Небесные авиатриссы

В октябре 1909 года баронесса Раймонда де Ларош уговорила авиатора Шарля Вуазена «дать порулить». Вуазен разрешил только проехать по земле на биплане его собственной конструкции. Де Ларош ослушалась и пролетела несколько сот метров, став первой в мире авиатрисcой, женщиной-пилотом, но ей не удалось стать первым военным лётчиком: во время Первой мировой войны во Франции женщины были отстранены от полётов, и первой в мире женщиной – военным лётчиком стала княгиня Евгения Шаховская.

Впрочем, первая авиатрисса не была баронессой. Её отец был обыкновенным парижским слесарем-водопроводчиком. Просто в совсем юном возрасте Элиза Леонтина Дерош начала выступать на сцене и взяла звучный псевдоним. После того как Раймонда поднялась в воздух, авиатриссы начали появляться в разных странах. В России они происходили не из «кухаркиных детей». Чтобы стать лётчицей, необходимо было стечение разных обстоятельств. Происхождение и связи были из главных. Поэтому первыми российскими лётчицами стали генеральская дочь, княгиня, родственница одесского миллионера. Исключение составляла Любовь Голанчикова, актриса, как и Раймонда, но мужем Голанчиковой был очень богатый коммерсант. Это неудивительно – создаваемая в начале ХХ века усилиями самоотверженных инженеров, авиация была доступна лишь аристократам или состоятельным людям.

ДИПЛОМЫ № 31 И № 56

Да, бурное развитие авиации в начале ХХ века в России не оставило равнодушными представительниц прекрасного пола. Но для большинства всё ограничивалось «прогулкой» с кавалером. Да и таких-то были единицы. Подняться в небо можно было и на воздушном шаре – шары запускали как аттракцион на коммерческих ярмарках, а многие воздухоплаватели из Европы приезжали в Россию с гастролями.     

Путь в авиацию женщинам был закрыт ещё и потому, что для получения диплома лётчика требовалась сдача экзаменов по теории летательных аппаратов – чисто практических умений было недостаточно. Нужно было сдать экзамены по устройству аэроплана, метеорологии. Экзаменаторы были настроены против женщин, да и школ, выдававших дипломы лётчиков, пока ещё в России не существовало. Для сдачи экзаменов нужно было поехать или в Германию, или во Францию. Правда вскоре лётные школы появились и в России.

Инициатором создания первой русской авиашколы стал великий князь Александр Михайлович, возглавлявший, после поражения России в войне с Японией, Особый комитет по усилению военного флота на добровольные пожертвования. В январе 1910 года великий князь выступил с инициативой израсходовать часть собранных средств на закупку аэропланов. 23 апреля был основан Гатчинский аэродром, которому выделили штат офицеров и нижних чинов. В мае при аэродроме была открыта военно-авиационная школа, а в конце года первая частная авиашкола Сергея Щетинина «Гамаюн». В эту школу принимали на коммерческой основе всех желающих, в том числе женщин.

Уже в 1911 году 20 процентов учеников лётных школ были женщинами. Кем же были эти покорительницы неба? Несомненно, это были незаурядные, яркие личности, и нам известны судьбы первых женщин-авиаторов.

В небо не пускали без документа об окончании авиашколы, и первым дипломированным пилотом-авиатриссой стала Лидия Зверева. Дочь генерала русской армии, героя войны на Балканах Виссариона Лебедева, выпускница Белостокского института благородных девиц, а по другим данным, – Мариинского женского училища. Впрочем, неважно, какое именно учебное заведение окончила юная Лидия. Главное в том, что в начале ХХ века образование в подобных женских «вузах» всё ещё строилось на принципах, сформулированных деятелем французского Просвещения Фенелоном: главное – воспитать «девиц» как будущих добродетельных жён, привить хорошие манеры, дать знание иностранных языков и основ истории и философии, а всё остальное считалось лишним.

Поначалу Лидия полностью соответствовала фенелоновым заветам. В 17 лет она вышла замуж за человека современных взглядов и пока ещё относительно новой в России профессии – за инженера Ивана Зверева. Но через два года овдовела.

Ещё будучи институткой, юная Лидия с восторгом следила за полётами аэростатов, которые в то время становились очень популярными. В апреле – мае 1910 года Лидия с восхищением наблюдала за невиданными ещё в России состязаниями авиаторов, проходившими над Коломяжским ипподромом в Петербурге, и в том же году поступила в авиашколу «Гамаюн». В 1911 году, с достоинством выдержав экзамены, Лидия Зверева получила диплом авиатора № 31. Она не раз совершала показательные выступления, первой из женщин выполнила мёртвую петлю Нестерова, пускала свой аэроплан в штопор по примеру знаменитого лётчика Арцеулова, выполняла пикирование с выключенным двигателем. Её бесстрашием восхищались мужчины-авиаторы.

В «Гамаюне» Лидия Зверева познакомилась с пилотом-инструктором Владимиром Слюсаренко, который стал её вторым мужем. В 1911–1912 годах они принимали участие в демонстрационных полётах в разных городах России. Позже они организовали в Риге, считавшейся тогда одним из центров русской авиации, мастерские по ремонту и постройке самолётов, а заодно и лётную школу, в которой сами же обучали лётному делу, а также проводили испытания самолётов. Однако вскоре началась Первая мировая война, а в 1916 году Лидия Зверева умерла от тифа. Во время её похорон над кладбищем кружили аэропланы. Завод, основанный супругами, просуществовал до 1917 года. Сам же Слюсаренко считал, что его жена была убита агентами германской разведки, желавшими любой ценой избавиться от талантливого авиаконструктора. По некоторым данным, Лидия Зверева работала над проектом нового самолёта, и после её смерти таинственным образом исчезли все чертежи

Ещё одной выпускницей «Гамаюна» стала Любовь Голанчикова. Она тоже грезила авиацией. Будучи актрисой, как и её французская коллега баронесса де Ларош, Голанчикова взяла псевдоним – Мили Море. И для неё любовь к авиации также началась с романтического приглашения прокатиться на аэроплане от лётчика, пионера воздухоплавания Михаила Ефремова. Ну а после полёта ей захотелось научиться управлять такой машиной. Выдержав все экзамены, Любовь получила диплом № 56. Вскоре Голанчикова приняла приглашение Рижского аэроклуба совершить несколько публичных полётов, но первый полёт оказался неудачным, и она возвратилась в Петербург. Во время конкурса военных аэропланов она познакомилась с предпринимателем и авиатором Антоном Фоккером, тот, в свою очередь, предложил ей полетать с ним на аэроплане его собственной конструкции. За этим полётом последовало приглашение в Германию. Фирма предоставила в распоряжение авиатриссы лучшие летательные аппараты. Голанчикова целыми днями пропадала на аэродроме. Во время одного из тренировочных полётов она поднялась на 805 метров. А в 1912 году лётчица поднялась на высоту 2200 метров. Это был первый мировой рекорд, установленный русской лётчицей, который принёс ей мировую известность. После окончания Гражданской войны Голанчикова эмигрировала сначала в Германию, а затем в Америку. В Нью-Йорке она подрабатывала шофёром, там же скончалась в 1961 году.

Выпускница авиашколы «Гамаюн» (диплом № 56) Любовь Голанчикова

ПИАР ПО-КНЯЖЕСКИ

Среди выпускниц авиашколы «Гамаюн» была и первая в мире военная лётчица Евгения Шаховская. Невероятной оказалась судьба дочери тайного советника, сенатора, князя Михаила Шаховского, состоявшего в родстве с царской семьёй. Хорошо воспитанная выпускница Смольного института проявляла немалый интерес к технике, увлекалась стрельбой, спортом. В 1909 году, когда стало известно, что француженка Раймонда де Ларош поднялась в небо и стала первой женщиной-лётчицей, княгиню охватило желание пойти по её стопам…

Стоп! Евгения родилась в 1889 году, а действительно проживавший в Санкт-Петербурге тайный советник и сенатор князь Михаил Шаховской умер за два года до её рождения. Да и были Шаховские Рюриковичами и с Романовыми родство имели очень и очень отдалённое…

Другая родословная Евгении Михайловны была не менее загадочна. Мол, она дочь эстляндского губернатора. Далее – по списку: Смольный институт, интерес к технике, увлечение стрельбой и спортом. Тут тоже не всё складывается. Подходящего, так сказать, по времени эстляндского губернатора Шаховского, кстати, тайного советника и сенатора, звали Сергеем. Был в Эстляндии и другой губернатор Шаховской, что удачно – Михаил, но ко времени рождения Евгении давно пребывавший в отставке по причине слабого здоровья, да к тому же Михаил Валентинович Шаховской был бездетен…       

Всё дело в том, что Евгения Шаховская была Шаховской по мужу, гражданскому инженеру князю Шаховскому, происходившему из боковой, обедневшей ветви Шаховских. Отцом Евгении был очень состоятельный санкт-петербургский купец Михаил Петрович Андреев, давший дочери прекрасное великосветское воспитание, а потом и хорошее образование. Когда же она совсем молоденькой вышла замуж за князя-инженера и начала увлекаться авиацией, то журналисты сами создали ей две мирно уживавшиеся между собой биографии, которые она не опровергала. Но Евгения была умной женщиной – она никогда и не настаивала на их подлинности. 

Шаховская хоть и была выпущена из школы «Гамаюн», но что-то помешало ей получить диплом, как другим авиатриссам. Лицензию пилота княгине выдали в Германии, в 1912 году. Слух о её успехе долетел до России, о княгине восторженно писала «Петербургская газета»: «На берлинском аэродроме на аппарате «Райт» сдала пилотский экзамен Евгения Шаховская. Она прекрасно ездит верхом, отлично стреляет, даже имеет призы на конкурсе в Швейцарии, умеет управлять автомобилем»

Шаховская летала как на одноместных, так и на двухместных аэропланах. Во время одного из полётов в 1913 году вместе со знаменитым русским авиатором Всеволодом Михайловичем Абрамовичем она попала в аварию. Абрамович погиб, княгиня отделалась небольшими ушибами и царапинами, но объявила об уходе из авиации: «После столь трагически закончившегося полёта я больше летать не буду». Она не летала почти год, но очень живо интересовалась новыми самолётами, в глубине души мечтая вернуться в авиацию, и в 1914 году вновь поднялась в небо.

Более того, она задумала стать военной лётчицей. Ещё во время Итало-турецкой войны 1911–1912 годов в интервью Шаховская сказала, что собирается отправиться на театр военных действий добровольцем: «На днях авиатор княгиня Шаховская уезжает в Триполи на театр военных действий, – писал «Одесский листок». –  Она уезжает в качестве добровольца – военного лётчика. Княгиня два года училась в Италии пению, и с тех пор итальянцы пользуются исключительными её симпатиями. На вопрос, как она себе представляет свою добровольческую деятельность, княгиня ответила: «Я займусь воздушными рекогносцировками, посажу сзади себя вооружённого несколькими бомбами берсальера и полечу высматривать неприятельские позиции. Это, действительно, сильное ощущение – лететь над пустыней, сеять смерть в турецко-арабском лагере с высоты 500 метров и слышать, как жужжат мимо пули охотящихся за нашим аэропланом неприятельских стрелков. Даже погибнуть при таких условиях – красивая смерть, а всё равно я погибну рано или поздно. Я – обречённая».

Но Италия отказала русской княгине в просьбе отправиться на фронт добровольцем. Княгиня в 1912 году предпринимала ещё одну попытку, предложив услуги Болгарии, но и здесь её постигла неудача. Последняя попытка была предпринята в 1914 году, уже после объявления Германией войны России. Но и в этот раз она получила отказ. В отказе говорилось, что в задачи авиации входит разведывательная деятельность, возможно вынужденное приземление на территории противника, что будет расценено противником как шпионаж, за который в военное время расстреливают.

Вразумления не охладили пыл княгини. Поступив на короткое время сестрой милосердия в санитарный поезд имени великой княжны Анастасии Николаевны, Шаховская начала рассылать письма с просьбами найти ей применение на фронте в качестве военной лётчицы. И в конце концов она своего добилась – император Николай II её просьбу удовлетворил.

Лидия Зверева

ПРИГОВОРЕНА К СМЕРТНОЙ КАЗНИ

В ноябре 1914 года Шаховская, получив офицерский чин прапорщика, оказалась в Ковенском крепостном авиационном отряде. Её пребывание на фронте было оформлено приказом № 353 от 1 декабря 1914 года за подписью коменданта крепости, генерала от кавалерии Григорьева. Журнал «Искры» писал по этому поводу: «Известная лётчица княгиня Шаховская, по сдаче соответственного испытания, принята в число военных лётчиков и отправляется в Действующую армию. Шаховская стала первой женщиной – военным лётчиком».

О том, насколько успешно она воевала, никаких сведений не сохранилось. Известно лишь, что служба Шаховской в качестве военной лётчицы длилась недолго – месяц, и оборвалась при весьма запутанных обстоятельствах. Тот же генерал Григорьев подписал 31 декабря 1914 года приказ об отчислении княгини, а вскоре она была арестована контрразведкой и обвинена в шпионаже в пользу Германии. Шаховской припомнили и немецкий диплом пилота, и дружеские отношения с германскими авиаторами, и работу на немецком аэродроме.

Одни считали эти обвинения оговором и местью покинутого ухажёра, для чего, учитывая нрав и привычки княгини, было много оснований. Другие были убеждены в справедливости обвинений. Как бы то ни было, по решению военного суда княгиня была признана виновной и приговорена к смертной казни, но по личному распоряжению императора Николая II была помилована и заключена в один из женских монастырей.

Из монашеской кельи Евгению Шаховскую освободила Февральская революция. Авиатрисса была признана «жертвой царского режима», обвинения в измене были сняты. Но начавшаяся русская смута снова сыграла с княгиней злую шутку. Шаховская вскоре оказалась на службе у захвативших власть большевиков, причём отнюдь не пилотом, что было бы ещё объяснимо, а в качестве сотрудницы Киевской ГубЧК. Как утверждается в некоторых публикациях, озлобившаяся княгиня-чекистка отличалась особой жестокостью во время допросов и лично принимала участие в казнях арестованных. К этому времени Шаховская заметно деградировала, пристрастившись к алкоголю и наркотикам. Это её в скором времени и погубило.

Жизнь Евгении Шаховской, чьё имя навсегда вписано в историю отечественной и мировой авиации, трагически и бесславно оборвалась осенью 1920 года. Она была застрелена в пьяной перестрелке с другими чекистами. «Красная пуля, да из моих белых княжеских ручек!» – якобы такими были последние слова этой, без сомнения, незаурядной, но бессмысленно погубившей себя женщины.