Арест Троцкого

Александр Иванович Боярчиков (1902–1981) четырнадцатилетним юношей оказался в Петрограде. Свидетель Февральской и Октябрьской революций, он вскоре добровольцем идет в Красную Армию, становится личным шифровальщиком комкоров Жлобы, Думенко, затем командарма Ф.К. Миронова. С 1921 года Боярчиков работает в шифровальном отделении Генштаба РККА и Реввоенсовета Республики. Здесь он знакомится с наркомвоенделом Л.Д. Троцким и в дальнейшем становится его приверженцем. Затем обычная для троцкиста биография. 1932–1936 годы – первое заключение в Верхнеуральском политизоляторе. Потом короткая ссылка в Архангельск, за ней – каторга Воркуты. После войны, которую Боярчиков прошел рядовым, – новая «волна»: два года лесоповала в родном Воротынске,
а с 1949 года – снова каторга. Освобождение наступило лишь 25 июня 1956 года.

Ранним летним утром 1928 года чекисты арестовали Троцкого. Лев Троцкий жил тогда не в Кремле, а на квартире своего единомышленника – бывшего наркома внутренних дел РСФСР Белобородова (из Кремля Лев Троцкий ушел вместе с семьей вскоре после исключения его из рядов партии).

Белобородов – потомок знаменитого Белобородова, казненного в Москве на Лобном месте за участие в Пугачевском восстании. Указ о смертной казни подписала императрица Екатерина II.

Потомок Белобородова подписал в Екатеринбурге в 1918 году смертный приговор потомку Екатерины II – Николаю II.

У Белобородова на улице Грановского я видел редкое фото – приезд из Тобольска в Екатеринбург в 1918 году царя Николая II со всей его семьей.

На фоне прибывшего поезда стояли: царь Николай II, наследник Алексей, царица Александра Федоровна, четыре дочери и лейб-медик царя. Царь Николай II был в военной форме, на которой были видны знаки отличия полковника русской армии. По-военному вытянувшись, он отдавал честь под козырек стоявшим против него в кожаных куртках с маузерами за поясами руководителям Урало-Сибирской власти – Белобородову, Мрачковскому и Уфимцеву, прибывшим на вокзал принимать арестованного царя. Все трое подписали смертный приговор Николаю II, а через 18 лет они были расстреляны по приказу Сталина…

…Я немного отклонился от изложения. Но отклонение это весьма убедительно говорит о начале термидора сталинскими подручными.

Кого убивали? Кого арестовывали?

Чекисты, сделав тщательный обыск, сказали Троцкому, что он до семи часов вечера будет находиться под домашним арестом, а потом его повезут в ссылку в город Алма-Ату.

Мне сообщила об этом по телефону жена Белобородова – Фаина Викторовна Яблонская, преподаватель истории России в Государственном институте журналистики, близкий друг жены Троцкого – Седовой. Она провожала семью Троцкого в ссылку до самого вагона на Казанском вокзале. (Жизнь Ф.В. Яблонской трагически оборвалась в 1937 году в Ростове-на-Дону, где ее расстреляли вместе с мужем.)

Фаина Викторовна просила меня немедленно известить об аресте Льва Троцкого всех наших товарищей, чтобы они организованно пришли к семи часам вечера на Казанский вокзал проститься с Троцким.

К указанному времени на Казанском вокзале собралось 10 тысяч коммунистов-оппозиционеров. Все вокзальные залы, перроны и пути были забиты пришедшим народом. Около двери валялись вещи Троцкого: узлы, чемоданы, книги. Здесь же на привязи находилась его охотничья собака в серых яблоках. Поезд уже стоял на парах.

В конце поезда был прицеплен пустой вагон с приспущенными белыми занавесками на окнах – это для перевоза Льва Троцкого вместе с его семьей.
Стрелки на часах показывали уже семь, а его еще не было.

Мы спрашивали чекистов, шнырявших между нами, о причинах задержки Троцкого, но они молчали.

На всех путях стихийно возникали митинги. Ораторы говорили о заговоре в Кремле против революции и коммунистического Интернационала. Неожиданно появилось множество портретов Троцкого, которые тут же расклеивались на вагонах, на стенах вокзального здания.
Часы шли, а Троцкого не было.

Мы волновались. Вся его прошедшая жизнь предстала перед нами как на ладони. «Как смеют они поднять руку на Троцкого?» – думали мы с возмущением. Немного на Земле было таких великих людей, которые посвятили всю свою жизнь всему человечеству. Лев Троцкий был гражданином мира. Гражданином всего мира.

Наконец на перроне показался машинист. Он был озабочен и торопился к паровозу. Мы остановили его и стали расспрашивать. Он вырывался и молчал. К нему на помощь подбежали чекисты и освободили из окружения.

Было уже 11 часов вечера, поезд дал сигнал к отходу. Мы не знали, что происходит. Льва Троцкого не было, а поезд собирался отправляться. Кто-то крикнул: «Троцкого от нас спрятали в вагоне!» С быстротой молнии передался этот крик по всему перрону. Мы вцепились в железные поручни, силясь остановить поезд. Мы хотели увидеть Троцкого. Но поезд набирал скорость и отбрасывал нас в разные стороны. Люди падали, и снова поднимались, и снова хватались за поручни вагонов. Поезд как будто замедлял ход, но это нам только казалось, что он замедляет движение. Многие из нас бежали вслед за поездом по шпалам и громко кричали, каждый на свой лад, выражая свое возмущение

Мы остановились лишь тогда, когда поезда уже не было видно.

Каждый из нас ощущал невыносимую физическую усталость и глубокое душевное горе. Потрясенные происшедшим, мы возвращались по шпалам к зданию

Казанского вокзала. У входных дверей его стояла возбужденная толпа малоизвестных людей и кричала:

– К Кремлю! К Кремлю! К Коминтерну!

В начале мы подумали, что это так громко кричат наши ультралевые, поддавшиеся чувству отчаяния. Но, присмотревшись, мы увидели, что большинство наших ультралевых товарищей стояли рядом с нами и категорически возражали против каких бы то ни было манифестаций и демонстраций.
Кричали провокаторы. Они толкали нас на демонстрацию по городу в целях создания против нас «дела» о волнениях и беспорядках в столице. Мы должны были быть к этому готовы и не поддаваться на эти провокации.

Сталинские ставленники распространяли против нас много всякой клеветы в газетах, на собраниях, обвиняя нас во всех смертных грехах. Мы отказались идти к Кремлю, к Коминтерну, мы разошлись по домам, запомнив эту ночь на всю жизнь.

На следующее утро мне опять позвонила Яблонская и рассказала грустную историю вчерашнего дня. Оказалось, что мы вчера провожали не Льва Троцкого, а его совершенно пустой вагон с белыми занавесками. Сталин испугался скопления большого количества оппозиционеров на вокзале и приказал ОГПУ перенести отъезд на другой день.

На сей раз он приказал произвести эту «операцию» в тишине, без предварительного предупреждения, чтобы об этом никто не знал.
Льва Троцкого забрали в два часа ночи, когда он уже спал. Накануне, в день отмены отъезда, Троцкому сказали, что его отъезд откладывается примерно на три дня. Он поверил этому и отдал в ремонт свои очки. Они у него были единственными. Но Троцкого грубо обманули и оставили без очков.

К дому на улицу Грановского подъехало семь машин с вооруженными гэпэушниками, которыми командовал особоуполномоченный коллегии ОГПУ Фишкин. Троцкий заявил Фишкину протест. Он потребовал немедленно соединить его по телефону с Орджоникидзе. Фишкин ответил, что «с Орджоникидзе соединить нельзя, но можно соединить с Куйбышевым или Менжинским, которые отвечают за операцию».

– С Куйбышевым разговаривать не буду, – сказал Троцкий. – Этого изменника нужно было расстрелять еще в 1918 году под Самарой… С Менжинским тоже не буду разговаривать – не люблю двуличных людей.

Он встал и пошел в соседнюю комнату, где были жена и сын.
Дверь за ним захлопнулась на замок.

Публикация Владимира СОЛОВЬЕВА