Линия Маннергейма

Зачем Сталину понадобился миф о неприступной крепости?

13 марта 1940 года прогремели последние залпы Советско-финской войны. Красная Армия в этой войне потеряла убитыми, умершими от ран и обморожений, пропавшими без вести (те же погибшие, практически всех пленных вернули) от 127 до 150 тысяч бойцов. Санитарные потери и вовсе ужасающи – от 325 до 400 тысяч. Реальные масштабы, конечно, скрыли, но и известного хватало, чтобы задаться вопросом: столь ли хороша Красная Армия, как её расписывают, и не прямое ли это последствие кровавых чисток? «Вождю народов» нужно было как-то обозначить причины потерь и того, что могучая Красная Армия 3,5 месяца топталась на каком-то пятачке. Валить всё на происки «врагов народа», учиняя очередной цикл массовых репрессий было уже не с руки, надо было выдумать что-то посвежее. И в речах вождя вдруг возникла «линия Маннергейма» – грандиозная, почти неприступная крепость, которой не было равных в мире. «Сталин – умный, способный человек, – писал в своих мемуарах Анастас Микоян, – в оправдание неудач в ходе войны с Финляндией выдумал причину, что мы «вдруг» обнаружили хорошо оборудованную «линию Маннергейма». Специально была выпущена кинокартина с показом этих сооружений – для оправдания, что против такой линии было трудно воевать и быстро одержать победу».

Советский агитплакат периода Зимней войны

Фото: SA-Kuva

Сагу о «линии Маннергейма» обкатали на совещании командного состава в Кремле 14–17 апреля 1940 года. Нарком Клим Ворошилов нарисовал поистине эпическую картину: оказывается, там была «сильнейшая, современная крепость», практически неприступная, которую иноземные специалисты ставили в ряд с «линиями Зигфрида» и «Мажино». Сплошная железобетонная полоса, со рвами, надолбами, проволокой, минами, насквозь простреливаемая артиллерийским и пулемётным огнём. Даже её предполье – «поле, сплошь изрытое окопами и противотанковыми рвами с эскарпами, с множеством блиндажей и других полевых сооружений, утыканное гранитными и железобетонными надолбами, на больших пространствах по фронту и в глубину, переплетённое вдоль и поперёк проволочными заграждениями, с большим количеством специально оборудованных пулемётных и артиллерийских гнёзд и площадок». А ещё мины, фугасы и всё такое прочее. Но, как говорил тов. Сталин, «нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять», потому «впервые в военной истории… была разгромлена и уничтожена первоклассная, построенная по последнему слову инженерной техники, долговременная и оборонительная система».

Наркому вторил командарм 2-го ранга Кирилл Мерецков: у финнов везде и всюду сплошной железобетон, всё прикрыто мощными противотанковыми препятствиями «в виде бетонных и гранитных надолб, эскарпов разных видов и рвов…». Да ещё и «вся 90-километровая глубина обороны от границы и до Выборга включительно была покрыта минными полями большого протяжения». И уж «если сравним «линию Мажино» с «линией Маннергейма», то мы встретим небольшую разницу», да что там, «линия Маннергейма» не хуже, а может быть, и лучше»! «Таких укреплённых линий не знала мировая война… – божился начальник Генштаба Борис Шапошников. – …Нужно со всей ясностью сказать, что это был первый опыт атаки сильной бетонной обороны». Ну, если первый, если это круче «линии Мажино» с «линией Зигфрида» впридачу…

А что, разве не так? Ведь и сейчас на Карельском перешейке можно видеть остатки мощных сооружений… Только почти всё это отношения к Зимней войне не имеет, ибо строилось финнами уже с 1942 по 1944 годы. «Утверждали, – писал Маннергейм, – что наша оборона на Карельском перешейке опиралась на необыкновенно прочный и выстроенный по последнему слову техники железобетонный оборонительный вал, который можно сравнить с «линиями Мажино и Зигфрида» и который никакая армия никогда не прорывала…» «Всё это чушь!» – восклицает Маннергейм, оборонительную линию «образовывали только редкие долговременные пулемётные гнезда да два десятка выстроенных по моему предложению новых дотов, между которыми были проложены траншеи».

Документальное описание одного из важнейших участков финской обороны, укрепрайона Тайпале, дал историк Кирилл Якимович: несколько «бетонных строений, представляющих собой тонкостенные пулемётные укрепления фронтального огня, расположенные в наиболее критических узлах». И – никаких противотанковых надолбов, только небольшие цепи камней и бревенчатые завалы, не представлявшие практически никакого препятствия для танков даже тех времён. Ну ещё ров, выкопанный резервистами, колючая проволока да ещё около 70 ДЗОТов (дерево-земляных огневых точек) на участке от Кивиниеми до Тайпале; были и опорные пункты, «основу которых составляли вырытые в податливом песке пулемётные гнёзда». В общем, «ни о какой мощи, ни о каких сравнениях с «линией Мажино» здесь не могло быть и речи». Так что прочность этой линии, по словам Маннергейма, «явилась результатом стойкости и мужества наших солдат, а никак не результатом крепости сооружений». С этим трудно поспорить.

Разве лишь добавить, что это ещё и результат провала советской разведки: сильна или слаба была финская линия обороны, но командиры РККА не имели о ней вообще никакого представления. На провал разведки всё валило и высшее командование. На совещании в Кремле Ворошилов так и заявил, что не располагал «сколько-нибудь точными данными о силах и средствах противника», так как у него не было «хорошо организованной разведки», и что реально представлял собой укрепрайон, мы «узнали только после того, как наши героические войска его прорвали…». На том совещании даже учинили пикировку с начальником Разведупра РККА Иваном Проскуровым, обвинив его во всех грехах. Тот, не снимая с себя вины, заметил, что немалый объём сведений об огневых точках его ведомство всё же добыло и представило тому же Мерецкову:

– Но ни одна не соответствовала, – тут же вскинулся Мерецков. – Ничего подобного, – парировал Проскуров. – Донесения командиров частей и разведки показывали, что большинство этих точек находится там, где указаны на схеме. – Это ложь, – снова закричал Мерецков. – Ничего подобного, – отвечал Проскуров. Такое вот конструктивное обсуждение…

Но ведь разведке, справедливо заметил Якимович, действительно «так и не удалось выяснить ничего, что смогло бы в декабре 1939 года помочь в продвижении частям РККА и снизить многочисленные потери». Только разве не товарищ Сталин как раз перед этим истребил и кадры военной разведки, и её саму?