Автор: Алексей ЛЕВИН
05.01.2015
БЫЛИ ЛИ НАШИ УЧЕНЫЕ НА ПЕРЕДНЕМ ФРОНТЕ В ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ АТОМНОГО ОРУЖИЯ ИЛИ НАХОДИЛИСЬ НА ЗАДВОРКАХ, ОЖИДАЯ ПОДСКАЗОК ИЗ ВЕДОМСТВА БЕРИИ?
Книга Павла Судоплатова «Специальные задания», изданная в США, в свое время вызвали острую полемику в научных кругах. И у нас, и в Соединенных Штатах. Напомним вкратце. Суть утверждений П. Судоплатова сводилась к тому, что лишь благодаря нашей разведке, выкравшей у американцев ядерные секреты, Советскому Союзу удалось создать свою атомную бомбу, не отстав от потенциального противника на десятки лет. И все это, дескать, настолько разложило нашу науку и ее лидеров, что Чернобыль стал едва ли не естественным результатом.
Действительно ли «отцы» американской атомной бомбы, великие Нильс Бор, Энрико Ферми, Лео Сцилард, Роберт Оппенгеймер, Георгий Гамов и другие, были поголовно агентами Берии, подобно разоблаченным супругам Розенберг и Клаусу Фуксу? В самом ли деле наша отечественная наука оказалась столь хила и малоталантлива, что единственной возможностью выжить было слепое «слизывание» добытых шпионами и агентами чертежей и технологий, а знаменитые советские академики – лишь дутые авторитеты, развращенные постоянными подсказками разведки и беззастенчивой эксплуатацией своих намного более молодых и талантливых подчиненных? Запад ответил определенно.
«Те, чья репутация была задета (книгой Судоплатова. – Ред.), уже умерли и не в состоянии защитить себя, но это не означает, что проблема исчерпана и историю можно переписывать по собственному произволу», – писал журнал «Нэйчер», категорически отвергая обвинения в адрес выдающихся ученых попросту за полным отсутствием каких-либо доказательств, кроме утверждений самого Судоплатова.
На фото: Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми и Эрнест Лоуренс
Фото из архива «Совершенно Секретно»
Мнение российских ученых на этот счет высказывает на страницах газеты академик Российской академии наук Виталий Иосифович ГОЛЬДАНСКИЙ.
Вопрос стоит таким образом: были ли наши ученые на переднем фронте во всей этой истории создания атомного оружия или находились на задворках, ожидая подсказок из ведомства Берии?
Разумеется, нельзя отрицать, что сведения, полученные разведкой, представляли большой интерес и позволили сэкономить какое-то время. Но какое именно? Об этом дают возможность судить такие данные. Наше первое испытание, как известно, состоялось 29 августа 1949 года. И как описал академик Ю.Б. Харитон в своей статье в «Известиях», взорванная тогда бомба была действительно сделана по американскому образцу. Но всего лишь через два года после первого взрыва, осенью 1951-го, произошли испытания двух совершенно оригинальных отечественных конструкций. В книге Судоплатова говорится, что разведка сэкономила нашим ученым чуть ли не двадцать лет. Факты же свидетельствуют, что всего лишь два года отделяли нас от собственной атомной бомбы. Кстати, ни Судоплатов, ни его соавторы и единомышленники нигде не утверждают, что наши последующие атомные бомбы также являлись копией американских.
Что же касается водородных бомб – а это следующий, решающей важности этап в истории атомного оружия, – то водородная бомба, как таковая, была впервые создана в СССР. В 1952 году американцы взорвали на атолле Эниветок громадную стационарную термоядерную установку. Этот первый термоядерный взрыв не имел и принципиально не мог иметь военного значения. Вообще в течение многих лет американцы в своих работах по созданию водородной бомбы шли по пути, который оказался тупиковым. Если бы наши ученые пользовались данными разведки, поставлявшимися вплоть до ареста Клауса Фукса в начале 1950 года (когда ошибочность американских расчетов еще не стала ясной), а не собственными соображениями, то они попали бы в своеобразную ловушку, потеряв уйму сил и времени. Но события развернулись по-иному, а не так, как это пытаются представить Судоплатов и Белоконь.
Предоставим слово академику
Ю.Б. Харитону: «Первый в мире реальный водородный заряд с использованием термоядерных реакций, готовый к применению в виде бомбы, который по мощности примерно в 20 раз превышал бомбу, сброшенную американцами на Хиросиму, был испытан в Советском Союзе в 1953 году. Автором этого заряда был А. Сахаров. В этом заряде уже использовалось перспективное термоядерное горючее (дейтерид лития. – В. Г.), которое американцы применили в испытаниях 1954 года. Этот вид горючего был предложен еще в 1948 году В. Гинзбургом… В 1955 году в СССР был испытан водородный заряд с использованием принципиально новых физических идей, которые применялись и в дальнейшем… Можно назвать ученых, чей вклад в создание этой новой конструкции водородного заряда был определяющим. Это А. Сахаров, Я. Зельдович, Ю. Трутнев».
Смело можно утверждать об огромной роли советской научной школы в создании ядерного оружия прежде всего потому, что сама идея о разветвленных цепных реакциях – основном принципе ядерного взрыва принадлежит советскому ученому Н. Семёнову. Как известно, именно за создание теории протекания таких реакций в химии он получил Нобелевскую премию. А экспериментальное открытие химических реакций этого класса совершил еще в 1926 году не кто иной, как ученик Семенова Юлий Борисович Харитон.
В 1940 и 1941 годах задолго до того, как начала функционировать лаборатория в Лос-Аламосе, – появились статьи Зельдовича и Харитона о механизме деления ядер урана. Эти статьи стали классическими в науке. Именно в них было впервые рассчитано и примерное количество урана для возникновения цепной реакции; указано, что это должен быть не природный уран-238, а его изотоп уран-235 и что в качестве замедлителя реакции нельзя использовать вещества, поглощающие нейтроны, – обычная вода, скажем, не годится. Если эти теоретические статьи и не полдела, то как раз та самая почва, без которой никакие зерна, бросаемые разведкой, прорасти не могут.
На фото: Игорь Васильевич Курчатов – «отец» советской атомной бомбы
Фото из архива «Совершенно Секретно»
Странно слышать о том, что наша наука уступила американской хотя бы потому, что каждый из участников ядерного проекта – Семёнов, Курчатов, Харитон, Кикоин, Зельдович, Ландау и многие, многие другие – самоценен как выдающийся ученый, имеющий огромную известность в мире. Каждый из них и вне связи с созданием атомного оружия имеет громадное научное наследие в самых различных областях человеческого знания. Пытаться оспорить это, мягко говоря, смешно, хотя напрашиваются другие слова.
И все же, несмотря ни на что, наша первая атомная бомба оказалась «американской». Чтобы понять, почему это произошло, нужно ясно представлять себе условия, в которых работали тогда наши физики. Все они – и Харитон, и Курчатов – прекрасно понимали гигантскую угрозу, нависшую в случае неудачи над ними и над всей физикой. Хотя лишь много позже мы узнали, что к испытаниям бомбы были заранее заготовлены два проекта приказа: на случай удачи и на случай провала. Если по первому списку одни получали медаль Героя Советского Союза, то по второму их ждал расстрел. Другие – орден Ленина или 25 лет лагерей, третьи – орден Трудового Красного Знамени или же 10 лет и так далее.
На замену репрессированным уже была готова вторая команда физиков, состоявших в основном из числа ученых МГУ, отличившихся яростным обличением космополитизма и завоевавших тем самым поддержку «верхов» вплоть до ЦК КПСС. Смешно вспоминать, но именно в недрах этой группы появился вдруг некий авантюрист, кажется, по фамилии Знойко. Этот никому не известный инженер предложил взамен Периодической системы элементов Менделеева свою собственную и на основании этого заявил, что имеет право лично давать имена новым трансурановым элементам, категорически протестуя против «американских» названий – америций, берклий, калифорний…
Нобелевский лауреат Гленн Сиборг никогда не слышал имени Знойко, но по-своему ответил на этот бред, назвав открытый им 101-й элемент в честь великого российского химика менделевием. Не только кибернетика и генетика были объявлены лженауками. В разряд «идеалистических извращений» попали уже и теория относительности, и квантовая механика. Полуграмотные блюстители партийных устоев и в физике собирались навести порядок, как в биологии. В ЦК КПСС готовилось совещание по идеологическому обеспечению отечественной физики.
Поэтому наши ученые, желая стопроцентной гарантии удачи, и пошли на американский вариант. Именно поэтому я утверждаю, что успешный взрыв в августе 1949 года спас советскую физику.
В последнее время то здесь, то там я вижу попытки вновь поднять роль Берия в нашей истории. Его объявляют великим организатором советского ядерного проекта. Утверждают даже, что созданием бомбы чекисты искупили свои довоенные грехи. Действительно, у Берии была огромная власть и огромные возможности. Но как же можно забыть, что эта власть, эти возможности держались на колоссальной армии заключенных. Десятки, если не сотни тысяч зэков в это время погибали, добывая уран на урановых рудниках.
В книге «Воспоминания об академике Николае Николаевиче Семёнове» описан один интересный момент. Наш институт отвечал за испытательный полигон под Семипалатинском. В институте полигон условно назывался «Лимония». Упоминать озеро Балхаш, город Семипалатинск было почти приравнено к измене Родине – упаси Бог! Директор института Николай Николаевич Семёенов бывал там с инспекционными поездками. А когда наступил август 1949 года, Берия внезапно запретил Семёнову появляться на полигоне. Более того, всех наших сотрудников вызывали и инструктировали: Семёнову ни слова, чтобы он о результатах испытаний не знал. То есть своему руководителю, директору института – ни слова! Это было непонятно и дико. Оказалось же, что Семёнов незадолго до испытаний встретился со своим давним другом и коллегой – опальным Петром Капицей, которого Берия ненавидел и только из-за личного запрета Сталина не мог «стереть в лагерную пыль».
Несмотря на огромные потери, несмотря на то что тысячи талантливейших ученых были репрессированы или уничтожены, советская наука уцелела. Но вряд ли можно отнести это к заслугам Берии…
Неизбежный вопрос: что случилось бы, если бы те же разведданные попали не в СССР, а в другую страну? Означало ли бы это, что получивший из рук разведки ядерный секрет автоматически сделался бы в то время обладателем атомной бомбы?
Разумеется, нет. Я утверждаю, что попади эти сведения в государство, где уровень науки был ниже, они бы ровным счетом ничего не дали. По шпаргалке атомную бомбу построить нельзя.
В XX веке наука совершила за исторически короткое время огромный качественный скачок. И тогда же началось широчайшее проникновение шпионов в науку – этим тоже, кстати, ХХ столетие отличается от предыдущих. Но вторжение шпиона в науку само по себе не в состоянии обеспечить ни опережение противника, ни даже возможность догнать его. Нужна почва, интеллектуальный гумус. С пятидесятых годов мы живем в эпоху необычайной индустриализации науки. Академик Несмеянов сравнил развитие науки с боем за овладение зданием: прорыв на новый этаж и затем – распространение по этажу. Сегодня такой прорыв становится, как правило, под силу лишь коллективам. Поэтому никакие шпионские достижения ничего не дадут, если в стране нет научного сообщества, которое в состоянии совершить прорыв.
Самая распространенная в советском народе шпионская легенда семидесятых годов гласила, что вот Пеньковский продал все наши ракетные секреты американцам и поэтому они нас опередили. Но представьте себе, что Пеньковский продал секреты не Америке, а Аргентине!
Мне могут возразить: но американцы нас все же опередили! Да. Но это произошло отнюдь не случайно. В свое время американцы очень болезненно переживали свое отставание – в самом деле, запуск нашего спутника в 1957 году был одним из величайших достижений человечества. Забавно, но вскоре после этого запуска академик Л.А. Арцимович мне жаловался: «Теперь стало трудно посылать людей в командировку в Соединенные Штаты. Я хочу кого-нибудь послать, а мне возражают: зачем нам ехать в Америку? Это же дикая страна. Там ничего, кроме виски и ковбоев, нет». Такие вот царили шапкозакидательские настроения… Они всегда пагубны для науки. В определенных кругах издавна бытовало военно-прикладное отношение к науке. Не вовсе запрещать, но исключительно «чтобы в баталии супротив неприятеля ущерба не претерпеть» – это из Салтыкова-Щедрина.
А национальное самолюбие Америки было действительно ущемлено. Американцы в то время придавали колоссальное значение изучению советской системы образования и всего, где они могли видеть свое отставание от нас. Они не задумываясь отбирали и внедряли у себя лучшее. И их страстное желание и стремление к реваншу и помогли им вырваться вперед в гораздо большей степени, чем предатель Пеньковский.
Шпион может принести огромный ущерб своей стране. Он может принести большую пользу неприятелю и даже сыграть значительную роль. Например, когда выдает оперативный план решающего наступления. Да, в этом случае он может принести гибель десяткам тысяч людей и победу неприятелю – но не в войне, а в битве, в сражении.
Но я не представляю себе ситуацию, чтобы в такой же степени решающую роль играл шпион в гонке в области науки.
Когда Е.М. Примакова назначили начальником Службы внешней разведки, один из его коллег-академиков заметил: хорошо, что наконец-то у нас академик командует разведчиками, а не наоборот. Наверное, в этой шутке заключено гораздо больше смысла, чем может показаться с первого взгляда.
Автор:
Алексей ЛЕВИН
Комментарии