На войне, как на войне

Чем дальше от нас Великая Отечественная война, тем тоньше идеологический флер, который до недавнего времени окутывал Великую Победу. Может быть, поэтому фронтовики никогда не жаловали официальный советский кинематограф? На личном боевом опыте они убедились, что война – это тяжелая, подчас выматывающая физическая работа, сопряженная с риском. Однако и на переднем крае была жизнь, о которой по-прежнему не принято говорить на уроках патриотического воспитания.

Первая иллюзия, от которой следовало бы избавиться, это недооценка противника. В советских кино-агитках немцы выглядели полными идиотами, при этом за кадром оставался главный вопрос: как такие недоумки сумели дойти до Волги? По словам писателя Юрия Алексеева (фонд «Достоверная история»), готовясь к войне, «гитлеровские генералы учили свою пехоту воевать настоящим образом».

ГОТОВ К ТРУДУ И ОБОРОНЕ?

«Каждый проходил шестимесячную подготовку, мог стрелять из всех видов оружия, – продолжает эксперт. – Не маловажное замечание: подавляющее большинство пехотинцев имело среднее образование, не говоря уже о специальных и технических подразделениях, которые обеспечивали управление войсками».

Подтверждение сказанному мы находим в протоколах допроса ефрейтора Карла Хефса, которые сохранились в документах командующего артиллерией 2-го Прибалтийского фронта. Взятый в качестве «языка», он, в частности, сообщил, что служит в дивизионе арт-разведки, который дислоцируется возле села Тригорское. В подразделении насчитывается около 400 человек. При этом весь личный состав имеет высшее образование или был призван в армию со старших курсов технических университетов. Командир – майор Кюнцер, кандидат наук, ветеран Первой мировой, а его заместитель обер-лейтенант Хуман отличился тем, что разработал предложения по повышению точности работы звукометрической батареи, распространенные позднее во всех дивизионах связи вермахта. В контексте сказанному следует отметить, что образовательный уровень рядового состава РККА порой не превышал четырех классов. К тому же в запасных полках, куда прибывало молодое пополнение, учить, как действовать на передовой, времени не было. Зачастую бойцы едва успевали осваивать винтовку. Выполнил упражнение номер один (три выстрела в сторону мишени) – готов к труду и обороне. Не мудрено, что, оказавшись в боевых условиях, армия несла серьезные потери. Всего один пример: в ходе Псковской и Псковско-Островской наступательных операций, наши войска потеряла убитыми 18 086 человек. При этом у немецких войск количество невосполнимых потерь, рассчитанное по документам 18-й армии, 28-го и 38-го армейских корпусов, оказалась примерно в 3 раза меньше. Между тем уже к началу 1943 года людские ресурсы начали истощаться. Стало окончательно ясно: одна из главных причин большого количества жертв – слабая подготовка личного состава. Своеобразной иллюстрацией ситуации служат фронтовые газеты, которые к третьему году войны от шапкозакидательских настроений перешли к рассказам о самых простых для фронта вещах, которые помогли бы солдату сохранить жизнь. Они начали писать про то, почему нельзя пренебрегать каской, как следует вести наблюдение на позициях, правильно ползать по-пластунски, метать гранату. И даже о том, что лопата – лучший друг солдата, поэтому ее надо беречь, а оказавшись в сложной обстановке сразу окапываться. В этой связи любопытной можно считать заметку, опубликованную в газете «Боевое знамя» (20.04.1944 г.) 10-й гвардейской армии: «Отделение сержанта Дроздова наступало на открытой местности. Первым поднялся красноармеец Юдаев. Пробежав несколько метров, он залег на землю и ловко, почти не поднимая головы, окопался лопатой. Только окончил окапываться, как возле него разорвалась мина. Юдаева забросало землей, но боец остался невредим. Когда обстрел кончился, гвардии рядовой Юдаев вылез из своего окопчика и оглядел появившиеся вокруг глубокие воронки от снарядов. Он, любовно погладив свою лопату, сказал бойцам: “Она, матушка, спасла меня от смерти! ”».

ОКОПНЫЕ БУДНИ

Примерно о том же говорилось и на немецких позициях. Например, некий лейтенант Эшенхаген, командир роты, которая в числе прочих сдерживала натиск Красной Армии на линии «Пантера» (Пушкиногорский район), в одном из своих приказов потребовал от своих подчиненных, чтобы они тоже в обязательном порядке носили каски. Кроме этого с немецкой дотошностью он напоминал, что часовому запрещено курить, отдаляться от своего поста «хотя бы на миллиметр», есть, читать, лежать. Обращалось внимание и на то, что в роте некоторые солдаты являются восточными добровольными помощниками вермахта (Ost-Нilfswilligen), поэтому плохо знают немецкий язык: их следует надлежащим образом проинструктировать, а то свои же и пристрелят. Не забыл педантичный служака подтянуть дисциплину по линии гигиены и санитарии, приказав копать ямы, куда следует сливать воду после мытья посуды, и «каждому отделению иметь уборную даже во время привала на 24 или 48 часов. Около нее должна стоять лопата, которой необходимо пользоваться после отправления естественных нужд». Такими же «удобствами», к слову, пользовались и в Красной Армии. Например, во время нахождения в обороне в каждом ходе сообщения, метрах в 20–30 от основного окопа отрывались простейшие, но очень глубокие ямы, хотя бы по одной на отделение. По мере наполнения их засыпали землей и копали новые. А коль возможности такой не было, как вспоминали бывалые солдаты, то – на саперную лопатку и подальше за бруствер в сторону противника. Такова была проза войны.

ДОМ ДЛЯ СОЛДАТА

Окопная жизнь не подразумевает роскошные апартаменты. Ветераны вспоминают, что за годы, проведенные на передовой, ночевать под крышей получалось гораздо меньше, чем без нее. Одно дело вырыть наскоро для себя ячейку, а когда полк, к примеру, находится в «активной обороне», то бери лопату и копай без разговоров, потому что «пот сберегает кровь» – это правило на фронте считалось универсальным. Всего один пример из журнала боевых действий 2-го Прибалтийского фронта. Напомним, что 14 наступательных операций, предпринятых весной 1944 года по прорыву линии обороны «Пантера» в районе Пушкинских Гор и Стрежневского плацдарма, в частности, потерпели поражение. Как следствие, Ставка отдала приказ закрепиться на достигнутых рубежах. Что это означало для личного состава?

«Отрыто траншей первой линии на всем участке обороны в полный профиль – 1300 метров, второй линии – 1030 метров, – читаем мы в донесении командира 98-го гвардейского стрелкового полка, который принимал участие в боевых действиях. – Ходов и сообщений, соединяющих первую линию со второй, выходящей в тылы и к блиндажам – 2600 метров. Открыто и оборудовано стрелковых ячеек – 200 штук, пулеметных площадок для станковых и ручных пулеметов – 150 штук. Оборудовано блиндажей 56, открытых и закрытых наблюдательных пунктов – 22… Заминирован штурмовой участок на переднем краем противотанковыми минами по фронту 1400 метров, в глубину – 25 и, установлено 1209 мин в 4 ряда».

Однако победителем этого своеобразного соревнования стали бойцы 96-го гвардейского стрелкового полка. Вместе с приданной ему 139-й штрафной ротой в районе деревни Пальчихино ими было отрыто 11 200 (!) погонных метров траншей полного профиля, 156 стрелковых ячеек, прорублено 1700 метров 150- м просек, сделано 900 м завалов, расчищено 50 тыс. кв. метров секторов обстрела – и это тоже война. Сами же бойцы по своему обыкновению на передовой ютились в т.н. стрелковых ячейках. В них они укрывались от огня, отсюда вели огонь, принимали пищу, поблизости хоронили друзей. Для отдыха личного состава в глубине обороны строились землянки. Их устройство было очень простое: сначала копалась яма – все равно как погреб. Сверху клали бревна: чем больше, тем безопаснее. В стене делалась ниша, а с другой стороны — выходное отверстие под трубу для печки, которую мастерили, порой, из больших жестяных банок от присланной союзниками «рузвельтовской» колбасы – все, можно заселяться. Конечно, большого комфорта в таких времянках не было, зато сверху не мочил дождик, можно было просушиться. Этому важному акту окопные издания тоже уделяли внимание. Вот, например, какие советы давала бойцам газета «Знамя Родины» (15.01. 1943 г.) 46-й гвардейской стрелковой дивизии: «Мокрый снег и влажный ветер опаснее для бойца, чем сильный мороз. Сырая одежда, обувь, портянки, варежки отнимают очень много тепла и плохо защищают. Кроме того, отморожению способствует длительное пребывание бойца в неподвижном состоянии. В таком положении могут оказаться снайперы, наблюдатели, бронебойщики и т.д. Они обязаны принимать особые меры предосторожности».

Далее в заметке, в «суворовском стиле», рассказывалось, как подбирать обувь, чтобы она была не тесной, но и не слишком просторной. Как шнуровать ботинки (не туго, но плотно), при какой температуре (не выше 35 градусов) сушить сапоги, иначе от жары на коже образуются жесткие складки.

«Если боец имеет исправную и правильно пригнанную по ноге обувь и умеет строить укрытие от холода, – никакие морозы ему не страшны», – делает оптимистический вывод автор. Однако газетная «правда» была зачастую слишком далека от реальности: под ногами чавкает, сапоги с виду хоть и целые, но уже пропускают воду. Ноги весь день мокрые, спать приходиться в сыром блиндаже. Здесь, на передовой, многие поняли, что значит «гнить в окопах». Единственное лечение было для солдата летом раздеться и загорать в траншее, если погода позволяла. Болячки подсыхали, не так зудели, вспоминают фронтовики, хотя память об этой «окопной» болезни у многих оставалась потом на всю жизнь.

«УНИВЕРСАЛЬНЫЙ СОЛДАТ»

Одна для солдата была радость – в бане помыться да избавиться от паразитов. С самого начала Великой Отечественной боец сражался на два фронта: с армией фашистов и армией… насекомых. Речь идет о, так называемых, платяных вшах, бороться с которыми было очень сложно. Судите сами: эти «универсальные солдаты» легко переносили минусовую температуру, могли жить под водой, выдерживали давление до 1 кг на миллиметр своего тела, при этом оставаясь переносчиками сыпного и возвратного тифа. Самым доступным способом борьбы с вшами была баня. Однако в условиях фронта не всегда ее можно соорудить, поэтому командование РККА вернулись к банно-прачечным дезинфекционным поездам (БПДП), которые впервые появились еще в 1904 году, во времена Русско-японской войны. Мотались такие составы, с благословения и под покровительством императрицы Александры Фёдоровны и по фронтам Первой мировой. Вспомнили о них и в Великую Отечественную войну. В бой были брошены кадры Научно-исследовательского испытательного института Красной Армии (НИИСИ КА), а первые результаты были достигнуты к концу 1941 года. Именно тогда на фронт стали поступать бани на колесах, где за час могли пройти обработку до сотни бойцов. Весь этот банно-прачечный комбинат, куда входили раздевалки, формалиновые камеры, душевые, прачечные, сушилки, обеспечивал паром и горячей водой паровоз. К концу 1942 года в Красной Армии было уже более сотни таких поездов. Вообще, мытье в бане, санобработка проходили во втором эшелоне. Ближе к переднему краю выручала солдатская смекалка. Умудрялись париться в палатках, которые натягивали одну на другую. Внутри ставили пустые бочки из-под горючего, где калили камни, чтобы был пар. Мобилизовала на санитарные подвиги бойцов и печать. Вот что писала по этому поводу, например, газета Северо-западного фронта «За Родину» (06.07.1943 г.): «Бойцы части, где заместителем командира т. Серебряников, по две недели и больше не ходят в баню. Между тем часть расположена в таком месте, где вокруг сколько угодно и воды, и строительного материала. Так почему же, спрашивается, за несколько месяцев здесь не удосужились построить баню для личного состава? Иное положение в части, где начальником политотдела т. Киселев. Здесь не только каждый батальон, но и некоторые роты имеют свои бани, жарильни. Есть свои парикмахеры. Все бойцы моются установленное число раз в месяц горячей водой и аккуратно меняют белье. Бани на передовой позиции не являются предметом роскоши. Они необходимы для фронтовиков. Это лучшее средство борьбы за здоровый быт. В каждом подразделении должна быть своя баня!»

РУБЛЕМ И МАРКОЙ!

Армия без дисциплины – толпа. Поддерживать порядок, сохранять боевой дух даже в минуты затишья одна из самых главных задач командира. Как? И кнутом и пряником, но чаще всего, конечно, первым «инструментом». Например, в немецких окопах было вполне нормальным, когда за нарушения рядовой состав наказывался денежным штрафом. В одном из приказов все того же ротного Эшенхагена, говорится, что «в случае утери пулемета виновный обязан будет заплатить 120 марок, за автомат «44» – 80, за винтовку или «шмайссер» – 50, а за пистолет – 30 марок». Если учесть, что солдат вермахта ежемесячно получал по 60 марок (по две в день), а лейтенант 220, то сумма штрафа получалась немалая. Любопытно, но и в русских окопах за провинности тоже прибегали к наказанию рублем. Любопытен в этой связи приказ (от 12.05.1944 г.) командира 94-го гвардейского стрелкового полка. Приняв командование частью по болезни своего предшественника, новый воинский начальник начал укреплять дисциплину, которая, судя по тону документа, оставляла желать лучшего в полку:

«Командира 2-й роты ПТР гв.ст. лейтенанта Садко за отсутствие внешнего вида офицера, неумение докладывать, за грязные боевые патроны и оружие, за потерю ответственности своего подразделения АРЕСТОВАТЬ на 8 СУТОК с удержанием 50% денежного содержания за каждый сутки ареста с выполнением служебных обязанностей.

Гв. мл. лейтенант Чурбанов свыше месяца находился в дезертирстве, бросил свое орудие и расчет. Назначить и провести полное дознание, учитывая, что этот офицер потерял офицерскую совесть и честным офицером уже не может быть.

Гв. л-та медицинской службы РОМАНОВУ за распущенность и нетребовательность к себе АРЕСТОВАТЬ на 3 суток с удержанием 50% денежного содержания с выполнением служебных обязанностей…»

Насколько суровыми были такие наказания рублем? Судите сами: месячный оклад лейтенанта РККА составлял 220 рублей, или в пересчете по фронтовому курсу 22 марки. Иными словами, день жизни на войне стоил всего 7 рублей с «копейками». При этом пачка папирос «Казбек» в военторге продавалась по 2,5 рубля, но купить их можно было только у спекулянтов по 25 рублей. Вот и получалось, что суровое наказание лейтенанта Романовой «за распущенность» было не дороже пачки «Казбека».

Вот уж действительно: на войне, как на войне, где жизнь в окопах следует принимать такой, какая она есть. Тот, кто прошел этот ад, поистине достоин нашей памяти. Как сказал бы классик, «не проявление сего – есть великое малодушие».

Автор выражает искреннюю благодарность Дарье Тимошенко, историку Пушкиногорья, за неоценимую помощь при подготовке этого материала