«Буря» и «Даль» конструктора Лавочкина

Воспоминания учёного Александра Ирлина о его знаменитом дяде – авиаконструкторе Семёне Лавочкине

Его имя носят улицы российских городов – Смоленска, Липецка, Краснодара, Москвы, подмосковных Химок, израильского Хадера. Яркий представитель легендарной плеяды советских авиаконструкторов, лауреат четырёх Государственных премий, дважды Герой Соцтруда Семён Алексеевич Лавочкин был из тех, кто начал свою деятельность с проектирования боевых самолётов истребительной авиации.

…В августе 1942 года в сталинградском небе немецкие лётчики впервые встретились с незнакомым советским истребителем. Скоротечность воздушного боя не позволила им внимательно рассмотреть машину, издалека напоминавшую поликарповский И-16. Именно сходство с одним из лучших советских истребителей предвоенных лет, получившим у немецких пилотов ещё в Испании прозвище «крыса», навело их на мысль, что в небе появилась его очередная модификация – её нарекли «новой крысой». На самом же деле это первые советские Ла-5 проходили войсковые испытания в Первой воздушной армии. С 14 по 24 августа девятнадцать Ла-5 совершили 180 боевых вылетов, и в 27 воздушных боях лётчики сбили 16 самолётов противника, потеряв десять машин и пять пилотов. Так случилось, что эти легендарные истребители в годы войны стали основным оружием военной авиации. 

Наиболее широко и успешно Ла-5 применялся во время Курской битвы. Именно здесь открыл свой боевой счёт знаменитый советский ас Иван Кожедуб, сбив на Ла-5 немецкий самолёт-бомбардировщик «Юнкерс Ю-87». На этом же типе самолёта летал и Алексей Маресьев, лишившийся ног, но вернувшийся в боевую авиацию. А всего за время войны в небо были подняты более 6500 истребителей ЛаГГ-3, 10 000 Ла-5 и его модификаций, более 5750 истребителей Ла-7. Каждый третий советский истребитель назывался «лавочкиным». Недаром после войны трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб, подходя к своему «Ла», вставал по стойке смирно и отдавал ему честь!

А ещё в послужном списке знаменитого конструктора Лавочкина – сверхзвуковые машины, первые беспилотные аппараты фоторазведки и мишени, зенитные ракеты для противовоздушной (ПВО) и противоракетной (ПРО) круговой обороны Москвы, первая советская крылатая межконтинентальная ракета «Буря» (изделие под шифрами «350», В-350, Ла-350, Ла-Х)…

Семён Лавочкин в своём кабинете с братом Сашей Гуревичем. 9 мая 1945

ПОД КРЫЛОМ АНРИ ЛАВИЛЯ

Мой коллега, журналист Анисим Соркин, широко известный по публикациям в московской печати 1980-х годов, уже более 20 лет живёт в Бонне. Недавний его звонок был не совсем обычным: «Хочешь, я тебя познакомлю с родственником Лавочкина, живущим в Мюнхене? Мало того что он недавно делился в одной из русскоязычных газет воспоминаниями о своём дяде, так и сам интересная личность, учёный». Так началась наша переписка с Александром Валентиновичем Ирлиным, завершившаяся интервью, которое я и предлагаю читателям.

Для начала послужной список самого Ирлина. Родился в Харькове, а с 1946 года (после возвращения с Урала из эвакуации) проживал во Львове. По образованию физик, был ведущим научным сотрудником, разработчиком радиоаппаратуры в НИИ и организациях Минрадиопрома СССР, затем – Украины и в качестве приглашённого специалиста – в Институте вычислительных систем (ЧССР), затем – в Институте технической кибернетики Словацкой АН (г. Братислава). Участвовал в создании специальных телеметрических (ТМ) средств для космических ракет различного назначения. В начале 1990-х уехал в Германию, там, как сам говорит, «дабы не стать бездельником», в 1997 году вступил в мюнхенский Клуб русскоговорящих учёных. Там же подготовил ряд докладов и публикаций об Андрее Сахарове, о «Естественных и искусственных электромагнитных полях и их влиянии на человека и животный мир на Земле», об участии немецких специалистов в создании советской ракетной техники. Написал объёмную работу о мужестве солдат еврейской национальности в мировых войнах.

– Сразу скажу, – начинает свой рассказ Александр, – что подробных личных сведений о дяде иметь я особенно не мог по двум причинам: во-первых, с ним по большей части общались родители. А во-вторых, я был ещё слишком юн, чтобы мне доверялись подробности его деятельности, а он считался одной их самых засекреченных фигур авиапрома… Достаточно назвать его участие в качестве главного конструктора зенитных ракет в системе «Беркут» (С-25 и С-75) кольца ПВО и далее ПРО защиты Москвы. Это были разработки ракет: «воздух – воздух» Г-300, «земля – воздух» В-300, В-500, а также межконтинентальной сверхзвуковой крылатой ракеты «Буря», способной доставить ядерный заряд до территории США… Да и вообще его имя, в отличие от имён других конструкторов военной техники, после войны было не столь известно

Детство моей матери Марии Гуревич, как и её двоюродного брата Семёна Лавочкина, прошло в уездном городке Рославль Смоленской губернии. Знаю, что первым учителем молодого Лавочкина был Андрей Николаевич Туполев, глубокое уважение к которому он пронёс через всю свою жизнь. В 1930-х годах туполевская идея цельнометаллических самолётов хотя и была встречена с энтузиазмом, но реализоваться не могла – страна испытывала дефицит дорогого дюралюминия. И тогда начинающий конструктор Лавочкин предложил изготавливать детали фюзеляжа машин из клеевого материала – дельта-древесины. Семён Алексеевич однажды вспоминал, как Сталин в своём в кабинете, решив проверить на огнестойкость, высыпал на кусок дельта-древесины горящий уголь из своей трубки. Результат поразил – материал даже не задымился!

А ещё способности молодого конструктора заметил и француз Поль Ришар, в КБ которого Лавочкина направили после защиты диплома. Здесь он стал фактически руководить всеми прочностными и аэродинамическими расчётами новых конструкций самолётов. А после ухода Ришара сам становится помощником нового главного конструктора Анри Лавиля. Вместе они создают четвёртый по счёту в стране двухместный истребитель ДИ-4, который испытывали Пионтковский и Чкалов. Жил тогда дядя очень бедно: платили ему раз в десять меньше, чем его иностранным коллегам.

ВИЗИТ К ДЯДЕ

– Чем дядя особенно вам запомнился в обычной жизни?

– Скромный, застенчивый, глубоко интеллигентный человек, он тем не менее отличался редкой отвагой. Если судить по воспоминаниям его коллег, никогда, даже под давлением вождя, он не давал скоропалительных обещаний. Однажды даже отказался немедленно выполнить приказ Верховного по увеличению дальности действия истребителя. Хотя и пообещал модернизировать машину. И всё же судьба Туполева или Королёва, испытавших сталинские репрессии на себе в качестве узников «шарашек», его обошла. По его инициативе известный позже как конструктор 3-й ступени корабля Юрия Гагарина Семён Ариевич Косберг доработал двигатель АШ-82, введя агрегат непосредственного впрыска. С ним новый самолёт Лавочкина

Ла-5ФН обрёл превосходство над немецким истребителем аналогичного типа «Фокке-Вульф-190» и, вместе с другими истребителями, в значительной степени обеспечил исход битвы на Орловско-Курской дуге: Люфтваффе там потеряла огромное количество самолётов! Имя Лавочкина стало известно всему миру, и это спасало его от гонений.

После войны, когда развернулась «борьба с безродными космополитами» и многих выдающихся специалистов просто оставляли без работы, Лавочкин даже позволял брать их к себе. Основными критериями для него были порядочность человека и его профессионализм. В тех условиях это было очень смело.

– То, что вы были родственником знаменитого конструктора, как-то повлияло на вашу личную судьбу?

– Сегодня можно об этом жалеть, но свой шанс воспользоваться его большими возможностями я проигнорировал. В 1957 году я, студент  3-го курса физического факультета Львовского университета, специализировался на только что входящих в обиход полупроводниках. По-видимому, мама договорилась с дядей о том, чтобы мы побывали на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве, а заодно и с ним повидались на его подмосковной даче. Туда и повёз нас его сын Алик на подаренной ему отцом «Победе». По дороге он рассказывал, что папа весьма строго его воспитывает – спит Алик на жёсткой постели, почти на голой доске, и деньгами его не балуют.

На подъезде к даче машину останавливают неожиданно появившиеся из-за деревьев двое в гражданском. О чём-то расспросив вышедшего из машины Алика, вероятно, о нас с моей сестрой, наконец пропускают машину. На широкой веранде накрывает стол тётя Роза, жена Семёна Алексеевича. А он достаёт из холодильника бутылку «Смирновской» и разливает желающим. Сам выпивает добрую рюмку, с аппетитом закусывает и после обеда приглашает меня в кабинет для разговора. Расспросив об учёбе, вдруг предлагает после окончания университета идти к нему в КБ. Внезапность предложения меня застаёт врасплох, и я отказываюсь. Дядя настаивает, убеждает, что у него работает много физиков, так что я не изменю своей специальности. Я же сопротивляюсь, говорю, что хотел бы заниматься полупроводниковыми приборами.

– Вот и прекрасно! – настаивает он. – Это как раз то, что мне сейчас надо. У меня ты будешь на самой высоте этой науки!

И тут я, окончательно обнаглев, говорю, что хочу устраиваться в жизни «самотужки»… Так на Украине принято называть самостоятельность. Глупо сегодня рассуждать, как сложилась бы моя жизнь, прими я предложение знаменитого родственника. Но рассказать бы я смог сегодня о нём гораздо больше. В том числе и о главном детище жизни Лавочкина – комплексе межконтинентальной ракеты «Буря». Ведь вплоть до последних своих дней в 1960 году он занимался как раз её созданием

ЛОГАРИФМЫ «БУРИ»

– Наверное, режим его работы был достаточно напряжённым, что и определило его ранний уход из жизни…

– Он действительно не жалел себя. Но уйти из жизни, скажем так, ему помогли. Но это было потом. Работал он увлечённо. Помню, его заботило отсутствие особо точной логарифмической линейки. Семён Алексеевич мечтал о такой линейке, которая позволяла производить расчёты высокой точности – подобного в СССР ещё не производили, а ЭВМ (и тем более компьютеров) не было и в помине! Она была необычной длины, и привёз её ему мой отец Валентин Ирлин, вернувшийся из Германии. Отец прошёл всю войну, закончив её в звании майора. Вспоминаю, как состоялось вручение подарка Семёну Алексеевичу, который приехал встречать нас на вокзале в Москве. Туда мы всей семьёй приехали после того, как демобилизованному отцу отказались вернуть нашу довоенную квартиру в Харькове. Отказ компетентные органы объяснили тем, что наше жильё превращено в «явочную» квартиру. Папа, отказавшись от предложения вселиться в другую квартиру, схватил нас, что называется, в охапку, и мы поехали в Москву. Там, остановившись на некоторое время у Семёна Алексеевича, и вручили подарок.

Хотелось бы верить, что эта линейка тоже внесла свой вклад в создание «Анаконды» – Ла-250, где уже использовалось треугольное крыло. Этот самолёт предназначался для перехвата самолётов или крылатых ракет противника в режиме барражирования («дежурства в воздухе») и намного опередил своих собратьев.

Вполне возможно, что подарком отца Лавочкин пользовался и при проектировании крылатой ракеты «Буря»… Эта система стала антиподом королёвской «семёрки» Р-7. «Буря» обладала по тем временам высочайшими характеристиками – скоростью свыше 3000 км/ч на высоте 20 км, корпус её сделали из ранее не использовавшегося в авиации жаропрочного титана, полируемого до зеркального блеска. Стартовала «Буря» вертикально, с достаточно простого стартового сооружения. По мере выгорания топлива ракета забиралась всё дальше, и основной горизонтальный полёт шёл на высоте больше 20 км. За счёт этого она опережала по высоте эффективную зону действия американской ПВО. Отклонение «Бури» от цели составляло не более 1 км на дистанции 8000 км!

…Когда мы с дядей прощались, я вознамерился сфотографировать всю его семью. Уже было навёл объектив, но тут ко мне подскакивает какой-то тип и машет руками – нельзя! Пришлось подчиниться. Так я остался без этой памятной фотографии. Запомнился ещё случай, когда Семён Алексеевич сам решил покатать нас на машине. Рядом с ним сел то ли телохранитель, то ли его водитель. Семён Алексеевич довольно долго вёл автомашину, а потом разогнал её слишком сильно. И немедленно, в приказном порядке, не терпящем возражений, был пересажен на соседнее с водителем кресло…

– Расскажите подробнее, как создавался комплекс «Буря».

– Аппарат был создан в невиданно короткие сроки: его разработка началась как раз в тот год, когда дядя предлагал мне перейти под его опеку, а первый образец готовился к испытаниям уже в конце 1959 года: примерно на 30 лет раньше американского «Шаттла»! Предназначалась «Буря» для доставки ядерного заряда на территорию США. Конструкторам удалось обеспечить её сохранность при сверхвысоких температурах, придав при этом необходимую устойчивость и обеспечив высокую точность благодаря системе ориентации по звёздам.

Абсолютный рекорд дальности полёта был достигнут уже в 1959 году, а 16 декабря 1960 года, преодолев расстояние в 6500 км между полигоном Владимировка и полуостровом Камчатка, она отклонилась от цели на расстояние всего чуть более 4 км. Для ядерного заряда большей точности и не требовалось! Фактически по проекту «Буря» была уже тогда реально создана первая в мире сверхзвуковая (3,2–3,3 скорости звука) двухступенчатая межконтинентальная крылатая ракета «Буря» (изделие «350», В-350, Ла-350, Ла-Х). Кстати, в США в это же самое время разрабатывалась предшественница «Шаттла», крылатая ракета «Навахо», однако её готовность значительно отставала, не достигнув к этому времени даже стадии лётных испытаний!

ПРИВЕЗЛИ В ЦИНКОВОМ ГРОБУ

– Известно, что одновременно с «Бурей» в последние годы своей жизни Лавочкин успел поработать ещё и над созданием зенитных ракет системы «Даль»…

– Этот период, похоже, и стал для него самым тяжёлым и мучительным. В своей книге «Ракеты и люди» заместитель Сергея Королёва Борис Черток вспоминает, что тогда Лавочкин «выглядел сильно уставшим и поэтому степень неудач воспринимал в каком-то отрешённом состоянии. На прощание попросил передать привет Королёву и, вдруг улыбнувшись, по-доброму добавил: «Не знаю, как там у вас, а мне во время войны было легче»

В 1958 году система проходила испытания, но не была принята на вооружение. А ведь рождалась в тяжелейших трудах. Три десятка радиоуправляемых самолётов-мишеней пали зря на первом этапе испытаний из-за неудачных стрельб ракетами системы «Даль». Лишь в последней своей командировке на полигон Лавочкин выяснил, что причина неудач крылась не в ракете, а в системе наведения, скопированной с украденных в Англии чертежей. Но поезд уже ушёл, и после очередного неудачного старта Лавочкину на Президиуме ЦК КПСС вкатили выговор. Тогдашний генсек Никита Хрущёв, не стесняясь в выражениях, приказал ему немедленно вылететь на полигон Сары-Шаган, что возле озера Балхаш в казахстанской степи, для проведения очередных испытаний. Стоял июнь, жара в это время года там страшная, и медики запрещали ему туда отправляться, но ослушаться хозяина Кремля он не мог… Для новых испытаний локатор конструкции министра радиопромышленности Валерия Калмыкова заменили на предоставленный (по воспоминаниям главного конструктора систем ПВО Григория Кисунько) кинотеодолит, и ракета Лавочкина точно попала в цель. Так была доказана полная несостоятельность обвинений в неудачах Лавочкина и его КБ. Но сил бороться с косностью начальства у него уже не осталось. Больное сердце Лавочкина перестало биться прямо на полигоне Сары-Шаган в ночь с 9 на 10 июня 1960 года. До 60-летия ему оставалось всего три месяца.

Я случайно оказался рядом с телефоном, когда в нашей квартире раздался звонок. Рыдающая тётя Роза попросила позвать маму.

– Убийцы! – кричала она. – Его привезли в цинковом гробу!

Советские газеты ограничились коротким, утверждённым в ЦК КПСС некрологом. Похоронили дважды Героя Социалистического Труда, четырежды лауреата Государственных премий, кавалера трёх орденов Ленина, ордена Красного Знамени, орденов Суворова I и II степеней  генерал-майора Семёна Алексеевича Лавочкина на Новодевичьем кладбище.

Проект по крылатым космическим системам был остановлен по личному указанию Никиты Хрущёва: «Работы прекратить. Материалы уничтожить». В своё время создатель фильма «Буря» Лев Николаев опубликовал видеозаявление Василия Павловича Мишина –  руководителя работ ОКБ-1 после Сергея Павловича Королёва: «…закрытие «Бури» было большой ошибкой, но советское правительство таких ошибок делало очень много. Тем более по «Буре», когда она уже начала летать, – это было грубейшей ошибкой!» В этом же фильме известный сподвижник Королёва Борис Евсеевич Черток также называет закрытие «Бури» «огромной ошибкой»…

Через 33 года, но уже в современной России таким же образом был похоронен проект «Буран» – орбитальный корабль-ракетоплан советской Многоразовой транспортной космической системы (МТКК), созданный в рамках программы «Энергия – Буран». Его тоже, можно сказать, «сбили» на лету – после удачного полёта и возвращения на Землю. Но это уже другая история, заставляющая с горечью повторить широко известное «что имеем – не храним…»