Контрабандисты Его Величества

Как захват английской шхуны «Виксен» едва не стал поводом для войны между Англией и Россией

14 (26) ноября 1836 года русский бриг «Аякс» задержал в Суджукской (ныне Цемесская) бухте английскую шхуну «Виксен» (Vixen), что-то выгрузившую горцам. В самом разгаре была кровопролитная и изнуряющая Кавказская война, но на побережье протяжённостью в двести миль было всего три изолированные русские крепости-форта, вся остальная территория была в руках черкесских племён. Именно через эту береговую полосу и шло снабжение горцев оружием и боеприпасами, доставлявшимися морем из Турции. Лишь в одном 1830 году из Турции к берегам Кавказа прибыло до 200 турецких и британских судов, доставивших военные грузы. Для пресечения этой контрабанды русские власти установили блокаду побережья, предписав кораблям Черноморского флота крейсировать у кавказских берегов, задерживая нарушителей. На Кавказе иностранным торговым судам дозволялось заходить лишь в Анапу и Редут-Кале (севернее Поти, ныне Кулеви), где были таможни и карантинные станции. Суда-нарушители, разгружавшиеся в «неположенном месте» и вёзшие запрещённый груз, подлежали конфискации. Никакого урона черноморской торговле эта блокада не наносила, поскольку велась в основном не через кавказские порты, а через Одессу, Николаев, Херсон, Керчь и Таганрог. Пресекать нелегальные поставки горцам стали с 1830 года, правила же и инструкции по организации и исполнению блокады император Николай I окончательно утвердил в 1832 году. Разумеется, и о блокаде, и о её правилах объявили заблаговременно, уведомив все заинтересованные стороны по дипломатическим каналам. И уж к 1836 году мореплаватели и коммерсанты прекрасно знали, что и где им разрешено или запрещено.

Карта Кавказского побережья, сделанная в 1840 году британским разведчиком Джеймсом Беллом

Оружие для черкесов

Если в Европе историю с задержанием шхуны «Виксен» освещали широко, то российская публика узнала о ней лишь полвека спустя, когда в 1886 году статью про этот казус опубликовал в «Морском сборнике» Павел Вульф, сын командира брига «Аякс» Николая Вульфа. До того писать про этот случай в России воспрещала цензура, хотя никакой тайны в том не было, а преследование нашими военными судами «турецких кочерм и захват мелких судов, уличавшихся как-либо в запрещённых сношениях с горцами Кавказа, считалось делом обыденным», – сообщал «Морской сборник».

Первую информацию об этом захвате вышестоящие инстанции получили из рапорта контр-адмирала Самуила Эсмонта, отряд кораблей которого крейсировал между Геленджиком и Сухум-Кале. В его задачу как раз и входила блокада побережья. Адмирал доложил, что «12-го числа сего ноября в 5 часов пополудни при свежем ветре прошла в виду Геленджика по направлению к Суджукской бухте шхуна, флага которой по пасмурности видно не было. Посему я в то же время предписал командиру брига «Аякс» капитан-лейтенанту Вульфу сняться немедленно с якоря и следовать за тою шхуною и, догнав её или застигнув где на якоре, привести на здешний рейд для подробного на основании инструкции исследования».

Подробности же операции по захвату нарушителя в своей публикации изложил Павел Вульф, сын командира брига «Аякс». Когда шхуна была замечена, капитан-лейтенанту Николаю Вульфу было приказано «вступить под парус и следовать за неизвестною шхуной … употребить всю возможность догнать её и привести на геленджикский рейд; в случае малейшего с ея стороны сопротивления употребить силу оружия». Из-за сильного «свежего противного» ветра командир «Аякса» не смог исполнить приказ немедленно: бригу удалось выйти в открытое море лишь в 9 часов утра следующего дня. Но и в тот день нарушителя не удалось настичь из-за того же мощного встречного ветра и разыгравшейся бури. Лишь 14 (26) ноября 1836 года бриг «Аякс» достиг Суджукской бухты, где, став на якорь, «увидел на глубине бухты также стоящее на якоре двухмачтовое судно». Но вновь помешала буря и, рапортовал Вульф, он «должен был оставаться на якоре и только после полдня, при переменившемся тогда ветре, мог приблизиться к неизвестному судну и тогда увидел, что это была купеческая шхуна под английским флагом». Военные моряки действовали строго по инструкции: сначала дали предупредительный пушечный выстрел и затребовали шкипера. Последний, пожаловав на бриг, «на французском языке объяснил, что прибыл из Константинополя с купцом Белль (Белл) и грузом соли, с коммерческою целью, а на предложение командира следовать за бригом в Геленджик решительно отказался, заявив, что он зависит от вышепоименованного купца Белль». Но тот как раз возвращался на шлюпке с берега на шхуну «и не медля доставлен на бриг». Купец, повторив легенду шкипера, кочевряжится уже не стал и «тотчас же изъявил согласие идти в Геленджик». Но поскольку был уже вечер и сильный штормовой ветер не давал сняться с якоря, выход пришлось отложить до утра, приняв меры предосторожности: бриг остался на рейде возле шхуны и, «чтобы она не сообщалась более с берегом, учредил за нею надзор и взял к себе за аманата (заложника. – Авт.) хозяина груза, купца Белль». 15 (27) ноября оба судна снялись с якоря и в тот же день прибыли к Геленджику

В своём рапорте адмиралу Эсмонту командир брига доложил, что «в течение 12 и 13 числа шхуна имела сообщение с горцами и, пока бриг не мог к ней приблизиться, со шхуны успели сгрузить часть груза». Ещё, как подозревал капитан-лейтенант Вульф, «хозяин груза, называющийся купцом, судя по форме его одежды, должен быть каким-либо чиновником английского королевства». Хотя чисто формально Джеймс Станислав Белл (James Stanislaus Bell) – так правильно звучало имя хозяина груза –  государственным чиновником вроде бы не являлся, по сути прозорливый офицер оказался не столь уж далёк от истины. При досмотре шхуны ничего запрещённого не обнаружили, кроме груза соли, часть которой, мол, выгрузили горцам. Но соль тоже входила в список запрещённых поставок. К тому же у досматривавших шхуну вызвало недоумение то, что на месте оказалась вся значившаяся по документам соль – сто тонн, хотя что-то с корабля сгружали. Что именно?

Как резонно предположили русские моряки, скорее всего, оружие. Согласно судовым документам шхуна должна была иметь четыре орудия, которые несомненно на ней и находились. Но, как рапортовал адмирал Лазарев начальнику Главного морского штаба и морскому министру Меншикову, на шхуне «налицо только 2 орудия, других же 2 не оказалось, и подозревать должно, не переданы ли оные горцам, к чему было достаточно времени…». Дополнительное обследование показало: в её кормовой части ранее был ещё некий груз, 20–30 тонн, который «или оставлен где-нибудь на берегу Абхазии или же брошен в море». Поскольку стало ясно, «что свезено было нечто, что экипаж шхуны старается скрыть», то решили задержать судно до завершения полного дознания. Одновременно адмирал Эсмонт запросил командующего войсками Кавказской линии генерал-лейтенанта Вельяминова и комендантов Анапской и Геленджикской крепостей задействовать свою агентуру, постаравшись, «буде это возможно, узнать через лазутчиков или приверженных нам горцев, не имела ли команда поименованной шхуны какого непозволительного торга с жителями, а в особенности оружием, или огнестрельными снарядами». Шхуну отконвоировали в Геленджик, оттуда в Севастополь, задержав его под формальным предлогом прохождения чумного карантина. Впрочем, пройти этот карантин шхуна всё равно была обязана, поскольку прибыла из Константинополя, где свирепствовала чума.

Вскоре по дипломатическим каналам из Константинополя пришла агентурная информация: шхуна «Виксен» отправилась к кавказским берегам именно с задачей прорыва блокады, и «что на судне сем находится оружие для продажи черкесам, что оружие то спрятано в низу трюма и покрыто солью». Тогда же «компетентные органы» перехватили и секретное донесение французского консула в Одессе в Париж, где говорилось, что «к берегам Черкесии около Суджук-Кале причалило английское судно, нагруженное товарами для местного сбыта и оружием». Консул довольно точно и детально описал историю задержания «Виксена» за нарушение блокады, особо подчеркнув, что при задержании пресловутый Белл заявил командиру брига, что «король никогда не признавал блокаду берегов Черкесии, что он протестует и будет противиться всеми возможными для него средствами насилия». Самое «вкусное» французский консул приберёг на десерт, сообщив, что «захваченное у берегов Черкесии судно было умышленно туда направлено лордом Понсонби (британский посол в Турции. – Авт.), а следовательно, и английским правительством с целью решительно и остро поставить вопрос о блокаде и пересмотреть его». Одним словом, речь шла о спланированной англичанами провокации: если русские захватят наше судно, мы обвиним их в пиратстве и учиним скандал, если упустят – продолжим снабжать черкесов оружием!

Подтверждала это и заметка о путешествии шхуны «Виксен» к кавказским берегам, опубликованная британской газетой Morning Chronicle ещё 8 (20) декабря 1836 года (опубликована в переводе на русский в 1955 году): «Шхуна «Виксен» (владельцы – мистеры Белль и Андерсон) 17-го сего месяца отплыла из Константинополя с инструкцией прорвать блокаду… установленную Россией у берегов Черкесии… Груз судна состоит, главным образом, из пороха – статьи, запрещённой русским тарифом, но именно поэтому тем более [этот факт] высоко оценивается с точки зрения решительного характера эксперимента, т. к. это даёт возможность испытать законность [установленной] блокады…»

Вскоре российский посол в Константинополе Аполлинарий Бутенёв доложил по инстанции, что «вне всякого сомнения английское судно… было нагружено солью, под солью тайно были положены боевые припасы», а отправлено оно к берегам Черкесии с единственной целью: спровоцировать англо-российский конфликт. Ни малейшего сомнения не вызывает факт, писал посол, что отправка «Виксена» «состоялась под непосредственным влиянием английского посла в Константинополе», причём одновременно «различные британские эмиссары были направлены в те места, чтобы возбуждать восстания и раздавать горцам боевые припасы и убеждать их в том, что Порта не отказалась от своих старинных сюзеренных прав над ними и что иностранные державы поддержат их»

Вскоре уже исправляющий должность коменданта Анапской крепости подполковник артиллерии Маклаков «донёс секретно», что через «бежавшего от горцев, находившегося у них в плену анапского артиллерийского гарнизона канонира Алексея Малахова» стало известно: в ноябре в Суджукскую бухту действительно приходило «из турецких владений» судно, доставившее горцам значительное количество соли и, самое главное, оружие и боеприпасы – четыре медных турецких орудия трёхфунтового калибра, четыре орудия шестифунтового калибра, «ружей и шашек весьма много и пороху 200 боченков, весом в каждом по 4 пуда». – Такого количества хватило бы более чем на миллион ружейных выстрелов!

Но сведения относительно оружия и пороха пришить к делу было сложно, потому мудро рассудили, что про него публично лучше не упоминать, но «Виксен» всё равно злонамеренно нарушил установленные русским правительством правила: таможню и карантина не прошёл, в запретную бухту вошёл, выгрузил горцам соль – тоже чистой воды контрабанда. Николай I приказал объявить пойманную английскую шхуну «правильным военным призом», конфисковав её вместе с грузом. Экипаж шхуны и хозяина груза отправили в Одессу, а оттуда в Константинополь – за счёт казны. Судно же переименовали в «Суджук-Кале», включив в состав Черноморского флота. Сначала его использовали как транспортное, потом вооружили 10 орудиями и оно продолжило нести службу как боевой корабль.

Отметили и тех, кто захватил контрабандистов. Как поведал Павел Вульф, его отец Николай Павлович Вульф за поимку шхуны был представлен к ордену Святой Анны 2-й степени с короной и 5000 рублей призовых денег – для капитан-лейтенанта сумма эта по тем временам была колоссальной, превышавшей пятилетнее жалованье контр-адмирала! (Кстати, Николай Вульф дослужился до контр-адмирала, участвовал в обороне Севастополя, его сын Павел тоже получил эполеты контр-адмирала, а внук, лейтенант Владимир Павлович Вульф, погиб в Русско-японскую войну на броненосце «Петропавловск», взорвавшемся на внешнем рейде Порт-Артура.)

«Черкесский барьер» Лондона

Между тем банальное, казалось бы, задержание контрабандиста стало мировой сенсацией и спровоцировало грандиозный международный скандал, едва не вылившийся в войну между Англией и Россией. Британская общественность бурно возмущалась «дерзким пиратским актом» против мирного судна, призывая «покарать захватчика», поскольку «владычице морей» непристойно взирать, как Россия «покушается на нашу торговлю». Дошло до бурных дебатов в палате общин, где даже прозвучало, что когда «Виксен» бросил якорь в Суджукской бухте, то русский бриг, мол, вошёл в бухту как раз в тот момент, когда владелец груза шхуны «и несколько офицеров, высадившиеся на берег, вели переговоры с черкесскими властями относительно размеров требуемой последними пошлины со стоимости груза…». Да уж, черкесская таможня – это сильно, но ведь британская публика на эту чушь повелась! Попутно газеты живописали про «зверства русских войск в Черкесии», публиковались статьи о неправомерности русской блокады, утверждая, что черкесское побережье вовсе не русская территория…

И.К. Айвазовский. Десант Н.Н. Раевского в Субаши. 1839

Фото: самарский областной художественный музей

Министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон потребовал от русского правительства «указать мотивы, на основании которых оно сочло себя вправе в мирное время наложить арест на торговое судно, принадлежащее британскому подданному». Чуть позже лорд учинил сцену русскому послу в Лондоне графу Поццо ди Борго: «Да, Европа слишком долго спала, – кричал он на посла. – Она наконец пробуждается, чтобы положить конец системе захватов, которые император желает предпринять на всех границах своей обширной империи». Много лет спустя, когда Пальмерстон был уже премьер-министром, он с сожалением заявил: «Захват «Виксена» был прекрасным поводом для нападения. Тогда англичане могли бы нанести России сокрушительное поражение». Цинично заметив, что «суть вопроса не в том, имеет ли Россия право владеть побережьем, а в том, выгодно ли это нам. Британские интересы превыше законов и справедливости, ибо они и есть законы и справедливость»

Интересы у Британии в том регионе действительно были серьёзные. По данным издания The Free Press, отказ от прав торговли с Черкесией обходился Англии в 100 тысяч фунтов стерлингов ежегодно. Всего же британский экспорт в гавани Чёрного моря достигал тогда двух миллионов фунтов стерлингов. Но не только в деньгах было дело: «владычица морей» имела свои виды на турецкое «наследие», рассматривая Черкесию как барьер на пути возможной экспансии России. «Когда черкесы будут побеждены, – уверял журнал The Edinburgh Review, – Кавказ будет открыт, и Персия окажется предоставленной милости Санкт-Петербурга. …В результате мы увидим, как границы России одним махом придвинутся на 1200 миль к нашим индийским границам». Трудно спорить с тем, что в том регионе действительно пересеклись стратегические интересы трёх империй – Российской, Османской и Британской, и уже потому Кавказ никак не мог остаться нейтральным. Воевать же с горцами России пришлось прежде всего для обеспечения своих коммуникаций с Грузией и, как пишет автор современного труда о Кавказской войне Яков Гордин, «обеспечивая тыл и фланг в противостоянии с историческим противником – Турцией».

По Адрианопольскому мирному договору 1829 года восточное побережье Чёрного моря отходило к Российской империи. По тогдашним международным нормам Россия получала права на эти территории, потому что формально черкесские князья были вассалами Турции. Сами горцы полагали иначе. «О неверные русские, враги истинной религии! – писали старейшины убыхов русскому командованию. – Если вы говорите, что наш падишах дал вам эти горы, то он нас не уведомил, что отдал вам нас лично; и если бы мы знали, что эти земли вам отданы, то не остались бы на них жить. Мы имеем посланных от султана Махмуда, Мегмет-Али-паши, королей английского и французского. […] Мы поклялись нашею верою и уведомляем вас о том, что мы не исполним того, что в вашей бумаге написано. Бог будет за нас или за вас!»

Да и сами турки, привыкнув считать Кавказ за свой «огород», чихать хотели на запрет султана снабжать горцев оружием. Но никакой благотворительностью здесь не пахло: «гуманитарные конвои» через Чёрное море были чрезвычайно выгодны, поскольку поставляемый горцами товар был очень востребован – невольники. К тому времени Кавказ оставался едва ли не последним источником поступления «белых» рабов на турецкие рынки. И завоевание Россией Кавказа на корню подрезало вывоз черкесского «живого товара» в Турцию. «Можно положить, – сообщал один из документов того времени, – что из Черкесии вывозят ежегодно до четырёх тысяч невольников и невольниц в разные места Турции». Конечно, с Кавказа вывозили не только рабов, но именно «торг невольниками, – сообщал в своём рапорте капитан-лейтенант Владимир Полянский, командир брига «Пегас»,– …составляет ныне главный артикул их торговли». Насколько всё это было выгодно, в своём «Дневнике пребывания в Черкесии» откровенно поведал Джеймс Белл – тот самый, кто снарядил шхуну «Виксен»: «Цена на них (невольников. – Авт.) на рынке сейчас, – писал Белл,– …составляет от трёх до пяти фунтов стерлингов (от семидесяти пяти до ста двадцати пяти франков), что может свидетельствовать, что этот товар имеет большой спрос». И ведь это цены собственно в Черкесии, а на турецких рынках они были в разы выше. Выходит, что лишь на вывозе невольников горцы ежегодно выручали до 20 тысяч фунтов стерлингов? Много это или мало, считайте сами: фунт стерлингов тогда «весил» до 6½ золотых рублей…

Купец-диверсант

Но британцы снабжали черкесов оружием главным образом с целью как можно дольше затянуть Кавказскую войну, обессилив Россию и отвлекая её от дел европейских и попыток выйти на подступы к британской Индии. «Если Персия является заставой Индии, то ещё в большей мере ею является Черкесия, которая защищает Афганистан и которая наравне с Персией защищает и Индию». – Эти слова принадлежат Дэвиду Уркарту (David Urquhart, иногда его фамилию пишут как Уркварт), британскому дипломату, политику и разведчику. Именно он и стал организатором авантюры со шхуной «Виксен».

Жизненная эволюция этого персонажа интересна. Уроженец Шотландии, он в 1827 году волонтёром отправился воевать за независимость Греции. Но позже вдруг стал поклонником всего турецкого и ненавистником России, «заболев» черкесским вопросом. В июле 1834 года на яхте «Мисчиф» он прибыл к черкесским берегам и высадился в Суджукской бухте, где горцы восторженно приняли его как настоящего посланца английского короля. Впрочем, так оно и было, поскольку идею создания «черкесского барьера» одобрил британский король Вильгельм IV. Призвав горцев к всеобщему восстанию против российского правительства, Уркарт подарил черкесам зелёное знамя с пучком стрел и звёздами, символизировавшее борьбу за «независимую Черкесию» и обещал им военную помощь европейских держав. Наградой за эту миссию стал пост секретаря английского посольства в Константинополе, полученный Уркартом в 1835 году. Именно Дауд-бей, как его прозвали горцы, и проложил ту незарастающую «английскую тропу» к черкесам, по которой оружие и снаряжение потекли к ним уже систематически. Уркарт не только организует «гуманитарные конвои» с оружием в Черкесию, но и сам не гнушается нелегальных поездок туда, невзирая на свой дипломатический ранг. Очередную рекогносцировку он совершил в июне 1836 года, выбрав место для прибытия шхуны «Виксен» и время: она появилась аккурат в момент максимального накала полемики в британских политических кругах вокруг черкесского вопроса

Ещё дипломат его величества руководит деятельностью своих эмиссаров, которые внушали горцам несбыточные надежды на то, что Англия вот-вот объявит войну России и пришлёт свой могучий флот к кавказским берегам. Помимо функций пропагандистских и разведывательных, эти эмиссары исполняли порой и обязанности инструкторов-диверсантов.

Одним из них и был тот Джеймс Белл, что снарядил «Виксен». Выходец из богатой банкирской шотландской семьи, Белл на госслужбе формально не состоял, имея репутацию авантюриста, занимавшегося как коммерцией, так и политикой. В 1833 году он отметился в качестве… португальского консула в Глазго, где в этом качестве вербовал наёмников для участия в гражданской войне в Португалии, потом объявился и в Османской империи. Его вполне можно назвать не только разведчиком, работавшим под «крышей» купца-коммерсанта, но, как показали дальнейшие события, ещё и полноценным диверсантом.

Форзац книги Джеймса Белла  о его нелегальной миссии на Кавказе

«На следующий день по моему прибытию в Константинополь, после пленения Vixen, – писал он в своём дневнике, – я принял решение вернуться в Черкесию, дабы там пополнить исследования, столь печально прерванные». В новое «исследование» он отправился на турецком судне уже 20 марта (1 апреля) 1837 года, «предусмотрев взять с собою немалый ассортимент подарков, таких как ружья, сабли» и основательный запас пороха. Компанию ему составил Джон Лонгворт, трудившийся под «крышей» корреспондента газеты Morning Chronicle. Прибыв к горцам, британцы организовали, как значится в документах, «постоянное и правильное сношение с портом Самсунским».

Петербург отдал предписание захватить «этого злобного английского банкрота, который мечется как чума из угла в угол». Но, как рапортовал командир Черноморской береговой линии генерал Раевский, «захватить живыми сих англичан, всегда вооружённых и тщательно охраняемых кунаками, почти невозможно». Их можно тайно убить, «но и предложить таковую меру постыдно». Потому генерал предложил торжественно объявить их нарушителями общего спокойствия, обнародовав «оценку головы их». Оговорившись, что «если великодушное правительство желает оказать им последнее снисхождение, то, уведомив их о сей мере, можно дозволить им свободный выезд из гор». Император предложение Раевского одобрил, и за живых англичан была назначена награда по 500 червонцев за каждого. Впрочем, инструкция допускала и физическое устранение, не оговаривая конкретной цены: «головы их, как преступников, будут оценены». Но премия так и осталась невостребованной: британский агент пробыл в Черкесии три года, став разработчиком плана ряда операций по разгрому русских фортов на Черноморском побережье…

Войны же из-за «Виксена» в 1837 году удалось избежать. Дабы Лондон не потерял лицо, ответственность за провокацию возложили только на Белла, который и так партизанил в черкесских аулах. Без особой огласки Петербург согласился несколько изменить в пользу англичан таможенные тарифы, но возвращать шхуну категорически отказался. Лорд Пальмерстон на словах согласился с тем, что если Черкесия даже и не принадлежит России, то Суджук-Кале – точно российская территория, и «правительство Его Величества не находит достаточных оснований оспаривать право России на арест и конфискацию судна «Виксен». Уркарта отозвали из Константинополя, уволив с государственной службы, хотя засылку своих агентов к горцам и поставки им военного имущества англичане так и не прекратили.