Белое дело в пустыне

Как русские легионеры-белогвардейцы подавляли арабское восстание во французских колониях

Сегодня, когда Россия делает всё возможное по спасению законной власти в Сирии от головорезов из «ИГ» (запрещённая в РФ террористическая организация), её нередко упрекают в том, что она, дескать, «подавляет народное восстание». Оставим эти обвинения на совести обвинителей и поговорим об одной малоизвестной странице истории, когда наши соотечественники действительно участвовали в подавлении народных волнений в Сирии. Правда, было это почти 90 лет назад. Речь идёт о белогвардейцах из врангелевской армии, которые оказались в ноябре 1920 года выброшенными на турецкие берега и не имели никакой дальнейшей перспективы своего существования. В этот момент им и было сделано предложение, от которого не все смогли отказаться.

Шли скучные однообразные недели жизни в холодных палаточных лагерях со скудным питанием. Вчерашние союзники, французы заявили о прекращении снабжения интернированных белогвардейцев. В качестве альтернативы французы предложили им просто «разбежаться», уехать батраками на бразильские кофейные плантации или быть выданными Советской России. Все эти варианты белогвардейцев пугали – часть были не готовы к мирному труду, а на Родине многих из них ожидала расплата за свою деятельность во время Гражданской войны. Но тут французы предложили им привычную работу – записаться во Французский иностранный легион, уверяя вчерашних союзников, что их служба в колониях будет нетрудной – главным образом, они будут защищать караваны от нападений бандитов и диких зверей.

В результате не менее пяти тысяч бывших врангелевцев записались в легионеры. Несмотря на то что многие из них в совершенстве знали французский язык, они наивно полагались на слова вербовщиков и не перепроверили их. Не смутило их и обилие вакансий на столь, казалось бы, привлекательную работу.

Разгадка вскрылась позднее, когда они уже оказались в Легионе: туда преимущественно шли люди, которые имели проблемы с законом в своих родных странах и которым за пятилетнюю службу в опасных политических и климатических условиях прощали прежние прегрешения и выдавали чистые документы, предоставляя возможность начать новую жизнь.

Легионеры в Сирии

ИЛИ СДОХНИ, ИЛИ ИДИ!

Вот среди таких людей и пришлось служить вчерашним белогвардейцам во французских колониях, в которых нарастали революционные движения. Среди них были и Сирия с Ливаном, полученные французами после завершения Первой мировой войны. Спецслужбы Антанты спровоцировали в 1916 году восстание арабских территорий Турции, за что им обещали независимость. Однако их обманули: сирийцы и ливанцы сменили над собой турецкую власть на французскую, утратив при этом целый ряд прежних свобод и автономий. Кроме того, оккупационная администрация стала злоупотреблять своим положением и выбивать из местного населения новые налоги и взятки. Попытки жаловаться приводили лишь к репрессиям против жалобщиков. Неудивительно, что с самого начала пребывания французов в Сирии против них началось партизанское движение, особенно в отдалённых горных и пустынных районах.

И вот тут для их усмирения и пригодились легионеры из России. В частности, речь идёт о знаменитом 1-м кавалерийском полке Иностранного легиона, созданного на основе бывших белогвардейцев. Так, в некоторых его эскадронах русских насчитывалось до 90 процентов от всего личного состава. В Сирии и Ливане тогда находились 4-й эскадрон и ремонтный эскадрон. Кроме того, там же был размещён и пехотный батальон Легиона, куда также влили отдельную Русскую горнострелковую легионную роту. Солдаты участвовали в походах устрашения и разоружении горных селений, а также в стычках с бедуинами в пустынной местности. Так, русский легионер писал: «во время своего пребывания в госпитале познакомился с двумя ранеными в боях против бедуинов русскими легионерами с простреленными в боях ногами… Особенно красочно они рассказали про «колонны». Поскольку «правильная война» в Сирии тогда не велась, то вглубь страны направляли отряды войск для прохождения в назначенные районы… Жители арабских деревень при их приближении все исчезали, и французские войска находили совершенно пустые дома. Такое стремительное бегство объясняется особым отношением французов к завоёванным народам.

В начале, когда местные жители ещё не были знакомы с обычаями и правилами завоевателей, все оставались на местах. Уходили только молодые арабы, не хотевшие подчиниться иностранцам. Общее настроение у местных резко изменилось после того, как первые же деревни, занятые французскими войсками, были отданы в полное распоряжение солдат. Начались неистовый грабёж и насилия. В результате всё было разграблено, женщины – изнасилованы, а на улицах деревень остались несколько трупов – безмолвных свидетелей насаждения «западноевропейской культуры». (Здесь и далее цитируются письма русских легионеров, которые хранятся в Госархиве РФ)

А вот другое воспоминание о работе легионеров в Сирии: «Была у нас особая конюшня арабских маток. Особенно была хороша одна серая, в яблоках, лошадь, у которой на дверях была прибита дощечка с надписью, гласившей, что кобыла такая-то преподнесена таким-то шейхом генералу Гуро. Однако в действительности дом этого араба разграбили французские войска, кобыла попала им в руки как добыча. Сам же шейх был повешен на дворе собственного дома». При этом, по словам русских легионеров, местные жители не отказывались от борьбы: «Временами арабы соединялись в большие отряды, преграждали путь «колонне»; происходил бой, почти всегда оканчивавшийся победой французов, так как бедуины были очень плохо вооружены. Однако борьба с ними была трудная: арабы прекрасно применялись к местности, и нередко 10–20 повстанцев причиняли большие неприятности «колонне» численностью в несколько сотен человек. Бедуины – прекрасные стрелки, и большая часть ранений от их выстрелов бывает в голову или в живот, обычно кончающихся смертью. «Колонна», отправлявшаяся из какого-нибудь пункта, не имеет ни тыла, ни флангов. В маленьких отрядах, не имевших обоза, раненых бросали на произвол судьбы, и те погибали. Отставшие от своих также почти всегда попадали в руки бедуинов, которые благодаря знанию местности неуловимы. После издевательств и пыток они их приканчивали…

Один из русских легионеров в походе натёр себе ногу. Этот пустяк чуть не стоил ему жизни. По мере движения, нога болела всё больше. Он пробовал идти босиком, но это оказалось невозможным из-за мелких камешков, ещё более изранивших больную ногу. Наконец, она так сильно разболелась, что он уже не мог идти с той быстротой, с которой следовала колонна. Его сержант, видя, что он отстаёт, вынул из его винтовки затвор, отобрал патроны и, оставив коробку сухарей и флягу воды, предоставил его самому себе. Не надо думать, что этот унтер-офицер – какой-то жестокий зверь. Если бы пропал легионер с исправной винтовкой и с патронами, то сержант попал бы под суд. Такой изумительно зверский закон диктовался нежеланием вооружить бедуинов. Нельзя не удивляться такому изумительному бездушию. Много жертв этого закона раскидано в песках Сирии. К счастью рассказывавшего, батальон, в тот же день, достигнув места ночлега, сделал днёвку, так что он, следуя за ним, к следующему утру застал отряд на месте. Не будь этого, он бы погиб из-за натёртой ноги».

А вот свидетельство другого русского легионера: «Приходилось быть без пищи, бродить по пустыне вдоль Евфрата, где ботинки сгорают от жары. Видел, как здесь легионеры, в том числе и русские, умирают от жажды, истощения и солнечных ударов. Их старались поднимать плетью, побоями, ударами приклада в спину – «для придания бодрости», а когда видели, что несчастный не может двигаться или ранен, у него отбирали винтовку и оставляли гнить на месте… В Легионе, применительно к этому, говорят по сложившейся здесь пословице: «или сдохни, или иди!» Многих таких несчастных, оставленных на верную гибель, находили потом с отрезанными головами, изувеченными до неузнаваемости. Гуманное начальство, что весьма редко встречается, приказывает привязать такого человека к хвосту мула.

Колонна свой поход начинает ещё до рассвета и продолжает весь день, который нередко протекает в бою. Именно в такие моменты чаще всего и происходили позорные случаи, когда Легион бросал своих раненых и утомлённых на произвол судьбы… Наступает момент, когда кажется, что уже больше нет сил терпеть путь и просишь Бога о смерти, но отдыхаешь именно в тот момент, когда вся сила и энергия исчерпаны. Отдыхаешь, когда, почти задохнувшись от большой перебежки под визжащими пулями, свалишься за камнем и вздохнёшь полной грудью.

К вечеру командир намечал место стоянки. Одни ставили палатки, другие шли за водой для кухни и топливом. Третьи же возводили из камней стену 1,2 метра высотой как прикрытие на случай возможного нападения. С наступлением темноты все костры гасили, чтобы не выдать себя врагу. И зачастую засыпали не в палатках, а около стены, чтобы неожиданная атака противника не застала врасплох. Однако выспаться как следует не удавалось: большая часть ночи протекала в тревожном ожидании нападения, а иногда и в бою. Поэтому легионеры в «колонне» спали, не снимая формы, и с оружием под боком».

Офицеры 1-го Бронекавалерийского полка Иностранного легиона

«НАМ ВСЁ РАВНО, В КАКОЙ СТРАНЕ…»

Однако белогвардейцы не только укрепляли французскую власть в колониях, но и вообще делали за французов тот неквалифицированный труд, который сами их господа не хотели выполнять. Так, в перерывах между походами их использовали в качестве «стройбата» и разнорабочих для выполнения самых тяжёлых и грязных занятий – строительства дорог и укреплений, обслуживания скота, земледельческих, погрузочных и ассенизационных работ, и так далее. Но если в период ведения боевых действий отношение к ним со стороны командования было нормальным, то в мирное время все прежние заслуги забывались: легионеров держали подальше от населённых пунктов, опасаясь с их стороны различных эксцессов, ограничивали доступ к оружию и снабжали продуктами впроголодь. При этом за малейшие упущения по службе сажали в карцер и нещадно наказывали – целый день гоняли на жаре при полной боевой выкладке. Это касалось и только что награждённых французскими боевыми медалями и орденами легионеров, часть из которых также была в первые месяцы службы произведена в капралы и даже сержанты (на что у обычных легионеров уходили долгие годы службы)

Так, очевидец писал: «…поход кончился, батальон отвели в тыл, и легионеры приступили к проводке шоссе по безлюдной и безводной местности. Отношение начальства быстро сменилось на отношение тюремных надзирателей к каторжникам… Однажды отличившийся капрал был назначен в караул, отстоявший далеко от расположения батальона. У него было 12 часовых, все русские. На другой день пришедший на смену караул не нашёл никого… За беглецами спешно отправили погоню из эскадрона спаги (лёгкая кавалерия. – Ред.) и взвод конных жандармов. Отряд нагнал легионеров недалеко от турецкой границы и атаковал их. Конницу встретили ружейными залпами, она потеряла несколько человек убитыми и ранеными. На вторую атаку они не решились, и беглецы, никем не преследуемые, перешли турецкую границу».

В такой обстановке проходила служба русских легионеров до лета 1925 года, пока действия французов не вызвали в Леванте массовое восстание, начавшееся 20 июля 1925 года с выступления друзов. Тогда французы начали кампанию в Марокко и стянули туда основные силы, оголив Сирию. В результате основная тяжесть подавления легла на плечи русских легионеров. В своём стихотворении «Князю Н.Н. Оболенскому» «Легионного цикла» казачий поэт-легионер Николай Туроверов, участник тех событий, писал:

«Нам всё равно, в какой стране

Смести народное восстанье,

И нет в других, как нет во мне,

Ни жалости, ни состраданья

Вести учёт: в каком году –

Для нас ненужная обуза;

И вот, в пустыне, как в аду,

Идём на возмущённых друзов».

Но тогда у них была цель просто выжить здесь: к осени 1925 года повстанцы во главе с Султаном аль-Атрашем освободили значительную часть страны и блокировали немногочисленные гарнизоны французов в крупных городах и разгромили их в нескольких сражениях. Наиболее тяжёлое положение тогда сложилось в районе Сувейды, чей гарнизон был блокирован повстанцами и которому на выручку направили пару бронеавтомобилей, 5-й пехотный батальон 4-го полка Иностранного легиона и 4-й эскадрон «русского» 1-го кавалерийского полка Иностранного легиона, экстренно переброшенного из Алжира и Туниса. Из 176 бойцов последнего 133 были русскими.

Один из русских бойцов писал по этому поводу: «Все радовались, думали, что едут куда-то на веселье, ожидая перемену места и обстановки, и увидеть что-то сверхъестественное, но никому в голову не приходило, что он может быть убит или искалечен. Я же лично кроме ужасов войны, и своего искалечения, ничего не увидел…» Его эскадрону и другим подразделениям поставили задачу деблокировать крепость Сувейда, где два месяца «находился французский батальон, окружённый друзами. Положение его было страшным. Хлеб, консервы и мороженое молоко им бросали с аэроплана, хотя последнее почти никогда не долетало, а ещё в воздухе таяло».

Вблизи Сувейды менее 800 легионеров заняли турецкое селение Муссе-Фрей, к которому подошла 8-тысячная друзская армия. Оборонявшиеся приготовились к бою, используя ограждавшие его высокие каменные стены.

«Искалеченный русский легионер получил 16 франков на дорогу до Парижа, бесплатный билет и пенсию в 44 франка ежемесячно – большинство французских рабочих получали за свою работу больше»

БИТВА ЗА СУВЕЙДУ

В ночь с 16 на 17 сентября друзы пошли на штурм. В отличие от большинства остальных сирийцев и ливанцев они были гораздо более воинственными и хорошо подготовленными к бою. Перед атакой, по свидетельству русских легионеров, друзы, «собравшись на площади соседней деревни, танцевали, кружась без остановки часами, как дервиши, орали дикие песни и били в ладоши. Женщины плясали вместе с воинами, испуская воинственные крики». Положение оборонявшихся ухудшило то, что у легионеров-кавалеристов в начале боя убежали офицеры, оставив своих подчинённых на произвол судьбы, и командование эскадроном принял маршалль (сержант) Ткаченко, кубанский казак

Атака началась на рассвете после скрытного выдвижения друзов. Русские легионеры писали, что в предрассветной мгле не смогли вовремя увидеть врага. Противника заметили лишь у самых укреплений, и в этот момент среди оборонявшихся произошло замешательство: кто-то из друзов крикнул на чистом французском языке: «Не стрелять! Это – Легион!» Этим противник воспользовался, чтобы поставить «марабу» – особое переносное прикрытие, дающее возможность безопасно для себя расстреливать оборонявшихся с расстояния 15 метров. В результате часть легионеров-пехотинцев (в том числе из Русской горной роты) погибла. Однако русский маршалль Ткаченко не оплошал: зная, что других французских частей здесь нет, приказал открыть по «лжелегионерам» огонь.

Оборонявшимся удалось продержаться до наступления рассвета.

Остатки французской группы были полностью окружены и едва не были уничтожены в результате неожиданно начавшегося расстрела с господствующих над позициями легионеров высот – с кубы (усыпальницы местного святого), из домов, с минарета мечети. Возможно, что друзам помогали местные жители-турки или повстанцы пробрались в село ночью. Так погибли аджудан (вахмистр или старший унтер-офицер) эскадрона Примак и ряд других русских легионеров. И хотя пушки и пулемёты бронеавтомобилей быстро сбили вражеских стрелков, своё дело они сделали – оборона легионеров треснула, и нападавшие проникли на их позиции. В тот момент часть кавалеристов-легионеров охраняли конский бивак. Застигнутые врасплох неожиданной атакой, они были вынуждены сражаться с друзами врукопашную холодным оружием.

В это время повстанцы отвязали их коней и мулов, которые, будучи испуганы звуками боя, с диким ржанием и мычанием носились по позициям легионеров, создавая ещё больший хаос. И всё это происходило на фоне криков друзов: «Аллах акбар! Смерть нечестивым!» и грохота выстрелов. В этот критический момент одни русские отстреливались и отбивались от наседавшего противника врукопашную, другие под пулями пытались возвести укрытия от огня неприятеля. Отбиться им помог последний резерв – легионерская пулемётная команда.

Однако положение обороняющихся было отчаянное, и повстанцы готовились к новой атаке, подтягивая резервы, чтобы добить малочисленных легионеров. Но когда их конница устремилась в атаку, в небе неожиданно появилась французская авиация, которая рассеяла наступавших. Когда самолёты улетели, друзы снова собрали силы для решающего удара. Участник этого боя с русской стороны писал: «Друзы, как сумасшедшие, неслись на нас, и казалось, вот-вот раздавят нас своей численностью, но, благодаря нашим удачным залпам, мы их остановили…» Под огнём русских легионеров повстанцы отступили, потеряв под Муссе-Фрей до тысячи человек. По словам участников боя с русской стороны, преследуя отходящего противника, на его «плечах» бывшие белогвардейцы ворвались в Сувейду: «Там мы увидели ужасную картину: всюду лежат истощённые французы, многие даже не могли двигаться. На рассвете к нам подошло подкрепление, и друзы были разбиты».

Кавалерийский полк Французского иностранного легиона

44 ФРАНКА ПЕНСИИ ЗА ГЕРОИЗМ

Между тем неудача под Сувейдой не привела к ликвидации восстания. Так, 18 октября 1925 года под ударами друзов и их союзников пал Дамаск, а ещё через месяц та же участь грозила и Бейруту. Казалось, ещё чуть-чуть, и колонизаторов сбросят в море. Важная роль в отражении этого наступления легла на белогвардейцев-легионеров. В ноябре – декабре 1925 года они отличились во время операций в районе Рашайи, Мессади, Меджед-эль-Шемс, в Хермоне и в окрестностях Дамаска, отвлекая повстанцев от Бейрута и давая французам возможность подтянуть туда подкрепления для перехода в контрнаступление.

Об обороне ливанского селения Рашайя стоит рассказать особенно подробно. Там сражались всё тот же 4-й эскадрон 1-го кавалерийского полка Иностранного легиона (104 легионера), а также эскадроны лёгкой французской кавалерии спаги и жандармов – всего 348 человек при шести пулемётах, которым противостояли 4000 друзов. Рашайя имела стратегическое значение для сохранения власти французов в регионе, и её нужно было удерживать во что бы то ни стало, хотя для обороны она была приспособлена слабо: её цитадель, оставшаяся со времён крестоносцев, несмотря на крепость стен, была загорожена подступавшими к ней почти вплотную домами, что не позволяло её защитникам вести прицельную стрельбу

20 ноября 1925 года друзы устремились в атаку на её защитников. Бой начался по традиционной для друзов схеме: внезапное нападение с фронта, когда легионеры поили своих лошадей, сопровождалось расстрелом оборонявшихся с господствовавших над цитаделью домов. И хотя защитники Рашайи отбили атаку, они были окружены, и повстанцы ежедневно, вплоть до утра 24 ноября, пытались атаковать. Эти удары раз от раза становились всё более настойчивыми, а надежды оборонявшихся на получение помощи таяли, поскольку отправляемые командованием гарнизона почтовые голуби с мольбами о подмоге обратно не возвращались. 23 ноября крепость едва не пала, когда повстанцы пробрались в неё по подземному ходу, захватив её западную часть. Одновременно они напали по фронту и ворвались во двор, где находились лошади легионеров. И снова повторилось произошедшее в Муссе-Фрей, когда гарнизону пришлось драться врукопашную, применяя всё попадавшееся под руку – от штыков до кулаков. И в самый критический момент, когда легионеров методично стали забрасывать гранатами, они снова смогли подтянуть пулемёты и скосить повстанцев вместе со своими лошадьми.

После этого, подсчитав свои силы и боеприпасы, русские легионеры поняли, что очередного штурма не выдержат: у них оставалось по 15 патронов на человека и поэтому они решили идти на прорыв. Помощь, которую уже не ждали, прибыла утром 24 ноября. Французские самолёты нанесли по друзам удар, после чего их отбросили от Рашайи подошедшие подкрепления.

Французы использовали эти сражения для дальнейшего раскручивания «геройских традиций» Иностранного легиона. Французский маршал Деспере в торжественной обстановке наградил выживших участников боя у Муссе-Фрей медалями и крестами. По свидетельству русского легионера, «почти все награждённые были из России». Получивших же инвалидность в бою после чествования демобилизовали почти без всякой компенсации. По словам одного из них, он «получил документы, 16 франков на дорогу до Парижа и бесплатный билет, и пенсию в 44 франка ежемесячно (большинство французских рабочих получали за свою работу больше. – Ред.). Всё пережитое за это время настолько озлобило меня против французов, что я решил уехать из Франции».

Шейх Султан аль-Атраш. 14 августа 1925

КАРАТЕЛЬНЫЕ ОПЕРАЦИИ

Летом – осенью 1926 года наступил перелом: французы, пленившие в Марокко вождя рифского сопротивления Абд эль-Керима, перебросили оттуда в Сирию и Ливан подкрепления с современной артиллерией, танками и авиацией, громившими плохо вооружённых повстанцев. В это время легионеров отправили на «зачистку» мятежных оазисов, уничтожение «бандитских гнёзд», как они сами писали, с целью окончательной ликвидации восстания. Карательные операции сопровождались уничтожением целых населённых пунктов вместе с их населением. Ещё в начале Сирийского восстания французское командование распространило такое обращение к местному населению: «Страшная кара постигнет тех, кто последует за Аль-Атрашем, пусть они не ждут пощады, их селения будут сожжены, имущество – конфисковано, а сами они поплатятся за восстание жизнью. И это были не пустые слова. Только в области Джебель-Друз, ставшей главным оплотом восстания, этой «сирийской Вандее», уже на ноябрь 1925 года было разрушено более 80 селений из 120, а их население было подвергнуто децимации (расстрелу каждого десятого).

Именно белогвардейцы, по их же признанию, в 1926-м «сыграли решающую роль во время зачистки этой главной повстанческой области», стоившей им большого числа жертв. Тогда же, в апреле – мае 1926-го русские легионеры участвовали в карательной экспедиции против второго по значимости оплота сирийского сопротивления – оазиса Восточная Гута. По жестокости с ними соревновались бойцы Черкесского конного полка, созданного французами из потомков бежавших от русских войск с Северного Кавказа горцев, в составе которого также были и русские командиры. Как бы там ни было, восстание удалось окончательно подавить лишь спустя более, чем год после «замирения» рифов – в июле 1927 года, когда Султану аль-Атрашу пришлось уйти из Сирии.

Сколько же потеряли наши соотечественники тогда в Ливане и Сирии? Точная цифра неизвестна. В любом случае, эти бесплодные для русского дела победы давались им дорого. Сам участник тех событий писал: «Бои – после каждого – несколько свежих русских могил… Много молодых жизней легло на песках Сирии, но ещё больше было искалеченных». По признанию самих белогвардейцев, только во время походов 1921 года в одном лишь пехотном батальоне, не считая других подразделений, было убито четверо русских и человек 10 ранено. И всего до первого Сирийского восстания 1925–1927 годов они потеряли 56 человек. А во время восстания только за время двух боевых эпизодов 1925 года – при Муссе-Фрей и Рашайе – общие потери русских легионеров превысили 100 человек. По официальным и явно заниженным данным, в бою при Муссе-Фрей Легион потерял убитыми 47 человек, в том числе 20 кавалеристов, 83 были ранены, тогда как газеты писали, что общие потери легионеров составляли 60 человек убитыми и 70 ранеными. По словам же участника этого сражения с русской стороны, только кавалеристы потеряли убитыми и ранеными более 80 человек, тогда как «пехота была почти вся уничтожена». Оборона же Рашайи стоила легионерам 58 убитыми и ранеными – в основном это были русские. Не случайно, что после боя у Муссе-Фрей многие эмигрантские газеты вышли в траурном обрамлении

Следует заметить, что, по условиям контракта, многим погибшим тогда русским оставалось дослужить всего три месяца. Большинство белоэмигрантов считало эти жертвы напрасными. Так, сестра одного из убитых писала своему родственнику: «Какое у нас несчастье!.. 17 сентября убит наш милый Серёжа. Кому нужна была смерть этого ребёнка? Да неужели французы строят своё благополучие на трупах нашей молодёжи?.. Душа разрывается на части, родной!.. Бедный милый мальчик! Ненужная для нас война!.. Пуля попала ниже левого глаза и вышла в затылок, смерть – моментальная. Момент – и Серёженьки не стало… А ему ведь было только 19 лет!.. Ты подумай, что будет с матерью…»

И хотя журналисты белоэмигрантских изданий пытались убедить читателя в том, что жертвы русских не были напрасными, так как якобы друзы восстали под влиянием большевиков и борьба с ними является продолжением «борьбы против Третьего Интернационала», это было лишь желанием выдать желаемое за действительное. Реально белогвардейцы-легионеры погибли как «пушечное мясо» за сохранение французской колониальной империи, чтобы удержать в подчинении колонизаторов обманутых ими арабов. Однако и в этом отношении их жертвы были напрасны: 20 лет спустя Сирия добилась независимости.

Фото из архива автора