Девять тысяч отравленных

Впервые немцы массированно применили боевые отравляющие вещества на Западном фронте в апреле 1915 года, учинив газовую атаку у Ипра. Вскоре объектом германской газовой атаки стали и русские войска. Первое массированное применение против них немцами отравляющих газов произошло 31 (18 по ст. ст.) мая 1915 года на участке Суха – Воля Шидловская, где Варшаву прикрывали части русской 2-й армии. «В тактическом отношении так называемый Болимовский сектор…, в котором была произведена атака, – описывал ситуацию Александр Де-Лазари, императорского Генерального штаба подполковник, генерал-майор РККА и профессор Военной академии химической защиты, – представлял выгоды для атакующих, выводя на кратчайшие шоссейные пути к Варшаве… Выгода технического характера заключалась в почти полном отсутствии лесов в расположении русских войск, что и позволило сделать газ достаточно дальнобойным». Но самая большая выгода для немцев заключалась в полной неготовности русских войск к отражению химического нападения. Что с циничной откровенностью и заметил в своих мемуарах генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург: «Мы получили газы и ожидали от применения их больших тактических результатов, так как противогазовая защита у русских еще не была создана…». – Это несмотря на то, что со времени первой германской газобаллонной атаки у Ипра прошло свыше месяца!

По данным Де-Лазари, с 17 по 21 мая 1915 года германцы на протяжении 12 километров установили в передовых окопах газовые батареи, в каждой – по 10-12 баллонов, наполненных сжиженным хлором, находившимся под давлением, всего 12 тысяч газовых баллонов! 10 суток немцы выжидали благоприятных метеорологических условий для применения газов. Здесь с печалью надо констатировать полнейший провал русской разведки, как стратегической, так и войсковой. Последняя, судя по всему, вообще не велась, а команды разведчиков, видимо, существовали лишь на бумаге, не предпринимая никаких поисков и вылазок за «языками». А «наблюдения за окопами германцев, – как сообщает Де-Лазари, – ничего существенного обнаружить не могли». Да и велись ли они, эти наблюдения, по-настоящему? Так или иначе, и разведчики, и наблюдатели прозевали столь масштабное мероприятие, как завоз и установку 12 тысяч газовых баллонов на весьма небольшом участке фронта. Хуже того, оказывается, штабы начисто проигнорировали имевшиеся у них данные от перебежчиков, которые загодя успели поведать, как среди немецких солдат «велась пропаганда, что огонь русских будет полностью парализован газами, что газ не смертелен, а лишь вызывает временную потерю сознания». Но, «показания перебежчиков о подготовке химической атаки остались без внимания и не были доведены до войск»!

И вот 31 мая в 3 часа 20 минут утра после короткого артобстрела русских позиций «германцы выпустили хлор, открыв одновременно ураганный пулеметный и ружейный огонь по передовым русским окопам и сильный артиллерийский огонь по участку 14-й Сибирской стрелковой дивизии, – пишет Де-Лазари. – Полная неожиданность и неподготовленность со стороны русских войск привели к тому, что солдаты проявили больше удивления и любопытства к появлению облака газа, нежели тревоги. Приняв облако газа за маскировку атаки, русские войска усилили передовые окопы и подтянули частные поддержки. Вскоре окопы, представлявшие здесь лабиринт сплошных линий, оказались местами, заполненными трупами и умирающими людьми».

Около 4 часов утра немцы при поддержке артиллерии, открывшей огонь тоже химическими снарядами, перешли в наступление, ударив в стык двух русских дивизий – 14-й Сибирской стрелковой и 55-й пехотной. Основной удар газовой волны пришелся на 55-й и 53-й Сибирские и 217-й пехотный Ковровский полк. Но несмотря на вывод из строя 75% состава людей в первой оборонительной линии, немецкая атака захлебнулась к 5 часам утра: выжившие бойцы отбили ее винтовочно-пулеметным огнем.

В шестом часу утра последовало новое наступление – тоже с применением отравляющих веществ – на участке 217-го полка, но к шести часам ковровцы отбили и его. Тогда около 7 часов утра немцы под прикрытием ураганного огня артиллерии перешли в наступление на всем участке 14-й Сибирской стрелковой дивизии, но вновь «меткий огонь русских пулеметов и артиллерии остановил наступление, заставив германцев повсюду залечь». Одновременно немцы ударили и по крайне правому флангу 218-го пехотного Горбатовского полка 55-й пехотной дивизии. Но и здесь, несмотря на большие потери от отравляющих газов, немецкую атаку отбили. Около 14 часов немецкая пехота при поддержке артиллерии вновь пошла в наступление на участке Ковровского пехотного полка, но их вновь заставили отойти с большими потерями на исходные позиции. Спустя короткое время немцы вновь возобновили наступление, в пятый раз, атаковав русские позиции. Эту атаку тоже отбили. Шестая в тот день атака была предпринята немцами около 19 часов, седьмая – в 22 часа 30 минут, восьмая и последняя в тот день – около полуночи. Ее тоже отбили артиллерийским и пулеметным огнем.

Но и урон русских полков был огромен: потери, понесенные ими в связи с немецкой газобаллонной атакой 31 мая, пишет Де-Лазари, «исчисляются приблизительно в 9000 человек». По его оценкам, всего было отравлено 9038 человек, из которых 1183 – умершими. Но последняя цифра явно заниженная: возможно, это лишь те, кто погиб от газов непосредственно на месте и во время химической атаки. Как отмечал в своих мемуарах выдающийся химик, генерал Владимир Ипатьев, который вместе с принцем Александром Ольденбургским (верховный начальник санитарной и эвакуационной части) расследовал обстоятельства газовой атаки, «потери, понесенные нашими войсками, вследствие неимения надлежащих противогазовых предохранительных повязок, были громадны, – около 7-8 тысяч отравленных в одну ночь, из которых большинство умерло». Как вспоминает Ипатьев, когда принц Ольденбургский вышел на перрон Варшавского вокзала, то с площадной бранью обрушился на бывшего среди встречавших санитарного инспектора Северо-Западного фронта доктора Гюбенета «за его нераспорядительность по раздаче противогазовых повязок на фронте… Мне пришлось в первый раз слышать подобную ругань из уст лица, принадлежавшего к царской фамилии. Но в душе я сознавал, что принц был прав. Как только дошли до него слухи, что на французском фронте немцы начали применять ядовитые газы, принц немедленно приказал заготовить особые повязки на рот, которые были пропитаны серноватисто-натровой солью (антихлор) и могли до некоторой степени предотвратить отравление хлором. Оказалось, что эти повязки находились в лазарете корпуса, занимавшего позиции…».

Гинденбург потом очень сожалел, что «газовая атака 9-й армии… не удалась»: ветер, мол, был благоприятный, да вот «применение газа войсками было неправильным». Газ «подействовал, как надо, но войска предполагали, что у противника должна прекратиться всякая жизнь». Но так как «противник местами продолжал постреливать…, то и пехота не перешла в атаку. Она сочла, что газ не подействовал». – Ничего себе, «постреливал», отбив аж восемь полноценных атак! А еще, плакался Гинденбург, «9-й армии не везло с газами. Когда она позднее на том же участке повторила газовую атаку, …то ветер вдруг переменился в обратную сторону, и мы понесли тяжелые потери отравленными газами…».