Апоплексический удар табакеркой

В ночь с 23 на 24 марта 1801 года (11–12 марта по ст. ст.) в петербургском Михайловском замке убили императора Павла I. Разумеется, официально до общественности довели, что государь император скончался «апоплексическим ударом». Но в высшем свете предпочитали с лёгкой улыбкой говорить про «апоплексический удар табакеркой». Явный отсыл к перевороту 1762 года, когда император Пётр III, низвергнутый своей супругой, вдруг скончался от «геморроидальных колик», хотя, как ухмылялись в том же высшем свете, причиной тех колик стала раскалённая кочерга, засунутая в задний проход низверженного самодержца бравыми гвардейцами. Здесь гвардейцы действовали не менее решительно: пьяной массой ворвались в спальню императора, набросились на него, Николай Зубов ударил Павла в левый висок кулаком, в котором была массивная золотая табакерка. На упавшего императора офицеры кинулись всей толпой: топтали ногами, били кулаками, эфесами шпаг, поставили на колени и задушили офицерским шарфом.

Убийство императора

Фото: WIKIPEDIA.ORG

Детальное описание цареубийства оставили сами же его участники, правда, широкой российской публике эти мемуары, стали доступны лишь после 1905 года, когда ослабли цензурные ограничения. Разумеется, сами цареубийцы твердили, что действовали из самых лучших побуждений: «Чтобы, – цитирую одну из ключевых фигур заговора, генерала Беннигсена, – спасти нацию от пропасти, которой она не могла миновать в царствование Павла». Конечно, иноземному кондотьеру-наёмнику, коим был Левин Август Готтлиб Теофил фон Беннигсен, видней, от кого и как спасать русскую нацию! Тем паче сам «спаситель» был подданства ганноверского, а фактически английского: курфюрст Ганновера Георг Вильгельм Фридрих по совместительству «работал» Георгом III, королём Великобритании и Ирландии… «Адским гением» заговора единодушно именуют графа Петра Палена, который, по словам современника событий, Михаила Фонвизина, «с прискорбием и негодованием» смотрел на «безумное самовластие Павла, на непостоянство и изменчивость его внешней политики, угрожавшей благоденствию и могуществу России». Ключевая фраза – «внешняя политика».

…Весь 1800-й год отношения с союзной Англией шли под откос. Павлу надоело, что от этого альянса в выигрыше только Лондон, а вся тяжесть войны с Францией ложится на русские войска, используемые как пушечное мясо. Особенно возмутило императора поведение англичан во время Голландской экспедиции 1799 года, точку же в отношениях поставил захват англичанами Мальты, которую Павел полагал своей – он же был Великим магистром Мальтийского ордена! 23 октября (4 ноября) 1800 года в отместку за захват Мальты были арестованы все английские суда в российских портах, конфискованы принадлежащие англичанам товары. И, главное, наложен строжайший запрет на экспорт в Англию такелажной пеньки, мачтовой древесины и палубного тёса, смолы для пропитки швов – стратегические товары для британского флота. Это был удар под дых! Ведь, как подчёркивал в одной из своих депеш английский посланник в Петербурге лорд Уитворт, только из России «исключительно мы можем добывать средства для поддержания первенства нашей морской силы».

Тому же Уитворту Павел предложил покинуть Петербург ещё в феврале 1800 года: английский посол через свою любовницу, Ольгу Жеребцову, сестру братьев Зубовых, активно развернул, как бы сказали сейчас, «подрывную деятельность», наладив связь с кружком ярых противников Павла из числа петербургских вельмож. Чем посол если и не инициировал заговор, то немало способствовал его успеху: будущие цареубийцы твёрдо были уверены, что Лондон благосклонно воспримет их действия. Разумеется, не обошлось и без соответствующего финансирования. К тому же в своих депешах Уитворт сообщал в Лондон, что «император не в своём уме», что «его умопомешательство» всё время усиливается. Вряд ли это осталось незамеченным: служба перлюстрации работала качественно. После высылки Уитворта связь заговорщиков с Лондоном не прервалась: её поддерживали и через постоянно ездившую к любовнику Жеребцову (Уитворт обосновался не столь уж и далеко, посланником в Копенгагене), и через курьеров – тайнописью, и даже через так и не покинувшего Лондон русского посла, графа Семёна Воронцова, фактически английского агента.

В конце 1800 года развернулась подготовка к военной кампании против Англии, которую планировали начать с открытием весенней навигации: заключили союз против Англии с Швецией, затем к нему присоединились Пруссия и Дания, параллельно велись переговоры о совместных действиях с Францией. «Так что против Англии, – писал Евгений Шумигорский, дореволюционный исследователь павловской эпохи, – составилась грозная, ещё невиданная коалиция морских держав». В ту же «копилку» лёг и приказ Павла I от 12 (24) января 1801 года атаману Платову: двигаться с донскими полками на Индию. Авантюра, конечно, но в общем контексте выглядело грозно. Но если в британских торговых кругах воцарилась паника, то кабинет министров, по словам Шумигорского, «ко всеобщему удивлению, сохранял видимое спокойствие». Что позже «объясняли тем, что в Лондоне не только знали о готовящемся заговоре на жизнь императора Павла, но даже способствовали успехам заговора деньгами».

Новый курс Павла I петербургскую знать не устроил категорически. Разрыв с Англией, откровенничал Фонвизин, «наносил неизъяснимый вред нашей заграничной торговле. Англия снабжала нас произведениями и мануфактурными и колониальными за сырые произведения нашей почвы. Эта торговля открывала единственные пути, которыми в Россию притекало всё для нас необходимое. Дворянство было обеспечено в верном получении доходов с своих поместьев, отпуская за море хлеб, корабельные леса, мачты, сало, пеньку, лён и проч. Разрыв с Англией, нарушая материальное благосостояние дворянства, усиливал в нём ненависть к Павлу…». Яснее и не скажешь!

Далее всё по плану. Наутро после цареубийства, 12 марта 1801 года, состоялся парад, в конце которого, вспоминал очевидец событий полковник (позже генерал) Николай Саблуков, «мы узнали, что заключён мир с Англией и что курьер с трактатами уже отправлен в Лондон к графу Воронцову». А уже известная нам Ольга Жеребцова, как писали историки, «получила в Англии уже после кончины Павла 2 миллиона рублей для раздачи заговорщикам, но присвоила их себе». Спрашивается, резонно вопрошал вышеупомянутый Шумигорский, «какие же суммы были переданы в Россию ранее? Питт, стоявший тогда во главе английского министерства, никогда не отказывал в субсидиях на выгодные для Англии дела на континенте…».