Одесская демонстрация

160 лет назад Россия подверглась удару мощной европейской коалиции 

Двадцать второго (10 по старому стилю) апреля 1854 года соединенная англо-французская эскадра подвергла Одессу почти 12-часовому обстрелу. Союзный флот появился в Черном море еще в январе 1854 года, поводом стал разгром турецкого флота при Синопе – Англия и Франция взяли на себя роль гарантов Турции. 29 (17) января 1854 года французский император Наполеон III предъявил ультиматум Николаю I, потребовав от него вывести русские войска из Дунайских княжеств и пойти на мирные переговоры с Турцией. В ответ Николай Павлович отозвал своих послов из Парижа и Лондона, и 27 (15) марта 1854 года Англия и Франция объявили войну Российской империи. 11 апреля (30 марта) войну британцам и французам объявил уже Николай I – самым первым актом новой драмы и стала бомбардировка Одессы.

Боевая неготовность № 1

Отразить нападение с моря Одесса была практически не готова – это был чисто торговый, коммерческий и слабо укрепленный порт. Да и артиллерии там практически не было. Почему российские военачальники не опасались нападения на Одессу в первый – «турецкий» – период Восточной войны, можно понять: в Черном море тогда безраздельно господствовал российский флот. Однако, когда в январе 1854 года через Босфор прошли английские и французские эскадры, превосходящие российский флот качественно и количественно, Черноморский флот укрылся в Севастополе, уступив инициативу на море противнику. За трехмесячный же период между вхождением англо-французского флота в Черное море и нападением на Одессу для обороны порта и города сделали весьма немного. Поскольку, полагали отечественные стратеги, занятие города противником, как писал русский военный историк, генерал от инфантерии Андрей Зайончковский, «не представляло никаких стратегических выгод». Так что «на оборону собственно порта ввиду такой малозначимости Одессы и прилегающего к ней района не было обращено серьезного внимания», тем паче в окрестностях «был собран значительной силы отряд, который мог бы противодействовать высадке союзников и обеспечить тыл армии князя Горчакова». «Отряд» и в самом деле был немалый – 15 пехотных батальонов, 16 кавалерийских эскадронов, 36 полевых орудий. Они, правда, не очень были пригодны для ведения огня по морским целям. Малая же вероятность десанта вовсе не означала невозможности бомбардировки портового города с моря. Только на сей счет ответственные чины, как всегда, спохватились поздно: береговой артиллерии оказалось всего ничего: 20 чугунных пушек 24-фунтового калибра старого образца на старых же лафетах. Подсуетившись, еще выкопали из грунта и поставили в строй… екатерининские пушки, ранее вбитые в гавани для причаливания кораблей!
Спешно соорудили шесть береговых батарей, расположив их на оконечностях Карантинного и Практического молов, от дачи Ланжерона до Бульварной лестницы. Но сами батареи были устроены весьма слабо: всего-навсего прорезали 48 амбразур в каменных парапетах Карантинного мола и 33 амбразуры – в парапетах Практического мола. Из них 10 амбразур вообще были обращены к Пересыпи и, по признанию Зайончковского, «не могли принести никакой пользы в борьбе с флотом». К тому же «парапеты были устроены из непрочного, не имеющего никакой связи камня» и их пришлось дополнительно укреплять мешками с землей.
Огневая мощь была не ахти какой – 48 орудий: шесть двухпудовых мортир, десяток однопудовых единорогов старого образца и 24-фунтовые пушки. Боекомплект на каждое орудие – 190 снарядов. Причем на все орудия в наличии было лишь 26 гарнизонных артиллеристов – один младший офицер, два фейерверкера и 23 рядовых! Батареи пришлось спешно пополнить офицерами и нижними чинами резервной бригады 5-й артиллерийской дивизии – полевыми артиллеристами, не имевшими навыка ведения огня по морским целям.
В эпоху гладкоствольной артиллерии калибр измерялся массой ядра, выстреливаемого орудием. Сама эта масса была чисто расчетной: плотность чугуна умножалась на объем шара, хотя те же мортиры, как правило, ядрами не стреляли. Калибр пушек и карронад определялся в тогдашней российской артиллерии в фунтах, единорогов, бомбовых пушек и мортир – в пудах.
Боекомплект двухпудовых мортир – бомба массой 36,45 кг, гранатная картечь – три 18-фунтовые гранаты и картечь в специальной жестяной упаковке. Дальность стрельбы бомбой – около 2400 метров.
Основным боеприпасом однопудовых единорогов была чугунная пудовая бомба весом 16,9 кг, дальность стрельбы которой при угле возвышения 9,5° составляла 1867 метров, при угле возвышения 12° – 2347 метров, а при 15° – 2700 метров.
Боекомплект 24-фунтовых орудий 12-килограммовое чугунное ядро, полупудовая бомба, брандскугель, картечь. Самый эффективный снаряд береговой артиллерии при стрельбе по морским целям из 24-фунтовки – так называемые каленые ядра, нагревавшиеся в специальных ядрокалильных печах до темно-вишневого свечения. Попав в деревянные части корабля, эти ядра вызывали пожар. Дальность стрельбы ядрами из этого орудия – до 3500 метров. Но реально вести прицельный огонь по маневренной и малоразмерной цели на столь дальней дистанции было бессмысленно из-за высокого рассеивания снарядов, так что реально достать корабль противника из этой пушки можно было, пожалуй, лишь до 1800 метров.
Самое мощное вооружение кораблей союзной эскадры – 68-фунтовые бомбические орудия Пексана, стрелявшие по настильной траектории чугунными 30-килограммовыми бомбами, снаряженными черным порохом. Дальность действия этих орудий – 2000–2600 метров, однако наиболее эффективен их огонь был на дистанции до 8–10 кабельтов (1481,6–1852 м). Другие корабельные пушки союзников большого калибра могли успешно вести обстрел на дистанции 15–16 кабельтов (2778–2963 м), но разрушительное воздействие их снарядов на укрепления было уже значительно ниже. Помимо этого, на вооружении кораблей союзников имелись зажигательные пороховые ракеты Конгрева

(Фото: www.public.ua)

Прапорщик Щёголев

Союзная эскадра – линейные корабли и пароходофрегаты (порядка 29 вымпелов!) – выстроилась в боевом порядке на расстоянии 3 верст (3,2 км) от Одессы, вне досягаемости огня русской артиллерии. В 6–6.30 утра 22 (10) апреля 1854 года англо-французский флот атаковал Одессу. Несколько кораблей с предельной дистанции открыли огонь по батареям № 1, 2 и 3, который не нанес им ни малейшего ущерба – ни один артиллерист там не был ранен или убит. Правда, их ответный огонь и вовсе не достигал кораблей. Шесть канонерских лодок, подойдя к Пересыпи, открыли огонь по гавани ракетами Конгрева.
Но основные события развернулись в ином месте. Девять пароходов с 350 орудиями на борту, пройдя вне зоны действия правофланговой батареи, вошли на одесский рейд и обстреляли самое слабое звено одесской обороны – Практическую гавань. Однако на самой оконечности Практического мола (его еще именуют Военным молом) находилась наспех оборудованная четырехорудийная батарея 24-фунтовых пушек старого образца – батарея № 6. Командовать ею поручили 21-летнему прапорщику резервной № 14 батареи 5-й артиллерийской дивизии Александру Щёголеву, всего за восемь месяцев до того выпущенному из Дворянского полка (впоследствии Константиновское артиллерийское училище). Обслуживало батарею 28 нижних чинов, из которых кадровыми артиллеристами были лишь четверо. Но благодаря своему расположению только эта батарея и могла хоть как-то «дотянуться» до противника, мешая ему постреливать по городу. Огонь артиллеристы Щёголева вели в основном калеными ядрами.
Техника стрельбы упрощенно выглядела так: пушка после выстрела откатывалась назад, один артиллерист тут же пробанивал (чистил) ствол орудия от порохового нагара и несгоревших остатков заряда банником — длинным деревянным шестом с щеткой (чаще из свиной щетины) на конце. Другой артиллерист пробойником — специальным инструментом из заостроенной на одном конце толстой проволоки — прочищал запальное отверстие. В ствол закладывался картуз  — холщовый мешочек — с порохом и плотно запрессовывался туда уже прибойником — деревянным шестом с цилиндрическим утолщением на конце (в полевых условиях прибойник нередко объединяли с банником на одном древке), затем прибойником же вбивался войлочный или пеньковый пыж и закатывали или обычное ядро, обернутое в специальную промасленную бумагу, либо специальными клещами закладывали уже каленое ядро. Пробойником через запальное отверстие прокалывался картуз, в само запальное отверстие затем вставляли запал — трубку, заполненную специальным горючим составом. Следовала команда «Накати!» и расчет, используя специальные рычаги и канаты, впрягшись в лямки, навалившись, руками и телами накатывал орудие к брустверу или амбразуре — а орудие с лафетом весили 5,3 тонны! Взводился кремневый замок, наводчик, пользуясь прицелом привинтным или подвешивая привесной — медная дощечка с продольным вырезом и двигающейся там планкой с двумя или тремя отверстиями, с упреждением наводил орудие на цель. Следует команда «Пли!», залп, пушка откатывается – дальше все вновь по тому же циклу. Причем всё это артиллеристы Щёголева делали под жестоким огнем противника. Даже не представить, каково это, когда в бруствер врезается 36-фунтовое ядро, рвется 68-фунтовая бомба, вокруг со свистом летает дальняя картечь — «пульки» весом 300-400 граммов, валяются оторванные руки-ноги товарищей…
Конечно, четыре 24-фунтовые пушки, да еще обслуживаемые «непрофильными специалистами», вряд ли могли причинить существенный вред маневренным целям – восьми пароходофрегатам и линейному винтовому кораблю. Тем паче скорострельность каждого из орудий вряд ли превышала 1–2 выстрела в минуту. Однако кому приятно получать в борт каленые ядра, пусть и почти на излете? Потому паровые корабли, сблизившись с досадливой батареей на дистанцию около 1,5 тысячи метров, обратили свой огонь уже на нее, почти сразу же подбив одно орудие. Но батарея вела неравный бой еще шесть часов. Потом было подбито еще одно орудие. Но под массированным огнем многократно превосходящего противника команда прапорщика Щёголева героически отстреливается уже лишь из двух орудий, причем небезуспешно: артиллеристы влепили каленые ядра в борта трех пароходов. На одном из них, французском пароходофрегате Vauban, даже вспыхнул пожар, и его пришлось уводить на буксире. Но в конечном счете сгорела ядрокалильная печь, были разбиты все орудия батареи, попаданием снаряда противника взорван склад боеприпасов. Лишь тогда, когда стрелять стало нечем и не из чего, Щёголев, заклепав запальные отверстия подбитых орудий, построил уцелевшую прислугу и, как описывается в одном из источников, «мерным шагом под барабанный бой прошел через весь мол под огнем неприятеля» к подножию Бульварной лестницы.
После уничтожения батареи Щёголева неприятельские канонерки вновь подошли к Пересыпи и стали засыпать ракетами Конгрева Практическую гавань и предместье. При этом неприкрытую уже Карантинную гавань, где скопились торговые суда самых разных стран, артиллеристы англо-французской эскадры не трогали совершенно, хотя могли расстрелять уже безнаказанно! Более того, огнем своих орудий они могли разнести в клочья и всю лучшую часть Одессы, оставаясь вне досягаемости русской артиллерии.
Но последствия бомбардировки оказались весьма скромны. Как писал один из современников, «несколько десятков тысяч выстрелов, пущенных в город, произвели несравненно меньше вреда, нежели можно было ожидать…». Как сообщают источники, «конгревовы ракеты падали на городские здания уже погасшими; бомбы и гранаты разрывались в весьма малом числе. Бедствия, произведенные неприятельским огнем, ограничились пробитием стен и крыш во многих домах». В частности, на Пересыпи ракетами было сожжено шесть небольших одноэтажных строений и соляной магазин. В Практической гавани обгорел мол и сожжено несколько каботажных судов – голландское, австрийское и, по иронии судьбы, английское, три матроса которого были убиты ядрами своих соотечественников. Собственно в Одессе не особо значительные повреждения получили 52 частных каменных дома.
Потери обороняющихся были невелики. Как сообщал Зайончковский, «дело под Одессой было, собственно, окончено с потерей для нас 4 нижних чинов убитыми, 45 ранеными и 12 контуженными. Обывателей было убито 3 и ранено 8 человек». При этом уцелели все поистине необъятные склады Одессы, в том числе обширные склады строевого леса на той же Пересыпи. Что как-то и не удивляет, когда узнаешь, что тот лес предназначался для экспорта, прежде всего в Англию! Одним словом, писал современник, «вред, нанесенный Одессе во время ее бомбардирования, был вовсе в несоразмерности с употребленными на то силами». Сразу после боя все артиллеристы шестой батареи были награждены Георгиевскими крестами, а сам прапорщик Щёголев удостоен почестей совершенно небывалых: «Любезный Щёголев! – гласил полученный им рескрипт цесаревича Александра Николаевича. – Поздравляю тебя с славным твоим подвигом и с царскою за него наградою. Посылаю тебе высочайший приказ о производстве тебя в подпоручики, в поручики и в штабс-капитаны; грамоту со статутом на всемилостивейше пожалованный тебе орден Св. Георгия и самый орден. Прилагаю при сем же и Георгиевский крест с моей груди; прими его как подарок признательного отца почтенному сыну. Благодарю тебя за твою мужественную, стойко уставную заслугу; благодарю тебя от всех военно-учебных заведений, в которых отныне имя твое будет произноситься с уважением, и подвиг твой будет служить примером воинской доблести <…> Спасибо, голубчик Щёголев; наградил тебя государь – наградит тебя и Бог.  Александр. С. Петербург, 22 апреля 1854 года». Впоследствии Александр Щёголев поучаствует еще и в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, за отличие будет произведен в генерал-майоры артиллерии и зачислен в Свиту Его Императорского Величества, выйдет в отставку в 1889 году и скончается в 1914 году

Халатность и порто-франко

Только вот это, воистину выдающееся мужество и героизм Щёголева и его бойцов оказались оборотной стороной традиционной в нашем Отечестве халатности и разгильдяйства: реформа артиллерии была проведена еще в 1838 году, но к началу Крымской войны настоящего перевооружения так и не осуществили. Приморские крепости России и ее прибрежные укрепления были оснащены орудиями большей частью устаревших образцов. Не говоря уже о том, что, когда приспичило, оказалось, что в главном порту российского Причерноморья нет ни современных укреплений, ни достаточного количества подготовленных артиллеристов. Так было почти везде, потому союзные эскадры безнаказанно вошли в Белое море, обстреляв 18 (6) – 19 (7) июля 1854 года Соловки и полностью парализовав морские коммуникации на русском Севере. И потом, осадив в июле–августе 1854 года на Балтике крепость Бомарзунд, 16 (4) августа союзники взяли ее штурмом, овладев всеми Аландскими островами и фактически наглухо заблокировав русский флот в Финском заливе – опять-таки лишив Россию возможности пользоваться морскими коммуникациями Балтики. Успешно отбиться на первых порах сумел лишь камчатский Петропавловск, выдержав осаду союзной эскадры 30 (18) августа – 5 сентября (24 августа) 1854 года – этот форпост успели оснастить 36-фунтовыми крепостными пушками образца 1838 года, которые могли бить ядрами на 2,5 км и гранатами – на 3,5 км. Правда, 20 (8) мая 1855 года Петропавловск все равно пришлось эвакуировать.
Чисто военная целесообразность бомбардировки Одессы с трудом просматривается даже спустя 160 лет: зачем нужно было это нападение? Почему порт, город и обширные склады так и не были уничтожены союзниками, хотя они имели эту возможность? К слову, больше попыток нападений на Одессу союзники за всю войну так и не предприняли, хотя могли сделать это столь же безнаказанно, например с применением бронированных мониторов. — Тех, которые они успешно применили 17 (5) октября 1855 года в устье Буга и Днепра, на Кинбурнской косе: расстреляли русский форт Кинбурн, вынудив гарнизон спустить флаг и сдаться. Несколькими месяцами ранее, 3 июня (22 мая) 1855 года, англо-французская эскадра совершит рейд на Таганрог, подчистую разорив его главное достояние – огромные зернохранилища и склады. Но Одессу, повторюсь, союзники до конца войны больше не тронули — даже в разгар
войны она им была нужна …полноценно функционирующая и, можно сказать, нейтральная – это был действующий и очень важный канал неофициальной связи с Россией, в том числе и канал для сообщения со своей агентурой и получения разведывательной информации.
Одесса на тот момент была порто-франко – единственным на всем Чёрном море российским портом беспошлинной торговли, портом, через который российский хлеб, российский лес, российское сырье беспошлинно вывозилось, прежде всего в Европу. Через Одессу же в Российскую империю шел беспошлинный ввоз львиной доли товаров с Запада. Война войной, а торговля и барыши – по расписанию! Британские купцы были жизненно заинтересованы в том, чтобы русское сырье и продовольствие бесперебойно поступало к ним, невзирая ни на какую войну. При этом бритты убивали сразу нескольких зайцев: получали нужный им хлеб, лес и прочее сырье, а попутно убирали конкурентов – русских судовладельцев. Лондонский кабинет министров принял тогда беспрецедентное решение: признал право нейтральных судов перевозить товары из России во время войны. Русское торговое судоходство умерло, канал же перекачки российского сырья за рубеж продолжал жить своей жизнью. Петербургские чиновники удовлетворенно констатировали, что британская торговая блокада существует «лишь на бумаге». Быть может, здесь и отгадка своеобразия того нападения на Одессу: громить дотла ее никто не собирался, а вот для самой первой демонстрации серьезности намерений – самое то. Вот только для артиллеристов Щёголева это была не демонстрация, а самый настоящий и предельно жестокий бой, который они выдержали с честью.