Почему Брежнев боялся Косыгина

Из воспоминаний подполковника 9-го управления КГБ СССР, сотрудника по особым поручениям Председателя Совета Министров Алексея Сальникова

В февральском и мартовском номерах нашей газеты мы начали публикацию воспоминаний подполковника 9-го управления КГБ СССР Алексея Сальникова о его 40-летней работе с первыми лицами нашего государства (см. «Когда Хрущёва хотели отравить», «Совершенно секретно», № 02/391 февраль 2017 г. и «Никита Хрущёв: «Не приписывайте мне украинского происхождения», № 03/392 март 2017 г.).

Он был человеком с уникальными знаниями и громадным опытом и отвечал за бытовое обеспечение глав правительства и высших партийных руководителей СССР, а также безопасность в этой сфере с 1956 по 1996 год. Первые две части воспоминаний Алексея Алексеевича были посвящены его работе с Хрущёвым. Но самый большой по времени период ему пришлось трудиться рядом с Алексеем Николаевичем Косыгиным, главой Правительства СССР и членом Политбюро ЦК КПСС. Пятнадцать лет – это большой срок, за который вполне можно узнать человека, особенно если находиться с ним рядом почти постоянно.

Когда я в 2010 году организовал встречу с сотрудниками охраны Косыгина, они удивили меня в первую очередь тем, что до сего времени сохранили искреннюю преданность своему подопечному. Каждый год в день его рождения они собираются вместе и приходят к Кремлёвской стене с цветами. Во время нашей беседы их слова о Косыгине были проникнуты искренней любовью и уважением. Мне пришлось довольно много общаться с сотрудниками «девятки», и их мнения о руководителях отнюдь не всегда были положительными. Более того, некоторые привычки и личные качества охранники считали неприемлемыми для руководителя. В случае с Косыгиным всё было иначе. О слабостях и недостатках тоже говорили, но очень скупо. Нас с вами, уважаемые читатели, интересует объективная картина, а воспоминания Алексея Сальникова (он, к сожалению, скончался летом 2016 года) дадут нам множество новых подробностей и малоизвестных фактов о человеке, которого Сталин называл «арифмометром», Хрущёв не допускал к власти, а Брежнев боялся как огня… Итак, фрагменты из воспоминаний подполковника 9-го управления КГБ СССР Алексея Сальникова.

Зять Косыгина Джермен Гвишиани и его жена Людмила Косыгина (слева) и Алексей Косыгин с охраной и обслугой. Крым

Я ДОВОЛЬНО ДОЛГО БЫЛ В ОПАЛЕ

После смерти Хрущёва я довольно долго был в опале. Да и все сотрудники охраны Никиты Сергеевича в той или иной мере пострадали. Распределили нас по разным подразделениям, чтобы «не маячили». Однажды я встречаюсь с Анастасом Микояном. Он говорит: «Что-то тебя редко видно? Кто это?» и пальцем наверх показывает. Я понял вопрос, говорю: «Да, всё нормально». Он: «Кто это?» Я снова: «Да всё нормально, Анастас Иванович». Он говорит: «Мне очень приятно тебя видеть». А сам он, правда, тоже уже почти не у дел был, поскольку дружил с Хрущёвым…

Я занимался, как говорят, «работой с документами» около года, наверное. Потом пришёл к нам новый начальник управления, Антонов. А у нас в управлении работало довольно много женщин. Он же, как разведчик, любил с женщинами разговаривать, считал, что у женщины можно всё выпытать, все служебные взаимоотношения выяснить. То, что мужики начальнику не расскажут, женщины сболтнут. И однажды одна дама, Чистякова её фамилия, сказала: «У нас есть Алексей Сальников, он работал непосредственно с Хрущёвым, всё в опале сидит и сидит». А тот, как настоящий профессионал, среагировал. И я начал потихоньку всплывать. Так и попал к Косыгину. Вышел на работу и опять пошёл в гору. Антонов прекрасно понимал, что для подготовки сотрудника к выполнению таких обязанностей, как у меня, нужно много лет. И не факт, что эта подготовка будет удачной. Поэтому, видимо, и дал мне «зелёный свет». А могли бы меня просто забыть или уволить…

Алексей Николаевич знал меня по работе у Хрущёва, я тоже имел представление о том, что он за человек. Но всё равно приходилось притираться друг к другу. Для сотрудника, занимающегося глубоко личными делами и обеспечивающего самые необычные нужды руководителя, полный контакт и взаимопонимание необходимы. Я помню случаи, когда у других руководителей офицеры охраны, выполнявшие подобные моим функции, менялись по несколько раз. Со временем Косыгин меня изучил и доверял мне. Например, чемодан с его личными вещами мог открывать только я. Если лежат носовые платки, например, и их нужно постирать, он должен найти их чистыми и именно там, где они лежали. Точно так же и с остальными вещами. Вы попробуйте взять свой чемодан с вещами, вывалить из него всё, а потом собрать заново, но так, чтобы каждая вещь лежала именно там, где была до этого. Получится? Сомневаюсь

Косыгин осматривает первый экземпляр автомобиля ВАЗ-2103

НАПАДЕНИЕ НА КОСЫГИНА В КАНАДЕ

 В отличие от многих других советских руководителей, Алексей Николаевич одевался со вкусом, хотя и несколько консервативно. Костюмы сидели на нём хорошо, проблем с походкой у него не было, так что выглядел он всегда презентабельно. Костюмы ему, как и другим руководителям, шили на заказ в ателье на Кутузовском, а закройщики снимали мерки на работе. Обувь он, в отличие от Хрущёва, любил не на микропорке, а на кожаной подошве, более элегантную и лёгкую. Шили ботинки ему в нашем ателье на «Кировской», в Комсомольском переулке. Косыгин часто спрашивал меня, какой костюм ему идёт, какой не идёт, какая рубашка подходит лучше. Но были и другие нюансы, за которыми мне приходилось следить…

При нашей работе нужно было изучать своих охраняемых, их характер, привычки. Косыгин, например, очень не любил, чтобы около него маячили, крутились. Привыкал к тому, что всё делал один знакомый доверенный человек. И домашние знали эту его особенность. Как-то раз я погладил ему костюм и собрался отнести. Тут заходит Николай Николаевич Карасёв, начальник охраны, хватает костюм и несёт. А Людмила, дочка, увидела и говорит: «Николай Николаевич, ты что, гладил этот костюм, что несёшь его? Кто гладил, тот пусть и заносит!» Конечно, очень непросто было с ними.

В жизни первых лиц государства каждая мелочь приобретает значение. Ведь они представляют свою страну, и по ним, в том числе по их виду, часто судят об общем уровне. А мелочей было много…  Как-то раз мы были на Кубе. В резиденцию Косыгина должен был приехать Фидель Кастро. И вдруг появляется расстроенный Алексей Николаевич и говорит мне: «Алёша, должен Фидель приехать, а я себе пятно посадил на светлых брюках!» Я отвечаю: «Давайте я быстренько сделаю!» Он снял брюки, я их забрал, постирал, боржомчиком, порошком, потом быстро под утюг. Принёс, он их надел, вышел и говорит дочери, сопровождавшей его во время визита: «А правда у нас Алёша хороший?» Людмила говорит: «Да, да, он и за мной ухаживает, платья мне гладит для приёмов». Так что приходилось быть мастером на все руки.

Вы помните, был известный случай, когда в Канаде, в Оттаве, во время прогулки с премьер-министром Трюдо какой-то хулиган бросился к Косыгину и схватил его за грудки? Наши сотрудники, правда, быстро его блокировали тогда. Вместе с канадским премьером Алексея Николаевича отвели в здание парламентского комплекса, где у Трюдо был свой кабинет. Больше всего наш глава правительства переживал, что у него на пиджаке две пуговицы оторвали. Я потом собственно эти пуговицы и пришивал, благо всё, что нужно, было у меня с собой…

На всякий случай приходилось возить с собой многое. Во время визита в Афганистан для встречи с королём Косыгин должен был быть в чёрном костюме. Но брюки оказались великоваты. Он мне говорит: «У тебя подтяжек нет?» А у меня в чемодане на всякий случай лежали, хотя Алексей Николаевич их обычно не носил. Потом Клавдия Андреевна, супруга Косыгина, меня на одном мероприятии увидела и говорит: «Алёша, спасибо тебе, что ты Алексея Николаевича выручил!» Значит, и ей он это рассказал.

Кукурузу выращивал не только Хрущёв, но и Шеварднадзе. Абхазия, конец 1970-х

ДЕВОЧКИ, Я ЗЛАЯ, КО МНЕ НЕ ПОДХОДИТЕ!

Алексей Николаевич Косыгин рассказывал мне о том, как началась его семейная жизнь. Он учился в Питере в Институте лёгкой промышленности. И именно там познакомился с будущей супругой Клавдией Андреевной. Косыгин был из бедной семьи, отец у него кузнец, мать умерла при родах. Ну и влюбились они друг в друга. Она говорит родителям: «Хочу за него замуж!» А те – категорически против. Они имели какое-то образование. По-моему, инженерами были. И вот он по распределению уезжает на Север на практику. Она узнала, куда его распределили, – и следом за ним. И там они сошлись «практику проводить». И приезжают после практики, а она уже беременна. Людмила у неё в животике. Родителям деваться некуда, дали разрешение. Вот так Алексей Николаевич и женился.

Косыгин очень любил свою супругу и при удобном случае всегда подчёркивал её высокий интеллектуальный и профессиональный уровень. Говорил мне: «Алёша, а ты знаешь, что, когда Клавдия Андреевна работала на верфи, ей генералы честь отдавали?» Клавдия Андреевна была своеобразная женщина. Высокая, красивая. А дома ходила по-простому, в спортивных штанах. И прекрасно контролировала свой непростой характер. Приезжает иногда домой и кричит обслуге: «Девочки, я злая, ко мне не подходите!» Проходит какое-то время, она кричит: «Девочки, от меня отошло!

Она, кстати, вносила серьёзный вклад в работу своего супруга. И её действия по «женской программе», когда жёны первых лиц общаются между собой, часто имели большое значение. Однажды, когда мы были в Каире, супруга Алексея Николаевича встречалась там с женой Президента Египта Насера. Та довольно хорошо понимала по-русски. И, когда они приехали в резиденцию, чтобы отправиться вместе на Красное море, я их обеспечил вином «Лыхны», конфетами, закусками – в общем, всем необходимым. Они проводили там свои переговоры, после которых она говорит: «Алёша, мы с тобой сделали сегодня больше, чем МИД!»

Алексей Николаевич был, как сейчас говорят, трудоголиком. В отличие от Брежнева и других, он мог засидеться в Кремле до позднего вечера. Клавдия Андреевна тогда ему звонит: «Алёша! Я одеваюсь, иду к проходной!» Он быстренько собирается и едет…

В 1968 году Клавдия Андреевна тяжело заболела и весной слегла. Лечилась она в Кремлёвской больнице, и почти месяц Алексей Николаевич ездил к ней, даже ночевал там. То есть с работы – в больницу, а утром оттуда – на работу. А 1 мая уехал на демонстрацию и парад, где ему и сообщили, что она умерла. Наши сотрудники говорили, что у него на лице ни один мускул не дрогнул. Зато потом, в больнице, он дал волю слезам…

Память о Клавдии Андреевне он хранил бережно, всегда просил положить ему в чемодан рубашку, которую она ему подарила, хотя и не надевал её. И переживал, конечно. Возвращался с работы он одним маршрутом: из Кремля на машине полкилометра до почтамта на Новом Арбате, а потом – пешком до булочной около кинотеатра «Октябрь», где покупал домой половинку бородинского хлеба. Шёл, кстати, с одним-двумя охранниками, не привлекая к себе внимания. А на машине из Кремля ехал, чтобы не проходить пешком улицу Грановского (сейчас это Романов переулок), где они с Клавдией Андреевной много лет жили…

Алексей Сальников. В те годы аэропорт «Внуково -2» выглядел попроще

ВОТ ТЫ, АЛЁША, МЕНЯ РУГАЛ, А Я НЕ СЛУШАЛСЯ…

Никакой специальной диеты Алексей Николаевич не соблюдал, ел в принципе всё. Разве что свои пищевые привычки у него были. Утром всегда ел каши, особенно любил геркулесовую. С вареньем, с маслом. У него, как ни у кого, где бы ни был, на завтрак – овсянка. Я приучил Хрущёва и Косыгина пить натуральные свежевыжатые соки. Конечно, таких соковыжималок, как теперь, не было, так что приходилось выкручиваться.

Апельсины – руками выжимали. Дважды в день, в 11 и 17 часов, я поил их соком. Кто бы там ни был у них в это время. Конечно, если не король какой или королева, а кто-то обычный, министр, например, я на двоих сок приносил. А если кто-то суперважный, то просто ставил в комнате отдыха. Членов семьи тоже поил. Смородиновым соком, виноградным.

На официальных приёмах Косыгин ел красиво, как положено по этикету. Были иногда моменты, которые ставили его в тупик, например, когда осенью 1971 года в Оттаве на закуску им с канадским премьером подали устриц. Но справился ведь… А вот когда он был один, дома, то любил есть по-простому, руками. И мясо, и овощи тоже…

Во время зарубежных поездок все продукты приходилось на всякий случай возить с собой. Я с Косыгиным ездил по азиатским и африканским странам, там страшно есть, да и нечего иногда. Так что приходилось ограничиваться чем-то знакомым. Но у меня с собой термос всегда был. Зайдём где-нибудь руки помыть, а за эти 10–15 минут он хоть чуть-чуть, но своего чистенького съест. Чтобы кто-то задумывал его умышленно отравить – вряд ли, но отравиться незнакомой едой можно запросто.

Кстати, говорят, что виски помогает «укреплять желудок» в экзотических странах. Нет, это не так. Лучше всего минут за пятнадцать до еды выпить свежевыжатого сока. Тогда в желудке образуется желудочный сок, который всё естественным образом дезинфицирует. А виски не всегда и не всем помогает.

Что касается алкоголя, у нас из вин использовали грузинские «Твиши», «Цинандали» «Гурджаани», «Напареули», «Киндзмараули», «Ахмета», «Телиани», молдавские красные вина. Алкогольные напитки закупали через специальную организацию «Курортторг», а потом привозили на базу. Водки «Столичная» и «Московская» были московского завода. Вина проверялись, по паре бутылок из серии. Врачи проверяли, цвет, осадок… Иногда, правда, бывали казусы. Открыли банку, а в ней осколки стекла в овощных консервах, рентген-то их не показывает. Зарубежные напитки пили в основном за границей

Косыгин в коньяках и винах разбирался. Во Франции мы были и на заводах, где шампанское делали, он мог оценить качество. Говорят, что Косыгин любил молдавский коньяк. Нет, не молдавский, а дагестанский. Дагестанский, насколько я помню, «Юбилейный».  Когда мы ездили в командировку, я всегда заказывал несколько бутылок этого коньяка. Он дарил его гостям. А сам говорил, что он ему напоминает французский «Наполеон». Даже, можно сказать, рекламировал его и французам дарил. Очень тонкий вкус был, приятный. Кстати, мог на ночь, как говорится, «зубки пополоскать» коньячком.

Уследить за первыми лицами и ограничить их в чём-то было сложной задачей. Иногда они могли и сами себе налить. Но зависело всё от статуса обеда. Чтобы Косыгин напился, что называется, допьяна, я не видел. Но иногда бывало, что увлекался. Вижу, что Алексею Николаевичу хватит уже, говорю ему, что, может быть, чай вместо коньяка налить, а он: «Сам решу!» Когда осенью 1980 года я навещал его в больнице, он говорил: «Вот, Алёша, ты меня ругал, а я тебя не слушался, теперь слушать буду…» Но тогда уже поздно было, к сожалению…

Председатель Совета Министров с сотрудниками «девятки» на привале

Я ЗАБРАЛ ДЛЯ КОСЫГИНА БРИТВУ «ЖИЛЛЕТТ»

Особой роскоши в поездках Косыгин ни себе, ни обслуге не позволял. Почему иногда мне в командировках и готовить приходилось? Косыгин был очень экономным. Едем в командировку. Он: «Дайте список! Зачем две стенографистки? Одну! Зачем столько охраны?» Если я числился по нашей должности, он менял: «Сотрудник по особым поручениям Председателя Совета Министров». Мелочёвка вроде, но такая у него была особенность…

Насчёт охраны он всегда был очень щепетилен, понимал, что стоит это мероприятие дорого. Кстати, отдельно жён и детей первых лиц не охраняли. Если кто-то из зарубежных лидеров в гости приезжал, выделялись специальные люди для охраны. Первые леди тогда ездили в сопровождении наших сотрудников. Либо был с ними комендант дачи и водитель, либо выделяли ещё кого-то. Но это не специально прикреплённые…

Командировочные у нас были следующие: базовый размер – 11 долларов в день. Но Алексей Николаевич, например, зачёркивал цифру и писал 60%. И получали все по 5–6 долларов, в зависимости от страны. Тогда это, правда, было значительно больше, чем сейчас. Хорошие джинсы, к примеру, можно было купить. У него у самого были такие же командировочные. Я это знаю потому, что он часто давал мне свои деньги, чтобы я купил его жене, дочери, внучке какие-то мелочи. Помаду, туалетную воду, например.

Некоторых вещей у нас просто не было, даже в «Берёзках». В Йемене, в резиденции, где мы жили, он глазами показал мне на самый современный станок «Жиллетт». Я его из этой резиденции просто забрал. Понял намёк, называется…

Наличных денег никто из первых лиц с собой не носил. Помню, как в Оренбурге, где мы с Косыгиным были в командировке, я говорю: «Алексей Николаевич, там, в магазине оренбургские платки и носки есть». Он спрашивает: «Хорошие?» Я говорю: «Да!» Он спрашивает ещё раз: «Хорошие?» «Да». «Откуда ты знаешь?» Я говорю: «За ними охотятся все, они редкие». Он спрашивает: «У тебя деньги есть с собой?» Я говорю: «Есть». Он: «Возьми женщинам, я тебе в Москве отдам». Я знал, что нужно троим покупать: Людмиле Алексеевне, внучке Татьяне и жене внука Наташе. Купил, а потом в Москве он мне эти деньги отдал.

Косыгину я покупал рубашки, отрезы ткани для костюмов. В Финляндии на Рождество жена посла спрашивает: «Что Косыгину подарить?» Я говорю: «Носочки тёпленькие. И незаметно, и приятно».

Что касается заработной платы первых лиц, то всё было отлажено. Им конверт принесут, они его в сейф положат – и всё. А потом, когда домой поедут, как-нибудь заберут кучку скопившихся конвертов. Косыгин, кстати, часто сам за многое расплачивался. Например, когда ремонт дачи в Архангельском делал, он отдал деньги на мебель. Хотя должна была мебель бесплатная быть. Партийные взносы сами не платили, просто их удерживали из зарплаты.

Сегодня часто говорят, что якобы партийные руководители не знали цен, не знали, что сколько стоит. Косыгина это точно не касалось. Он и по работе всё знал, и в магазины заходил, иногда даже с зарубежными гостями, с Урхо Кекконеном, например.

Косыгин любил автомобили, знал, сколько они стоят, даже умел водить машину, но никогда не ездил сам. Ему иногда дарили транспортные средства, но он по большей части передавал их к нам в Гараж особого назначения (ГОН). На него лично был зарегистрирован «Мерседес», но находился он в ГОНе, и Косыгин на нём никогда не ездил. Судьба этой машины мне неизвестна.

Иногда рассказывают о якобы «затратном» увлечении Алексея Николаевича. Я имею в виду то, что ему приписывают самую большую в СССР коллекцию джазовых пластинок. Насчёт того, что Косыгин сильно увлекался джазом – легенда. Любил Шульженко. Алексей Николаевич любил классику и джаз, но в живом исполнении. Во всяком случае, игру на рояле своего зятя Джермена Гвишиани дома с удовольствием слушал. У зятя пластинки точно были, он в своё время по молодости даже сам играл в каком-то джазовом коллективе

ОСТАВЬТЕ МНЕ АЛЁШУ…

Я провёл рядом с Косыгиным пятнадцать лет. Прекрасно помню тот момент, когда я понял, что он будет вынужден уйти со своего поста. Он, ещё не восстановившись после микроинсульта, случившегося летом 1978 года, был вынужден ездить в командировки по таким странам, что и здоровому выдержать трудно: Индия, Эфиопия… И, вернувшись в Москву, баллотировался в депутаты Верховного Совета. Обычно руководителям его уровня предоставлялся для встречи с избирателями Большой театр. И позвонил мне начальник охраны: «Алексей Николаевич просит, чтобы ты был в Большом театре». Иду с работы в театр. И почему-то вспомнил, что как-то подарил Алексею Николаевичу коньяк в стеклянном бочонке, когда у него был день рождения. А он, встретив меня, говорит: «Вот когда я выздоровлю, мы соберёмся на даче и разопьём твою бутылочку!» На встречу приехал Гришин, ещё несколько человек из руководства. А первый заместитель Косыгина Тихонов, который тоже был в зале, к своему патрону даже не подошёл. Такие вещи просто так не делаются. В таких случаях в России говорят: «Чует кошка, чьё мясо съела».

Тихонов, который очень хотел стать премьером, звёзд с неба, что называется, не хватал. Я помню, приехала австрийская делегация во главе с канцлером, поговорили они с Тихоновым, гости садятся в машину, разговаривают. А мой друг-переводчик переводит мне слова канцлера: «Был один настоящий бизнесмен, человек, с которым можно иметь дело, – это Косыгин. Больше таких, наверное, не будет».

Алексей Николаевич прекрасно понимал, что, кроме него, с нашей экономикой в то время никто справиться не мог. Но понимал и то, что он не первое лицо, а второй человек в государстве. И вёл себя соответственно. Как-то мы были в Югославии. Я присутствовал на приёме в нашем посольстве. А после приёма Косыгин меня спрашивает: «Тебе приём понравился?» Я говорю: «Всё понравилось, кроме одного. Югославы в выступлениях хвалили вас за развитие торговли, благодарили за укрепление экономических связей, а вы, когда выступали, делали реверансы в сторону Брежнева». Алексей Николаевич поглядел на меня и только приложил палец к губам: «Молчи, мол». Николай Васильев, заместитель начальника охраны Хрущёва, когда того отправили на пенсию, поработал с ним, потом послужил в 18-м отделении, а дальше стал работать у Подгорного. И вспоминал, что того буквально бесило превосходство Косыгина. Например, за Брежневым по протоколу должен идти Алексей Николаевич, глава правительства, а Подгорный – сзади. Так он всегда норовил вперёд Косыгина пролезть. Рвал и метал, что называется, когда ему это не удавалось. А Косыгин знал это и в принципе внимания на это не обращал. На самом деле Брежнев с Подгорным Косыгина боялись, понимая, что интеллектуально он гораздо выше их двоих вместе взятых, а уж по объёму накопленных экономических знаний и умению ими распоряжаться ему равных не было.

Первым противником Косыгина был Тихонов, а вторым человеком, который повлиял на отставку Алексея Николаевича, был Кириленко, человек близкий к Брежневу. Уже в больнице на Мичуринском Косыгин при мне спрашивал себя вслух: «Что я ему сделал? Что сделал?»

В тот короткий период 1980 года, когда Алексей Николаевич был на пенсии, мы были в Индии с Брежневым. У меня было немного денег, командировочных, а я знал, что Косыгин очень любит кокосовые печенья. Купил их, да ещё супруга нашего посла мне небольшой запас дала. Приезжаю, звоню Людмиле Алексеевне: «Я из Индии приехал, Алексею Николаевичу к чаю любимые печенья привёз». Она говорит: «Спасибо тебе. Я сейчас машину пришлю». А потом и сам Алексей Николаевич меня поблагодарил. Он был на пенсии, уже не мой хозяин, но я его любил и уважал.

Когда Косыгин стал пенсионером, Карасёва, начальника охраны, от него убрали, остался он один. И за несколько дней до смерти попросил меня прийти. Говорит: «Алёша, Карасёва отбирают, помощник тоже со мной работать не захотел. Алёша, ты согласишься со мной остаться? Мы с тобой будем гулять, в театр ездить. Всё время будем вместе. Людмила Алексеевна и все члены семьи очень будут рады. Я, правда, говорил Королёву (начальник 9-го управления КГБ. – Ред.): «Оставьте мне Алёшу», а тот отвечает: «Он теперь у нас большой начальник!» Я-то ведь служил в «девятке» и думаю: «Придётся мне из КГБ уволиться, переходить на гражданку, в систему Совмина». Тема для размышлений была, а времени нет. И я говорю: «Алексей Николаевич, насчёт начальника, не слушайте, я согласен!» И буквально считаных дней не хватило для того, чтобы меня перевести.

Конечно похороны Косыгина не были такими тайными, как хрущёвские, куда даже его близким не всем удалось попасть. Но, поскольку умер он накануне дня рождения Брежнева, 18 декабря 1980 года, тело три дня пролежало в морге. И никто не сообщал ни нам, ни родным о том, где будут организованы похороны. Сказали только 21 декабря, когда вся страна уже об этом знала из сообщений «Голоса Америки». А на прощание с Алексеем Николаевичем, организованное в Центральном Доме Советской армии, пришло несколько сот тысяч человек…

Фото из архива Алексея Сальникова