Исповедь терминатора

В течение 58 лет это имя было одним из самых больших секретов Советского Союза. Управление спецопераций НКВД, которое возглавлял Судоплатов, занималось организацией диверсий, ликвидацией врагов режима. После смерти Сталина и расстрела Берии Судоплатова арестовали, обвинили в попытках тайно заключить мир с немцами, а также в систематических «эксах» с помощью «Лаборатории Х», в которой разрабатывались специальные яды. Пятнадцать лет просидел он в тюрьме.

Письмо, направленное заключенным Владимирской тюрьмы Павлом Судоплатовым Президиуму ХХIII съезда КПСС, публикуется впервые (орфография и стиль сохранены).

Сов. секретно № 298302

К вам обращается Судоплатов Павел Анатольевич, коммунист, содержащийся во Владимирской тюрьме № 2. Органы юстиции обходят молчанием мои заявления. Я вынужден поэтому обратиться к вам, в надежде, что вы поручите партийному органу разобраться в моем деле. В силу особой секретности работы, которую я вел в чекистских органах, на суде невозможно было обо всем говорить.

Нигде и никогда я виновным себя не признавал. Преступлений не совершал.

Работу в чекистских органах я начал в мае 1921 г. по путевке Полит. отдела 44 дивизии Красной Армии в гор. Житомире. До самого ареста, т. е. до 21.VIII. 1953 года, я вел агентурно-разведывательную работу, главным образом закордоном. Как мне известно, и это неоднократно отмечали ЦК и Правительство, работа моя оценивалась как полезная. И это неслучайно, т. к. я не щадил ни себя, ни своих сил, не раз смотрел в лицо смерти и всегда старался поручения партии выполнять как можно лучше. Смыслом всей моей жизни и единственной заботой, за более чем 30-летний период работы в чекистских органах, были интересы и безопасность партии и советского государства.

Я обращаюсь к вам, будучи уверенным в том, что вы не отнесетесь к моему письму формально бюрократически и не швырнете его в корзину (как все время поступают с моими заявлениями) исходя из того: осудили его, ну и пусть сидит. А сижу я уже более 12 лет.

В чем же меня обвиняют? Что я сделал плохого для нашего государства? В чем мои преступления перед партией? Разрешите на этом остановиться.

1. Обвинение изобразило меня в глазах ЦК, «как особо доверенное Берия лицо». И вообще все дело рассматривалось на этом фоне. Выдумывалось будто Берия привез меня в Москву из Закавказья, протащил меня в партию, органы. Но достаточно просмотреть мое личное дело, чтобы убедиться в надуманности тезиса обвинения. Впервые, я столкнулся с Берия во второй половине 1938 г., когда он был назначен наркомом в Москву. Я тогда вернулся из заграницы, где в условиях подполья, выполняя здание ЦК ВКП(б), 23 мая 1938 г. в гор. Роттердаме, лично, с помощью бомбы, уничтожил Коновальца Евгения – крупного агента германского империализма, создателя и главаря Организации Украинских Националистов (ОУН).

Когда я выезжал за границу на это дело, наркомом моим был Ежов, а вернулся застал неизвестного мне Берия, и уже отчитывался перед ним. Но к этому времени, у меня за плечами было 10 лет пребывания в партии, 15 лет активной чекистской работы, о моей работе хорошо знали в ЦК ВКП(б), в частности, о моем рейде в качестве советского разведчика, в условиях подполья, по штаб-квартирам ОУН в Германии, Австрии, Франции, Бельгии, Финляндии, Эстонии в 1935–36 г.г., за что меня наградили орденом партия и правительство. Неверны также утверждения, будто у меня с Берия было, помимо служебно-деловых, какие-то личные отношения. Между нами была дистанция такого огромного размера, что о личных отношениях не могло быть и речи. Даже при желании соврать Берия не мог бы дать показаний о моей близости к нему т.к. не смог бы этого доказать.

Толкуют будто мое и Эйтингона выдвижение на руководящую работу связано было с особой нашей близостью к Берия. Но это неверное толкование. Поводом послужило то, что мы успешно выполняли поручение ЦК ВКП(б) по делу Троцкого. Подробностей приводить не буду. Они известны в ЦК КПСС из устного и письменного отчета об уничтожении Троцкого. В особом порядке, в июне 1941 г., за это дело мы оба были награждены орденами. Да, кроме того, задолго до появления Берия в Москве, я уже возглавлял всю работу ИНО НКВД СССР против украинских националистов в Центральной и Западной Европе, США, Канаде, Аргентине и Манчжурии. А Эйтингон возглавлял такие крупные резидентуры НКВД СССР как в Китае, Испании, Франции, Турции, Греции и др. странах.

2. Суд и прокурор неправильно отнеслись к факту моей встречи в начале войны с находившимся у меня на связи старым агентом НКВД СССР Стаменовым, который в это время занимал в Москве пост болгарского посла. Стаменов в качестве агента ОГПУ был завербован еще в 1932 г. в Италии. Обвинение квалифицировало эту встречу, как преступные действия с моей стороны. На самом деле, такая встреча состоялась по приказанию, отданному мне от имени Правительства СССР, бывшим тогда Наркомом Берия. Обстоятельства этой встречи и причины, вызвавшие ее, самым подробным образом обсуждались 5. VIII. 1953 г., в Кремле, членами Президиума ЦК КПСС во главе с Хрущевым, которым все подробности этого дела были мною доложены. Молотов, учавствовавший в обсуждении, подтвердил мое сообщение, что Берия лично хотел встретиться со Стаменовым, говорил об этом с Молотовым, но Молотов ему этого не разрешил. После моего доклада, обмена мнениями, ответив на вопросы присутствовавших Маленкова, Молотова, Булганина, Хрущев сказал, обращаясь ко мне: «ЦК хорошо знает, что вы встретились и вели разговор со Стаменовым по приказу вашего наркома и потому никакой ответственности на вас за эту встречу и разговор не возлагает». А Маленков добавил, что «Вы Судоплатов как работали так и дальше будете работать в МГБ СССР». Я был потрясен, когда после всего описанного, в судебн. приговоре, как самое важное обвинение, поставлено именно то, что ЦК КПСС мне в вину не ставило. Тем более, что ни в процессе следствия, ни в судебном заседании не было приведено никакого нового обстоятельства, о котором я не доложил бы устно 5-го и письменно 7 августа 1953 года Президиуму ЦК КПСС и СМ СССР

3. В 1941 г., приказом по НКВД СССР, была создана Особая Группа при Наркоме, во главе со мной и моим замом Эйтингоном. В первые же дни войны, Особ. Группе была поручена: организация агентурной, разведывательной, диверсионной и партизанской работы в тылу противника, подготовка к проведению такой же работы и оставление чекистск. агентуры в районах, находившихся под угрозой оккупации, и уничтожение промышл. и др. важных объектов при отходе Красной Армии. Когда же противник стал угрожать Москве и началась эвакуация, Особ. Группе было поручено создание нелегального аппарата НКВД на ближайших подступах к Москве. В связи с этим все оперативные управления и отделы НКВД СССР передали в Особ. Группу почти всю свою агентуру. Особ. Группа, кроме того сформировала Отдельную мотострелковую бригаду особ. назначения (ОМСБOН). Кадры для всего этого подбирались в особом порядке. По указанию ЦК ВКП(б) к нам, сюда, были направлены: 1) все политэмигранты, состоявшие на учете в Коминтерне, учащиеся школ ИККИ, способные владеть оружием; 2) чекисты, подавшие заявления о направлении на фронт и тех органов НКВД, территория которых была захвачена противником, весь состав Высшей Школы НКГБ СССР и выпуск Высш. Погран. школы НКВД СССР; 3) весь актив московских спортивных обществ; 4) большая группа старых большевиков-пенсионеров, могущих передать молодым бойцам опыт работы подполья; 5) 700 комсомольцев. Кстати, в отборе этой молодежи учавствовал Шелепин А.Н. б. тогда Зав. Воен. отд. ЦК ВЛКСМ.

Г. Димитров и Долорес Ибарури учавствовали в формировании Особ. Группы. Я и Эйтингон получили от них ряд указаний и советов о порядке использования на боевой работе политэмигрантов.

Я так подробно остановился на кадрах Особ. Группы т.к. суд и прокурор записали в обв. заключении и суд. приговоре, что «кадры Особ. Группы состояли из особо-доверенных и преданных Берия людей». Нелепость такого голословного утверждения приговора очевидна. В Особ. Группе не было случаев ни перехода на сторону противника, ни сдачи в плен.

В приговоре также записано, будто Особ. Группа занималась похищением и уничтожением неугодных Берия людей. Это тоже неверно. <…> Личных заданий Особ. Группа не получала и не выполняла. Отряд Особ. Группы, под командованием полковника Д. Медведева, в 1941 г., в оккупированном немцами районе, похитил их ставленника б. русского князя Львова (сын б. премьер-министра России). На самолете, который мы Медведеву послали, Львов был доставлен в Москву и передан правосудию.

В оккупированном немцами гор. Ровно, мы похитили и позже уничтожили генерал-майора немецкой армии Ильгена. Эту операцию провел наш легендарный разведчик Н.И. Кузнецов. Я могу без конца приводить такого рода примеры борьбы Особ. Группы НКВД СССР против врагов партии и советск. государства.

Особая Группа при наркоме существовала до осени 1941 года, затем в связи с расширением объема работы, была реорганизована во «2-й Отдел НКВД СССР», а потом, в 1942 году в «Четвертое Управление НКВД–НКГБ СССР» во главе со мной и моим заместителем Эйтингоном. Партия и Правительство положительно оценило нашу работу. Я и Эйтингон получили ордена Суворова.

4. Далее. Когда… было организовано 4-е Управление НКВД СССР, ему был придан 4-й Спец. Отдел НКВД СССР. Он занимался изысканиями и изобретениями диверсионной техники, а также имел отделения токсикологии и биологии, занимавшиеся изучением и исследованием всевозможных ядов. Отдел был придан 4-му Управлению т.к. нам нужно было организовать диверсионную работу в тылу противника и мы нуждались в большом количестве всякой подрывной техники. И этой частью работы Отдела мы руководили.

Что же касается отделений токсикологии и биологии, то они продолжали работать по темам и планам, утвержденным в свое время Меркуловым и Берия. Работу этих отделов ни я, ни Эйтингон не контролировали, не утверждали и не имели права в нее вмешиваться. Работа этих отделений проводилась под личным наблюдением 1-го зам. наркома Меркулова, что он и признал в своих показаниях, выписки из которых имеются в моем деле. Он же, Меркулов, утверждал планы работ этих отделений, отчеты, давал новые задания по работе. Работой по этим планам непосредственно занимались: н-к отдела Филимонов – фармаколог, кандидат наук; н-к отделения Муромцев – доктор биологич. наук; н-к отделения Майрановский – доктор медицинск. наук. Эти работники непосредственно ходили на доклады к Меркулову, Берия, получали от них указания, отчитывались за свою работу. Ни я, ни мой зам. Эйтингон никогда на этих докладах не присутствовали и никакого отношения к этой части работы не имели. По указанию Меркулова и Берия, Отдел Филимонова обслуживал и снабжал оперативной техникой и другие оперативные управления и отделы НКВД-НКГБ СССР. Нам было запрещено интересоваться этой частью работы Отдела Филимонова. Такое положение существовало до 1946 г. мая м-ца, когда был назначен новый министр гос. безоп. СССР Абакумов.

Возникновение 4-го Спец. Отдела и особенно его работа с отравляющими веществами, относится к 1937–1938 г.г., когда наркомом был Ежов. Руководил этой работой Алехин, потом генерал-лейтенант Лапшин и с 1939 г. полковник Филимонов. Муромцев и Майрановский – самые старые работники Отдела и являются организаторами этой работы. С 1937 года у них была Спец. Лаборатория при Коменданте НКВД СССР генерал-майоре Блохине. Эта Лаборатория действовала на основе Положения и Инструкции, которые были утверждены наркомом Берия. Доступ в Лабораторию, контроль за ее деятельностью, участие в ее работе, было разрешено только тем лицам, кто учавствовал в разработке вышеуказанного Положения, Инструкции и подписались под этими документами.

Ни я, ни Эйтингон не подписывали этих документов, никогда их не видели и никто нас с ними не знакомил. Пишу же я о них и называю фамилии на основании показаний Меркулова и др. имеющихся в моем деле.

В 1946 году Абакумов, восстанавливая полную самостоятельность отдела Филимонова, приказал Блохину (коменданту МГБ СССР) ликвидировать находившуюся при нем Лабораторию. Папку же с актами о работе этой Лаборатории передали на хранение в Спец. Службу МГБ СССР, которую возглавляли я и Эйтингон. Эта папка, опечатанная, с надписью на ней 1-го зам.министра Огольцова, что ее разрешается вскрывать только с разрешения министра, вплоть до ареста, находилась в сейфе у меня.

…Обвинение исходя лишь из голословных показаний Майрановского, записало в приговор о моей причастности к применению ядов. Никто из имевших прямое отношение к организации и работе этой Лаборатории, как например Герцовский, поставлявший ей людей, по делу Лаборатории не привлекались.

5. В 1944 г. СНК СССР утвердил меня в должности начальника Бюро при Специальном Комитете Совнаркома СССР по атомной проблеме, и по совместительству мне и Эйтингону было поручено сформировать Отдел «С» НКГБ СССР, который занимался подбором, обработкой разведыват. материалов, организацией разведки за границей по атомной проблеме.

В 1946 г. Отдел «С» был передан в Глав.разведупр НКГБ СССР и с тех пор до марта 1953 г. я вообще никаких контактов с Берия не имел.

В 1946 г. на меня и Эйтингона была возложена миссия организовать и возглавить Спец. Службу МГБ СССР. В нашу задачу входила организация специальной агентурно-разведывательной работы за рубежом и внутри страны против врагов партии и советского государства. В частности, согласно специальному постановлению Политбюро ЦК ВКП(б), мы готовили боевые операции во Франции, Турции, Иране. Однако, в последний момент, мы получили приказ отложить их. Внутри же страны, в период второй половины 1946 г. и в 1947 году, было проведено 4 операции:

1) По указанию членов Политбюро ЦК ВКП(б) и 1-го Секретаря ЦК КП(б) Хрущева, по плану, разработанному МГБ УССР и одобренному Хрущевым, в гор. Мукачеве, был уничтожен Ромжа – глава греко-католической церкви активно сопротивлявшийся присоединению греко-католиков к православию;

2) По указанию Сталина, в Ульяновске, был уничтожен польск. гр-н Самет, который работая в СССР инженером добыл сов.секретные сведения о советских военных подводных лодках, собираясь выехать из Сов. Союза и продать эти сведения американцам;

3) В Саратове, был уничтожен известный враг партии Шумский, именем которого – шумскизм – называлось одно из течений среди украинских националистов. Абакумов отдавая приказ об этой операции ссылался на указания Сталина и Кагановича;

4) В Москве, по указанию Сталина и Молотова, был уничтожен американский гр-н Оггинс, который отбывая наказание в лагере, во время войны, связался с посольством США в СССР, и американцы неоднократно посылали ноты с просьбой о его освобождении и выдаче разрешения ему на выезд в США.

В соответствии с Положением о работе Спец. Службы, утвержденным Правительством, приказы о проведении перечисленных операций отдавал бывший тогда Министр гос. безоп. СССР Абакумов.

Мне и Эйтингону хорошо известно, что Абакумов, по всем этим операциям докладывал в ЦК ВКП(б).

Не признаю я себя виновным ни в чем. Обвинительный приговор по моему делу это чудовищная несправедливость и тяжелая судебная ошибка. Не могу понять, как в наше время могут держать в советской тюрьме человека, вся жизнь которого, с ранней юности, была борьбой с врагами социалистической революции…

Документы предоставлены В.В. Соколовым.