Африканская страсть поручика Машкова

Военный министр Петр Ванновский был убеждённым противником машковских походов
С первой встречи новый эфиопский владыка Менелик II проникся к Машкову симпатией
Бывший первосвященник Эфиопии Петрос был заинтересован в дружбе с Машковым для восстановления своего положения, а Машков, чтобы окончательно заручиться его расположением, одарил его тысячью талеров

Из доклада Александру III: «Машков завязал впервые сношения России с Абиссинией, не причинив притом никаких политических затруднений Императорскому Правительству»

...Подпоручик Виктор Машков при свете лампы склонился над картой. Проходившие мимо его окна сослуживцы уже не звали Машкова в офицерское собрание – подпоручик предпочитал общество книг и военных карт. «В академию готовится» – считали в полку.
О его странностях много судачили в крепости Карс – самом южном гарнизоне Российской империи. С молодой женой разошёлся, жили порознь, хотя и не разводились.
Сослуживцы удивились бы ещё больше, если бы узнали, куда уносился в мечтах Машков. Он не зря изучал карты Африки, а точнее Абиссинии, и даже выписывал книги и газеты, преимущественно английские, о военных действиях британцев и итальянцев в этой стране.
В 1887 году подпоручик Машков приехал в столицу и подал военному министру П.С. Ванновскому аналитическую записку. В ней офицер излагал своё мнение о политической и военной ситуации в Абиссинии и вокруг неё, доказывал выгоды установления межгосударственных связей и, наконец, предлагал свой план проникновения в эту страну. Поручик намеревался ехать туда как частное лицо и, в случае одобрения проекта, просил небольшой помощи деньгами и снаряжением.
Военный министр передал записку министру иностранных дел Н.К. Гирсу для консультации. Гирс ответил уклончиво, мол, «вполне сочувствую его смелому предприятию, но не знаю, до какой степени оно осуществимо». Осторожность двух министров можно понять: именно в это время авантюра «вольного казака» Ашинова достигла апогея, он добился государственной поддержки своей экспедиции. И хотя здравомыслящие чиновники не верили Ашинову, но перечить высочайшему решению не осмеливались. Поэтому записку Машкова положили под сукно до лучших времён.
Все эти африканские страсти разгорелись не вдруг и не случайно. Из всех государств Чёрного континента Эфиопия вызывала у русских людей особую симпатию. Это была страна древнейшей христианской религии, близкой к православию, многие русские считали эфиопов единоверцами. Эфиопия, единственная на континенте, сумела отстоять свою независимость в постоянной борьбе с враждебными соседями и европейскими колонизаторами. Наконец, Эфиопией правил, как и Россией, император – негус негести («царь царей»). В тот период негус Йоханныс IV был заинтересован в союзе с Россией: она могла, прежде всего, предоставить Эфиопии современное вооружение и военных советников. Россия тоже могла извлечь пользу от союзнических отношений: получить плацдарм в Африке, умерить экспансию главного внешнеполитического противника – Англии – и основать порт на побережье Индийского океана с угольным складом для русских пароходов, плывущих через Суэцкий канал и Красное море дальше на Восток, вплоть до российского Дальнего Востока и обратно.
На следующий год Виктор Машков, уже в чине поручика, приехал в отпуск в Петербург и продолжил хождение по чиновничьим кабинетам. Наконец, его принял сам военный министр. Ванновскому понравился толковый, целеустремлённый офицер, и уже через три дня доклад министра о целесообразности частной экспедиции Машкова лежал на столе императора Александра III. Последовало высочайшее соизволение, и колёса военной машины пришли в движение. Машков был временно уволен в запас с сохранением жалования, а Главный штаб выплатил ему на поездку две тысячи рублей.
В штабе решили, что Машкову следует присоединиться к экспедиции Ашинова. Но штабисты вели дела неспешно, и в результате экспедиция отправилась без поручика.
Машков был даже доволен, получив полную самостоятельность. Он отправился в Африку под видом корреспондента газеты «Новое время» (Военное министерство договорилось с редакцией). В пути к нему примкнул черногорец Сладко Златычанин, ставший добровольным ординарцем и верным товарищем. Путь их лежал через Турцию и Египет. Тайную миссию Машкова невольно разоблачил проницательный русский консул в Египте А.И. Кояндер, он сообщил в Петербург: «…неизвестный русский офицер прибыл в Александрию и, по слухам, направился в Абиссинию». Это сообщение стало полной неожиданностью для российского МИДа.
В начале февраля 1889 года Машков прибыл во французский порт Обок на берегу Красного моря. Там он узнал о бесславном конце экспедиции «вольных казаков» и, должно быть, ещё раз возблагодарил судьбу, что разминулся с Ашиновым.
Теперь Машкову предстояло ехать в глубь континента. Он нанял проводника, нескольких воинов для охраны, и маленький караван двинулся через пустынные земли к Абиссинии. Путешественники благополучно достигли Харара, главного города восточной провинции Абиссинии. Через этот город шли к побережью караваны с кофе, золотом и слоновой костью. Но дальше поручика не пускали. Во-первых, для этого требовалось разрешение негуса, а у Машкова не было никакого официального статуса. Во-вторых, кончились деньги, и даже вернуться назад было не на что.
Экспедицию курировал непосредственно Военно-учёный комитет Главного штаба (выполнявший, в том числе, функции разведывательного управления), и Машков написал начальнику комитета генералу А.А. Боголюбову: просил денег и оружия. Оно было необходимо и для защиты от нападений разбойников, и в качестве подношений местным чиновникам. За хорошее ружьё можно было получить пропуск хоть во дворец императора. «Абиссинцы очень ценят ружья, которые имеют небольшой вес, – писал поручик, – если бы при том нашли возможным дать штуки 3 крепостных ружья, то это было бы очень хорошо: эти ружья здесь чрезвычайно любят и применяют для охоты на слонов».
Военный министр был крайне недоволен: Машков «засветился», да ещё и денег требовал! Только генерал Боголюбов хлопотал за своего агента, добывал деньги и оружие.
Машков провёл в Хараре около двух месяцев, но помощи не дождался. За это время он многое узнал, обзавёлся полезными знакомствами. В конце концов, поручик рискнул одолжить необходимые средства у православных греков-торговцев и продолжил путешествие. Но в следующей провинции Шоа его задержали ещё на три месяца. Однако, как оказалось, время работало на него.

«Денег, денег и денег!»
За эти месяцы в Абиссинии произошли драматические события. Негус Йоханныс IV был смертельно ранен в бою с суданскими повстанцами – махдистами, и вскоре умер. Сын и наследник императора, Менгеше, не пользовался авторитетом, и власть захватил рас (князь) Менелик, вскоре провозгласивший себя негусом Менеликом II. Его внешняя политика круто изменилась. Прежде рас Менелик вёл сепаратные переговоры с Италией; теперь же, став императором всей Абиссинии, он стремился избавиться от итальянского давления, расширить международные связи. Поэтому новый негус решил принять посланца «великого белого царя», хотя и без официальных полномочий.
Выезжая в столицу страны Энтото, Машков отправил письмо генералу Боголюбову, в котором, в частности, сформулировал одну из главных своих дипломатических задач: «Если Бог даст мне расстроить замыслы Италии, то я буду счастлив вполне и по глубокому моему убеждению сослужу службу отечеству». И добавлял: «Денег, денег и денег, глубокоуважаемый Андрей Андреевич!»
Машков убедился, что перемены коснулись и резиденции императора. Менелик II по просьбе своей супруги, императрицы Таиту, перенёс столицу с вершины горы вниз, к подножию, – там росли леса, били тёплые целебные источники. Правда, будущая Аддис-Абеба пока напоминала военный лагерь, обнесённый частоколом. Но дворец негуса выглядел внушительно.
Перед аудиенцией Машков долго приводил в порядок мундир и сапоги; он явился во дворец без свиты и подарков. Несмотря на это, его приняли как почётного гостя: отважный «москоб» мог сидеть в присутствии негуса, что прежде дозволялось только итальянскому послу.
С первой встречи Менелик II проникся симпатией к Машкову. Офицер держался почтительно, но с достоинством и, главное – ничего не просил. Негус расспрашивал гостя о России, об императоре и августейшей семье, об армии, законах и церкви. Так продолжалось целый месяц. В свою очередь, и Машков узнал Абиссинию, как никто другой. Наконец, негус вручил посланцу дружественное письмо к российскому императору и передал в дар государю богато украшенное эфиопское оружие. Машков отправился в обратный путь.
Только во французском Обоке поручик получил, наконец, деньги и оружие, присланные из России. Но почти всё пришлось раздать и отослать кредиторам. На последние деньги он добрался до Александрии. Положение сложилось отчаянное: он вёз личное письмо и дары эфиопского императора, а в кармане ни гроша. Пришлось окончательно раскрыть своё инкогнито: Машков явился к российскому консулу Кояндеру и с первых слов заявил, что ездил в Абиссинию «по Высочайшему повелению». Кояндер с изумлением слушал рассказ Машкова – это был прорыв в африканской дипломатии, совершённый одним человеком, притом непрофессионалом, и практически без поддержки. Консул выдал Машкову 60 фунтов стерлингов и сообщил об этом телеграммой в министерство.

Из опалы вновь в фавор
А пока Машков плыл в Одессу, в столице разгорался скандал. Министр иностранных дел Гирс направил в Военное министерство счёт на 60 фунтов стерлингов и выразил недоумение по поводу командировки Машкова «по Высочайшему повелению». Ванновский был взбешён и на полях запроса написал: «…выставить немедленно самозванца Машкова в Петербург». И жирно подчеркнул слово «самозванца».
Ярость генерала можно понять: дело не только в перерасходе средств; министр опасался, что МИД обвинит его в ведении собственной дипломатии; кроме того, Ванновскому могли припомнить конфуз с экспедицией Ашинова; наконец, государь будет недоволен, что его имя упомянуто в деле сугубо конфиденциальном.
Но глава МИДа вскоре получил подробную депешу Кояндера и по достоинству оценил действия поручика, о чём и сообщил Ванновскому. Военный министр вынужденно согласился и ответил Гирсу, словно выдавил из себя похвалу: «Машков всё же молодец».
Сам Александр III пожелал лично выслушать поручика, из его рук принял письмо и дары негуса. Вероятно, государя тронули строки из письма Менелика II: «Ныне моё царство окружено врагами нашей религии, мусульманами. Я хочу образовать царство, подобно вашему… Не только в Абиссинии и в Африке, но и в Европе война одного дня имеет следствием труды многих годов».
Неожиданно Машков, едва не выгнанный со службы, стал героем, его наградили орденом Владимира IV степени. Газета «Новое время» печатала цикл его очерков о путешествии; Русское географическое общество избрало его своим членом; сообщениями путешественника заинтересовался Священный синод.
Тут перед правительством встали две неотложные задачи. Первая: на письмо негуса требовалось послать ответ, непременно со специальным курьером. Вторая: только что Италия заявила, что Абиссиния признала её протекторат над собой. Англия и Германия тотчас признали итальянский протекторат, Франция пока нет. Русские дипломаты не знали, что и думать: ведь позиция самой Абиссинии была неизвестна.
Лучше Машкова никто не справился бы с этими задачами. Решено было вновь послать его. Но рамки экспедиции начали стремительно расширяться: дипломаты и Русское географическое общество требовали более тщательного изучения страны, её истории и культуры. Священный синод ставил задачи выяснения особенностей местного православия. В конце концов, была составлена программа трёхлетней светско-духовной экспедиции. Её готовили Военное министерство, МИД и Синод. Но для посторонних это было негосударственное предприятие под эгидой географического общества. Правда, российский МИД обратился к властям Франции с просьбой оказать помощь русским путешественникам.
Машков, наученный горьким опытом, представил более обоснованную смету расходов. Начался ожесточённый торг за каждую тысячу, за каждый ствол. Подготовка затянулась до начала 1891 года.
Но Машков был тому и рад. Дело в том, что поручик влюбился. Его избранницу звали Эмма Петровна, она происходила из обрусевшей шведской семьи, по вероисповеданию лютеранка. Эмма была хороша собой, образованна, знала несколько иностранных языков. Отношения развивались стремительно; поручик не мог оставить любимую на три дня – не то что на три года! Эмма тоже готова была следовать за Виктором Фёдоровичем хоть на край света. Машков твёрдо решил тайно увезти любимую с собой, пусть за это его уволят со службы, пусть разжалуют в рядовые!
Как раз в эти дни ему представили двух спутников, командированных Синодом: иеромонаха Тихона и причётника Григория. Оказалось, что Тихон до пострижения был полковым лекарем. «Всё-таки из наших, военная косточка!» – подумал Машков.

Несвадебное путешествие
Все участники экспедиции встретились уже в Одессе, перед самым отплытием. Отец Тихон с удивлением увидел незнакомые лица: кроме Сладко Златычанина, с Машковым ехали его брат Александр и молодая дама. Поручик открылся иеромонаху, признался, что это его невеста, с которой он не в силах расстаться на три долгих года. Виктор Фёдорович ещё не был разведён, поэтому о венчании не было и речи, но он потребовал окрестить Эмму по православному обряду – в этом русский священник отказать не мог.
Наконец, путешественники на пароходе «Санкт-Петербург» отплыли из Одессы. В Каире консул Кояндер посоветовал Машкову нанести визит патриарху коптской церкви, который считался и главой христиан Абиссинии. Но, хотя визит был согласован, Машков не застал патриарха Кирилла в его резиденции. Поручику объяснили, что владыка внезапно заболел. Кояндер скоро выяснил, что встречу сорвали британцы, истинные хозяева Египта. Накануне английский консул настоятельно посоветовал патриарху Кириллу выехать в загородное имение. Британия активно препятствовала планам русских, за путешественниками была установлена слежка.
Зато французы в Обоке любезно встретили экспедицию Машкова. В эти годы наметилось сближение Франции и России; как считали российские дипломаты, миссия Машкова не задевала интересов Франции в Африке. Колониальная администрация в Обоке подготовила караван: верблюдов, погонщиков и вооружённую охрану из туземцев. А дальше начались недоразумения: караванщики отказались идти в Абиссинию, а когда Машков их уговорил, заломили непомерную плату. Впоследствии поручик убедился, что французы тоже вредили экспедиции. Их насторожило присутствие православных священников. Дело в том, что в Абиссинии уже давно работала французская католическая миссия. И хотя абиссинцы с подозрением относились к католикам и даже несколько раз изгоняли их, французские власти не хотели сближения двух православных церквей. Вдобавок Франция в это время усиленно продвигала проект строительства железной дороги от своих колоний в глубь Абиссинии. Появление русских могло смешать все карты.
Ко всем бедам начались неприятности в лагере русских. Сначала от солнечного удара слёг причётник Григорий. Потом Машков уличил брата Александра в растрате денег. Ну и проучил младшего по-братски. Александр разобиделся и отказался ехать дальше. Неожиданно отец Тихон принял сторону младшего брата.
Иеромонах часто бывал у французского губернатора Лагарда. Проницательный чиновник постепенно нащупал его слабину, начал рассказывать всякие ужасы, которые случаются с европейцами в пустыне. Как раз недавно по дороге в Харар кочевники напали на путешественника графа Порро и его спутников. Губернатор в подробностях описал истязания, каким подвергают пленников туземцы.
Кончилось тем, что отец Тихон отказался ехать дальше, он был уверен, что в пустыне все они погибнут. Вместе с Григорием он остался ждать ближайшего парохода, чтобы вернуться в Россию. На этом духовная миссия завершилась.
А Машков с караваном выступил в пустыню. Часть суданских стрелков он заменил эфиопскими ашкерами (воинами). По дороге поручик постоянно боролся с саботажем, наконец, выявил тайного агента, который «мутил воду», и отправил его обратно в Обок. По ночам выставляли усиленную охрану; лихих людей отпугивали выстрелами, пускали ракеты. Стычек с разбойниками удалось избежать, но у каждого колодца приходилось буквально сражаться за воду с местными племенами; однажды поручик даже захватил заложников и держал их на мушке, пока верблюды не напились, а люди не наполнили бурдюки.
В Хараре уже знали, что «москобы» близко, и наместник рас Меконнен выслал навстречу отряд абиссинских солдат в парадной форме. Город торжественно встречал гостей: с крепостной стены грянул орудийный залп; вдоль главной улицы стояли цепью солдаты; на крышах ашкеры били в огромные барабаны и трубили в длинные медные трубы. Машков даже смутился и послал сказать расу, что недостоин таких почестей. Но его успокоили, объяснив, что приветствуют «письмо белого царя», которое он везёт с собой.
Машкова почти каждый день приглашали во дворец. Рас Меконнен был отважным полководцем, влиятельным вельможей, от него Машков получил много важных сведений. В свою очередь, поручик посоветовал расу разместить небольшие гарнизоны в двух оазисах на пути к побережью – тогда основные торговые пути окажутся под контролем Абиссинии. Рас немедленно последовал совету гостя.

Негус в поход собрался
В октябре 1891 года караван наших путешественников вступил в Аддис-Абебу. На другой день Машков был приглашён во дворец. Принимая письмо русского царя, Менелик II встал с трона. Затем были поднесены подарки негусу и его вельможам. Как и ожидалось, особый восторг вызвали искусно изукрашенные ружья. Пожалуй, ещё никто так щедро не одаривал абиссинских негусов и их вельмож. На Машкова с завистью смотрели два французских негоцианта, Савуре и Шафне; они официально представляли здесь интересы своей страны, а по большей части – шпионили при дворе. Ещё с первого приезда Машкова они стали нашёптывать негусу и его приближённым, что дружба с Россией бесполезна и даже опасна; что Россия бедна и существует только благодаря подачкам Франции. Одновременно они всеми правдами и неправдами добивались от негуса подписания договора, который предоставлял Франции исключительные права в ущерб другим государствам, да и самой Абиссинии тоже. Поэтому Машков старался донести до негуса и влиятельных чиновников правду о России и её честных намерениях. Надо сказать, что поручик значительно выходил за рамки своих полномочий: по инструкции ему категорически запрещалось делать заявления от имени правительства. Однако советоваться было не с кем и переписываться некогда, поэтому офицер, как всегда, брал ответственность на себя.
Через две недели стряслась беда – Машков заболел сыпным тифом. Придворный врач, итальянец Траверси, отказался лечить больного, а негусу сказал, что тот безнадёжен. По приказу Менелика II всё духовенство Абиссинии молилось за Машкова, однако надежда таяла. Верный Сладко уже заказал поминальные свечи… Только Эмма не отходила от любимого и в, конце концов, выходила его.
Машков выздоравливал медленно. В это время Менелик II с войском отправился в поход против мятежников. В отсутствие негуса поручик посещал разные города, монастыри, поместья знати; он собрал внушительные охотничьи и этнографические коллекции; свёл дружбу с абуной (владыкой) Петросом, бывшим первосвященником Абиссинии. Опальный иерарх поведал Машкову немало государственных тайн, даже предоставил копии депеш иностранных агентов. Машков приплачивал всем, кто мог оказаться полезным, а Петросу, в расчёте на будущее сотрудничество, отсчитал тысячу местных талеров.
Когда Менелик II вернулся из похода, Машков поспешил в столицу. 18 марта 1892 года состоялась прощальная аудиенция. Негус вручил поручику новое письмо российскому императору. В нём, в частности, Менелик II уверял, что никогда не соглашался на протекторат Италии. «Я жду от Европы помощи для развития страны и не хочу, чтобы говорили, что я дикий негр, беспричинно проливающий кровь европейцев, – писал он. И просил Россию помочь в разрешении этого конфликта: – …Рассудить единолично или в согласии с другими государями Европы. Умоляю помочь нам или хотя бы дать совет, что мы должны делать, дабы избежать напрасного кровопролития, уже и так много веков истощающего нашу страну».
Однако Менелик II понимал, что решить дело миром вряд ли удастся. Поэтому, оставшись с поручиком наедине, негус попросил прислать ему военных инструкторов. О том же говорил Машкову и военный министр Абиссинии. Провожая посланца на родину, негус подарил ему белого мула в драгоценной сбруе и парадное оружие.
В Хараре рас Меконнен передал от себя лично письмо и дары для наследника российского престола Николая Александровича, будущего царя Николая II.
Один из абиссинских вельмож уговорил Машкова взять с собой в Россию двух его сыновей, чтобы они получили европейское образование. Поручик на свою беду согласился. Но уже на побережье, во французских владениях, один из мальчиков заболел лихорадкой. К нему позвали врача-француза. Тот стал поить больного хинной настойкой, но мальчик неожиданно забился в судорогах и умер в страшных мучениях. Машков заподозрил, что мальчика нарочно отравили. Друг Сладко, чтобы развеять подозрения, выпил остатки лекарства из пузырька. Потом он пошёл на охоту, но вечером не вернулся. Утром ашкеры отправились на поиски и нашли в лесу труп черногорца. Похоронив друга, Машков решил поскорее убраться из французской колонии. Последней горькой пилюлей было вручённое ему губернатором письмо от военного министра Ванновского: тот требовал немедленного возвращения экспедиции на родину.
Машков не ждал ничего хорошего от своего начальства.

Перемена участи
И верно, его ждал разнос. Дело в том, что уже год назад вернулся в Россию иеромонах Тихон с причётником Григорием. Военный министр Ванновский пожелал выслушать рассказ священника. Иеромонах представил Машкова деспотом, распутником, транжиром, а себя, разумеется, невинной жертвой. Вот тогда Ванновский и распорядился немедленно отозвать Машкова сразу после передачи ответного письма Александра III негусу Менелику II.
И вот Машков предстал перед начальством, ему припомнили всё: любовницу Эмму, брата Александра, самоуправство и растрату казённых средств. Подробный рапорт поручика в военном ведомстве не произвёл должного впечатления, зато его высоко оценили дипломаты. В докладной записке МИДа государю говорилось: «Машков исполнил возложенное на него поручение с совершенным успехом, не причинив притом никаких политических затруднений Императорскому Правительству. Он, таким образом, завязал впервые сношения России с Абиссинией, где был принят, по-видимому, с большим почётом».
Как и после первого путешествия, Машков получил аудиенцию у императора, Александр III говорил с ним милостиво, дважды благодарил его за службу. Затем состоялась аудиенция у наследника престола, во время которой Машков преподнёс Николаю подарки абиссинцев и собственную этнографическую коллекцию. Но и это ничего не изменило в судьбе опального офицера. Машков просил военное ведомство перевести его на службу поближе к столице, чтобы проще было общаться с министерствами, но его рапорт был отклонён.
В еженедельнике «Новое время» были напечатаны пять очерков Машкова под названием «В стране чёрных христиан». Автор стал популярной личностью, его пригласили прочитать цикл лекций в Москве, в Обществе любителей естествознания. Но министр Ванновский и это запретил.
Машков получил важное сообщение от одного из своих агентов в Хараре, грека Х.Попандопуло; информатор писал, что назревают политические осложнения и присутствие Машкова в стране крайне необходимо. Направив это письмо военному министру, офицер вновь предложил свои услуги. Ванновский был категорически против кандидатуры Машкова.
Виктор Фёдорович подал в отставку.
Однако Министерство иностранных дел такими перспективными людьми не бросалось; Машкова вскоре зачислили в штат МИДа в чине титулярного советника. В 1894 году дипломат Виктор Фёдорович Машков отбыл в Багдад секретарём российского консульства.
На этом окончился роман В.Ф. Машкова с Эфиопией.
Но влечение русских к «стране чёрных христиан» продолжалось. Об этом я надеюсь рассказать в будущем. 

Сергей МАКЕЕВ: www.sergey-makeev.ru, post@sergey-makeev.ru.