Кто заплатил за предательство?

Не так давно в сопредельной Эстонии торжественно отметили столетний юбилей Тартуского мирного договора заключенного между двумя странами, которые на тот момент считались дипломатическими париями. В современной России его считают документом, не имеющим юридической силы. При этом ни одна из сторон не дала себе труд вспомнить, «какой ценой было завоевано счастье».

История не имеет сослагательного наклонения, однако если допустить, что Красная гвардия под командованием Троцкого одержала победу в т.н. «освободительной» войне и водрузила красный флаг над Таллином, то Эстония, скорей всего, так и осталась западной провинцией большевистской империи. По-своему, не торопясь, провела коллективизацию, а потом начала строить «чего-то железного». Но вышло по-другому: 100 лет назад 2 февраля1920 года был подписан Тартуский мир, который эстонская сторона, как и прежде, считает чем-то священным и краеугольным. Недаром посольство Эстонии в России регулярно, всем составом отмечает годовщину его подписания памятными мероприятиями на могиле Адольфа Иоффе – дипломата, который от имени большевистской России вел переговоры, скрепив своей подписью итоговый документ. В «лавровском» МИДе его считают утратившим силу – сиречь, ничтожным. Однако, что-то не складывается в этом политическом пазле, а все потому, что ценой Тартуского договора стало предательство, которое не хочет вспоминать никто.

МЕЧТАЯ О «ВЕЛИКОЙ ЭСТОНИИ»

Не вдаваясь в детали обстановки, которая сложилась на российско-эстонской границе к середине 1918 года, следует отметить, что тогдашние геополитические реалии были таковы, что большевистскую верхушку в упор не замечала ни одна из цивилизованных стран мира. Поэтому в погоне за любым международным дипломатическим актом признания она была готова поступиться принципами, территориями, заплатить любую контрибуцию. Примерно в таком же положении находилась и Эстония, чья легитимность, как государства, возникшего, как черт из табакерки на окраинах Российской империи 24 февраля 1918 года, была тоже сомнительна. Кровь из носу, Таллину нужна была Россия – могучая сырьевая база с ее поистине бездонным рынком сбыта. Если быть совсем точным, экспортировать наши соседи тогда вряд ли что могли, пожалуй, кроме спирта, производство которого велось в промышленных масштабах, но уже тогда были политики, которые наяву грезили о «великой Эстонии». Между тем Великобритания, Франция и США отводили этому новообразованию (т.н. «лимитрофу») роль пограничного кордона, который должен был предотвратить распространение «вируса коммунизма» в страны Европы, не рассматривая его, как значимый субъект международного права. Однако, в Эстонии были свои, далеко идущие планы, которые подразумевали, в том числе, присоединение части Псковской, Новгородской и (нынешней) Ленинградской области. Там тоже думали о некой буферной территории. Псковская область идеально подходила для этих проектов. Одним из «генераторов» великодержавной политики выступал эстонский главнокомандующий Йохан Лайдонер. Может быть, поэтому его армия выступила союзником Северо-Западной группировки под командованием Юденича, где, впрочем, не считали себя вправе решать территориальные вопросы до той поры, пока не будет свергнуто большевистское правительство. Там предлагали вернуться к этой щекотливой теме после взятия Петрограда и формирования легитимных органов власти. Тем не менее, 26 мая 1919 года Псков был занят частями 2-й эстонской дивизии В. Пускара. Сразу же был создан т.н. Общественный гражданский совет, переименованный позже в Управление. «Военным министром» оккупированного края был назначен атаман Булак-Балахович. Кое-кто склонен был видеть в этих шагах прообраз будущего русского правительства, которое утвердится после победы над большевиками во всей России. Между тем фактическая власть в регионе на тот момент оставалась в руках у эстонцев, которые никогда не упускали случая показать, кто реальный хозяин положения. Начиная с вывоза колоссальных запасов льна, которые скопились в Пскове за годы Первой мировой войны (в простонародье это обычно называется «воровством») и, заканчивая приказом, в котором напечатанные в городе денежные знаки признавались недействительными на территории Эстонии – командованию эстонского корпуса было важно юридически закрепить статус подчиненной территории. Повторимся, фактически речь шла о создании еще одного политического новообразования. Увы, но «Псковской республике» под протекторатом Эстонии не была суждена долгая жизнь. В конце августа 1919 года, части эстонской армии не без сожаления, покинули город с надеждой вернуться, а подарила ее (надежду) соседям Северо-Западная армия, которая 28 сентября 1919 года начала второе, и, как тогда казалось, окончательное наступление на Петроград.

ДНИ ПОБЕД И ПОРАЖЕНИЙ

Имея в своем составе четыре бронепоезда, броневики, танки английского производства, вместе с эстонскими войсками она прорвала оборону Красной Армии: 2-го октября пал Ямбург, а вслед за ним были взяты Луга, Гатчина, Красное село, Царское, Павловск. В считанные дни, преодолев более сотни километров, пятидесятитысячная группировка оказалась в пригородах северной столицы. Выдающийся писатель Александр Куприн, который одно время редактировал газету «Приневский край», издававшуюся штабом Юденича, писал, что «страшная стремительность, с которой Северо-Западная армия ринулась на Петербург, действительно вряд ли имела примеру в мировой истории, исключая разве легендарные суворовские марши». Следующим шагом должно было стать блокирование Николаевской железной дороги. Однако захватить контроль над этой стратегической магистралью не удалось. Это позволило Троцкому перебросить подкрепления под Петроград, создав многократное превосходство красных. Отсутствие резервов и растянутость фронта Северо-Западной армии позволили Красной Армии 21 октября остановить наступление белых, а 22 октября прорвать их оборону. После ожесточенных боев под Красным Селом, начинается медленный, но постепенно нарастающий откат на запад. Это был не разгром, как потом писали в советских учебниках истории: армия организованно отходила вдоль железнодорожной линии Петроград-Нарва, измотанная, ослабленная, нуждавшаяся в перегруппировке и отдыхе, но не потерявшая управление. Тут же следует отметить, что вместе с нею на запад двинулось более 40 тыс. беженцев, включая женщин и детей – в основном жителей Петроградской и Псковской губерний. Замедляло движение колонн и 10 тыс. пленных красноармейцев, среди которых оказался брат Надежды Крупской – шурин Ленина. При этом командование русской армии полагало, что отход всего лишь временное отступление. Еще оставались надежды на тех же англичан, которые обещали военную помощь. Вместе с тем продолжение наступательной операции, повторимся, было признано нецелесообразным. Об этом Юденич лично уведомил генерала Лайдонера – союзника и главнокомандующего Эстонской армией.

«На крайне тесном пространстве между фронтом и эстонской границей в непосредственном тылу войск, скопились обозы, запасные, пленные, беженцы, что до крайности стесняет маневрирование войск. Это может привести к катастрофе и гибели всей армии. Необходимо… перенести все тыла на левый берег Наровы. Предвижу возможность и даже неизбежность отхода армии», – телеграфировал Юденич своему эстонскому коллеге, однако ответа получено так и не было. И тому была вполне веская причина: большевики, уже тогда прощупывая почву для заключения мира, в качестве «кости» кинули эстонскому правительству значительные политические и территориальные уступки. Сработало, потому что уже 11 ноября правительство Эстонской Республики приняло решение о «нежелательности присутствия Белой армии на территории Эстонии и о разоружении тех частей, которые предпримут попытки перейти на левый берег Наровы». Этот демарш можно считать началом предательства Белого движения. Мгновенно было позабыто, что Северо-Западная армия формировалась на территории Эстонии, ее части принимали активное участие в обороне Ревеля от отрядов Эстляндской трудовой коммуны в январе-феврале 1919 года, не говоря уже о том, что русские батальоны защищали эстонские границы вдоль всего Причудья. Чтобы понять и оценить двусмысленную политику большевистского правительства приведем один, по-своему уникальный документ, а именно – стенограмму заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 6 ноября 1919 года, где было принято решение «в случае, если эстонцы пустят к себе Юдинича» незамедлительно начать наступление Красной Армии на территорию республики, о чем было проинформировано тогдашнее правительство Эстонии. Это и стало началом конца армии, которая оказалась между двух огней. Красная Армия теснила ее с одной стороны, а в спину Белой армии были направлены эстонские пулеметы, которые имели приказ открывать огонь на поражение, в случае если будет предпринята попытка перейти границу. По воспоминаниям очевидцев, положение белых частей оказалось поистине катастрофическим: на узкой полоске земли (всего 10–15 км) вдоль правого берега реки Наровы скопились тысячи людей, включая беженцев. Усугубляло их и без того трагическое положение – эпидемия тифа. Лишь 16 ноября по настоянию представителей Антанты гражданским лицам и раненым разрешили перейти границу, но боевых частей этот приказ не коснулся. Имея рыцарское представление о союзническом долге, генерал Юденич пытается спасти армию и 28 ноября телеграфирует Лайдонеру, «если до вечера не будет разрешен переход… катастрофа неизбежна». При этом герой Первой мировой войны, последовательный противник большевизма не мог поверить, что его армия обречена на гибель «благодаря» согласованным действиям советского и эстонского правительств с… молчаливого одобрения Антанты.

ТАЛАБСКАЯ ГВАРДИЯ

Как говорят в мутной воде всегда удобно ловить рыбу, и этой присказкой воспользовались власти Эстонской Республики. Пока части белых на узкой полоске русской земли берега Наровы от Ропши до Усть-Чернево отбивали атаки наседавших красных, которые вдвое превосходили силы оборонявшихся, генерал Лайдонер, видимо памятуя о том, как в Пскове были разграблены склады льняной биржи, отдал приказ «прихватизировать» продовольствие и обмундирование, принадлежащие армии Юденича. Как следствие в той же Нарве было присвоено 120 вагонов с медикаментами, табаком, одеждой, личным имуществом офицеров. При этом становилось понятно, что город становился разменной монетой в уже начавшихся переговорах о мире между Эстонией и Россией. Если Нарва будет взята красными, то противная сторона пойдет на серьезные уступки. Не возьмут – уже эстонцы будут диктовать условия мира. Несколько раз части под командованием Троцкого пытались штурмовать Нарву у деревень Криуши и Усть–Жердянка, но были отбиты поистине железными батальонами Северо-Западной армии. Последнюю попытку форсировать Нарову они предпринимают 17 декабря и снова безуспешно. Поле боя и на этот раз остается за Белой гвардией. Если бы делегация во главе с Иоффе на самом деле пеклась о нерушимости границ государства, то это обстоятельство могло заставить эстонских переговорщиков пойти на серьезные уступки. Однако в данном случае руководством к ее действиям стала телеграмма наркома иностранных дел Георгия Чичерина пойти на существенные территориальные уступки – речь в данном случае шла о передаче значительного участка Псковских и Принаровских земель, на которых проживало до 60 тыс. коренного русского населения. Главное же требование, которое выдвигали большевистские дипломаты, было таким: полное уничтожение армии Юденича.

ТАРТУСКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР

«Мы сделали ряд территориальных уступок, которые не вполне соответствовали строгому соблюдению принципа самоопределения наций, – говорил по этому поводу Ленин. – Мы делом доказали, что вопрос о границах для нас вопрос второстепенный».

Большая политика потребовала жертв, которыми стали те, кто до конца исполнил свой воинский долг. Мелкими группами солдаты и офицеры уходили на эстонскую территорию. Там их ловили, разоружали, грабили, вплоть до нательных крестов. Бывшие союзники не стеснялись снимать с людей обмундирование. В записках уцелевших участников тех событий упоминаются случаи, когда части оказывались под перекрестным огнем эстонцев и «красных русских». В частности, так почти полностью погиб легендарный Талабский полк, сформированный из рыбаков, которые проживали на островах Талабского архипелага Псковского-Чудского озера – на тот момент его считали своего рода гвардией армии. До нашего времени дошли воспоминания чудом спасшегося офицера в пересказе писателя Юрия Шумакова, что обезоруженных, раздетых почти донага людей загнали в ледяную воду, которые были расстреляны из пулеметов одновременно с правого и левого берегов реки Нарвы. О массовой гибели беженцев, включая детей, на морозе писали тогда многие издания. В воспоминаниях Александра Родзянко о Северо-Западной армии, в частности, говорится: «тех, кому удавалось проникнуть на территорию Эстонии, тоже ждала тяжелая участь».

«Измученных, больных голодных, их не впускали в жилые помещения, а загоняли в леса и болота, где они находились по несколько суток. При этом с военными были их семьи, женщины и дети беженцев. Множество людей при этом замерзало, умирало от истощения».

Выходящая в Ревеле газета «Свободная Россия» писала в начале 1920 года: «Почему люди не придут на помощь? Остановитесь, подумайте – ведь мы же люди, никто из нас не застрахован от несчастий и гражданской войны… Помогите, граждане, свободной Эстонии, русским страдальцам – будущая Россия оценит вашу помощь и не забудет ее!»

«Картина такова, что если бы это случись с армянами, а не русскими, вся Европа содрогнулась бы от ужаса», – сообщалось в секретном докладе «О причинах неудач борьбы с большевиками на Северо-Западном фронте».

ПАКТ ПОСКИ-ИОФФЕ

«На помощь!» – вызывали русскоязычные газеты, но… подобные обращения были поистине гласом вопиющего в пустыне, потому что 31 декабря 1919 года был подписан договор о приостановке огня, который вступал в силу с 12 часов 3 января 1920 года. Через месяц, 2 февраля 1920 года на Тартуской мирной конференции главы делегаций Эстонии – Яан (Иван) Поска и России – Адольф Иоффе подписали договор, по которому Советская Россия отказывалась от всех территориальных претензий (прощай Ништадский мир), первой в мире признав де-юре Эстонскую Республику, как субъект государственного права. Это был первый мирный договор, заключенный Советской Россией в ходе Гражданской войны, при этом сам документ большевистской верхушкой воспринимался как прорыв международной блокады Советской России. ВЦИК Советской России не стал тянуть с его ратификацией, что и произошло 5 февраля 1920 года. То же самое проделало (13.02.1920 г.) и Учредительное собрание Эстонской Республики. При этом стороны обязались не допускать на своей территории деятельности враждебных другой стране сил. С учетом того, что к моменту подписания договора в Эстонии Северо-Западная армия Юденича была уже интернирована, РСФСР впоследствии распустила воевавшую на Южном фронте дивизию Эстонских красных стрелков. Таким образом, проживавшие в РСФСР, и русские в Эстонии получали возможность вернуться на родину. По Тартускому миру Эстония освобождалась от каких-либо обязательств перед РСФСР, от долгов царского правительства, получала из золотого запаса России 11,6 т золота – 15 млн рублей золотом. Плюсом к тому они получили в концессию 1 млн десятин леса. Отметим, что первоначально требования Эстонии достигали 80 млн рублей золотом, но в ходе переговоров, во время которых им вспомнили вывезенный из Пскова общероссийский запас льна, цена вопроса снизилась до 15 млн. Кроме того по договору Эстонии отошли вновь образованная волость Нарва – включающая населенную ижорой и ингерманландцами территорию на правобережье реки Нарва, т.н. Эстонскую Ингерманландию (ныне в составе Кингисеппского района Ленинградской области); волости Козе (позднее переименована в Пийри) и Скарятино (позднее переименована в Райа). А также населенное этническими русскими правобережье Нарвы от устья реки Щучка до Чудского озера (ныне в составе Сланцевского района Ленинградской области России); населенный русскими и сету Печорский край (ныне Печорский район Псковской области России), включая Печоры и Старый Изборск. Так сделка, имя которой сегодня – «Юрьевский мирный договор», состоялась. Историческое же значение «пакта Поски – Иоффе» заключается в том, что политическая элита тогдашней Эстонии, по мнению ряда экспертов, легализовала преступную группировку, захватившую власть в России. По факту это была вооруженная банда, которая разогнала слабое, но законно избранное Учредительное собрание, а Эстонская Республика стала первой, где сказали, что это не преступники, но субъекты международного права. Насчет «преступников» тут, пожалуй, трудно ошибиться: Сталин был профессиональным «медвежатником» и грабил банки, Котовский – чистил поезда. Свердлов был просто убийцей, поэтому Ленин в сравнении с вышеперечисленными криминальными авторитетами мог считаться относительно порядочным гражданином, который жил на деньги германского Генерального штаба.

Между тем (повторюсь) сегодня в Эстонии к Тартускому договору относятся с нескрываемым почтением, начиная с политиков верхних эшелонов власти и кончая правозащитниками, которые считают, что Освободительная война эстонской народной армии против красных отрядов под командованием Льва Троцкого (28.11.1918– 3.01.1920), как и сам договор – неоспоримое свидетельство рождения эстонской государственности. При этом по ту сторону границы стараются не вспоминать, что, пожалуй, главной действующей силой той же самой Освободительной войны была русская Северо-Западной армия, которая, отстояв Нарву, подарила победу Эстонии, но была ею же и предана.

С ЧИСТОГО ЛИСТА?

В этой связи странно было слышать от руководителя пресс-службы МИДа г-жи Захаровой пассаж относительно того, что Тартуский договор утратил свою историческую значимость и теперь, это перевернутая страница истории. При этом Мария Владимировна забывает, что именно этот документ прорвал блокаду большевистского государства, подарив ему шанс на спасение, который был на 100% реализован. Если бы было наоборот, то г-жа Захарова должна была разделить позицию члена Конституционного суда РФ г-на Арановского, который в «особом мнении» по одному из решений КС назвал СССР «незаконно созданным государством», предложив не считать Россию его правопреемницей. При этом эстонская политическая верхушка, беспощадно критикуя СССР, как империю зла, требует репараций и возвращения захваченных земель, тоже лукавит: свой суверенитет фактически она получила из рук большевистских вождей, в немалой степени, будучи обязанной Северо-Западной армии под командованием генерала Юденича. Интересно, есть ли в мировой истории дипломатии еще примеры, когда ради идеологической выгоды, жертвуют своими историческими территориями? В этой связи можно лишь согласиться с мнением Юрия Алексеева, директора Фонда «Достоверная История», который убежден, что «Тартуский (юрьевский) мир – это краеугольный камень не только эстонской, но и советской государственности».

«По своему значению он (Тартуский мир) превосходит договор о разграничении территорий между РСФСР и Эстонией, которое произошло в 1944 году, когда Эстония уже стала частью СССР. В противном случае мы не должны считать себя правопреемниками Союза. Однако, если Тартуский договор на самом деле ничтожен, то следует аннулировать его де-юре и начать писать нашу общую историю с чистого листа».

И последнее… Председатель Совнаркома Ленин называл Тартуский договор событием «всемирно-исторического значения». Если учесть, что сразу после его подписания был освобожден из нарвской тюрьмы его шурин – товарищ Н. Крупский (это было одно из главных условий, на котором особо настаивала российская сторона) и первым же транспортом переправлен в Советскую Россию, то в этом смысле Владимир Ильич не ошибся.

Автор выражает благодарность коллективу псковской Центральной городской библиотеки за методическую помощь в подготовке этого материала.

Фото предоставлены сайтом Wikipedia.org