"Cоздать восстание" - и умереть

ФОТО: RU.WIKIPEDIA.ORG

16 (3 по ст. ст.) июня 1904 года в Гельсингфорсе 29-летний чиновник главного училищного управления Евгений Шауман (Eugen Schauman) совершил покушение на финляндского генерал-губернатора и командующего войсками Финляндского военного округа Николая Бобрикова. В тот день около 11 часов утра Бобриков прибыл на заседание финского Сената, где должен был председательствовать. Беспрепятственно прошедший в здание Сената, Шауман уже ожидал его. Когда генерал-губернатор, неспешно поднимавшийся по роскошной парадной лестнице, достиг площадки второго этажа, шагнувший ему навстречу Шауман трижды выстрелил в него из пистолета FN Browning 1900 калибра 7,65 мм. Первая пуля отрикошетила от пуговицы и оцарапала шею, вторая попала в звезду ордена Св. Владимира, рикошетом отлетев уже от нее, третья, пробив пряжку парадного ремня, застряла в животе. Террорист же, отступив на пару шагов, дважды выстрелил себе в сердце, скончавшись на месте.

Истекавший кровью генерал-губернатор самостоятельно добрался до зала заседаний, где ему спешно оказали первую помощь. Затем его попытались было доставить в военный госпиталь, находившийся в 600 метрах от здания Сената, но ехать в госпиталь Бобриков категорически отказался, потребовав доставить его домой. Дома он несколько часов провел на кушетке, истекая кровью и только к вечеру его наконец доставили в финскую клинику, где генерал-губернатор, отказавшись от русского военного хирурга, потребовал, чтобы его оперировал Рихард Фальтин (Richard Wilhelm Gottlieb Faltin), считавшийся лучшим финским хирургом. Тем же вечером император Николай II записал в своем дневнике: «Получил скверную весть о том, что в Бобрикова стреляли в здании Сената, и что он тяжело ранен». Но следом же спокойно отметил: «Обедали на балконе в первый раз».

Во время операции из живота извлекли пулю, удалив также пораженную ею часть тонких кишок. Но столь значительная потеря времени и чрезмерная потеря крови оказались роковыми, и в ночь на 17 июня 1904 года генерал скончался на операционном столе. О чем поутру и было доложено императору, который пометил в дневнике: «Утром с прискорбием узнал, что Бобриков тихо скончался в час ночи! Огромная, труднозаменимая потеря!» Правда, скорбел император, по-видимому, не слишком долго, поскольку тут же и записал: «Ездил на велосипеде и убил 2-х ворон; вчера одну». В ресторациях же Гельсингфорса (до 1926 года в русском языке официально использовалось шведское название – Прим. ред.) открывали бутылки шампанского, радостно отмечая смерть русского наместника, за шесть лет своего правления снискавшего поистине всеобщую ненависть финского общества.

Николай Бобриков произведен в офицеры в 1858 году после окончания Первого кадетского корпуса. Но вот в строю, по сути, никогда и не был, как-то уж чрезмерно стремительно пробегая по ступенькам карьерной лестницы: в 23 года зачислен в Николаевскую академию Генерального штаба, по окончанию которой выпущен сразу же в Главное управление Генерального штаба, в 30 лет он уже полковник, в неполные 39 лет произведен в генерал-майоры, а вскоре зачислен в Свиту Его Императорского Величества… Так и дослужился до генерала от инфантерии (полного генерала) и генерал-адъютанта, пребывая не в строю, но лишь при штабах или, как с оттенком явного презрения отзывались о нем сослуживцы, «на писарской службе». Вот какую характеристику оставил о нем генерал от инфантерии Николай Епанчин: «Н.И. Бобриков был очень умный человек, но все силы его были направлены только на то, чтобы обставить себя как можно лучше; гибкий и изворотливый до цинизма, эгоист, покровитель посредственностей, Чичиковых и Молчалиных, не терпевший людей самостоятельных, он с циническою откровенностью применял все это в делах служебных. К этому надо прибавить, что он любил деньгу, состоял в дружбе с банковскими дельцами… Эти банкирские силы провели Бобрикова в правления разных обществ с приличными окладами, а Бобриков не забывал помогать им при восхождении в военных должностях, чинах, орденах и пр. …Все неугодное Бобрикову устранялось, назначались в гвардию такие лица, коим в ней вовсе было не место, но это тоже были покорнейшие слуги». На его груди сияла куча всевозможных орденов и – ни одного за боевые заслуги среди них, поскольку за всю свою службу ни в одной войне он не участвовал. Впрочем, формально он как бы находился на Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., но именно что только формально: состоял при главнокомандующем Дунайской армией великом князе Николае Николаевиче Старшем, затем назначен помощником начальника штаба Гвардейского корпуса и на передовой не замечен. Так тихо-мирно и дослужился до начальника штаба войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа (при главнокомандующем войсками гвардии и округа великом князе Владимире Александровиче), пока в 1898 году император Николай II вдруг не решил назначить именно его генерал-губернатором Великого княжества Финляндского. В среде высшего российского чиновничества это назначение вызвало всеобщее изумление, поскольку по своим профессиональным или личным качествам генерал на этот ответственный пост не подходил абсолютно. Как писал в своих воспоминаниях Сергей Витте, бывший в 1898 году министром финансов, «его назначение мне ничего не говорило», поскольку «Бобриков никогда ни в чем себя не проявил, на войнах никогда не был, он представлял тип бесталанного штабного писаря...». Когда же министр, поздравляя Бобрикова с назначением, спросил, доволен ли тот своим назначением, тот ответил, что «находит, что его миссия тождественна или подобна миссии графа Муравьёва, когда он был назначен генерал-губернатором в Вильну». – Речь шла о Михаиле Муравьёве, в 1863 году назначенном Виленским генерал-губернатором для подавления польского восстания самыми жесточайшими мерами. Витте был в шоке: как можно сравнивать полыхавшую мятежом Польшу 1863 года с мирной Финляндией 1898 года?! Выразив свое несогласие с этим некорректным сравнением, Витте заметил: «Муравьёв был назначен, чтобы погасить восстание, а вы по-видимому назначены, чтобы создать восстание…».

По сути, так оно и вышло, поскольку новый русский наместник сразу же взял курс на ликвидацию законодательно гарантированной автономии Финляндии и планомерное проведение русификации, преимущественно насильственными методами. Эпоха наместничества Бобрикова вошла в историю как «время гонений»: ужесточение цензуры, закрытие газет, массовые увольнения, аресты и высылка оппозиционеров, жестокие разгоны протестующих, казаки с нагайками, военно-полевые суды… По сути, именно его действия и способствовали невиданному подъему финского национального движения, позже превратившегося в борьбу за независимость. Бобриков повел себя с такой «грацией», что вскоре его именем финны пугали детей. Впрочем, русская бюрократия относилась к нему не лучше. В 1902 году член Государственного совета Александр Половцов записал в дневнике, что «этот дикий, грязный во всех отношениях унтер-офицер, на несчастье Финляндии, остался ее мучителем», пророчески добавив – «вероятно, ненадолго». Так оно и вышло. Примечательно, что палачом генерала Бобрикова стал не профессиональный террорист-революционер, а сын генерал-лейтенанта Русской императорской армии и тайного советника, бывшего начальника Вазаской губернии и финского сенатора.