Атаман на румын не выступил

7 мая 1919 года представитель правительства в Киев прилетел Советской Венгрии и, как написал в своих «Записках о гражданской войне» тогдашний командующий Украинским фронтом Владимир Антонов-Овсеенко, «привез удручающие известия – сдержать напор румын, чехов и сербов нет возможности, так как нет времени для организации новых вооруженных сил… Одна надежда на помощь Красной армии Украины». В тот же день нарком по военным и морским делам Советской Украины Николай Подвойский приказал начать боевые действия против Румынии. Антонов-Овсеенко тотчас же телеграфировал командующему 3-й армией Николаю Худякову: «Положение вещей в Венгрии резко ухудшилось. Недопустимо медлить с наступлением. Скорее двигайте Дмитриева, за ним Григорьева…» Вот только «Григорьев в это время уже двигал свои эшелоны против советской власти…»

Части 6-й Украинской советской дивизии Никифора Григорьева должны были двинуться на румын 8 мая 1919 года, но тут, как заметил писатель Василий Голованов, «бомба, начиненная для Румынии, – шестнадцать тысяч человек, 60 орудий, 10 бронепоездов, – рванула в руках, начинявших ее». Мятеж начался 8 мая, в тот же день Григорьев произвел аресты комиссаров в своих частях и издал свой знаменитый «Универсал», обращение к украинскому народу: «…Вместо земли и воли тебе насильственно навязывают коммуну, чрезвычайку и комиссаров с московской обжорки. … Народ украинский. Бери власть в свои руки. Пусть не будет диктатуры, ни личности, ни партии. Да здравствует диктатура трудящегося народа! Да здравствуют мозолистые руки крестьян и рабочих! Долой политических спекулянтов! Долой насилие справа! Долой насилие слева! Да здравствует власть Советов народа Украины!» Далее следовал призыв занимать железнодорожные станции и идти на Киев и Харьков. «Правительство авантюриста Раковского и его ставленников просим уйти от нас и не насиловать волю народа», – требовал Григорьев. В общем, классика крестьянского восстания: Советы без коммунистов, долой коммуны и чекистов…

Никифор Александрович Григорьев (он же Серветников) – именно так, со второй фамилией в скобках, он проходит в наградных документах Русской императорской армии – родился в 1885 году. Закончил школу фельдшеров, воевал на Русско-японской войне в качестве вольноопределяющегося, заслужив там два солдатских креста. Произведен в унтер-офицеры. После войны отличившегося унтера повысили до зауряд-прапорщика, направив в Чугуевское пехотное юнкерское училище, которое тот и закончил в 1909 году. Но, увы, не очень успешно – лишь по 3-му разряду. Потому и произведен не в подпоручики, а только в прапорщики, да и то лишь уже после отправки в 60-й пехотный Замосцкий полк. Там и послужил год или два, затем уволился из армии. В 1914 году прапорщик Григорьев призван из запаса – уже в 256-й пехотный Елисаветградский полк. В сентябре 1914 года прапорщик Григорьев ранен, в декабре – контужен, но, как значится в документах, «остался в строю». В марте 1915 году он получил свою первую офицерскую награду: Аннинское оружие. В том же году произведен в подпоручики, в ноябре удостоен очередной награды – ордена Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. В марте 1916 года произведен в поручики, в июне награжден орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом, вновь ранен и контужен, удостоен ордена Святого Станислава 2-й степени с мечами. На тот момент поручик Никифор Григорьев – начальник дивизионной команды разведчиков 64-й пехотной дивизии. Поручик был отменно храбр, показал себя превосходным командиром и тактиком, да иных командовать дивизионной разведкой и не ставили. Что, кстати, подтверждали уже его красные начальники. Один из которых, Анатолий Скачко, весной 1919 года писал в представлении Григорьева к ордену Красного Знамени: «ходатайствую о т. Григорьеве, который лично подавал примеры мужества, все время участвуя в боях на передовой линии, причем под ним было убито две лошади и его одежда была прострелена в нескольких местах и который своим искусством добился победы над сильнейшим противником с малыми потерями, наградить знаками отличия Красного знамени».

В 1917 году Григорьев в армии Украинской Центральной рады, затем недолго служил у Скоропадского, но летом 1918 года покинул армию гетмана, начав партизанскую войну против немецких и австро-венгерских оккупационных войск. Когда той же осенью по всей Украине полыхнуло антигетманское восстание, Григорьев со своими отрядами присоединился к армии Петлюры. Но в конце января 1919 года рвет с петлюровцами и в феврале переходит на сторону красных. Его отряды переформировали в бригаду, которая в марте – апреле 1919 года успешно громила противника: именно григорьевцы взяли Херсон, Николаев, Одессу.

Вот только никакого доверия к вновь обретенному союзнику большевики не питали: их настораживал животный антисемитизм бойцов «батьки», неприятие Григорьевым навязываемых ему комиссаров и политработников, ненависть к пришлым из «Московии» продармейцам, вообще ко всей аграрной политике большевиков. Как вспоминал Антонов-Овсеенко, Григорьев постоянно «жалуется на злоупотребления органов Чека, продармейцев и т. д.». «Григорьеву, перешедшему к нам от петлюровцев, мы естественно не доверяли, – это тот же Антонов-Овсеенко. – … В середине марта дважды предписывали командгруппой Скачко под каким-нибудь предлогом сместить Григорьева». Как писал бывший командующий Украинским фронтом, «мы не доверяли Григорьеву, стремились его окружить своими людьми и устранить от командования, но людей подходящих не было, а устранению своенравного и ненадежного атамана мешала боевая обстановка». Антонов-Овсеенко повествует, как 14 апреля 1919 года до него довели мнение ЦК Компартии Украины, «что Григорьева нужно, как можно скорее, ликвидировать». И тогда «нами… было решено стараться усыпить бдительность Григорьева, овладевая изнутри руководством его частей, части эти использовать для отдельных боевых операций и подготовить устранение лично Григорьева секретным образом (поручение такого рода дано т. Чалому через Особый отдел)». Усыпить бдительность не удалось и покушение провалилось, дав Григорьеву еще один повод к мятежу.

Большевикам хотелось сразу всего: и убрать Григорьева, и использовать ненадежного атамана (точнее, его дивизию) как одноразовый инструмент, бросив ее на румын. «План кампании против Румынии, – признает Антонов-Овсеенко, – в основном был составлен в расчете именно на его дивизию. Нам, в Реввоенсовете фронта, представлялось возможным, играя на честолюбии «атамана», втянуть его в поход на Румынию». А уж как играли красиво! «Смотрите – в союзе с советской властью вы одержали победы мирового смысла, прославили свое имя. Дорожите этим именем, – расточал дифирамбы Антонов-Овсеенко. – …Вы можете новыми великими делами войти в историю. Но только с советской властью, под ее знаменем. …Вы получаете … приказ – поход через Бессарабию против румын. …Вы пойдете путем Суворова. Вы славными боями оживите память о чудо-богатырях стародавнего похода». Григорьев выступил, но не на Румынию – против большевиков. Вот только, как заметил Василий Голованов, «григорьевщина быстро выродилась в гигантскую погромную организацию». И тогда от атамана отвернулись все…

Подготовил Владимир ВОРОНОВ