Первейший рыцарь неба

ФОТО: АВИАРУ. РФ

Когда речь заходит о российской боевой авиации, всякому понятно – эти парни в поддавки не играют. За долгие годы ее существования российские летчики снискали заслуженную славу настоящих асов. То, что демонстрируют пилотажные группы на авиасалонах, вроде недавнего МАКС-2019 превосходит всякое человеческое воображение и могло бы зваться чудом, если б ни было реальностью. С той поры, когда первый аэроплан с русским пилотом на борту оторвался от земли прошло уже более ста лет и, глядя на высочайшее мастерство современных пилотов и совершенство их боевых машин, хочется вспомнить самое начало долгого и славного пути.

В1913 году 9 сентября (27 августа по старому стилю) на Сырецком аэродроме Киева, русский летчик Пётр Нестеров совершил дисциплинарный проступок, который мог бы дорого обойтись молодому офицеру, когда б ни стал первым шагом в истинно высоком искусстве высшего пилотажа. Подытоживая дискуссию о возможности или невозможности столь авантюристичного варианта пилотирования, дерзкий поручик, как обычно поднялся в небо на своем «Ньюпоре» и продемонстрировал замершим от ужаса и восхищения сослуживцам «мертвую петлю». Самолет резко взмыл, забирая все выше, затем перевернулся колесами – шасси вверх и пролетев некоторое время таким образом, вновь перешел в привычное для всякого авиатора нормальное летное положение. Военлет, исполнявший рискованный маневр, не был сказочным богатырем и, более того, страдал от малокровия, так что, уходя в петлю он мог рассчитывать, что «Ньюпор» поведет себя согласно его теоретическим выкладкам, а вот что выкинет его собственный организм Пётр Нестеров мог только гадать. На счастье, все обошлось и сложилось наилучшим образом. Совершив небывалый и, по мнению большинства летчиков той поры, «невозможный» кульбит, самолет мягко приземлился на аэродроме.

СЕНТЯБРЬ 1913

Командование, наблюдавшее за «воздушным хулиганством» отчаянного поручика, настолько опешило в первый миг, что не знало, как и поступить. Некий возмущенный генерал писал: «Мне лично кажется справедливым, если Нестерова, поблагодарив за смелость, посадят на 30 суток ареста». Вероятно, он дал бы и больше, но по уставу не имел на это права. Невесть чем бы закончилось для молодого поручика это воздушное приключение, но усилиями газетчиков 4 сентября (старый стиль) того же года описание полета и отчет самого Нестерова появились в французской газете Manit, а еще через четыре дня испытатель авиационной фирмы «Блерио» месье Адольф Пегу попробовал, хотя и не совсем успешно, повторить «мертвую петлю». По его собственному заявлению, получилось нечто, похожее на растянутую в вертикальной плоскости букву S. Однако Франция в ту пору считалась законодательницей мод не только в шляпках и юбках, но и во всем, что касалось авиации. Так что весть о триумфе Адольфа Пегу в единый миг раструбила вездесущая пресса и на смутьяна Нестерова, поморщившись, махнули рукой.

НЕБО И ЗЕМЛЯ

Фирма «Блерио» от щедрот изъявила готовность бесплатно обучить двух русских летчиков столь чудесному опыту пилотирования! Полагаете это шутка? Вовсе нет! В марте 1914 года инструктора Санкт-Петербургского и Московского аэроклубов Александр Раевский и Адам Габер-Влынский отправились за казенный счет в Париж, постигать тонкости исполнения «мертвой петли». При этом, что показательно, сам Адольф Пегу всегда помнил о первенстве Нестерова и ни минуты не оспаривал его. В мае 1914 года он приехал с показательными выступлениями в Россию и, по иронии судьбы, в день, когда Пегу восхищал публику своим исполнением «мертвой петли», среди зрителей оказался и Нестеров, возвращавшийся из столицы с отказом финансирования его модели летательного аппарата, с изменяемым углом атаки крыльев. Подобное новшество могло сделать предлагаемый самолет значительно более маневренным и управляемым, но те, кто выделял деньги, как всегда исходили из других резонов.

После триумфальных полетов, Московское общество воздухоплавания устроило чествование французского пилота в зале Политехнического института. Председательствовал на этом торжественном мероприятии знаменитый пионер освоения неба, основатель аэро- и гидродинамики, профессор Жуковский, к которому Нестеров в ту пору обратился за поддержкой. На заседании Пегу охотно рассказывал о своих полетах и совершенно откровенно заявил, что решился на совершение «мертвой петли» только после телеграммы о том, что эта фигура высшего пилотажа покорилась Нестерову. Тогда Николай Егорович Жуковский поднялся с места и воскликнул: «Господа, Пётр Николаевич Нестеров, о котором сейчас говорил наш гость, здесь..! Молодой офицер ошеломленно поднялся, зал взорвался овацией. Адольф Пегу сбежал со сцены, ухватил за руку Нестерова и воскликнул: «Я признаю первенство русского летчика!». После такого заявления все толки и пересуды сами собой прекратились. Справедливость восторжествовала.

Пётр Николаевич Нестеров конечно же был рад этому факту, однако ни времени, ни желания почивать на лаврах у него не было. К счастью для дела и к несчастью для себя, молодой русский ас имел характер прекрасный для истинного воина и несносный, для военнослужащего. Казалось бы, весь мир признал за тобой первенство в совершении «мертвой петли», что еще нужно? Пользуйся! Говори речи о перспективах авиации, фотографируйся с нужными людьми, заводи полезные знакомства, блистай в свете – экзальтированные барышни падки на авиаторов, а деды, отцы и мужья этих воздушных созданий порой имеют огромные возможности. Продвигайся по службе. Другие бы полжизни отдали за такой успех. Не теряйся! Пользуйся! А там, глядишь, и чин хороший дадут, и орденок в штабе не залежится, и, ежели повезет, ко двору приблизят, тогда-то вовсе карьера обеспечена.

СЕНТЯБРЬ 1914

Однако Нестерову было не до того – получив в командование 11-й корпусный авиаотряд штабс-капитан Нестеров внимательно изучал опыт Балканской войны 1912-1913 годов, старался выработать тактику воздушного боя, обучить своих пилотов не бояться импровизировать, быть готовыми атаковать противника. Строго говоря, именно Пётр Николаевич в сентябре 1913 года закрепил за собой очередное первенство – провел первый воздушный бой. В ту пору, ясное дело, учебный. Умело пересекая курс самолета противника и угрожая ему столкновением. Он заставил его отвернуть и отказаться от выполнения учебно-боевой задачи.

Сказать, что начальство было этим недовольно – значило бы приукрасить ситуацию. Оно было вынуждено терпеть прославленного аса, но, когда б могло, избавилось с превеликой радостью. Опять всплыли забытые уже обвинения в трюкачестве, пошли разговоры о том, что все затеи неугомонного штабс-капитана хороши лишь на ученьях, в реальной же обстановке ничего стоить не будут. Нестеров чувствовал этот прессинг и сам подумывал уйти из летчиков и вволю дать полет собственной конструкторской мысли. Но лето 1914 года, во всяком случае, с конца июня, с убийства в Сараево, смердило близкой войной.

Нестеров не знал покоя, он искал новые способы боевого использования авиации, разрабатывал возможные формы воздушного боя, вникал во все тонкости пилотирования, добиваясь от своих пилотов нестандартного подхода к решению боевых задач. Спустя месяц после выстрелов в Сараево, в конце июля 1914 года боевая учеба закончилась. Началась война, которой предстояло еще получить жуткое название – Первая мировая.

Штабс-капитан Нестеров принял ее, как и положено настоящему офицеру – с горечью и сознанием полной готовности сражаться во славу Отечества. Командир авиационного отряда 3-й армии, Пётр Николаевич старался максимально взвалить на себя поставленные перед его подразделением боевые задачи. Нет, он не сомневался в подготовке своих военлетов, он каждого из них буквально «выпестовал и вынянчил», но он был лучшим и старался везде, где только можно защитить свои экипажи. Тогда-то и пригодились его тактические разработки, сконструированные навигационные приборы и пилотские «трюки». Он сам летал на разведку за линию фронта и всегда благополучно возвращался на аэродромы; при помощи специально переоборудованных им артиллерийских снарядов он первый произвел настоящую бомбардировку вражеских позиций. Он требовал в авиаотряд пулеметы – командование морщилось и отказывало с неизменной формулировкой – «по штату авиационным отрядам пулеметов не положено». Авиационный бой в 1914 году представлял невероятно увлекательное зрелище, своего рода рыцарский турнир. Самолеты противника, встретившись в воздухе, порой вдруг изъявляли желание вступить в бой. Как, впрочем, и положено офицерам противоборствующих армий. Сблизившись на должное расстояние, впрочем, рассчитанное очень приблизительно, они доставали свои наганы, маузеры и парабеллумы и начинали палить друг в друга. Чаще всего, такая дуэль обходилась даже без попаданий в самолет, не то, что в летчиков. Когда патроны заканчивались, пилоты, от души поприветствовав довольного противника – рыцари неба в ту пору старались демонстрировать джентльменство – разлетались в разные стороны по своим делам. Чтобы уберечься от выстрелов с земли, военлеты частенько клали на сидение чугунную сковороду в качестве местного «бронирования» пилотской кабины. Вряд ли средство было по-настоящему эффективно, но пулю на излете могло остановить.

Нестерова такое положение дел не устраивало категорически. Получив отказ в многочисленных требованиях установить на самолеты его авиаотряда пулеметы, он старательно просчитывал иные варианты уничтожения вражеской техники. Церемониться и расшаркиваться с врагом – забава не для русских. Сегодня предлагаемые им в ту пору способы ведения боя могут показаться довольно странными и даже забавными. Но следует помнить, что самолеты летали на других скоростях и высотах, а альтернативой предложениям Петра Николаевича была та самая нелепая перестрелка среди облаков.

Первое, что предлагал Нестеров, был удар шасси сверху по крыльям вражеского самолета. «Конечно, – рассуждал Нестеров, – сила действия равна силе противодействия, от удара шасси, вероятно, придет в негодность. Однако опытный пилот в такой ситуации все же имеет немалый шанс удачно посадить самолет». Противник же при хорошем ударе терял одно, а то и два крыла и падал камнем вниз. Для того, чтобы резать матерчатые (в ту пору крылья обтягивались специально обработанной материей) крылья самолетов, Нестеров прикрепил к своему самолету длинный клинок. К тому же он возил с собой грузик на длинном шнуре, которым планировал запутывать винт летательного аппарата противника. Кроме того, он утверждал, что можно заставить неприятеля приземлиться на территории занятой нашими войсками, совершая маневры, угрожающие пилотированию его самолета. Еще одним методом воздушного боя в условиях отсутствия реального оружия штабс-капитан Нестеров видел удар собственным винтом по хвостовому оперению вражеского самолета – вариант неоднократно впоследствии применяемый. В этом случае шанс на спасение был невелик, но все же имелся.

ШТАБС-КАПИТАН П.Н. НЕСТЕРОВ. ФОТО: ИТАР-ТАСС

За месяц военных действий Пётр Николаевич провел более двух десятков боевых вылетов. Пилотов в отряде не хватало, вместо десяти по штату в его распоряжении находилось только восемь. Зато имелся дополнительный самолет «Моран» – более скоростной, чем штатные «Ньюпоры» и располагавший большей дальностью полета. Это был личный самолет подаренный Нестерову после всемирного признания за ним авторства «мертвой петли». Пользуясь наличием «подменной лошадки», командир авиаотряда порою «летал по кругу»: опускался на землю, пересаживался в другой самолет и вновь поднимался в небо. При некомплекте пилотов все поставленные боевые задачи авиаотряд выполнял. Однако после одного из вылетов (третьего в тот день) усталость дала о себе знать и без того не слишком физически здоровый молодой офицер рухнул без чувств рядом со своим «воздушным боевым конем».

Три полета и на современном легкомоторном самолете за один день – и сегодня дело непростое. В ту пору, когда авиация делала первые шаги и летательные аппараты почти чудом держались в воздухе, когда пилоты летали без нормальных навигационных приборов, ориентируясь на глаз по местности, да еще, зачастую, под обстрелом противника, когда взлет и посадка могли обернуться трагедией из-за незамеченной кочки – это и вовсе было актом высочайшего самоотречения. Воистину, было от чего устать!

Врач осмотрел Нестерова и вынес однозначный вердикт – месяц отдыха! Конечно же, Пётр Николаевич прислушался к мнению ученого эскулапа и целых два дня провел в относительном покое. Но как только он вновь смог твердо стоять на ногах – опять был в кабине самолета. Именно тогда произошло событие, которое легко могло бы и не произойти, но которое увековечило имя штабскапитана Нестерова. Соратник Петра Николаевича, поручик В. Г. Соколов подробно рассказал о том дне в своих мемуарах «Воспоминания старого летчика»:

«Я особенно четко запомнил разговор Бонч-Бруевича (генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич в ту пору генерал-квартирмейстер 3-й Армии. Брат известного большевика и соратника В. И. Ленина В. Д. Бонч-Бруевича. Один из создателей Красной Армии) с группой летчиков вечером 25 августа 1914 (стар. стиль) года в вестибюле Жолкиевского замка, где помещался в то время штаб 3-й армии. Из летчиков присутствовали: 11-го отряда – Нестеров, Передков и Кованько, накануне прибывший в отряд; 9-го отряда – Войткевич и я.

Мы выходили из отдела разведки и в вестибюле встретили Бонч-Бруевича, остановившего нас. Начавшийся разговор быстро принял обычное направление: Бонч-Бруевич стал нас упрекать в недобросовестном отношении к нашей работе, в том, что мы выдумываем всевозможные предлоги, чтобы не летать, в то время как австрийцы летают ежедневно. Мы, зная, что командующий армией генерал Рузский нашей работой доволен, – о чем он неоднократно говорил, — отмалчивались, но Пётр Николаевич не выдержал и стал возражать. Во время спора генерал Бонч-Бруевич, указывая на регулярные полеты австрийца – (это был Розенталь), – сказал:

– Вот летает, а вы только ушами хлопаете и на него смотрите.

– А что же мы можем сделать?

– Напасть на него!.. Дать бой!.. Мы на войне, не на маневрах!

– Но у нас нет оружия, что сделаешь с одними пистолетами Маузера?

– Это все отговорки!.. Надо придумать способ атаки. А вы просто боитесь! Не хотите рискнуть! Нестеров вспылил:

– Хорошо! Мы примем меры и остановим полеты австрийца.

– Какие же это вы меры примете? – насмешливо спросил Бонч-Бруевич. – Ведь это одни слова и втирание очков. Так я вам и поверил!

– Я даю вам честное слово русского офицера, ваше превосходительство, что этот австриец перестанет летать! – воскликнул глубоко оскорбленный Нестеров.

– Это как же? Что же вы думаете предпринять?.. Помните, капитан, честным словом русского офицера нельзя бросаться легкомысленно!

– Я, ваше превосходительство, никогда не давал повода обвинять меня в легкомыслии. Разрешите идти?

– Ну, ну, посмотрим... Хорошо. Можете идти!»

«Альбатрос» лейтенанта австро-венгерской армии Розенталя появился в небе над Жолкиевом уже на следующее утро – 9 сентября (по новому стилю) 1914 года. Пилот легко ориентировался на месте, что было не удивительно, совсем недавно, до войны, он был хозяином Жолкиевского замка. Очередной вылет на разведку не сулил ему неприятностей и мог им расцениваться, как своего рода воздушная прогулка. Но все сложилось иначе. Едва завидев в небе неприятеля, штабс-капитан Нестеров решительно направился к своему «Морану», остановил напарника (едва ли не первого потомственного летчика, сына начальника Офицерской воздухоплавательной школы генерал-лейтенанта Кованько) поручика Александра Кованько и, отказавшись взять дополнительное стрелковое оружие, взлетел на перехват «Альбатроса».

Барон Розенталь быстро догадался, что ничего хорошего этот взлет ему не сулит, тут же развернулся и лег на обратный курс. Но уйти от быстроходного «Морана» ему было не суждено. Через три с половиной мили Нестеров догнал противника и, выиграв высоту, ударил, как и предполагал, сверху шасси по австрийскому самолету. Удар оказался вполне достаточным, чтобы «Альбатрос» неприятеля рухнул наземь.

И вот тут-то произошло самое трагичное. Как утверждали все свидетели, самолет Нестерова планировал, кружась, и действительно вполне мог оставить умелому летчику реальный шанс на спасение. Но у Петра Николаевича такого шанса, увы, не было. Виной тому не его расчеты, а несовершенство пилотской кабины. Во время тарана он ударился виском о стекло, закрывавшее его от порывов лобового ветра и, потеряв сознание, выпал из кабины. Так что самолет уже снижался сам по себе, без авиатора.

Потеря славнейшего летчика Российской авиации стала тяжелой утратой для Русской армии, и первым реальным шагом к защите нашего неба. Учрежденная в 1994 году медаль Нестерова и сегодня напоминает о неизменной доблести и воинском мастерстве рыцаря русского неба.