Берлин-1940

ФОТО: VATJAG2007SU.LIVEJOURNAL.COM

12 ноября 1940 года в 11 утра по местному времени на берлинском Ангальтском вокзале встречали необычную делегацию. И церемония встречи была также очень необычна. Начнем с того, что оркестр исполнил «Интернационал». И это в стране, где были запрещены не только коммунистическая партия, но и коммунистическая идеология!

В германскую столицу прибыл председатель советского правительства и нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, которого сопровождала представительная правительственная делегация в составе наркома черной металлургии Ивана Тевосяна, семи замнаркомов: иностранных дел – Владимира Деканозова, внутренних дел – Всеволода Меркулова, внешней торговли – Алексея Крутикова, авиационной промышленности – Василия Баландина и Александра Яковлева, старшего адъютанта наркома обороны Вениамина Злобина, первого замначальника Оперативного управления Генштаба Красной Армии Александра Василевского.

С германской стороны гостей встречала не менее представительная делегация во главе с рейхсминистром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом и рейхсминистром внутренних дел и прусским премьер-министром Генрихом Гиммлером.

Визит продлился два дня – с 12 по 14 ноября 1940 года. В ходе него глава советского правительства и внешней политики Вячеслав Молотов провел длинные переговоры со своим германским коллегой Иоахимом фон Риббентропом и главой Германии Адольфом Гитлером. После возвращения Вячеслава Молотова в Москву 25 ноября советский премьер встретился с послом Германии Фридрихом фон Шуленбургом и изложил свой ответ на германские инициативы, выдвинутые в ходе его визита в Берлин.

Переоценить значение этого визита Молотова трудно. Ведь именно после него 18 декабря 1940 года Гитлер подписал «Директиву № 21 Верховного главнокомандования Вооруженных сил Германии», которая также вошла в историю как план «Барбаросса», о подготовке к войне против СССР, которая должна была начаться не позднее мая-июня 1941 года.

Вокруг визита Вячеслава Молотова в Берлин нагорожено много мифологизированных оценочных суждений. Самая популярная из них сводится к тому, что советские руководители попытались заигрывать с Гитлером и сесть на подножку уходящего поезда. И предложить Гитлеру союз. Другая версия сводится к тому, что коварные Сталин и Молотов просто пытались усыпить бдительность Гитлера перед нападением на Германию.

И, наконец, самую оригинальную версию предложил один живущий в Токио наш соотечественник, выходец из семьи специалистов по японской компартии, который в своей биографии «дипломата от фюрера» Риббентропа утверждал, что его герой искренне стремился не допустить войны между СССР и Германией и ее союзниками.

Так что же произошло в Берлине в ноябре 1940 года?

ВОКРУГ ДА ОКОЛО...

Поводом для поездки Молотова в Берлин стало письмо его германского коллеги Риббентропа Сталину от 13 октября 1940 года, в котором глава нацистской дипломатии сначала долго и подробно излагал свое видение ситуации в мире, а в конце приглашал Молотова в Берлин. По словам Риббентропа, «его приезд дал бы фюреру возможность изложить господину Молотову лично свои мысли о дальнейшем устройстве отношений между нашими двумя странами». 21 октября Сталин направил Риббентропу ответное письмо, в котором дал согласие на поездку Молотова в Берлин.

А обсудить было чего! Начнем с того, что за весну-лето 1940 года ситуация в мире сильно изменилась.

Во-первых, в июне 1940 года Германия оккупировала Францию, чем завершила оккупацию почти всей Западной Европы, и что означало фактическое исчерпание военной программы Германии на западном направлении.

Во-вторых, летом Германия – в нарушение договоренностей о границах советской зоны влияния! – ввела в Финляндию войска, якобы для содействия военному транзиту, для германских гарнизонов в Дании и Норвегии.

В-третьих, СССР вынужден был инкорпорировать в свой состав Прибалтику в качестве ответного жеста на германскую экспансию.

В-четвертых, СССР начал процесс возвращения у Румынии утраченных Бессарабии и Буковины, что вызвало недовольство Германии, которая имела свое видение на отношения Румынии с Венгрией и Болгарией.

Таким образом, к ноябрю 1940 года между СССР и Германией накопилось большое количество противоречий. И эти противоречия всячески затушевывались публично. Однако, при всей внешней благостности отношений, между СССР и Германией шла незримая борьба.

27 сентября 1940 года Германия, Италия и Япония заключили так называемый Тройственный пакт, который оформил новую систему координат в мире. Он предполагал раздел зон влияния между странами-участницами при установлении нового мирового порядка и военной взаимопомощи. Германия и Италия в этой системе получали для себя Европу, а Япония – Азию.

Получалась интересная картина: гитлеровская Германия уже завоевала практически всю Европу, единственным исключением была Великобритания, продолжавшая сопротивляться на острове. Япония оккупировала значительную часть Китая. Оставались британские и французские колониальные владения в Азии. Кстати, сразу же после заключения Трехстороннего пакта Япония осуществила нападение на французские владения в Индокитае. И тут возникал вопрос: а как же Советский Союз? Он был вроде связан союзническими обязательствами с Германией, а с другой – оказывался вне этой новой системы координат.

О Советском Союзе говорилось, что каждая из договаривающихся сторон имеет право иметь свои отношения с ним. Характер этих отношений не оговаривался. Возникала двусмысленная ситуация: получалось, что в новой системе СССР места не было. И тогда ничто не гарантировало СССР от вооруженного конфликта с кем-то из участников Тройственного пакта. Но ведь именно ради максимального отсрочивания конфликта со странами новоиспеченного альянса и затевалась вся история с заключением пакта и договора о дружбе и границах с Гитлером. История эта, как известно, имела для Москвы свои издержки, включая репутационные.

Советское руководство понимало, что приглашение Молотова в Берлин нужно максимально использовать в своих целях. 9 ноября Сталин принял Молотова и поставил ему задачи для переговоров в Берлине, о которых мы знаем из записей в молотовском блокноте.

В качестве цели поездки Сталин указывал: «а) Разузнать действительные намерения Г[ермании] и всех участников Пакта 3-х (Г[ермании], Я[понии]) в осуществлении плана создания «Новой Европы», а также «Велик[ого] Вост[очно]-Азиатского Пространства»; границы «Нов[ой] Евр [опы]» и «Вост[очно]- Аз[иатского] Пр[остранства]»; характер госуд[арственной] структуры и отношения отд[ельных] европ[ейских] государств в «Н[овой] Е[вропе]» и в «В[осточной] А[зии]»; этапы и сроки осуществления этих планов и по крайней мере ближайшие из них; перспективы присоединения других стран к Пакту 3-х; место СССР в этих планах в данный момент и в дальнейшем.

б) Подготовить первоначальную наметку сферы интересов СССР в Европе, а также в Ближней и Средней Азии, прощупав возможность соглашения об этом с Г[ерманией] (а также с И[талией]), но не заключать какого-либо соглашения с Германией и И[талией] на данной стадии переговоров, имея в виду продолжение этих переговоров в Москве, куда должен приехать Риббентроп в ближайшее время».

Далее шли конкретные вопросы о германской позиции в отношении советских интересов в Финляндии, Венгрии, Турции, Болгарии и т.д. Один из вопросов, который должен был озвучить Молотов, звучал так: «Сказать, что нам сообщили о сделанных через Рузвельта мирных предложениях Англии со стороны Германии. Соответствует ли это действительности и каков ответ?»

Таким образом, советское руководство ставило перед своими германскими визави предельно конкретные вопросы. И по итогам ответов на эти вопросы хотело вынести решение о своей дальнейшей тактике.

МЫСЛИ РЕЙХСМИНИСТРА: СЫРЫЕ ИЛИ ЛУКАВЫЕ?

Итак, 12 ноября 1940 года сразу с вокзала Вячеслав Молотов отправился на переговоры. Первым его собеседником стал рейхсминистр Иоахим фон Риббентроп. Их беседа начала с того, что рейхсминистр констатировал, что крах Британской империи близок и в сложившейся ситуации советская сторона могла бы принять участие в разделе ее владений путем экспансии в сторону Персидского залива и Аравийского моря. В ответ Молотов попросил обозначить границы «Новой Европы» и зоны влияния Японии. Его собеседник отделался общими словами.

В тот же день Молотов встретился с Адольфом Гитлером. Встреча началась с пространного монолога фюрера о будущем европейских народов, неизбежном падении Англии и формировании новой мировой системы. В завершении своего спича Гитлер предложил СССР присоединиться к Тройственному пакту.

Молотов же демонстративно не прореагировал на предложение Гитлера и перешел к конкретным вопросам политической ситуации в Восточной Европе. Из уст советского наркома посыпались неприятные вопросы о германской военной миссии в Румынии, направленной туда вопреки договоренностям без всяких консультаций с Москвой, о целях нахождения в Финляндии германских войск, также отправленных туда без всяких консультаций. Гитлер сначала попытался отделаться легкими словами, а потом сослался на свою неосведомленность и необходимость уточнить ситуацию.

Дальнейший разговор советского наркома и германского фюрера превратился, по образному выражению советского переводчика Валентина Бережкова, в «диалог глухих»: Молотов задавал конкретные вопросы, а Гитлер повторял во многих вариациях предложение Москве присоединиться к разделу «британского наследства». При этом каких-либо конкретных предложений по советскому участию Гитлер не делал.

Так окончился первый день.

На следующий день – 13 ноября – в первой половине дня Молотов провел переговоры с рейхсмаршалом авиации Германом Герингом, заместителем Гитлера по партии Рудольфом Гессом и послом в Москве фон Шуленбургом. А дальше он отправился на мероприятие, о котором официальное объявление говорило так: «Фюрер и рейхсканцлер приглашает председателя Совета народных комиссаров СССР и народного комиссара иностранных дел СССР господина Молотова на завтрак в среду 13 ноября 1940 года в 14 часов. Дом фюрера и рейхсканцлера. Вильгельмштрассе, 77».

В ходе второй беседы с Гитлером, продолжавшейся три с половиной часа, вновь обозначился уже накануне переговорный тупик: Гитлер вновь отвергал все советские претензии и повторял абстрактные геополитические формулы. В итоге все свелось к перепалке, в которой особым пунктом стала Финляндия.

Вечером в советском посольстве состоялся прием, на который не явился приглашенный туда Гитлер. Прием прервался бомбардировкой Берлина, и Риббентроп пригласил Молотова в свое бомбоубежище. Там он поделился, своими, как он выразился, «сырыми мыслями» о будущем мироустройстве. Они сводились к тому, что вместо Тройственного пакта заключается Четверной с участием СССР, стороны договариваются о разделе сфер влияния, они также не должны поддерживать группировки, направленные против одной из них. Соглашение должно иметь срок десять лет.

В. МОЛОТОВ, СОВЕТНИК ПОСОЛЬСТВА ГУСТАВ ХИЛЬГЕР И АДОЛЬФ ГИТЛЕР.

13.10.1940. ФОТО: VATJAG2007SU.LIVEJOURNAL.COM

Кроме того, Риббентроп предлагал приложить к соглашению два секретных протокола. Первый – о разделении сфер влияния: Германия получает Среднюю Африку, Италия – Северо-Восточную и Северную Африке, Японии предлагается территория южнее Маньчжоу-Го и Японских островов, а СССР – зона вокруг Индийского океана. Второй протокол был о замене Конвенции Монтрё (Convention de Montreux) иным документом, устанавливающим советскую монополию на проход военных кораблей через проливы.

Молотов не дал определенного ответа и утром 14 ноября отбыл в Москву. Ответ был дан в ходе беседы Молотова с Шуленбургом 25 ноября и состоял в том, что СССР согласен присоединиться к пакту трех, если германские войска будут выведены из Финляндии, Япония откажется от концессий на Северном Сахалине на основе компенсации, СССР и Болгария заключат пакт и будет создана военно-морская база СССР в районе Босфора и Дарданелл, а сама зона влияния СССР будет признана южнее Баку и Батуми. Все этим договоренности предлагалось закрепить секретными протоколами. Ответа из Берлина не последовало.

Что же стояло за всеми этими событиями?

Фактически германское руководство пыталось создать ситуацию международной изоляции СССР с непредсказуемыми последствиями. Если бы Москва согласилась присоединиться к Тройственному пакту, то она оказывалась бы автоматически врагом Великобритании со всеми вытекающими последствиями, а вот получаемые ей дивиденды были весьма сомнительны. Зона влияния в районе Персидского залива и Аравийского моря – это общие слова. Более того, за эту зону пришлось бы немедленно начинать конфликт с той же Британией. При этом Германия торпедировала все инициативы СССР по Финляндии, которая уже находилась в зоне советского влияния.

«Сырые мысли» Риббентропа, который, судя по всему, и был автором всей комбинации с приглашением Молотова в Берлин, на самом деле были мыслями лукавыми. Под видом союза с СССР предлагалась геополитическая авантюра, в ходе которой СССР сразу же оказывался в серии ненужных конфликтов, а искренность новоиспеченных партнеров по коалиции (в первую очередь, Берлина и Токио) была крайне сомнительна.

Можно ли расценивать визит Молотова как неудачу? С формальной точки зрения – да, так как советский нарком не добился никаких конкретных результатов в Берлине. Однако сама ситуация того визита была такова, что советскому руководству приходилось выбирать между плохими вариантами различной степени. Чем было плохо присоединение к гитлеровским инициативам – сказано выше. Но не менее плох был и вариант с решительным и открытым отказом. Ведь тогда советско-германский конфликт начинался почти немедленно.

Советская сторона соблюла все формы «вежливого отказа»: она сначала задала вопросы о выполнении уже заключенных договоренностей, а потом потребовала уточнения и конкретизации новых германских инициатив. По характеру ответов было понятно, что советско-германский разрыв и, как следствие, военный конфликт – неизбежны. И являются лишь вопросом времени.

Следует признать, что советское руководство не слишком рационально воспользовалось отпущенным до нападения нацистской Германии временем. Однако рисовать Молотова как человека, который то ли пытался в последний момент угодить Гитлеру, то ли обмануть его, нельзя. Как нельзя изображать в этой истории «дипломата от фюрера» Риббентропа «голубем мира». Распределение ролей в этом акте исторической драмы слишком очевидно, и не нуждается в мифотворцах.