«АХ! ЗЛЫЕ ЯЗЫКИ СТРАШНЕЕ ПИСТОЛЕТА»

12 (24) ноября 1817 года в Санкт-Петербурге состоялась знаменитая «четверная дуэль», причиной которой стала знаменитая балерина Истомина. На дуэли дрались граф Завадовский и кавалергард Шереметев. Возможно, современники (не говоря уже о потомках) быс­тро бы забыли о состоявшемся поединке, когда б не секунданты дуэлянтов. А секундантами этими были Грибоедов и Якубович. Шереметев был убит на месте, но и для великого Грибоедова дуэль эта закончилась весьма плохо, хотя и не сразу…

Дуэль между двумя приятелями – кавалергардским штабс-ротмистром Василием Васильевичем Шереметевым и камер-юнкером графом Александром Петровичем Завадовским, в которой Грибоедов был секундантом последнего, вызвала много толков в тогдашнем обществе.

Обстоятельства этого поединка будоражили умы современников потому, что несколько блестящих мужчин России дрались из-за не менее блестящей женщины – танцовщицы Авдотьи Истоминой, воспетой самим Пушкиным. В конечном итоге дуэль эта оказалась уникальной – четверной, да плюс ещё растянутой во времени. Результаты её поразительны: гибель одного участника, позор второго, приход в движение декабристов третьего и… создание гениального произведения «Горе от ума» четвёртым.

«Измена» Авдотьи Истоминой

Итак, дуэль эта произошла из-за Авдотьи Истоминой, легендарной танцовщицы Санкт-Петербургского балета. Её образ запечатлен в «Евгении Онегине»:

Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина…

Не секрет, что Истомина была предметом ухаживаний многих, в том числе и гвардейского офицера Василия Шереметева. Но она также нравилась и известному бонвивану графу Александру Завадовскому.

Что же до Грибоедова, то он летом 1817 года поступил на службу в Коллегию иностранных дел, а зимой 1818 года (Грибоедову в то время было 22 года, и он уже был известен по нескольким пьесам, написанным для театра) жил на одной квартире с молодым графом Завадовским.

Один из очевидцев тех событий пишет: «Может быть, граф Завадовский имел прежде на Истомину какие-нибудь виды, но должен был уступить счастливому сопернику; Грибоедов же, не имевший на неё ровно никаких [видов], пригласил ее как-то раз, после спектакля, к себе пить чай. Он сам бывал у Истоминой довольно часто как друг, как близкий знакомый. Истомина согласилась, но, зная, что Шереметев за ней подсматривает, и не желая вводить его в искушение и лишний гнев, сказала Грибоедову, что не поедет с ним вместе из театра, а назначила ему место, где с ней сейчас же после спектакля встретится – первую, так называемую Суконную, линию Гостиного двора, на этот раз, разумеется, совершенно пустынную, потому что дело было ночью».

Правда, граф Завадовский, известный ловелас, давно пытался приударить за Истоминой, и она это знала. Но что за проблема, ведь там будет Грибоедов, почти брат! Ну, попьют они втроем чайку и всего-то. Васе это, конечно, не понравится. Ну, так что же с того! Так, вероятно, легкомысленно думала балерина.

«Так всё и сделалось, – продолжает очевидец, – она вышла из театральной кареты против назначенного места, встретилась с Грибоедовым и уехала к нему. Шереметев, наблюдавший издалека, всё это видел. Следуя за санями Грибоедова, он вполне убедился, что Истомина приехала с кем-то в квартиру графа Завадовского; после же, очень просто, через людей, мог узнать, что этот «кто-то» был Грибоедов».

Отметим, что до этого Истомина почти два года была возлюбленной Шереметева. Но между ними произошла ссора, и балерина съехала к своей подруге. А 17 ноября Грибоедов, друживший с Шереметевым, повез балерину «на чай», и она задержалась в их с Завадовским квартире. Домой Истомина вернулась поздно. Измученный ревностью Шереметев уже ждал её. Она пыталась объясниться, рассказать, что не была с Завадовским наедине, что там присутствовал Грибоедов, что они просто пили чай… Но Шереметев уже ничего не слушал.

А.И. ЯКУБОВИЧ

Фото: ru.wikipedia.org

«Дружеский» совет Якубовича

Взбешённый, он бросился к своему приятелю, известному дуэлянту Александру Ивановичу Якубовичу с вопросом: «Что делать?» Якубович был человеком лично храбрым, но с довольно странным взглядом на некоторые вещи.

– Что делать? – усмехнулся он. – Это очень даже понятно: разумеется, надо драться. Но теперь вопрос в том: как и с кем? Возлюбленная твоя была у Завадовского, это раз, но привез ее туда Грибоедов, это два. Стало быть, тут два лица, требующие пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы при сей верной оказии составим une partie carrée, то есть четверную дуэль

Четверная дуэль – так тогда назывался поединок, в котором после противников стрелялись и их секунданты. В результате, утром Якубович передал графу Завадовс­кому записку от Шереметева, требовавшего удовлетворения. В записке, между прочим, говорилось: «Третьего дня Истомина по приглашению Грибоедова, пила у вас чай и очень поздно возвратилась домой. Мне это не нравится, а потому, не угодно ли вам будет сообщить, где и когда и на чём соглас­ны вы дать мне должное удовлетворение».

– За танцорку Истомину я не дерусь! – беспечно ответил граф. – Она Шереметеву не сестра, не дочь и, тем более, не жена. Да и я властен приглашать к себе в гости кого мне угодно. Так и передайте вашему другу.

Якубович возразил, делая упор на то, что графу были известны отношения Шереметева с Истоминой. Но тот лишь рассмеялся:
– Мне до них нет никакого дела. Если бы Истомина была женой, сестрой или дочерью Шереметева, – тогда святое дело! Я принял бы его вызов, но из-за сожительниц дерутся только пьяные солдаты да денщики, а мы – дворяне, нам стыдно подражать хамским отродьям.

Упрямый Якубович попросил графа дать письменный ответ, и тот написал: «За Истомину я не дерусь». И отдал записку Якубовичу для передачи Шереметеву. Со своей стороны, Шереметев, поняв, что Завадовский не будет драться с ним из-за Истоминой, спросил его, а что, по его мнению, могло бы принудить его дать ему удовлетворение? В ответ на это последовала рекомендация «вызвать на дерзость, а потом присылать секунданта».

Говоря современным языком, Шереметьеву было предложено найти благовидный повод к дуэли. И вскоре, действительно, где-то в публичном месте, Шереметев вывел графа «на дерзость». И последний выплес­нул мороженое из чашки в лицо первого.

А тем временем Якубович послал свой вызов Грибоедову, которого он считал более виноватым. Гусарский поручик Каверин привёз письмо от Якубовича, в котором говорилось: «Грибоедов! Пригласив к себе Истомину, ты жестоко оскорбил Василия Шереметева, а я, как друг его, не могу относиться к этому равнодушно. Каверин – мой секундант. Уговорись с ним или, приискав себе такового же, назначь сам: когда, где и на чём».

Грибоедов принял вызов со словами: «Если угодно Александру Ивановичу, так я к его услугам».

Первая дуэль

Четверная дуэль состоялась 12 (24) ноября 1817 года на Волковом поле в Санкт-Петербурге. Точнее, в два часа пополудни начался первый поединок – Шереметева с Завадовским. Секундантами выступали Якубович и Грибоедов. Вторая дуэль – уже между ними – должна была состояться сразу после первой.

Барьер был назначен на восемнадцати шагах, с тем, чтобы противникам пройти по шесть шагов и после этого стрелять. То есть условия были самые жестокие: стреляться всего с шести шагов.

Когда участники первой дуэли начали сходиться, граф Завадовский, бывший отличным стрелком, шёл тихо и совершенно спокойно. Хладнокровие ли Завaдовcкого взбесило Шереметева, или чувство ревности и злобы пересилило в нём рассудок, только он не выдержал и выстрелил в графа, ещё не доходя до барьера. Пуля пролетела так близко, что оторвала часть воротника у графского сюртука… Тогда, и это понятно, возмущение овладело Завадовским.

– Ах, вот как! – воскликнул он. – Он хотел убить меня, – к барьеру!

Делать было нечего, и Шереметев подошёл. Некоторые из бывших при дуэли стали просить Завадовского, чтобы он пощадил Шереметева. Но тот ответил, что лишь прострелит ему ногу – для науки. Шереметев услышал это и крикнул:

– Ты должен убить меня, или, рано или поздно, я убью тебя!

И тогда Завадовский выстрелил по-настоящему. Пуля пробила Шереметеву бок, прошла через живот и остановилась в другом боку. Бедняга упал навзничь – в те времена это означало практически верную смерть.

Из-за столь трагического исхода схватки первой пары дуэль секундантов была отложена. Умирающего Шереметева привезли на квартиру к Истоминой. Так он просил. Там он и умер. Ему было всего 27 лет. Отец его, возмущённый «глупостью дуэли сына своего из-за танцорки», признал его виновным в собственной смерти и лично просил императора Александра I не наказывать графа Завадовского.

А в жизни Истоминой после этого произошёл крутой перелом. Над кроватью ее появился медальон, подаренный когда-то Василием. И имя её никогда больше не связывали ни с одним определённым поклонником. Более того, единственная из всех балерин императорского театра, Истомина никогда больше не была ни у кого на содержании, и сцена стала её единственной страстью

Что же касается Якубовича, то он извинился перед Грибоедовым, заявив, что им теперь стреляться совершенно невозможно и надо отложить свои расчёты до «лучших времён». Однако такая возможность им в Санкт-Петербурге уже не представилась. Дело в том, что Якубовича как главного зачинщика и организатора поединка арестовали и выписали из гвардии с переводом прапорщиком на Кавказ – в Нижегородский драгунский полк.

Что же до Александра Петровича Завадовского, то он был тихо отправлен за границу. Однако по возвращении друзья-офицеры не приняли его. И единственным занятием графа стала карточная игра. И что удивительно: отец Завадовского оказался похоронен рядом с могилой Шереметева, так что, приходя к отцу, граф всегда натыкался на могилу убитого им кавалергарда.

Вторая дуэль

Грибоедов не получил даже выговора. Но ему нелегко было примириться с собственной совестью, долгое время не дававшей покоя. Он писал другу Степану Бегичеву в Москву, что на него напала ужасная тоска, что он беспрестанно видит перед собой смертельно раненного Шереметева, что пребывание в Санкт-Петербурге сделалось для него невыносимым. Знакомый с Грибоедовым Мазарович, тогдашний поверенный России в делах Персии, предложил Александру Сергеевичу ехать с ним в качестве сек­ретаря посольства. Грибоедов с радостью принял это предложение и в конце августа 1818 года выехал из Санкт-Петербурга.

Знал бы он, чем это для него закончится…

Как уже говорилось, Александр Иванович Якубович стал прапорщиком в Нижегородском драгунском полку. Этот полк считался привилегированным (его даже иногда называли «кавказской гвардией»). С одной стороны, в него традиционно вступали кавказские аристократы, а с другой – переводились проштрафившиеся столичные офицеры. Известный военный историк Панчулидзев говорил об этом полку как о месте сбора разжалованных за дуэли в 1810–1820-х годах. Но и позже Нижегородский полк сохранил эту свою репутацию: например, в нём оказался сосланный на Кавказ Лермонтов.

Анненков в своей книге о Пушкине описывает Якубовича так: «Дуэли были тогда в полном ходу. Дуэлей искали. Кто тогда не вызывал на поединок, и кого тогда не вызывали на него?! Напрашиваться на историю считалось даже признаком хорошей породы и чистокровности происхождения, что помогало многим, употребляя один этот прием, скрывать долго ничтожество своего ума и характера. Человек, сделавший из дуэли свою специальность, известный Якубович, пользовался необычайной популярностью в свете и приобрёл в воображении молодых людей размеры и очертания почти что эпического героя, хотя его малое понимание себя и своего времени, его наклонность к фразе в словах и поступках не давали ему особенного на то права».

Отметим, что осенью 1818 года Якубович был переведен в Тифлис, и там же оказался проездом по пути в Тегеран и Грибоедов. И вот при случайной встрече Якубович напомнил ему про отложенное продолжение четверной дуэли. Грибоедов понимал, что вольно или невольно, но именно он способствовал предыдущему трагическому поединку, закончившемуся гибелью Василия Шереметева. Он попытался вразумить Якубовича, но поскольку тот изобрел легенду о своей клятве отомстить за умершего друга и был решительно настроен на дуэль, Александр Сергеевич тоже был вынужден идти до конца.

Стреляться с Грибоедовым Якубович собирался без секундантов. Это было явным нарушением дуэльного кодекса, но так «обустроить» смертельную дуэль в глазах общества было намного эффектнее. Однако секунданты всё же появились. Сначала хотели стреляться на квартире Якубовича, но это условие было отклонено секундантом Грибоедова дипломатом Амбургером на том основании, что Александр Иванович уже мог приловчиться стрелять в данном помещении. Затем секундант Якубовича Муравьёв (будущий военный губернатор Кавказской губернии) нашёл местечко в овраге у Татарской могилы, по дороге в Кахетию.

По одной версии, Якубович выстрелил первым. По его же собственным словам, он не собирался лишать противника жизни, поэтому целил ему в руку. Раненый Грибоедов теперь имел право подойти ближе к барьеру, чтобы произвести свой выстрел наверняка. С окровавленной левой рукой, которую он показал секундантам, Александр Сергеевич выстрелил, не используя этого преимущества. Пуля пролетела рядом с головой Якубовича, причём так близко, что тот даже схватился за голову, считая себя раненным.

По другой версии, первым выпал жребий стрелять Грибоедову. Но он намеренно выстрелил мимо.

– Шалишь, дружище! – засмеялся Якубович. – Ты вот музыкант, любитель играть на фортепьянах… Ну, так больше играть не будешь!

И выстрелил в ладонь Грибоедову. Пуля задела мизинец.

Один из очевидцев дуэли пишет: «Действительно, пуля попала Грибоедову в ладонь левой руки около большого пальца, но, по связи жил, ему свело мизинец, и это впоследствии мешало ему, музыканту, играть на фортепиано»

Знаменитая балерина А. ИСТОМИНА

Фото: ru.wikipedia.org

Страшная смерть Грибоедова

Позже Грибоедов разработал покалеченный палец, но играл он с тех пор редко. Да и не до игры ему стало – появился замысел «Горя от ума». Что же касается травмы, то именно по этому сведённому мизинцу и опознали потом его труп в груде других обезображенных тел – после истребления фанатиками российского посольства 30 января (11 февраля) 1829 года в Тегеране.

Грибоедов, как известно, поехал в Персию в качестве секретаря русского посольства, основной задачей которого было добиться от шаха выполнения статей мирного договора и, в частности, выплаты контрибуции по итогам Русско-персидской войны. Отметим, что за проигрыш в войне была вынуждена расплачиваться вся страна, и это значительно усилило недовольство в персидском обществе.

В результате, толпа возмущённых напала на русское посольство. По показаниям очевидцев, в тот день у посольства находилось около 100 тысяч человек, «предшествуемых толпой мальчишек и несколькими зачинщиками, с палками и обнажёнными шпагами». Руководители заговора быстро потеряли контроль над этой толпой. Понимая, какой опасности он подвергается, Грибоедов за день до нападения послал шаху ноту, в которой говорилось о необходимости просить российское правительство об отзыве миссии из Персии.

Очевидец событий потом писал: «Уже каменья сыпались на двор, и неистовые крики толпы по временам сливались в один общий гул. Эти крики обдавали нас ужасом, и мы спрашивали друг друга, что из всего этого будет?»

Отмечалось также, что толпа состояла не только из торговцев и черни, что между ними видны были и «вооружённые огнестрельными оружиями, и также солдаты разных военных отрядов». Конвой русской миссии, состоявший из 35 казаков, оказал сопротивление, но силы были слишком неравны. Град камней всё усиливался, и Грибоедов напрасно старался обращаться к народу: «никакой голос не мог бы быть внятным в такую страшную суматоху». Казаки, презирая опасность, дорогой ценой отдавали свои жизни, но весь конвой, в конечном итоге, погиб в схватке. Погиб и сам Грибоедов.

Из всего русского посольства спасся лишь секретарь миссии Мальцов, сумевший спрятаться во время резни. Со слов самого Мальцова, ему помог в этом слуга, который завернул его в ковер и поставил в угол комнаты, где стояли другие свёрнутые ковры.

Согласно Мальцову, в результате нападения погибли 37 находившихся в посольстве людей и 19 нападавших. Тело Грибоедова было перевезено в Российс­кую империю и захоронено в Тифлисе.

Естественно, резня в тегеранском посольстве вызвала дипломатический скандал. Улаживать отношения с Россией шах послал в Санкт-Петербург своего внука Хозрев-мирзу. В его задачу входило добиться принятия извинений за жестокое убийство и смягчения бремени контрибуции. В числе богатых даров, преподнесенных им российскому императору Николаю I, был и знаменитый алмаз «Шах». В конечном итоге, резня не послужила причиной серьёзных осложнений в отношениях между Россией и Персией, а выплата долга была отложена на пять лет.

Дуэль графа Завадовского  и кавалергарда Шереметева

Фото: ru.wikipedia.org

Судьба Якубовича

Что же до Якубовича, то на Кавказе он прославился отчаянной храбростью, безудержной отвагой и сделался любимцем генерала Ермолова (тот, кстати, лишь по случайности не успел предупредить его дуэль с Грибоедовым, послав арестовать обоих). Якубович командовал конницей и совершал дерзкие набеги на горные стоянки врагов. Известно, например, что он нагнал такого страху на местных черкесов, что они даже пугали им своих детей: «Якуб идёт!» А потом он вдруг понял, что пора перестать «чудить», выказывая никому не нужную бесшабашную храбрость, и заняться «делом». Таким делом оказалось восстание 14 (26) декабря 1825 года.

На Кавказе Якубович был ранен и приехал в Санкт-Петербург летом 1825 года с повязкой на голове. Говорил он громко, весьма красноречиво, и быстро вошёл в контакт с Рылеевым. Как утверждают, в нём заговорщики «видели нечто идеальное, возвышенное. Это был Дантон новой революции».

Из донесения следственной комиссии видно, что Якубович лично не вступал в заговор, но обещал декабристам поддержку. Уже на Сенатской площади он предлагал свои услуги, чтобы убедить мятежников сдаться. Ему было сказано, что государь дарует прощение всем, кроме главных зачинщиков. Якубович пошёл к декабристам и, вернувшись, донес, что они не соглашаются. Согласно плану декабристов, в день восстания Якубович, командуя Измайловским полком и лейб-гвардии Морским экипажем, должен был захватить Зимний дворец и арестовать императорскую семью. Но в решающий момент он отказался выполнять намеченное. Видимо, у него не хватило духа. А вечером он поехал в дом генерал-губернатора, чтобы узнать, что с графом М. А. Милорадовичем, смертельно раненым декабристом Каховским. В это время к графу ехал его адъютант Александр Башуцкий, и Якубович предложил довезти его в своей карете. Башуцкий согласился, и, сев в карету, почувствовал, что сел на пистолеты. В ответ на его вопрос, что это значит, Якубович заявил, что пистолеты заряжены и что бунтовщики хотели убить его за то, что он «не соглашался войти в заговор с ними». Впрочем, это не избавило «кавказца» от наказания: он так же, как остальные участники восстания, был осуждён и отправлен в ссылку. Теперь его имя носит одна из улиц Санкт-Петербурга (так в 1923 году новые петроградские власти оценили заслуги этого странного человека в «борьбе с царизмом»).