Одобрить и… снять

4  октября 1957 года член Президиума ЦК КПСС, министр обороны СССР маршал Георгий Жуков вылетел из Москвы в Севастополь. На другой день он отбыл оттуда на крейсере «Куйбышев» для нанесения официального визита в Югославию. После Югославии был официальный визит в Албанию. Везде Жукова встречали по высшему разряду, и он провел весьма плодотворные переговоры не только с военными, но и с высшими партийно-государственными руководителями. Вернувшись не с пустыми руками. Так, югославы дали советским военным возможность ознакомиться с состоявшей у них на вооружении весьма современной американской техникой. Албанцы же,  преподнесли советскому флоту военно-морскую базу во Влере.

 

Когда 26 октября 1957 года Жуков вернулся в Москву, то ему было приказано прямо с аэродрома прибыть в Кремль – на заседание Президиума ЦК КПСС. Итогом которого стали два интересных постановления, оба под грифом «Строго секретно». Первое гласило: «Одобрить деятельность т. Жукова во время поездки в Югославию и Албанию. Считать поездку 

т. Жукова полезной для сближения советского народа с югославским и албанским народами». Одобрили, но тут же оформили и следующее постановление: «Освободить т. Жукова Г.К. от обязанностей министра обороны СССР»!

Потом состоялся уже специально созванный 28–29 октября 1957 года Пленум ЦК КПСС, ставший настоящим судилищем над Жуковым. Товарищи из ЦК, экстренно собранные в Кремле (решение о созыве пленума члены Президиума ЦК приняли в канун возвращения Жукова, 25 октября), не просто критиковали маршала, внезапно попавшего в опалу, но подвергли его унизительному шельмованию. В чем только его ни обвинили! Грубо нарушал «партийные, ленинские принципы руководства министерством обороны и Советской Армией», «вел линию на отрыв Вооруженных Сил от партии, на… ликвидацию политорганов в Советской Армии, на уход из-под контроля Центрального Комитета партии», «неправильно воспитывал… военные кадры в их отношении к партии, к Центральному Комитету», «проявлял буквально пренебрежительное отношение к политическим работникам»… Например, говорил, что они «привыкли за 40 лет болтать, потеряли всякий нюх, как старые коты», что «им, политработникам, только наклеить рыжие бороды и дать кинжалы – они перерезали бы всех командиров». Ну, само собой, груб, заносчив, тщеславен, деспотичен, ведет себя как хам… Конечно, Жуков вовсе не был белым и пушистым, но по этой части ничем не отличался от других советских военачальников: они все вели себя как зарвавшиеся трамвайные хамы, единственное исключение – Рокоссовский.

«…Потерял элементарное чувство скромности, – обличал с трибуны главный идеолог партии Михаил Суслов. – …Факты самовосхваления свидетельствуют не только об отсутствии скромности у т. Жукова. …Факты свидетельствуют о тенденции т. Жукова к неограниченной власти». Не случайно же «недавно т. Жуков предлагал заменить председателя Комитета государственной безопасности и министра внутренних дел военными работниками. Чем продиктовано это предложение? Не тем ли, чтобы возглавить руководящие посты в этих органах своими людьми, кадрами по признаку личной преданности. Не является ли это стремлением установить свой контроль над Комитетом государственной безопасности и Министерством внутренних дел?»

Особое подозрение у партаппаратчиков вызвала попытка создания школы диверсантов: задумал, мол, «тайно от ЦК, под Москвой (на самом деле в Тамбове. – Прим. ред.), создать школу диверсантов на 2000 человек, учить их 7 лет, дать им «хорошее» обеспечение», – возмущался член Президиума ЦК Николай Игнатов. – Мы этот шаг расценили как шаг по подготовке головорезов». Особо возмутили Хрущёва сроки обучения: «Мы инженеров учим 4,5–5 лет. А тут, чтобы диверсию организовать, надо 7 лет учить»! По-яснение, что «надо их научить языку той страны, куда они будут заброшены, чтобы они слились с массой», Хрущёв отверг категорически: чепуха! Это, мол, невозможно в принципе: учи – не учи, они все равно не заговорят так, чтобы в них не вычислили русского! «Вот здесь выступал товарищ и говорил: «Я ярославский». Да мог нам не говорить, что он ярославский, мы сразу определили». Или, «вот, например, Анастас Иванович Микоян – ведь никто не скажет, что он курский. (В зале смех.)…»  Так что с диверсантами дело нечисто: «Ведь у Берии тоже была диверсионная группа, – восклицал Хрущёв, – и перед тем, как арестовать Берию, Берия вызвал головорезов, они были в Москве и неизвестно, чьи головы полетели бы»!

Два дня опального маршала шельмовали, навесив на него все мыслимые и немыслимые ярлыки, разве лишь в половом разбое – как Берию – не уличили. На финише члены ЦК в едином порыве дружно утвердили решение «старших товарищей» о снятии Жукова с поста министра обороны, попутно постановили «вывести т. Жукова Г.К. из состава членов Президиума ЦК КПСС и членов ЦК КПСС».

Акция по изъятию Жукова из власти выглядела как хорошо спланированная спецоперация, да так, собственно, и было. Словесные помои, вылитые на Жукова, обвинения, включая даже создание «школы головорезов» – это белый шум и дымзавеса, маскирующие жестокую схватку за власть, которая и была главенствующим содержанием всего советского политического процесса 1953–1959 годов. Все это время Хрущёв со своей командой неудержимо рвался к единоличной власти, на ходу выкидывая из партаппаратной машины одного конкурента за другим. Сначала Берию – временно сблокировавшись с группировками Маленкова, Молотова и Булганина. Затем с первых ролей в чулан задвинули Маленкова, вынув того в феврале 1955 года из кресла предсовмина. В ходе того же гамбита из кабинета министра обороны, всегда являвшимся в советской системе власти одним из самых ключевых, вышибли Булганина. Чисто для антуража усадив его греть премьерское кресло, еще не остывшее от Маленкова. Вскоре настал черед подвинуть от реальных дел и Молотова, курировавшего международный блок: его сняли с поста министра иностранных дел 1 июня 1956 года. Очередной раунд схватки кремлевских бульдогов под коврами состоялся уже в июне 1957 года: «антипартийная группа» Маленкова, Кагановича, Молотова «и примкнувшего к ним Шепилова» в страхе за свою шкуру сделала попытку перехватить инициативу, не дожидаясь, пока их окончательно выкинут на ходу. Вот только допустили промашку, не заручились поддержкой ни «людей с наганами», ни товарищей с танками. Потому Хрущёв, оперевшись на КГБ с верным ему Серовым и Жуковым – с его танками, блистательно провел свой контрпереворот, удержав власть и окончательно вышибив оттуда «антипартийную группу». Но уже оказанная услуга ничего не стоит, и в полном соответствии с классическим правилом придворной интриги затем последовательно убирают тех, кто и оказал неоценимые услуги в предшествующем тайме. Да и очень уж тогда испугали партаппаратчиков слова Жукова, что танки пойдут, только когда он скажет (и – туда, куда он укажет). «Оказывается, – возмущался Анастас Микоян, – танки пойдут не тогда, когда ЦК скажет, а когда скажет министр обороны! … Такое заявление может сделать только человек, который считает, что нет никакой Коммунистической партии в Советском Союзе… Это делают в Латинской Америке, в странах, где коммунистическая партия в подполье, а не у власти, где всякие хунты-мунты!» Отменная проговорка! Схватка за власть под коврами Кремля далеко не завершена, и маршал, могущий на очередном ее витке вновь выложить козырной «танковый аргумент», стал опасен: он же мог выложить свой козырь и не для Хрущёва… Да и вообще во главе армии должен быть, условно говоря, «верный Клим» – всегда. До тех пор, пока Хозяин желает оставаться Хозяином.