Плейбой советского масштаба

Герой Советского Союза Николай Кузнецов, он же Колонист, Грачев, Пух, Пауль Зиберт, вошёл в историю тайных операций как профессионал сыска, как удачливый разведчик и хладнокровный террорист.

Сын уральских крестьян с прусской внешностью. Прямой нос и ясные глаза придавали лицу жесткость и аристократический шарм. Ему так шли офицерские роли. Артистичная натура. Вот только что сама доброжелательность, тепло – и вдруг выдвинутая вперед челюсть, лающий голос:

– Альзо, нихт зо ляут, герр арцт! (Но не так громко, господин доктор!)

Немецкий Кузнецов знал со школы, но наилучшими учителями оказались немцы, что остались на Урале после русского плена, в который их забросила Первая мировая война. И жили они неподалеку от кузнецовского дома. Там, в немецком поселении, он и нашел себе жену, да брак оказался недолгим.

Свой парень среди немцев не мог не быть не замеченным чекистами. Ему предложили сотрудничать с НКВД. И он принял решение, изменившее жизнь. Первое поручение – информировать о настроениях немецких колонистов. Первый оперативный псевдоним – Колонист.

Потом на Уралмаше среди заводских немцев он тоже стал своим. У немецких инженеров, налаживавших технологию и технику, он учился говорить на баварском, прусском, саксонском диалектах, болтал с ними обо всем, и они привязались к нему. А он и здесь «действовал по линии НКВД». Пожелтевшие страницы архивных документов говорят об этом так: с 1938 года выполняет особые задания по обеспечению государственной безопасности.

Москве нужны были люди. Управление контрразведки НКВД озадачило местные органы: ищите молодых, знающих немецкий и способных к чекистской работе. Из Свердловска ответили: есть такой человек.

ПЛАН МАЙОРА РЯСНОГО

В Москве Кузнецов оказался под началом майора госбезопасности Василия Степановича Рясного из отдела контрразведки центрального аппарата НКВД. Отдел тот занимался проникновением в зарубежные посольства. Конечно, в первую очередь искали подходы к немецким дипломатам.

План Рясного был прост. Чем увлекались иностранные дипломаты в Москве в конце 30-х годов? Бизнесом на антиквариате, золоте, часах, фотоаппаратах и модных вещах. А еще театром и женщинами. Вот в этих сферах и должен был работать Кузнецов. Там искать встреч, завязывать знакомства.

– Давай-ка я тебя сделаю летчиком, – решил Рясной.

Форма лейтенанта ВВС Красной Армии удивительно преобразила Кузнецова. Привлекательный от природы, он приобрел рекламный шик. Блестящие сапоги, крылья на фуражке и гимнастерке, отливавшие золотом, притягивали взгляды. Он удивительно быстро освоился в Москве и скоро стал завсегдатаем театров и торговых мест. Чаще всего появлялся в ювелирном магазине в Столешниковом переулке. Там, на ниве бизнеса, он и сошелся с секретарем словацкого посольства. Тот таскал часы, Кузнецов их реализовывал – для НКВД, правда. Бизнес закончился согласием дипломата помочь информацией и шифрами. Удача! Ведь словацкое посольство в то время было придатком немецкого.

Кузнецов преуспел и во второй части плана Рясного. Прима-балерина Большого театра учила его понимать балет, давала уроки обхождения с дамским полом, вводила в мир театральных женщин: в мир страстей, тайн, капризов и интересов. Из московских театров, из ювелирных и комиссионных магазинов он нес адреса и приглашения симпатичных дам. Ну как можно отказать обаятельному лейтенанту, да еще столь щедрому на подарки. Приятно поражали милые женскому сердцу красные гвоздики, духи «Красная Москва», легкомысленные шляпки, дорогие чулки. А потом – ужин в ресторане (благо позволяла коммерческая предприимчивость), где за столом оказывались рядом московские актрисы и иностранные дипломаты. Сияющий Кузнецов провозглашал тосты, пенилось шампанское, текли деньги от коммерции, текла информация.

ТЕОРИЯ ИЛЬИНА

Однажды агентурные донесения Кузнецова прочел комиссар госбезопасности Ильин – начальник третьего отдела секретно-политического управления НКВД, ведавшего работой с творческой интеллигенцией. Генерал с мягкими профессорскими манерами был вхож в писательские круги, дружил с Алексеем Толстым, известными музыкантами и композиторами. Став начальником третьего отдела, Ильин арестовал двух осведомителей, которые поставляли ложную информацию о якобы антисоветских настроениях среди творческих работников. И их приговорили к десяти годам лагерей.

В отчетах и записках Кузнецова Ильина поразила способность агента из деталей составить картину явления, определить настроения в театральной среде.

В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную группу, которая концентрирует информацию и ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны. В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенной и раскованной группой, в контакте с которой находили вдохновение партийные вожди, наркомы, военные, наши и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего актрисы.

С богемой общались, дружили, флиртовали. В том хмельном брожении чувств и страстей вертелась информация и обнажались настроения. Нужен был особый талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные и настроенческие потоки. Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял.

Но кроме таланта охотника за информацией нужен был талант человека, которому можно довериться. И здесь Кузнецов не имел себе равных. А деньги и подарки для общения что масло для механизма. Поэтому Кузнецов вел небольшой бизнес – скупка, продажа ценных и дефицитных вещей – и весьма талантливо преуспевал и на этой стезе.

Как опытный человековед, Ильин с первой встречи отметил эти кузнецовские способности. Они поняли друг друга весьма скоро. Их взгляды на сущность творческой интеллигенции, на методы работы в этой среде рождали хитроумные ходы.

ОХОТНИК ЗА ИНФОРМАЦИЕЙ

Москва конца 30-х годов – хозяйственная, партийная, рабочая, а еще театральная, музыкальная, пьющая, гулящая. Вот в этой Москве – светской, распутной – Кузнецов был своим человеком. Галантный, остроумный лейтенант производил впечатление крепкого и надежного мужчины, готового быть другом и любовником, готового провернуть дело и вывернуться из любой непредвиденной ситуации. Он познавал московский бомонд на спектаклях, пирушках, вечеринках. В Большом на «Евгении Онегине», в Театре Вахтангова – на «Принцессе Турандот», в оперетте – на «Сильве». Он восторгался ансамблем Эдди Рознера и танцами Славы и Юры Ней в саду «Эрмитаж», пением Утесова, Козина, Юрьевой в Театре эстрады.

Слушая знаменитое танго Козина «Осень, прозрачное утро», Кузнецов почти физически ощущал, как неотвратимо накатывалась щемящая грусть. Он уходил в себя и в такие минуты был недоступен. И это остро чувствовала та женщина, что была рядом. Эта минутная недоступность покоряла больше, чем мужская уверенность. А потом он вновь становился улыбчивым, раскованным, широким парнем.

Его видели с артистами в «Метрополе» и «Национале», он собирал компании в московских квартирах, талантливо закручивая атмосферу флирта и интриги.

А потом, очутившись в постели с утонченной блондинкой-певицей или темпераментной балериной, затевал невинные разговоры о друзьях и знакомых, выслушивал забавные истории из жизни писателей и актеров, политиков и даже вождей. Партийные деятели, наркомы, дипломаты и военные «западали» на этих же привлекательных певиц и кокетливых балерин. Ильин знал, на чем заварилась трагедия Кирова – на балеринах Ленинградского оперного. Танцующие любовницы приревновали лидера ленинградских коммунистов к официантке Мильде Драуле и постарались, чтобы ее ревнивый до сумасшествия муж узнал о приключениях ненаглядной жены. А маршал Тухачевский симпатизировал танцовщице из Большого. И об этом, конечно, знали в НКВД.

СВЕДЕНИЯ ДЛЯ СТАЛИНА

Лето 1942 года. Украинский город Ровно. Пехотный обер-лейтенант Пауль Зиберт, фронтовик, статный и храбрый – два железных креста на груди и медаль «За зимний поход на восток», – залечивает здесь раны и поэтому временно в хозяйственной команде. Он знает толк в деньгах, товарах, вечеринках, вине и женщинах.

Ровно – столица оккупированной Украины – город сделок, торговли, разврата. Хозяин здесь тот, кто имеет деньги и товар. Зиберт имел и то и другое. Ведь на него работали партизаны и разведчики из спецотряда полковника Медведева. Они выскребали вагоны и грузовики, чемоданы и бумажники немецких офицеров и чиновников. Оккупационные и рейхсмарки, драгоценности, французские коньяки и вина, сигареты, галантерея и косметика – все для Зиберта.

На очередной пирушке он столкнулся с человеком Скорцени, майором фон Ортелем. Скорцени – легенда, супермен третьего рейха, человек особого назначения, диверсант и террорист. Его люди – его отражение. Ортель и Зиберт глянулись друг другу, симпатия с первой рюмки. Лихой «пехотинец» и непростой майор.

– Что делаешь в этой дыре, обер-лейтенант?

– Служу по хозяйственной части, после ранения.

Новая встреча. Рюмка к рюмке и вопрос:

– Деньги есть, обер-лейтенант?

– Для вас, майор... Сколько?

Вновь застолье – привычный звон бокалов, обжигающий коньяк «Вье» из Франции, шепот горячих губ и шорох юбок в соседних комнатах. И опять этот парень здесь – Пауль Зиберт. Приятен, черт!

И вдруг:

– Пойдёшь ко мне?

– Э, лейтенант, брось! Ты не для окопов. – И дальше слова, вошедшие через десятилетия во все исторические повествования: – За персидскими коврами поедем!

В Москве, на Лубянке, люди Судоплатова, начальника 4-го управления НКВД – разведка, диверсии, террор, – оценили слова майора фон Ортеля: это Тегеран, это нападение на большую тройку, это угроза для Сталина, Рузвельта, Черчилля на тегеранской конференции. И скорее всего – за этим Скорцени.

И в Ровно Зиберт-Кузнецов оценил эти слова. И увесисто, как парабеллум, лег на стол тугой бумажник для фон Ортеля.

ЖЕНЩИНЫ ЗИБЕРТА

Делом особой важности для Кузнецова в Ровно была стратегическая разведка. В долгих раздумьях в землянке полковника Медведева, чей спецотряд находился в лесах под Ровно, рождались варианты. Медведев, опытный чекист, был непосредственным начальником Кузнецова. Но он не командовал, он вместе с Кузнецовым обдумывал планы операций.

Кузнецов вспомнил Ильина и его теорию о социально-профессиональных группах, ускоряющих потоки информации. В Ровно такой группой были актеры местного театра и варьете, женщины-актрисы, официантки и метрдотели. С ними общались местные немецкие чиновники, офицеры тыловых подразделений, фронтовики на отдыхе, чины фельджандармерии, абвера и гестапо. А внимание к женскому обществу в годы войны обостренное. Женщины притягивают военных, любовь скоротечна, разговоры спонтанны, информация непредсказуема.

В этой среде Кузнецов и заводил знакомства. Кроме того, в Ровно останавливаться ему было негде. Не мог он снять номер в отеле или комнату в городе без направления комендатуры. Первая же проверка показала бы, что Зиберт ни в какой хозяйственной команде не состоит. Поэтому лейтенант ночевал у женщин. И у тех, которых знал, и у тех, с которыми знакомился для этого. Он хорошо помнил уроки примы-балерины.

Обычно его серый «опель» останавливался на одной из оживленных улиц Ровно, и водитель, верный соратник Николай Струтинский, начинал копаться в моторе. Зиберт расхаживал рядом, скучающим взглядом провожая прохожих. Элегантный, симпатичный мужчина с интригующим запахом дорогого одеколона «Кельнвассер». Но вот появлялась та, ради которой затевалась игра. По одежде, походке, выражению глаз, контуру губ определял ее Зиберт. Ошибок не было.

Если немка:

– Извините, фрау, где здесь отель «Дойчегоф»? У меня машина, я готов подвезти и вас...

Если полька:

– Извините, такая прекрасная пани спешит одна в неизвестность. Моя машина для вас...

Знакомство состоялось, его надо укреплять презентами. Для этого у Зиберта в багажнике всегда лежали изысканное женское белье и пачки модных нейлоновых чулок из Франции, духи и помада из Италии, шоколадные конфеты из Швейцарии и лимонный ликер из Польши. Ночь в доме новой незнакомки была обеспечена, и порой не одна.

Так среди женщин Зиберта оказались делопроизводитель из штаба авиации, референт из бюро военных перевозок, секретарь из фирмы «Пакетаукцион», отправлявшей награбленные ценности в Германию, метрдотель ресторана «Дойчегоф». Эта чувственная породистая полька с серыми глазами, в прошлом балерина Варшавского театра, имела многочисленные знакомства среди немецких офицеров и чиновников германской администрации. Между ней и Зибертом установилось нечто большее, чем связь на одну ночь. Она рассказывала много о своих немецких ухажерах. Однажды прозвучало имя «майор фон Ортель». Реплики о нем весьма заинтересовали Кузнецова.

И настал момент, когда он ненавязчиво попросил свою знакомую пригласить на очередное застолье этого загадочного майора.

Так в квартире пани метрдотеля в один из вечеров появился соратник Скорцени.

СТАВКА ФЮРЕРА

Еще Ильин обратил внимание на способность Кузнецова к системному видению ситуации. С чего начал Кузнецов, когда командование поставило задачу выяснить местонахождение ставки Гитлера на Украине? С изучения украинских газет, издаваемых оккупационными властями.

В один из дней Кузнецов обратил внимание на заметку в националистической газетенке «Волынь». В ней сообщалось о премьере в Виннице оперы Вагнера «Тангейзер», на которой присутствовал фельдмаршал Кейтель. А фельдмаршал к тому времени был командующим вооруженными силами вермахта. Что Кейтель делал в Виннице? Через несколько недель Кузнецов в другой газете – «Дойче украинише цейтунг» – подчеркнул сообщение о концерте артистов Берлинской королевской оперы в Виннице. На нем вальяжно отдыхал от забот Герман Геринг, второе лицо в Германии. Для чего Геринг объявился в Виннице? И почему именно туда приехали с концертом берлинские артисты? Сопоставляя эти факты, Кузнецов понял, что именно близ Винницы ставка фюрера. Но где? И потребовалась операция по захвату офицеров связи, чтобы на их картах увидеть красную линию – кабель из Берлина в деревню Якушинцы. Там-то и оказался в конечном счете полевой бункер Гитлера для управления армиями вермахта.

ПРИКАЗАНО УНИЧТОЖИТЬ

Стрелять Кузнецов научился в Москве, когда готовился со спецотрядом Медведева работать в тылу у немцев. Учителя из 4-го управления НКВД учили бить из разного оружия и разного положения. А потом в лесах под Ровно, закрепляя пройденное, Кузнецов часами навскидку, не целясь, пуля за пулей всаживал в белые стволы берез. Ему более всего пришелся по душе семизарядный вальтер, вес 766 граммов, патрон 7,65 от браунинга. Легкий спуск, легок в руке, будто ее продолжение. Этим вальтером он и приговорил к смерти верховного судью Украины Альфреда Функа.

Четыре минуты ожидал его Кузнецов в подъезде Верховного суда. Стрелял с полутора метров. Три пули намертво впечатались в тучное тело. Функ еще захлебывался кровью, а серый «адлер» с Кузнецовым уже летел к окраине Ровно.

До Функа были имперский советник финансов генерал Гель, прибывший в Ровно из Берлина с заданием усилить вывоз в Германию ценностей и продовольствия с Украины; заместитель наместника фюрера на Украине генерал Даргель; офицер гестапо штурмбанфюрер Геттель; командующий восточными соединениями оккупационных войск генерал фон Ильген, которого Кузнецов доставил в отряд Медведева; инженерный полковник Гаан, ответственный за связь со ставкой фюрера в Виннице; имперский советник связи подполковник фон Райс; вице-губернатор Галиции доктор Бауэр; начальник канцелярии губернаторства доктор Шнайдер; полковник Петерс из штаба авиации; майор полевой фельджандармерии Кантор. Они были уничтожены или захвачены Кузнецовым в основном по приказу 4-го управления НКВД. Того самого, что начиналось с убийства Троцкого, на счету которого уничтожение гауляйтера Белоруссии Кубе, гитлеровских наместников на оккупированной территории.

До мельчайших нюансов продумывал он пути отхода с места операции. Каждый раз выстраивал ложный след для гестапо. В случае с Гелем им стал бумажник, якобы случайно выпавший из кармана террориста. Бумажник тот принадлежал видному эмиссару украинских националистов, закончившему жизнь в отряде Медведева. Немцы нашли в нем письмо: «Батько не сомневается, что здание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших действий против швабов». Расчет был верен. Гестапо схватило тридцать восемь известных деятелей из организации Бандеры и расстреляло их, несмотря на клятвы в верности фюреру.

Не раз перекрашенные надежные немецкие автомобили уносили Кузнецова с места свершения акции. «Опель» и «адлер» словно созданы для проведения спецопераций: форсированная скорость, чуткая управляемость, мощность. Когда похитили Ильгена, в «адлер» набилось семь человек вместо положенных пяти, и машина вывезла. Подвел только итальянский «фиат»: на выезде из Львова после боя с постом фельджандармерии пришлось бросить машину и уходить лесом.

Это все была техника дела – вальтеры, «опели», «адлеры», ложные следы. А идея дела, его мораль и психологическая сила – в Кузнецове. Действовать, и успешно, в городе, наводненном спецслужбами, действовать, когда тебя ищут, стрелять, когда охрана в двух шагах, – для этого нужно быть человеком со стальными нервами, хладнокровным до бесчувствия, работающим, как машина, опережающая противника на ход вперед. Кузнецов стал им в тот момент, когда решил для себя главный вопрос: он обречен и погибнет, но встретит сей миг достойно. И поэтому в письме к брату в августе 1942 года такое откровение: «Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик».

Он был романтиком и чернорабочим сталинской эпохи. Готовность к самопожертвованию вела его по тропе блистательных операций по уничтожению тех, кого он научился ненавидеть с первых дней войны.

А в служебных документах гестапо это выглядело так: «Речь идет о советском партизане-разведчике и диверсанте, который долгое время безнаказанно совершал свои акции в Ровно, убив, в частности, доктора Функа и похитив, в частности, генерала Ильгена. Во Львове «Зиберт» был намерен расстрелять губернатора доктора Вехтера. Это ему не удалось. Вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор Шнайдер. Оба этих немецких государственных деятеля были расстреляны неподалеку от их частных квартир... Во Львове «Зиберт» расстрелял не только Бауэра и Шнайдера, но и ряд других лиц...»

РОКОВАЯ ОШИБКА

Вечером 5 февраля 1944 года гауптман Зиберт вместе со своим напарником Яном Каминским зашёл в ресторан «Жорж». Лучший ресторан Львова подавлял обилием зеркал на голубых колоннах, художественно вылепленным потолком и пронзительным светом. Гудел пьяно зал. Свободных мест не было. Но им повезло: пожилой подполковник жестом пригласил за свой столик. Он оказался, к изумлению Зиберта, заместителем военного коменданта. Гауптман настолько понравился подполковнику, что тот пригласил его вместе со спутником заночевать у себя, в служебной квартире.

9 февраля Зиберт стрелял в вице-губернатора Галиции Бауэра и доктора Шнайдера. 12 февраля «фиат» Зиберта был остановлен постом фельджандармерии в 18 километрах от Львова по дороге на восток. К тому времени гауптмана искали гестапо и полевая полиция – им была дана ориентировка на террориста в немецкой форме. За ним охотились и украинские националисты, которые не могли простить ему своих вожаков, расстрелянных гестаповцами, – историю с бумажником они не забыли.

Роковой ошибкой Кузнецова было то, что он уходил на восток. Если бы на запад, в Краков, как было оговорено с командованием в качестве варианта, всё могло быть иначе. Но он слишком уверовал в свою звезду.

Оторвавшись от полевой полиции, проплутав несколько суток в лесу, Кузнецов, Каминский и их водитель Белов вышли к селу Боратин – гнезду бандеровских банд. Роковой ошибкой Медведева было то, что именно близ этого села он определил местонахождение разведгруппы для связи с Кузнецовым.

Измотанные, обессилевшие разведчики остановились в хате крестьянина Голубовича. Там их и накрыли бандеровцы. Сотник Черныгора быстро смекнул, с кем имеет дело. Но Кузнецов до последнего мгновения управлял ситуацией. На столе под фуражкой гауптмана лежала граната. И настал тот миг в переговорах с Черныгорой, когда Кузнецов рванул её на себя.

Изувеченное тело Кузнецова бандеровцы закопали в низине близ села. Через неделю отступающие части немецких войск начали здесь копать окопы, возводить линию обороны. Тогда-то и обнаружили свежезакопанную яму и в ней труп в форме капитана вермахта. Разъяренный немецкий комбат отдал приказ спалить деревню. Крестьяне указали на банду Черныгоры, что осела в соседнем селе. Вскоре там уже орудовали немецкие пехотинцы, расстреливая в хатах всех, застигнутых с оружием. Не могли они простить подлое убийство своего офицера, кавалера двух железных крестов...