Ошибка нелегала «Миши»

Бывшая резиденция Амина, дворец Тадж-Бек. Внизу: бойцы группы «Гром» на фоне дворца Тадж-Бек, 24 декабря 1979 года
Хафизулла Амин, 1979 год
Леонид Брежнев и Нур Мухаммед Тараки, 1978 год
Леонид Брежнев и Бабрак Кармаль, 1981 год

Как Политбюро ЦК КПСС вводило войска в Афганистан

В среде профессиональных историков распространено мнение, что история любой войны может быть написана не раньше, чем умрет последний её ветеран. По мнению тех, кто привык работать с документами, «правда окопная» чаще всего противоречит правде исторической. Фраза «Я так помню», прозвучавшая из уст рядового или маршала, может абсолютно противоречить истине, однако быть исключительно убедительной и со временем превратиться в доказательство той или иной версии. Более того. Сплошь и рядом частные высказывания очевидцев становятся свидетельствами, на основе которых впоследствии пишутся мемуары, учебники, энциклопедии.
Вышесказанное в той или иной степени относится и к книге Аркадия Жемчугова «Кому мы обязаны Афгану», которая в сентябре выходит в издательстве «Вече». В её основе – воспоминания участников событий, связанных с подготовкой и вводом советских войск в Афганистан. Однако не «окопная правда» участников штурма дворца Амина является главным содержанием книги, а хронология всего, что происходило на протяжении 1979 года, закончившегося 25 и 27 декабря операцией «Шторм-333» и началом десятилетней войны в Афганистане. Полемика по вопросу «вводить или не вводить», продолжавшаяся в Политбюро на протяжении той весны, закончившаяся убийством Тараки, а впоследствии и Амина, воспроизводится на основе архивных документов, аналитических документов КГБ и Министерства обороны СССР. Фактическая книга-документ, где частные свидетельства являются не более, чем художественной иллюстрацией жёсткой кровавой хроники. Фрагментарно воспроизводим одну из наиболее впечатляющих глав.

Октябрь 1979 г. «Начальник охраны душил президента подушкой»
9 октября. За пять минут до наступления комендантского часа в афганской столице было официально объявлено, что после непродолжительной и тяжёлой болезни в Кабуле скончался Нур Мухаммад Тараки.
В действительности же всё обстояло иначе. Вот как это описано в мемуарах В. Н. Курилова:
«…Начальник личной охраны Амина с двумя своими подчинёнными зашёл в комнату Тараки. Услышав звуки отпираемой двери, президент встал из-за стола, за которым что-то писал. Наверное, он подумал, что к нему пришёл в очередной раз Амин, требуя отречения от власти. А может быть, он пришёл просить прощение. Президент заранее придал своему лицу соответствующее моменту мудрое и оскорблённо-гордое выражение. За ним стоят советские друзья, которые никогда не дадут его в обиду! Его обласкал совсем недавно в Москве сам Леонид Ильич Брежнев! Был званый обед, заверения в обоюдной дружбе, поцелуи, торжественная встреча и проводы в аэропорту…
Подслеповато щурясь (в полумраке комнаты горела только настольная лампа), Тараки вглядывался в лица вошедших. Амина среди них не было. «Кто это?» – удивился президент. Какие-то офицеры, глаза бегают, у одного с лица – пот градом. Волнуется, что ли? Зачем они пришли? Что им надо? «В чём дело, товарищи…, – начал он и внезапно замолчал. Он увидел выражение их лиц, и… понял, зачем они пришли! И он узнал одного из пришедших. Это был офицер из личной охраны Амина по имени Джандад… Мгновенно охвативший страх парализовал волю президента. Колени подогнулись; чтобы не упасть, он дрожащей рукой попытался схватиться за спинку стула, но стул опрокинулся, и Тараки завалился на ковёр. Двое офицеров, завалив обмякшее тело на кровать, держали его за руки и за ноги, а начальник охраны душил президента подушкой. Когда всё было кончено, труп закатали в ковёр, вынесли из здания и затолкали в багажник автомашины».

***
Как установили позже, исполнителями расправы были начальник службы безопасности Амина капитан Абдул Вадуд, командир подразделения охраны дворца Амина старший лейтенант Мухаммад Экбаль, заместитель начальника президентской гвардии по политической части старший лейтенант Рузи. Общее руководство осуществлял начальник президентской гвардии майор Джандад.

***
Убийство Тараки повергло Старую площадь в шок. С целью прояснить ситуацию в новом руководстве Народно-Демократической партии Афганистана (НДПА) и государства был тотчас же задействован «прямой провод» с Кабулом: с послом Александром Пузановым, представителем председателя КГБ Борисом Ивановым, Главным военным советником в Демократической Республике Афганистан (ДРА) Львом Гореловым и заместителем министра обороны, генералом армии Иваном Павловским, который находился в Афганистане во главе представительной делегации военачальников как раз с предписанием на месте разобраться с раскладом сил в верхушке НДПА и ДРА и внутриполитической ситуацией в стране в целом.
Что же услышали в ответ на Старой площади?
Павловский подтвердил своё мнение об Амине, как о «верном друге и надёжном союзнике Москвы» в деле превращения Афганистана «во вторую Монголию», сославшись при этом на самого Амина: «Мы принимаем все меры, чтобы высказанные нам рекомендации были реализованы, всегда будем согласованно работать с советскими советниками и специалистами. Наша дружба непоколебима». Ещё более безапелляционно высказался главный военный советник в ДРА генерал-лейтенант Лев Горелов: «Хафизулла Амин является сильной личностью и должен оставаться во главе государства» .
Наконец, генерал-майор  Василий Заплатин, советник при начальнике ГлавПУРа ВС ДРА, также отозвался об Амине, как о «верном и надёжном друге Советского Союза и всесторонне подготовленном лидере Афганистана». И, видимо, для большей убедительности привёл такой пример: «Амин всегда признавал всего два праздника в году: 7 ноября и 9 мая, то есть день Великой Октябрьской революции и День Победы над фашизмом. В эти два праздника он мог позволить себе выпить сто граммов водки, в другое время он никогда спиртное не употреблял».
Однако на Старой площади Хафизуллу Амина по сугубо практическим соображениям воспринимали совсем по-иному.
…Родное детище Старой площади – НДПА стремительно теряла контроль над страной. Ей подчинялись лишь Кабул, да ещё две провинции: Кундуз и Баглан, в то время как мусульманская оппозиция полностью контролировала Лагман, Кунар, Пактия и Пактика. А в провинциях Тахар, Герат, Джаузджан, Бадахшан, Логар, Гор, Каписа, Газни, Забуль, Гильменд, Фарах и Бадгис – девяносто процентов территории. В общем и целом восемьдесят процентов территории ДРА с населением примерно в десять миллионов человек находилось вне контроля НДПА. Попросту говоря, лозунг «Превратим Афганистан во вторую Монголию!» сохранялся лишь на бумаге.
Этого не могли не видеть на Старой площади точно так же, как не могли открыто признать своё поражение. Значит, нужно было найти «козла отпущения». Амин, как никто другой, подходил на эту роль. Как и Тараки, он изо всех сил внедрял на афганской земле советскую модель строительства социализма. Правда, в отличие от своего учителя, он не пришёлся ко двору Старой площади, не сумел расположить к себе Леонида Брежнева.
«…Отлично понимая важность для нас Афганистана в стратегическом плане, – пишет в своих мемуарах Владимир Крючков, – Брежнев, будучи по натуре человеком преданным в дружбе, добрым, тяжёло переживал смерть Тараки, в какой-то мере воспринимал её как личную трагедию. У него сохранилось чувство вины за то, что именно он, якобы, не уберег Тараки от неминуемой гибели, не отговорив от возвращения в Кабул. «Ведь данные, что ты мне принёс, я даже показывал ему, говорил, что разведка ручается за их достоверность», – не раз в разговоре с Андроповым сокрушался Леонид Ильич. Поэтому Амина после всего происшедшего он вообще не воспринимал».
Вместе с тем, если Владимир Крючков усмотрел главную причину горьких переживаний генсека в его преданности дружбе, в его доброте и ранимости, то у Евгения Чазова присутствует несколько иная интерпретация причин генсековского горя. По словам академика, Леонид Брежнев считал, что убийство Тараки в известной мере подрывает его международный авторитет. «Разве можно верить слову Брежнева, – возмущался он, – если его заверения в поддержке и защите остаются словами».
А ведь вся вина Амина состояла в том, что он убил Тараки, который замышлял убить его. Кто-то из них должен был умереть. Но Леонид Ильич об этом не знал. Просто Тараки пришёлся ему по душе, а Амин – нет.
«Однажды, когда готовились документы к заседанию комиссии Политбюро ЦК КПСС по Афганистану, – свидетельствует Ростислав Ульяновский, – в комнату заглянул Леонид Брежнев и, узнав, чем они занимаются, сказал: «Амин – нечестный человек». Этого было достаточно, чтобы сотрудники Международного отдела ЦК КПСС восприняли реплику генсека как руководство к действию, приступив к поиску вариантов по отстранению Амина от власти в Афганистане».
А дальше пошло-поехало. По каналам внешней разведки КГБ на Старую площадь потекла информация о том, что Амин – тиран, развязавший в стране беспрецедентную кампанию террора и репрессий против собственного народа, что он предал цели Саурской (Апрельской – ред.) революции, что, наконец, он – враг Советского Союза, вступивший в сговор с американцами, и исподволь ведёт линию на переориентацию внешней политики с Москвы на Вашингтон, что он попросту – агент ЦРУ. И так далее. Однако никто и никогда не сумел представить прямых улик антисоветской, предательской деятельности «первого и самого верного ученика Тараки», «предводителя Саурской революции».

***
14 октября. В расквартированной в пригороде Кабула 7-й пехотной дивизии вспыхивает вооружённый мятеж сторонников Тараки. Не без помощи советских военных советников мятеж жестоко подавлен.
20 октября. «Мы прибыли в Кабул, – вспоминает командир «3енита» полковник Алексей Поляков. – На следующий день я был представлен представителю председателя КГБ генерал-лейтенанту Борису Иванову, руководителю Представительства КГБ Леониду Богданову и офицеру безопасности  посольства СССР в Афганистане Сергею Бахтурину…
В конце октября в отряд прибыла еще одна группа сотрудников КГБ. Эта группа была размещена примерно в трехстах метрах от нашей виллы… С нашей стороны, конечно, предпринимались необходимые меры по конспирации и прикрытию, но вместе с этим все мы чувствовали, что афганские спецслужбы знали, кто мы такие…
25 октября. В Прагу направляется сотрудник КГБ А.В. Петров с задачей привезти из Чехословакии в Москву Бабрака Кармаля, которого Старая площадь облюбовала как следующего после Амина руководителя Афганистана. Прибыв в Москву, Бабрак Кармаль вместе с Анахите Ратебзад, Асадуллой Сарвари, Саидом Мохаммадом Гулябзоем и Мохаммадом Асламом Ватанджаром приступил к разработке политической платформы второго этапа Саурской революции, исходя из рекомендаций Старой площади.

Ноябрь. «Жестокий и вероломный Амин»
3 ноября. Совпосол Александр Пузанов информирует Амина о том, что советское руководство «удовлетворено мерами, предпринятыми афганским руководством в сфере строительства партии и государства», и готово принять его в Москве. Хафизулла Амин просил об этом в беседе с Василием Заплатиным и выражал готовность уйти с постов генсека НДПА и председателя Реввоенсовета ДРА, если Старая площадь этого пожелает.
10 ноября. Из Москвы в Кабул возвращается представитель председателя КГБ в Афганистане Борис Иванов. Своим ближайшим коллегам – руководителю Представительства КГБ в ДРА Леониду Богданову и резиденту КГБ в Кабуле – он сообщает о принятом на Старой площади решении об оказании практического содействия «здоровым силам Афганистана», выступающим за свержение режима Амина, и ставит задачу – приступить к проработке и проведению конкретных мероприятий в этом направлении.
17 ноября. В Москву из афганской столицы поступает шифровка о том, что Амин напоминает о своей просьбе направить в Кабул батальон советских военнослужащих для его личной охраны.
21 ноября. Посла Пузанова отзывают в Москву по указанию Громыко с явно вымышленной формулировкой «в связи с его многочисленными просьбами». В действительности же на его замене неоднократно настаивал Амин, заявляющий, что «советский посол поддерживает оппозицию и вредит». Работа Пузанова на посту посла в ДРА была признана «неудачной». Его отправили на пенсию.
26 ноября. В Кабул прибывает Фикрят Табеев, новый посол СССР в ДРА, прежде – первый секретарь Татарского обкома КПСС.
30 ноября. Политбюро принимает постановление. Его проект был представлен Громыко, Андроповым, Устиновым и Пономаревым. В нём, в частности, отмечалось:
– В лице Амина нам приходится иметь дело с властолюбивым, отличающимся жестокостью и вероломством деятелем. В условиях организационной слабости НДПА и идейной незакалённости её членов, не исключена опасность того, что ради сохранения личной власти Амин может пойти на изменение политической ориентации режима.
– Отмечаются признаки того, что новое руководство Афганистана намерено проводить более «сбалансированную политику» в отношениях с западными державами. Известно, в частности, что представители США на основании своих контактов с афганцами приходят к выводу о возможности изменения политической линии Афганистана в благоприятном для Вашингтона направлении.
– Поведение Амина в сфере отношений с СССР всё более отчетливо обнажает его неискренность и двуличие. Заявляя о готовности укреплять дружбу с СССР, на практике Амин не только не принимает мер по пресечению антисоветских настроений, но и сам фактически поощряет подобные настроения. В частности, по его инициативе распространяется версия о якобы причастности советских представителей к «попытке покушения» на него во время событий 13-16 сентября с.г.
– В Народно-демократической партии Афганистана и в афганской армии сохранились здоровые силы, выражающие серьёзную озабоченность складывающейся обстановкой в стране. Однако эти силы разобщены и находятся по существу на нелегальном положении.
И далее:
«С учётом изложенного, и исходя из необходимости сделать все возможное, чтобы не допустить победы контрреволюции в Афганистане или политической переориентации Амина на Запад, представляется целесообразным придерживаться следующей линии:
– Продолжать активно работать с Амином, не давая ему поводов считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело.
– При беседах с лицами, дружественно настроенными к СССР и обеспокоенными судьбой Апрельской революции, не создавать впечатления, что нами одобряется все происходящее сейчас в Афганистане, не отталкивать таких лиц.
– Военную помощь Афганистану оказывать сейчас в ограниченных масштабах. От дальнейших поставок тяжёлого вооружения и военной техники пока воздержаться. От направления в Кабул по просьбе Амина советского воинского подразделения для личной охраны воздержаться.
– В необходимых случаях и в соответствующей форме давать понять Амину о нашем неодобрительном отношении к заигрыванию с Западом».

***
Помимо постановления по Афганистану Политбюро утвердило указания послу СССР в ДРА. Ему предписывалось посетить Амина и передать, что:
– В Москве с пониманием относятся к высказанному им пожеланию посетить СССР для бесед с товарищем Брежневым и другими советскими руководителями.
– Это его пожелание воспринимается нами как выражение намерения руководства НДПА и ДРА крепить и углублять дружбу и всестороннее сотрудничество между нашими партиями и народами.
– Советские руководители будут готовы принять в Москве Амина, чтобы по-товарищески и по-деловому обменяться мнениями по интересующим обе стороны вопросам. К вопросу об определении взаимоприемлемых сроков такого визита можно будет вернуться через некоторое время.

Декабрь. Косыгин и Огарков против Андропова, Суслова, Громыко и Устинова
2 декабря. Главный военный советник в ДРА генерал-полковник Солтан Магометов направляет в Центр шифротелеграмму: «2 декабря 1979 г. Х. Амин пригласил главного военного советника и заявил, что в условиях, когда мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, а у нас нет возможности снять войска с других районов боевых действий, я просил бы Советское правительство направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк для оказания помощи нормализации обстановки.
В заключение беседы тов. Амин просил довести его просьбу до министра обороны СССР и сказал, что он готов лично обратиться по этому вопросу к Л.И. Брежневу».
4 декабря. В Центр летит ещё одна срочная шифротелеграмма от Солтана Магометова:
«3 декабря состоялась встреча с Амином. Во время беседы Х. Амин сказал: «Мы намерены передать часть личного состава и вооружения 18-й и 20-й дивизий (из Мазари-Шарифа и Баглана) для формирования подразделений народной милиции. В этом случае вместо ввода в ДРА советских регулярных войск лучше прислать подразделения советской милиции, которые совместно с нашей народной милицией смогли бы обеспечить и восстановить порядок в северных районах ДРА».
В тот же день, 4 декабря. В Кабул командируется первый заместитель начальника внешней разведки КГБ генерал-лейтенант Вадим Кирпиченко с особыми полномочиями, касающимися подготовки операции по отстранению Амина от власти. В тот же день, 4 декабря, в Кабул вылетел новый состав «3енита».
«По приказу Председателя КГБ в отряд «3енит» (точнее уже «3енит-2»), – вспоминает генерал-майор Юрий Дроздов, – подбирали наиболее подготовленных сотрудников из числа командиров и заместителей командиров оперативно-боевых групп, прошедших подготовку на базе курсов усовершенствования офицерского состава. Всего набралось около шестидесяти человек.
«В Кабуле приземлились к вечеру, – вспоминает «зенитовец» В. Федоренко. – Старались не показываться аэродромным служащим. В ГА3-66 погрузились быстро. Туда же перенесли ящики с оружием и боеприпасы. …Вскоре мы получили конкретную задачу, каждой группе был определён объект разведки. Мы с Ильёй Берашвили приступили к разведке дворца Амина. Сложность состояла в том, что дворец стоял на пустыре и достаточно хорошо охранялся. Хотя охрана велась по-афгански – только на подъездных дорогах. Если пройти в стороне от дороги – никто не обратит внимания… В ходе таких «прогулок» установили, где и какие войска расположены, как несётся служба… Большую помощь в изучении охраны внутри дворца оказали наши советники, по долгу службы посещавшие департаменты и подсоветных чиновников, обосновавшихся во дворце. Через несколько дней меня и Илью перебросили на другой объект – телеграф. Объект для разведки не столь сложный, но не менее ответственный. По замыслу наших руководителей, предполагалось исключить какую-либо возможность оповестить мировые информационные агентства о событиях, происходящих в Афганистане. Здание телеграфа расположено в центре города. Под различными предлогами мы несколько раз заходили внутрь, посещали операционный зал и другие помещения».

Из воспоминаний зенитовца А. Мазурца: «Невзирая на то, что в Афганистане длительное время работали различные категории наших специалистов, карты Кабула не было. В связи с этим группе бойцов «Зенита» было поручено осуществить визуальную разведку ряда стратегических объектов и нанести их на созданную карту-схему… Не ведая, для каких целей, нами в кратчайшие сроки была произведена визуальная разведка заданных объектов, которые были нанесены на карту Кабула. По оценкам участников событий декабря 1979 г., «зенитовская» карта оказалась незаменимым проводником на тесных улочках афганской столицы».
6 декабря. Политбюро одобряет предложения КГБ и Минобороны об удовлетворении просьбы Амина направить в Кабул мотострелковый батальон для охраны его резиденции. Принимается решение перебросить в Кабул в первой половине декабря самолетами военно-транспортной авиации «подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генштаба численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Советской Армии.
7 декабря. В Афганистан вылетают Кармаль и Ратебзад. Одеты они в длинные шинели, подпоясанные брезентовыми ремнями, в кирзовых сапогах и солдатских шапках-ушанках. В таком «камуфляже» они заметно выделялись среди охранявших их сотрудников «Альфы».
8 декабря. В Москве проходит совещание с участием Андропова, Суслова, Громыко и Устинова, пригласивших «на ковёр» начальника Генштаба маршала Николая Огаркова. Обсуждается вопрос об Афганистане. Взвешиваются все «за» и «против» ввода советских войск. В течение часа маршал пытается убедить «четвёрку» в пагубности самой идеи ввода войск в ДРА. У «четвёрки» иное мнение. Отпустив восвояси маршала, «четвёрка» склоняется к тому, чтобы проработать два варианта: руками КГБ устранить Амина и привести к власти Кармаля; если КГБ не сумеет выполнить эту задачу, то переложить её на плечи армии.
9 декабря. Предсовмина СССР Косыгин по телефону информирует Огаркова о том, что готовится решение о вводе советских войск в Афганистан. Предлагает маршалу убедить своего министра выступить против этой акции. После нелегкого разговора с Устиновым начальник Генштаба сообщает Косыгину, а затем и первому заместителю министра иностранных дел СССР Георгию Корниенко о том, что не смог переубедить Дмитрия Фёдоровича.
В тот же день, 9 декабря. Огаркову сообщают о срочном вызове к Генсеку. На заседании «малого Политбюро» – Брежнев, Суслов, Андропов, Громыко, Устинов, Кириленко, Черненко – маршал настойчиво повторяет доводы против ввода советских войск в ДРА, предлагая решать проблему политическим путём. Но его никто не слышит. Более того, его одергивают.
«Вас пригласили не для того, чтобы заслушивать Ваше мнение, – бросает реплику Андропов, – а чтобы Вы записывали указания Политбюро и организовывали их выполнение». Точку ставит сам Генсек: «Следует поддержать Юрия Владимировича».
В тот же день, 9 декабря. Из воспоминаний командира «Зенита» Алексея Полякова: «В отряд прибыло ещё тридцать разведчиков-диверсантов. К этому времени мне было объявлено о подготовке к задействованию отряда «Зенит» в мероприятиях по захвату или, в зависимости от складывающейся обстановки, ликвидации ряда важных государственных, политических, специальных и военных объектов в г. Кабуле».
9-10 декабря. По решению Политбюро ЦК КПСС самолётами Ан-12 и Ан-22 военно-транспортной авиации ВС СССР перебрасываются на авиабазу Баграм, близ Кабула, личный состав (520 штыков) и боевая техника «мусульманского батальона».
10 декабря. Устинов проводит коллегию минобороны, на которой объявляет, что в ближайшие дни ожидается решение Политбюро о применении советских войск в ДРА, и что в этой связи начальнику Генштаба надлежит приступить к формированию новой общевойсковой армии. Однако руководство ГШ пытается убедить своего министра в нецелесообразности подобных действий.
Из воспоминаний генерала армии Валентина Варенникова, в то время первого заместителя начальника Генштаба:
«Чувствуя, что руководство страны уже у порога изменения своего решения по вводу наших войск в Афганистан, начальник Генерального штаба Огарков предпринял последнее усилие – уговорить Устинова не делать этого. В связи с этим он пригласил Ахромеева и меня к себе и сообщил, что хотел бы в нашем присутствии высказать министру мнение о нецелесообразности такой акции и обосновать это. А при необходимости мы должны были его поддержать. Когда мы пришли к Устинову, в его кабинете находился начальник Главного политического управления Советской Армии и ВМФ Епишев».
Огарков докладывал долго, пытаясь обосновать нецелесообразность такого шага и убедить в этом Устинова. Однако министр не прокомментировал его доклад, а спросил только Епишева: «Алексей Алексеевич, у тебя вопросы есть?» Начальник ГлавПУРа ответил: «Да нет у меня вопросов. У Генштаба всегда своё особое мнение». На что Устинов заметил: «Это верно. Но я учту мнение Генерального штаба». Я поддержал Огаркова: «Товарищ министр обороны, мы чувствуем, что это последний шанс». Ахромеев промолчал».
11 декабря. Как свидетельствует В. Федоренко, «Зенит» вылетел в Баграм. Там находился аэродром, куда из Союза перебрасывался так называемый «мусульманский батальон». В его состав входили десантники-выходцы из Средней Азии. Это был тот самый батальон, который якобы предназначался для охраны резиденции Амина. Там же в палатках жили доставленные из Союза Бабрак Кармаль и его правительство.
12 декабря. Срочно прилетевший из Кабула генерал-майор Василий Заплатин, советник начальника Главного политуправления ВС Афганистана, вызван на «ковёр» к Устинову. В кабинете присутствуют начальник Генштаба Огарков и начальник ГлавПУРа Епишев. Заплатин энергично доказывает, что от ввода войск в Афганистан следует воздержаться, а также то, что Хафизулла Амин – искренний друг СССР.
Выслушав рассуждения генерал-майора и не задав ему ни одного вопроса, Устинов сообщает присутствующим, что вынужден отлучиться, просит продолжить обсуждение темы и дождаться его возвращения. Через несколько часов он приходит и интересуется у Огаркова, обо всём ли удалось переговорить. «Да, – рапортует начальник Генштаба, – по всем вопросам переговорили, но товарищ Заплатин остаётся на своих позициях». Министр недоумённо смотрит на генерал-майора и спрашивает: «Как же так? Помните, что вы говорили мне прошлый раз, что ни один волос не упадёт с головы Тараки. А что произошло? Где Тараки?» Нисколько не смутившись, Заплатин отвечает: «Тараки нет. Его задушили. Это роковая ошибка Амина, это он лишил Тараки жизни». Министр достаёт из своей папки шифротелеграмму представителя КГБ в Кабуле и, протягивая её Заплатину, раздражённо произносит: «Вот посмотрите. Вы говорите одно, а разведка КГБ совсем другое – она оценивает положение в Афганистане – как близкое к критической точке». Прочитав шифротелеграмму, Заплатин выражает несогласие с содержащимися в ней оценками. Это ещё более раздражает министра. «Почему у Вас такие взаимоотношения? – перебивает он Заплатина. – Вы там не можете договориться, а нам здесь решение надо принимать». И, переведя дыхание, добавляет: «Вы обстановку в Афганистане оцениваете мимоходом, а они головой за это отвечают».
Затем, выдержав паузу, объявляет, что совещание закончено. И вновь следует пауза. Внимательный взгляд на присутствующих: «Поздно обсуждать». И больше ни единого слова.
13 декабря. По указанию Устинова формируется оперативная группа Министерства обороны (ОГ) во главе с заместителем начальника Генштаба Сергеем Ахромеевым. В неё вошли представители всех видов и родов войск. Группа дислоцировалась в Термезе, на советско-афганской границе и сразу же приступила к работе по координации действий, касающихся ввода войск в Афганистан.

Две попытки отравления Амина
В тот же день, 13 декабря. Агент нелегальной разведки КГБ «Миша», под видом повара внедрённый в резиденцию Амина, пытается перехитрить афганских диетологов, контролировавших все продукты для генсека НДПА, и использовать яд, чтобы отравить его. Сигналом об успешном проведении операции должны были послужить телефонные звонки из резиденции Амина в совпосольство с просьбой о помощи отравленному генсеку. Однако таких звонков не последовало. Чтобы прояснить ситуацию, из представительства КГБ в Кабуле была направлена молнией шифровка на Лубянку с предложением также молнией прислать шифровку с требованием незамедлительно ознакомить с нею Амина. В полночь представитель КГБ прибыл для срочной встречи в резиденцию Амина, который вышел к нему улыбающийся и в добром здравии. Это означало, что операция провалилась. Нетрудно представить, как это воспринял Владимир Крючков. Однако операцию он не отменил, а приказал повторить.
14 декабря. Будущий лидер ДРА Бабрак Кармаль и его соратники перебазируются из Баграма в Ташкент. «Мне позвонил Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, – вспоминает армейский генерал Николай Гуськов, – и спросил: есть ли у меня самолёты, чтобы срочно отправить Кармаля в Ташкент? Я сказал, что самолёты есть и срочно организовал отправку двух самолётов Ан-12 из Баграма в Ташкент».
16 декабря. Министр обороны СССР отдаёт приказ об отмобилизовании полевого управления 40-й армии. Командующим армией назначается первый заместитель командующего войсками ТуркВО генерал-лейтенант Юрий Тухаринов.
17 декабря. Вспоминает «зенитовец» Я. Семенов:
«17 декабря вместе с «мусульманским батальоном» мы передислоцировались в окрестности дворца. Вторым кольцом. Конечно, для его «oxpaны». Практически каждый день мне приходилось выезжать в советское посольство, где штатские и военные руководители, задавая одни и те же бестолковые вопросы, пытались выяснить, насколько мы готовы к штурму дворца… Каждый день мы старались узнать что-либо новое по объекту «Дуб» – так для конспирации нарекли дворец Амина. Беседовали с афганскими офицерами, объезжали дворец на «газике», анализировали полученную информацию».
В тот же день, 17 декабря. По каналам КГБ в Центр поступает срочная шифротелеграмма:
«12 и 17 декабря представитель КГБ встречался с Амином. Из высказываний Амина заслуживают внимания следующие. Амин настойчиво проводил мысль о необходимости участия Советского Союза в сдерживании действий бандформирований в северных районах ДРА. Его рассуждения сводились к следующему:
– нынешнее афганское руководство будет приветствовать присутствие советских Вооруженных Сил в ряде стратегически важных пунктов в северных провинциях ДРА;
– СССР может иметь воинские гарнизоны в тех местах, в которых сам пожелает;
– СССР может взять под охрану все объекты афганско-советского сотрудничества;
– советские войска могли бы взять на себя охрану коммуникаций ДРА».
В тот же день, 17 декабря. Андропов принимает в своём кабинете на Лубянке начальника внешней разведки КГБ Владимира Крючкова и Юрия Дроздова, утверждённого всего месяц назад в должности начальника Управления «С» – нелегальной разведки, не сумевшей с первой попытки ликвидировать Амина с помощью спецсредств. Дроздову предлагается срочно вылететь в Кабул и «посмотреть, чем занимаются сотрудники Управления, прибывшие туда в ноябре месяце». С 20 декабря Дроздов в Кабуле.
22 декабря. Совпосол Табеев информирует Амина о том, что Москва выполняет его просьбу о вводе войск. При этом замечает, что практически ввод войск может начаться 25 декабря.
24 декабря. Дмитрий Устинов проводит совещание руководящего состава Министерства обороны СССР, на котором сообщает о решении Политбюро ЦК КПСС ввести советские войска в Афганистан. Во исполнение решения он отдает приказ ввести в ДРА воздушно-десантную дивизию и отдельный парашютно-десантный полк ВДВ, мотострелковую дивизию ТуркВО и отдельный мотострелковый полк Среднеазиатского Военного округа.
25 декабря. В войска поступает приказ министра обороны: 25 декабря в 15.00 начать переход и перелет государственной границы ДРА войсками 40-й армии и авиацией ВВС.
В тот же день, 25 декабря. «Мы с колонной батальона, – пишет в своих мемуарах В. Федоренко, – на БВД двинулись к Кабулу. Задача «мусульманского батальона» состояла в том, чтобы завязать бой на подступах к дворцу. Захват дворца и других объектов предполагалось осуществить силами «Зенита» и «Грома» (Группа «А»). Два напряжённых дня просидели на Кабульском аэродроме.
В тот же день, 25 декабря. Планируется выступление Амина, по афганскому радио и телевидению с заявлением о начале ввода советских войск в Афганистан по просьбе правительства ДРА. Однако текст заявления задерживается на Старой площади, где он проходит согласование. Выступление Амина отменяется.
26 декабря. В пограничном афганском городке Пули-Хумри советских воинов встречают митингом «боевого сотрудничества», организованным командованием 20-й пехотной дивизии ВС ДРА. Афганцы выступают за укрепление дружбы и сотрудничества.
В тот же день, 26 декабря. На перевале Саланг крупное вооружённое формирование исламской оппозиции яростно атакует десантно-штурмовой батальон капитана Хабарова. В ответной атаке погибает лейтенант Кротов.
В тот же день, 26 декабря. На виллу спецназа КГБ в Кабуле прибывают Бабрак Кармаль и Анахите Ратебзад.
27 декабря. «С утра началась непосредственная подготовка к штурму дворца Амина. Личному составу «мусульманского батальона» и спецподразделений КГБ разъяснили, что Амин повинен в массовых репрессиях, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и т.д.»
В тот же день, 27 декабря. «На совещании у Юрия Дроздова, вспоминает Я. Семенов, – получили приказ на боевые действия. Моей подгруппе и подгруппе «Гром», которой руководил Михаил Романов, предстояло с двух направлений атаковать дворец и за 45 минут захватить его целиком».
После совещания Дроздов направился к Представителю КГБ в Кабуле Борису Иванову и доложил о полной готовности к проведению операции по устранению Амина. Тот в свою очередь рапортует об этом по радиотелефону лично Андропову. Всё идёт по плану. Однако вернувшемуся в расположение спецназовцев Дроздову сообщают неприятную новость – охрана дворца Амина всполошилась, укрепляет внешние посты по всему периметру. Налицо признаки утечки секретной информации о запланированной акции. Об этом Дроздов незамедлительно информирует Иванова, а тот – Лубянку, откуда следует приказ начать штурм дворца в 15.00.
В тот же день, 27 декабря. Амин устраивает торжественный обед в своей резиденции, на который приглашены все члены Политбюро и секретари ЦК НДПА, министры, высшие армейские чины, руководители спецслужб. Все с супругами. Присутствует многочисленная родня Амина.
Амин сообщает, что сумел д