Последняя ставка императора

«Это решение было принято государем по настоянию императрицы»

5 сентября (23 августа по ст. ст.) 1915 года император Николай II принял на себя должность Верховного главнокомандующего, сняв с этого поста великого князя Николая Николаевича. Формально это решение увязывали с катастрофическими последствиями Великого отступления русской армии весной – осенью 1915 года: русские войска были вынуждены оставить Львов, Галицию, потеряли Варшаву, покинули Польшу и Литву, потеряли крепости Осовец, Ковно, Брест-Литовск, Гродно. Правда, когда Николай II решил взять управление армией в свои руки, немецкое наступление уже забуксовало. Потому поклонники императора и полагают, что именно он, встав во главе действующей армии, стабилизировал ситуацию в верховном командовании, сосредоточив его в одних руках. Что, в свою очередь, якобы тут же положительно сказалось и на стабилизации положения на фронте: именно император, мол, предотвратил надвигавшуюся военную катастрофу. Мысль интересная, но совершенно далёкая от реалий, скорее именно этот шаг усугубил ситуацию, окончательно угробив престиж династии и ускорив падение престола.

С учётом того, что скромные, мягко говоря, военные способности Николая II ни для кого не были секретом, армия, да и всё общество, восприняли принятие им на себя обязанностей Верховного главнокомандующего скептически. Большая же часть окопного офицерства и генералитета действующей армии – крайне отрицательно. Весьма показательна в этом смысле позиция генерала Русской императорской армии Маннергейма. «Почти все понимали, – писал он в своих мемуарах, – что император может быть лишь номинальным главнокомандующим и из-за своего тихого и нетребовательного характера вряд ли завоюет достаточный авторитет и всеобщую популярность в армии. Встав на самой вершине вооружённых сил в столь неудачно выбранное время, Николай II поставил под угрозу само существование своей династии. Императору, по причине отсутствия его в столице, было трудно следить за другими проблемами государства, а этот факт ещё в большей степени обусловил его конечную изоляцию и недееспособность».

Схоже оценивал событие и протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавельский: «Надежда, что император Николай II вдруг станет Наполеоном, была равносильна ожиданию чуда. Все понимали, что государь и после принятия на себя звания Верховного останется тем, чем он доселе был: …священной эмблемой, но не мозгом и волей армии. А в таком случае ясно было, что место Верховного, после увольнения великого князя Николая Николаевича, останется пустым…» Более того, резонно заметил Шавельский, «теперь, в случае новых неудач на фронте, нападки и обвинения будут падать на самого государя, что может иметь роковые последствия и для него, и для государства». «Я в отчаянии от решения, принятого государем, – приводил слова русского министра иностранных дел Сергея Сазонова французский посол Морис Палеолог. – …Не страшно ли думать, что отныне государь будет лично ответствен за все несчастья, которые нам угрожают? А если неумелость кого-нибудь из наших генералов повлечёт за собою поражение, это будет поражение не только военное, но и вместе с тем поражение политическое и династическое».

Тем паче вовсе не причины чисто военного характера заставили императора взять бразды военного управления в свои руки, и даже не политические, а сугубо личные, почти семейные. «Это решение, – уверял находившийся при Ставке адмирал Александр Бубнов, – было принято государем по настоянию императрицы, которая, видя, что популярность великого князя нисколько не уменьшилась даже после пережитого нами тяжёлого кризиса на фронте, считала дальнейшее пребывание его на своём посту опасным для престола». Более того, в ближайшем окружении Николая II к весне – лету 1915 года сформировалось твёрдое убеждение, что в Ставке зреет заговор, душа которого – сам Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, а цель – свержение с трона Николая II… Во всяком случае, сама императрица была твёрдо убеждена: Николай Николаевич жаждет свергнуть её мужа и занять трон. Императрица, как и вся ближняя камарилья, твёрдо верили, что Николай Николаевич «накачивает» себе популярность, по словам Палеолога, «с заднею мыслию – быть вознесённым на престол мятежным движением.

«Насколько права была императрица, опасаясь, как бы великий князь не засадил её в монастырь или не занял трон мужа?» – вопрошает Шавельский. И осторожно сообщает, что сам великий князь в Ставке, а также его жена, черногорская княжна Анастасия, и её сестра Милица, супруга великого князя Петра Николаевича, – все они открыто «высказывались, что императрица – виновница всех неурядиц и что единственное средство, чтобы избежать больших несчастий, – заточить её в монастырь»! «Он не раз высказывал, – подтверждает протопресвитер, – чем дальше, тем чаще и откровеннее, – что единственное средство спасти государя от гибели, а страну от страшных потрясений, – это устранить императрицу, заточив её в монастырь…».

Как подтверждает целый ряд других источников, Николай Николаевич действительно слишком много говорил о желательности и необходимости упечь императрицу в монастырь, прозрачно намекая, что вслед за ней желательно отправить туда же и Ники, устранив его от дел. Но если бы это была только болтовня! Предпринимались и конкретные шаги в этом направлении, пока ещё осторожные, например, вполне конкретно зондировалась почва на предмет того, поддержат ли эту идею в московских промышленных и купеческих кругах – пресловутые круги выразили свой полный восторг. Велись осторожные беседы на ту же тему и представителями союзников, военно-дипломатическими представителями Англии и Франции в Ставке – союзники тоже оказались не против… Пусть даже это и были только разговоры, не будем забывать, что велись они во время войны, и велись в Ставке – людьми, облечёнными огромной властью, у которых в руках была военная сила. Велись разговоры самим Верховным главнокомандующим, в волевых качествах которого, как и в его способности от слов решительно перейти к действиям, государь нисколько не сомневался. По сути, он действительно пресёк один заговор, но лишь пресёк, а не выкорчевал. Выиграв тактически, проиграл стратегически, создав условия для развития другого заговора, оказавшегося успешным: приняв на себя личный надзор за Ставкой, рули реального управления над армией он так и не обрёл, зато, сменив столицу на Могилёв, окончательно утратил нити управления государством. Потому трудно оспорить генерала Брусилова, уверенного, что именно «принятие на себя должности Верховного главнокомандующего было последним ударом, который нанёс себе Николай II и который повлёк за собой печальный конец его монархии».