди не могут сразу отказаться от привычек. Привычки вошли в их плоть и кровь. Предъявляя высокие требования к другим, сами они при всяком удобном случае стараются обойти закон, обмануть его, приспособить под собственные интересы. С какой радостью и надеждой мы восприняли перестройку и перемены, которые она несла с собой. Как мы готовы были служить России, обновляя её. Но люди… Вспомните историю с увольнением Генерального прокурора России Алексея Казанника. Президент Ельцин сделал это своим указом. Разделивший ветви власти, формировавший правовое поле страны, ратовавший за верховенство закона, в реальных условиях, стремясь добиться быстрых результатов, сам хватался за привычное, за то, что лежало под рукой, не очень разбираясь, насколько это вписывается в закон.
Вашингтон. Белый дом. Первая делегация сенаторов России на приёме у Президента США Билла Клинтона. Костоев – слева
Справка: Алексей Иванович Казанник. Родился 26 июля 1941 года в Черниговской области. Доктор юридических наук, профессор. В начале 1990-х получил известность благодаря тому, что после избрания в Верховный Совет СССР уступил своё место Борису Ельцину. Заслуженный юрист Российской Федерации. Занимаясь политической деятельностью, призывал отказаться от дорогостоящих экономических программ, сократить Вооружённые силы, считал необходимым разработать конституционный механизм отстранения от власти высших должностных лиц государства в случае нарушения ими Конституции и злоупотребления служебным положением.
5 октября 1993 года, сразу после разгона Съезда народных депутатов и Верховного Совета указом Ельцина был назначен Генеральным прокурором РФ. По действовавшей на тот момент Конституции Генерального прокурора мог назначать только Верховный Совет. На этом посту руководил завершением расследования уголовных дел, связанных с событиями 19 – 21 августа 1991 года и с разгоном Съезда народных депутатов и Верховного Совета в октябре 1993 года. Подал в отставку с должности 26 февраля 1994 года, после того как отказался, вопреки беспрецедентному давлению со стороны президента, воспрепятствовать выполнению постановления Государственной думы об амнистии участников событий 1991 и 1993 годов. Заявлял, что на протяжении всей работы в прокуратуре испытывал постоянное давление и вмешательство в расследование «политических дел сверху».
– В то время я возглавлял Комитет Совета Федерации по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам. Мы возмутились решением президента Ельцина освободить прокурора Российской Федерации своим указом. Согласно Конституции он обязан был согласовать своё решение с Советом Федерации. Не соглашаясь с нашим требованием действовать в рамках Основного закона, Ельцин трижды представлял на должность Генерального прокурора вместо Казанника одну и ту же кандидатуру, но каждый раз Совет Федерации её отклонял. По моей инициативе комитет вынес этот вопрос на заседание Совета Федерации. Вызвали Казанника. Заслушали его и своим постановлением восстановили в должности Генерального прокурора. После этого Казанник поблагодарил Совет Федерации, но заявил, что с президентом Ельциным в должности Генерального прокурора работать не сможет, и потому тут же подал в отставку. Совет Федерации освободил его от должности. Так был соблюдён Закон – основа формирования правового государства.
Эммануил Кант говорил: у Бога самое ценное на земле – права людей. За эти права должны бороться и сами люди, и власти, избранные людьми. Всюду это был трудный путь. У России – особенно. Один из деятелей прошлого как-то обронил: в России возможна либо монархия, либо анархия. В этой насмешке много правды. К сожалению, у России пока все ещё нет спроса на демократию – непреложное соблюдение закона на всех уровнях общества.
– Был ли в вашей жизни случай, когда ситуация вышла из-под вашего контроля и вы испытали панику?
– Была. Но связана она не со следствием. Я тогда был полномочным представителем Президента России в Ингушской Республике. Назревал конфликт между ингушами и осетинами. Реабилитированные ингуши требовали вернуть им Пригородный район с их домами, которые у них отняли в 1944 году и вселили в них осетин. Федеральная власть тогда заняла трусливую, выжидательную позицию. Я пытался достучаться до Кремля, но Ельцин меня не принимал. Никто из его окружения не хотел слушать меня. Я видел, что вот-вот прольётся кровь, и ничего не мог сделать. Вот тогда меня охватила паника. В конце концов беда случилась. С обеих сторон погибли около тысячи человек, разрушено и разграблено около 4 тысяч домов. На глазах родителей убивали сыновей. На глазах мужей насиловали их жён. За всё это ни один человек не понёс наказания. В течение трёх лет шла имитация расследования межнационального конфликта, которое закончилось принятием позорного постановления о прекращении уголовного преследования, которое я бы назвал не юридическим документом, а постыдной политической декларацией
Это самое большое разочарование в моей жизни. Я гордился службой в Генеральной прокуратуре, отдал ей 35 лет. Во имя чего? В случае когда она обязана была продемонстрировать волю, последовательную твёрдость в отстаивании закона, она продемонстрировала трусость, политическое угодничество.
– С какими людьми вы предпочитаете не иметь дело?
– С неискренними.
– В вашей жизни есть день, куда бы вы хотели вернуться? Хотя бы на миг.
– Да. Это 28 июня 1974 года. Меня только что назначили следователем по особо важным делам при прокуроре России, а вечером я убыл в Куйбышев, свою первую командировку в новом качестве. Было тепло. Был вечер. Я сел в поезд «Жигули». Я тогда испытывал большой внутренний подъём. Несмотря на своё репрессированное прошлое, несмотря на свой кавказский нос, я кое-чего добился. Меня ждала интересная работа.
– Вы – один из немногих следователей, имеющих учёную степень кандидата наук.
– Нет-нет, это легенда! Я написал диссертацию, но так и не защитил её.
– Почему? И о чём она?
– О, у неё интересное название: «Методика расследования хищений на предприятиях плодово-ягодного виноделия». Всё началось с расследования в Северной Осетии дела о хищениях на предприятии, где делали вино. Казалось, раскрыть довольно хитроумную схему хищения невозможно. Но за полтора года мне удалось это сделать. Юридический факультет МГУ предложил поступить в аспирантуру и поработать над диссертацией. Поступил, поработал.
Дважды назначали защиту, и каждый раз в это время меня отправляли в срочную командировку. А потом грянула борьба с пьянством. Под бульдозер пошли виноградники и всё виноделие страны. Вот почему я так и не стал кандидатом наук.
– Беседой с вами мы заканчиваем серию интервью с бывшими следователями по особо важным делам Прокуратуры СССР и России. Как бы вы охарактеризовали эту породу людей – «важняков»?
– Если эти люди не установят справедливость, то после них её уже не установит никто. Это должна быть последняя инстанция, в которой можно надеяться на поиск правды. Это последний рубеж, на котором защищается судьба конкретного человека. Каждый, получающий статус «важняка», обязан это осознавать. К сожалению, так бывает далеко не всегда.
– Двое ваших сыновей пошли по вашим стопам.
– Да, оба полковники. Один – в Генеральной прокуратуре, другой – в Следственном комитете. Хорошие люди. Не избалованные. Не испорченные. Но я был в их возрасте лучше.
Фото из архива автора
Автор: Игорь КОРОЛЬКОВ
Совместно с:
Комментарии