Солдаты удачи: расходная статья любой революции
Совместно с:
08.04.2014
За двадцать с гаком лет, прошедших после распада СССР, накопилась критическая масса человеческого взрывчатого материала. Тысячи наемников, волонтеров, «диких гусей», легионеров, «псов войны» и тому подобных – это гексогеновый гумус гражданских войн, вооруженных мятежей и цветных революций
Они воевали в Абхазии и на Балканах, в Карабахе и Приднестровье, они «обороняли» Белый дом в 1993-м и строили баррикады вокруг Майдана в 2014-м. Порой они занимали позиции по разные стороны линии фронта: казак из «Русского добровольческого отряда» мог целиться в украинского националиста из УНА-УНСО и наоборот, но они были «псами» одной крови, одной породы, хотя и разной масти
Научившись убивать, они вернулись домой, чтобы ощутить свою ненужность и вопиющую несправедливость, осознать смехотворность любых идеалов в королевстве газовых и нефтяных труб. Одни из них пополнили ряды бандитских группировок и киллеров. Другие (которых большинство) ждут возмездия, и они могут пойти за любым демагогом с Майдана или Болотной площади.
Этих «солдат удачи» я повидал немало, с некоторыми из них связь не обрывается уже много лет, другие давно погибли и похоронены вдали от родины. О ком-то я в последний раз рассказал в книге «Сытый бунт», кто-то по-прежнему рвется в любую «горячую точку» Ближнего Востока или Европы – и разговор о нем впереди…
Исповедь наемника
Декабрь 1993 года. …Где-то я его видел, силился припомнить я, глядя на щуплую фигуру в камуфляже. Мы только познакомились, сидели на кухне в его квартире и вели обычные застольные разговоры, начавшиеся с традиционных сетований по поводу сумасшедших цен и продажности чиновников. Потом, как водится, речь зашла о политике: «Конституция, хоть и плохонькая, но все ж таки держала ворье из министерств в рамках». И я вдруг вспомнил: да, это именно он, кто так резко выделялся из шеренги бравых баркашовцев, со стилизованной нарукавной свастикой, выстроившихся осенью 1993-го перед Белым домом. Выделялся своим желанием стать незаметным, ускользнуть за спины рослых соратников, чтобы не попасть в кадр фоторепортеров.
Петр Малышев стал рассказывать, как оказался в те дни у Белого дома.
Оказалось, мой знакомец почти год провоевал на стороне Сербии против боснийских мусульман. До этого прошел школу войны в Приднестровье.
Приказали добыть «языка», начал Петр рассказ о другой своей жизни – жизни наемника. На задание отправились шесть русских и сорок – пятьдесят сербов.
На фото: «Российский Ярош» – главарь РНЕ Александр Баркашов. Белый дом, 1993 год
(Фото из архива автора)
Дом стоял на небольшой горе. Командир русских и три серба поднялись наверх, остальные прикрывали снизу. Через несколько минут в доме разорвалась граната, раздались автоматные очереди. Командир вышел, покачиваясь, успел сказать: «Конец акции, ребята, я готов» – и упал. Малышев срезал выбежавшего мусульманина очередью, а дом закидал гранатами – прикончил всех, кто там был: трех женщин, двух детей и старика.…
Я пристально наблюдал за рассказчиком, пытаясь отыскать в его лице, манерах хоть какой-то намек на звериную жестокость, патологию закоренелого убийцы. Нет, он говорил тихим запинающимся голосом, руки – большие, красные, с распухшими суставами – неуверенно скользили по столу, словно не зная, куда спрятаться.
И тут в памяти проплыли кадры из сверхпопулярной в перестроечные времена телепрограммы «Взгляд», которую вели Влад Листьев и Александр Любимов. Сталинский дом в районе Сокола, обычная квартира на первом этаже, открывается дверь… и на лестничную площадку, цокая копытами, выходит лошадь. Под уздцы ее ведет молодой человек щуплого телосложения: Петя Малышев? Точно, это он. Значит, в этой квартире, где мы сидим, и жила эта лошадь?
Малышев подтверждает: да, жила здесь списанная скаковая лошадь. Ему до слез было жалко животное, и он, несмотря на протесты родителей, поселил ее в своей комнате. Об этом экстравагантном поступке узнали взглядовцы, и Влад Листьев снял репортаж об удивительной доброте простого парня.
Парадоксальная история: как-то в душе Малышева могли сочетаться крайняя жестокость к людям и безграничное милосердие к животным. Может быть, в этом надо искать ключ к его психологии?
Рос Петя тщедушным, болезненным мальчиком. Такие обычно становятся объектом для издевок одноклассников. Успеваемость никакая, перешел в следующий класс – и слава Богу. Связался с дворовой шпаной, едва дотянул до окончания восьмилетки. После поступил в медучилище, но как-то справил с компанией сверстников праздник 9 Мая, взломав отдел заказов – «икорочка, коньячок, шампанское», – и пришлось уйти в профессионально-техническое училище на курсы автослесарей. И вскоре произошел случай, когда в обычном подростке, пусть и трудном, впервые явственно проступили черты будущего «солдата удачи».
Однажды, получив стипендию, вспоминает Малышев, выпил с друзьями вина и отправился гулять по весеннему парку.
– Там ребята ездили на велосипеде, попросил их дать покататься. Меня послали подальше, и, когда я сбросил пацана с велосипеда, все – а их было больше десяти – набросились, избили. Я пришел домой, умылся, подумал и вернулся в парк. По дороге прихватил металлический прут. С ходу приложил одного этим прутом, а всем остальным приказал лечь на землю. Сказал: «Считаю до трех, не успеете встать, буду бить». Сначала считал медленно, потом все быстрее и быстрее: мне нужно было сильно их побить, очень сильно, чтобы не смогли меня догнать. И, наверное, перестраховался: когда уходил, ни один и не пытался подняться с земли.
Состоялся суд, на котором присутствовали все двенадцать пострадавших от побоев подростков. Малышев прошел судебно-психиатрическую экспертизу, был признан вменяемым и приговорен к трем годам лишения свободы и двум – отсрочки. Через два года судимость с него сняли.
Окончил ПТУ, на общественных началах работал инструктором верховой езды. С будущей женой познакомился на конюшне, она также любила лошадей. Жена Малышева была дочерью журналиста-международника Алексея Батогова, издававшего антисемитскую газету «Воскресенье». Петр недолго числился в «Демократическом союзе», вступил в «Память». В один из апрельских дней 1992-го Малышев, как обычно, утром ушел из дома. Но по дороге на работу вдруг свернул на вокзал и купил билет до Одессы. Жене позвонил: «Уезжаю воевать в Приднестровье».
В Тирасполе Малышева сначала включили в отряд коммунистов. Напросился на «передовую» – месяц охранял мост через Днестр в Бендерах. Затем его зачислили в состав спецподразделения территориально-спасательного отряда Приднестровья. Был дважды контужен взрывами мин.
До Приднестровья, говорит Малышев, я держал автомат лишь один раз – на школьном уроке по начальной военной подготовке. Но профессиональным военным стать несложно. Большого ума не надо – нажимать курок, почти любой через два месяца может стать хорошим солдатом. Только чтобы выжить на войне, не надо сразу лезть в пекло.
– Первый раз я брал «языка» так, – вспоминает Петр. – Наша спецгруппа переправилась на правый берег Днестра, где проходила передовая румын (так Малышев окрестил молдаван). Солнце уже зашло, мы ползли вдоль невысокой изгороди, за которой горел костер, а вокруг него сидели молдавские полицейские. У кого-то из наших не выдержали нервы – бросил гранату. От взрыва кострище разметало, стало темно. Исход решали секунды: «быков» гораздо больше, опомнятся и перестреляют нас, как баранов. Пришлось, не раздумывая, браться за нож. До сих пор в ушах стоит хруст, с которым вошел штык в грудь моего первого врага…
В Москву Малышев приехал профессиональным наемником. Попытка вернуться к прежней жизни не удалась. На четвертый день по возвращении устроился на работу, а на шестой узнал: жены у него больше нет – суд расторг их брак, пока он воевал. В его доме остановились приятели из Санкт-Петербурга, с которыми он познакомился в Приднестровье. Их профессия «защитников интересов славян» на этот раз понадобилась в раздираемой междоусобными вой-нами Югославии.
Вскоре Малышев под видом туриста прибыл в Белград. В тот же день его отправили в Вишеград. Русским наемникам положили 180 немецких марок в месяц, семьям павших на поле брани обещали 1000 марок единовременной помощи и 100 пенсионных – ежемесячно. «Спонсорами, – сказал Малышев, – были негосударственные коммерческие фирмы или местные скупщины, то есть общины». Зарплату часто задерживали, хотя русских одевали и кормили даже лучше, чем своих солдат.
Отряд русских добровольцев РДО-2, известный еще как «Царские волки», входил в состав регулярной сербской армии. Основная его задача – патрулирование прифронтовых территорий и охрана сербских селений. Однако часто русские участвовали и в совместных боевых операциях против боснийских мусульман. Распорядок был таков: три дня на передовой, три – отдыха. Жили в брошенных домах.
За девять месяцев в акциях погибли пять человек из РДО-2, один пропал без вести. Всего, по словам наемника, за время войны в Сербии провоевали примерно 600 русских, около 30 из них погибли.
Сам Малышев погиб 3 октября 1994-го, ровно через год после сдачи Белого дома. Сербский ударный батальон «Белые волки», которому были приданы наемники, штурмовал высоту, стоящую под Олово. Во встречном бою «Белые волки» потеряли около двух третей личного состава. Петр и двое сербов, ворвавшиеся в мусульманский окоп, были в упор изрешечены
На фото: Александр Мухарев (в центре), командир отряда русских наемников «Царские волки»
(Фото из архива Александра Мухарева)
Ас-666: грабить или убивать?
На сороковины Петра Малышева собрались друзья, воевавшие с ним в Боснии. Среди них был Александр Мухарев по кличке Ас, командовавший РДО-2. Смотрели видеозапись похорон, пили за помин его души, кто-то из сидящих в этой московской квартирке предложил даже возродить «легендарный» отряд.
Мухарев к тому времени осел в столице и возвращаться в родную Сибирь не хотел. Человеку, которого боснийские сербы воспринимали чуть ли не как национального героя, чересчур узкими казались рамки захудалого провинциального городка.
До самого последнего времени он продолжал верить в свою звезду. Но вот я слышу в телефонной трубке его голос, уже тусклый, лишенный привычно бодрых интонаций: «Так жить больше не могу. Остается только грабить или стать киллером. Что мне делать?..»
Что же сломило этого «солдата удачи»? Мухарев морщится, когда его называют наемником. Считает себя «добровольцем», «повстанцем», словом, кем угодно, только не профессиональным солдатом удачи. Надо признать, в этом есть доля истины. Он стал специалистом по убийствам только на самой войне.
30-летний полевой командир даже не проходил срочную воинскую службу. Еще в детстве ему удалили почку после серьезной травмы. И труд поэтому он поначалу избрал нетяжелый, приобрел профессию повара. Что двигало им, было ли его желание безотчетным или за ним стояли какие-то политические взгляды? Эти вопросы я много раз задавал Мухареву. И всегда он отвечал одинаково и слишком коротко, чтобы быть убедительным: «Никакой политики. Я ехал восстанавливать справедливость».
В Тирасполе его никто не ждал. В свою первую вылазку на другой берег Днестра он шел без оружия: в отряде было всего три автомата и один гранатомет.
Инструкции, как пользоваться оружием, Александр изучал, сидя в засаде. Вскоре состоялось крещение, когда он впервые убил человека. Несколько добровольцев вызвались отправиться в разведку. Стояла южная ночь, казаки по-пластунски двигались вдоль улицы. Вдруг хлопнула дверь, из дома выскочили вооруженные люди. Завязалась перестрелка. Будущий командир «Царских волков» оказался единственным сохранившим хладнокровие. Воспользовавшись темнотой, он почти вплотную подобрался к дому и в упор расстрелял двоих.
Случайно вышло так, что номер автомата, выданного ему в Приднестровье, был 666. И суеверные бойцы решили: Ас ходит под дьяволом, и это нашло подтверждение в боях. Внешний вид его – соответствующий…
Когда миновали бои, приднестровские спецслужбы устроили «охоту на ведьм». Прошлые боевые заслуги в расчет не брались. Главным было избавиться от ненужных свидетелей того, что творилось за кулисами той войны. В число «прокаженных» попали Мухарев и несколько его друзей.
Александр вернулся в Москву. Вскоре он и его приднестровские друзья вышли на вербовщика. Визы оформлялись через турагентство, и в конце октября 1992-го в Белград выехала первая пятерка наемников. Оттуда их переправили в боснийский город Вишеград. Спустя полмесяца к ним присоединились еще три пятерки. Отряд был скомплектован. Громкое название «Царские волки» придумал вербовщик.
Название дружно одобрили, хотя на «волков», тем более «царских», никто из них не походил. Недоучившиеся студенты, рабочие. Один – полуслепой, другому – уже за 40, с отвисшим брюшком. Почти никто из них не имел армейской выучки. Никто из них не принадлежал ни к одной из радикальных политических группировок. (Как утверждает Мухарев, все попытки создания отрядов наемников на «партийной основе», скажем, Русского национального единства, неизменно терпели крах.)
Отряд наемников приписали к Вишеградской бригаде, в ее интервентное (штурмовое) подразделение. Уже через неделю, без особой подготовки, их забросили в мусульманский тыл. Операция прошла на удивление успешно. У горы Будковы Стены, убив трех мусульман, они захватили укрепление противника. Один русский при этом был ранен.
В бою у горы Орлина «Царские волки» пошли в психическую атаку. Идя цепью в полный рост, в тумане, они без единого выстрела захватили господствующую высотку.
О русских в Боснии заговорили, как о героях. Платили, правда, по-прежнему всего сотню немецких марок в месяц. Этого едва хватало на сигареты. Но приходилось «держать марку», вновь и вновь доказывать, что «русу все нипочем», что он приехал бескорыстно умирать за сербский народ.
Им приказали захватить селение Джанкичи. Ас, воскликнув: «А теперь я поиграю в Александра Матросова!», в одиночку захватил два мусульманских бункера.
На фото: Михаил Клевачев в Боснии (Фото из архива Александра Мухарева)
Об операциях «Царских волков» писали в местных газетах, передавали в телевизионных репортажах. Отряд постепенно становился заложником своего героизма. Отказываться от участия в особо опасных акциях, на которые не соглашались даже отборные отряды сербских четников (штурмовиков), русские уже не могли, предугадывая упреки в трусости и неблагодарности. Этим воспользовалось высшее командование, имевшее к «волкам», как впоследствии узнал Мухарев, не только патриотический интерес…
Мухарев к тому времени уже был принят на правах «своего» в группу представителей местной администрации и полевых командиров, которая полновластно распоряжалась судьбами Вишеградской общины. Эти несколько человек контролировали торговлю оружием, поставки продовольствия и медикаментов. Они – по сербским меркам – были весьма состоятельными людьми.
Командир русских наемников поначалу воспринимал этот «полевой бизнес» как должное. Правда, он слышал от кого-то, что мусульмане платили сербским командирам огромные деньги, чтобы выкупить свои села, захваченные сербами с огромными потерями. Но к таким слухам Мухарев относился как к абсурдным и даже кощунственным.
Однажды сербский полевой командир предложил ему «войти в долю». Это не была сделка по продаже оружия. Все обстояло гораздо циничнее, ибо речь шла о человеческих жизнях, точнее, о жизнях его боевых друзей. Мухареву предложили несколько десятков тысяч марок за то, что он бросит своих ребят на неприступный бункер. Сделку финансировал крупный сербский предприниматель, которому почему-то позарез понадобился завод, захваченный мусульманами.
Командир «Царских волков» понял, что его отряд – пушечное мясо, товар, которым торгуют оптом и в розницу. Через два месяца он вернулся в Москву. Опыт двух войн не прошел даром. В крови Мухарева заметно поубавилось адреналина, и смертельный риск уже не казался наркотиком. Все надежды обратились на праведную гражданскую жизнь.
И найти работу охранником уже не мог. Продавал газеты в электричках. Вокзальные бандиты потребовали «отстежки», но он отказался и едва не поплатился жизнью. Любимая женщина, уставшая от безденежья и волнений, ушла. Ас в это время кое-как устроился грузчиком. Таскал многопудовые тюки с овощами.
Коридор сужался, но Ас еще на что-то рассчитывал. «А наши политики, – думал он, – патриоты, державники, кричащие с трибун об угнетаемом сербском народе, бросают же на свои политические шоу сотни тысяч долларов? Они-то должны мне помочь?!»
Первым делом он обратился в офис КПРФ. Какой-то человек в сером костюме, со стертым лицом, слушал его две с половиной минуты, прежде чем твердо заявить: «У коммунистов денег нет. Сами бедствуем».
Из войны Мухарев, помимо прочего, вынес стойкое отвращение к политике. Боевиков от национал-патриотов называл «недоносками». Зная, говорил, что их крутость – до первого боя.
…Спустя много лет, в феврале 2014 года, я встретился с уже 49-летним Асом в одном из московских кафе. К тому дню на Майдане снайперы уложили несколько десятков милиционеров и оппозиционеров, и Мухарев срочно вылетал на Украину. Спрашивал, нет ли у меня там знакомых, которые могут «сориентировать на месте». Я извинился и пожелал ему удачи, солдатом которой он, похоже, остался.
На фото: Могилы русских наемников на кладбище у Сараево (Фото Владимира Веленгурина)
P.S. Лидеры московской оппозиции, как известно, составили свой список «политических заключенных». Среди этих политзэков оказался некий гражданин Михаил Клевачёв, который воевал вместе с Асом и Петром Малышевым. Оппозиционеры характеризуют его как «рыцаря без страха и упрека», «писателя-романтика, воспевшего идею борьбы за справедливость, идею русскости». Другие же, не оппозиционеры, считают, что Клевачёв «расист, который ненавидит и презирает кавказцев и евреев». Приговорили Клевачёва к 19 годам лишения свободы за подрыв поезда «Грозный – Москва» в 2005 году. В обвинительном заключении говорилось, что Клевачёв совершил преступление «по мотиву расовой и национальной ненависти и вражды». Так на наших глазах в Москве происходит «смычка» нацистских боевиков и либеральных оппозиционеров, как совсем недавно это было на Майдане.
Автор: Алексей ЧЕЛНОКОВ
Совместно с:
Комментарии