НОВОСТИ
21.11.2024 15:35
Международный уголовный суд выдал ордер на арест премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху
12
21.11.2024 14:10
Скандального экс-заммэра Нижнего Новгорода задержали при попытке бегства за границу
168
21.11.2024 12:30
Столичные полицейские задержали банду лжеюристов, обманувших около 100 пенсионеров
181
21.11.2024 10:40
Микроавтобус с людьми рухнул с 12-метровой скалы во Владивостоке. Есть погибший
194
21.11.2024 09:55
Госдума приняла обращение к кабмину по мигрантам. В образовании и здравоохранении – им не место
264
21.11.2024 08:15
В Ивановской области возбудили уголовное дело по факту хищения у концерна «Калашников»
288
ЭКСКЛЮЗИВЫ
ТЕНЬ ВЗЯТИЯ БАСТИЛИИ
Совместно с:
18.07.2015
ЧТО ПРАЗДНУЮТ ФРАНЦУЗЫ 14 ИЮЛЯ?
Так называемый штурм Бастилии 14 июля 1789 года стал началом Великой французской революции. Почему так называемый? Да потому что никакого штурма, по сути, и не было. Да и никакой «зловещей тюрьмы» в Бастилии тоже не было. В действительности это было довольно роскошное заведение: во всех «камерах» имелись окна, мебель, печки или камины для обогрева. Немногочисленным заключенным разрешалось читать книги, играть на различных музыкальных инструментах, рисовать и даже ненадолго покидать «застенки». Питание было очень хорошим, и его всегда хватало…
Как известно, Бастилия пала 14 июля 1789 года, а накануне, в 11 часов утра, революционеры (или заговорщики, кому как больше нравится) собрались в церкви Сент-Антуан. В тот же день вооруженной толпой были разграблены Арсенал, Дом Инвалидов и городская ратуша.
На следующий день революционный комитет послал своих представителей к Бастилии с предложением открыть ворота и сдаться.
Ироничный Франсуа Рене де Шатобриан описывает события у Бастилии следующим образом:
«Это наступление на крепость, обороняемую несколькими инвалидами да боязливым комендантом, происходило на моих глазах: если бы ворота не отперли, народ никогда не ворвался бы в нее».
РОСКОШНЫЕ АПАРТАМЕНТЫ НА 42 ПЕРСОНЫ
Бастилия – это крепость, которую построили в 1382 году. Она должна была служить укреплением на подступах к Парижу (сейчас же это почти центр города).
Вскоре Бастилия стала выполнять функции тюрьмы, но, как это ни покажется странным, она представляла собой не мрачное место заточения, а довольно роскошные апартаменты (пусть и за высокой стеной) для всевозможного жулья из числа дворян, а также иного рода нарушителей закона с голубой и не очень кровью – вроде пресловутого маркиза де Сада. Они коротали в Бастилии время в окружении собственных слуг, а порой и имели право на время покидать «казематы».
То есть если Бастилия и была тюрьмой, то это была тюрьма привилегированная, рассчитанная на 42 персоны. Однако вплоть до вступления на трон Людовика XIV в ней редко сидело больше одного-двух узников одновременно: в основном это были мятежные принцы крови, герцоги или графы. Им выделяли просторные верхние комнаты (правда, с железными решетками на окнах), которые они могли обставлять мебелью по своему вкусу. В соседних помещениях (уже без решеток) жили их лакеи и прочая прислуга.
При Людовике XIV и Людовике XV Бастилия стала более «демократичной», но осталась тюрьмой для представителей благородного сословия. Простые люди попадали туда крайне редко.
Заключенные получали довольствие в соответствии со своим званием и положением. В частности, на содержание принца выделялось 50 ливров (предки франков) в день, маршала – 36 ливров, советника парламента – 15 ливров, судьи и священника – 10 ливров, адвоката и прокурора – 5 ливров, буржуа – 4 ливра, лакея или ремесленника – 3 ливра. Чтобы было понятно, много это или мало, напомним, что д’Артаньян, например, продал свою клячу при въезде в Париж за 9 ливров. При этом более или менее нормальная лошадь стоила 800 ливров, а хорошая лошадь – 1000 ливров и выше.
Пища для заключенных делилась на два разряда: для высших сословий (из расчета от 10 ливров в день и более) и для низших сословий (менее 10 ливров). Например, обед первого разряда состоял в обычные дни из супа, вареной говядины или жаркого и десерта, а в постные – из супа, рыбы и десерта. К обеду ежедневно полагалось вполне приличное вино. Обеды второго разряда состояли из такого же количества блюд, но они были приготовлены из менее дорогих и качественных продуктов. В праздничные дни предусматривалось дополнительное блюдо: цыпленок или жареный голубь.
С восхождением на престол Людовика XVI Бастилия потеряла статус государственной тюрьмы и превратилась в обычную, с той лишь разницей, что заключенных в ней содержали в сравнительно лучших условиях. В Бастилии окончательно отменили пытки и запретили сажать узников в карцер. 11 сентября 1775 года министр королевского двора Гийом де Мальзерб (будущий адвокат в суде над Людовиком XVI) писал коменданту крепости:
«Никогда не следует отказывать заключенным в чтении и письме. Из-за строго содержания злоупотребление, которое они могли бы совершить при этих занятиях, не вызывает опасений, а лишение занятия в одиночестве может вскружить голову многим. Не следует также отказывать тем, кто пожелал бы заняться чем-то иным, надо лишь следить, чтобы в их руки не попадали такие инструменты, которые могут способствовать бегству. Если кто-либо пожелает написать семье и друзьям, то это надо разрешать, но письма прочитывать. <…> Равным образом следует разрешать заключенным получать ответы и доставлять им таковые при предварительном прочтении. Во всем этом полагаюсь на ваши осмотрительность и гуманность».
Что касается «свирепой охраны», то ее практически не было. Гарнизон Бастилии состоял из 82 солдат-ветеранов (инвалидов) при 13 пушках, к которым 7 июля добавились 32 швейцарских гренадера из полка барона де Салис-Самада под командованием лейтенанта Луи де Флюэ.
На фото: МАРКИЗ ДЕ ЛОНЭ
Фото: en.wikipedia.org
«ЭТО РЕВОЛЮЦИЯ, СИР…»
Удивительно, но такое достаточно человечное отношение в этом «исправительном учреждении» почему-то не помешало французам люто ненавидеть Бастилию. А вот две другие тюрьмы, Бисетр и Шарантон, где умирали с голоду и тонули в грязи настоящие политзаключенные и уголовники, никто в 1789 году и пальцем не тронул.
Связано это с тем, что революционные агитаторы (масоны) умышленно распаляли страсти, утверждая, что подвалы Бастилии полны громадных крыс и ядовитых змей, что там годами томятся закованные в цепи «политические», что там есть камеры для пыток и т. д. и т. п. Разумеется, все это было вымыслом.
Один из очевидцев потом вспоминал, что в ночь на 14 июля «целые полчища оборванцев, вооруженных ружьями, вилами и кольями, заставляли открывать им двери домов, давать им пить, есть, деньги и оружие». Практически все городские заставы были захвачены ими и сожжены.
Потом, в течение двух суток Париж был разграблен, хотя несколько разбойничьих шаек удалось обезоружить и кое-кого даже повесили. Когда король Людовик XVI узнал о происходившем, он спросил у герцога де Ларошфуко:
– Это бунт?
– Нет, сир, – ответил ему герцог, – это революция.
Что касается рядовых парижан, то они повели себя весьма легкомысленно, и на призыв Камилла Демулена идти на Бастилию откликнулось всего примерно 800 человек.
БАСТИЛИЯ БЫЛА ВЗЯТА НЕ ПРИСТУПОМ
Как уже говорилось, 49-летнему коменданту Бастилии Бернару Рене Журдану, маркизу де Лонэ, предложили открыть ворота и сдаться.
После отрицательного ответа коменданта народ двинулся вперед. Мятежники легко проникли на первый наружный двор, а потом двое молодых людей, Даванн и Дассен, перебрались по крыше парфюмерной лавки на крепостную стену, примыкавшую к гауптвахте, и спрыгнули во внутренний (комендантский) двор Бастилии. Обен Боннемер и Луи Турне, отставные солдаты, последовали за ними.
Вчетвером они перерубили топорами цепи подъемного моста, и он рухнул вниз с такой силой, что подпрыгнул от земли чуть ли ни на два метра. Так появились первые жертвы: один из горожан, толпившихся у ворот, был раздавлен, еще несколько человек – покалечены. После этого народ с криками ринулся через комендантский двор ко второму подъемному мосту, непосредственно ведшему в крепость.
Маркиз де Лонэ, отлично понимая, что ему нечего рассчитывать на помощь из Версаля, решил взорвать крепость. Но в то самое время, когда он с зажженным фитилем в руках хотел спуститься в пороховой погреб, два унтер-офицера, Беккар и Ферран, бросились на него и, отняв фитиль, заставили созвать военный совет. Дело в том, что гарнизону с высоты стен показалось, что на них идет весь миллионный Париж. И инвалиды, с самого начала выражавшие недовольство комендантом, заставили маркиза де Лонэ согласиться на капитуляцию.
Затем был поднят белый флаг, и несколько минут спустя по опущенному подъемному мосту толпа восставших проникла во внутренний двор крепости, грабя по пути конюшни, каретные сараи и кухни, относившиеся к крепостному хозяйству. Чтобы остановить этот грабеж, солдаты дали по мародерам один (и единственный) выстрел из пушки.
Но, по сути, Бастилия сдалась без боя. Это – исторический факт, не подлежащий сомнению.
«Бастилия была взята не приступом, – свидетельствует пехотный офицер Жакоб Эли, – она сдалась еще до атаки. Она сдалась, заручившись моим обещанием от имени народа, что никому из сдавшихся не будет причинено никакого зла».
Он же потом отмечал, что осаждавших было всего 800–900 человек, но площадь перед Бастилией и все прилегающие улицы были заполнены любопытными, которые сбежались смотреть на интересное зрелище.
Канцлер Этьенн Дениc Паскье, бывший в 1789 году советником парламента, потом написал в своих «Мемуарах»:
«То, что называют «боем», не было чем-то серьезным: сопротивления практически не было никакого. <…> На самом деле, это «сражение» ни на миг не испугало многочисленных зрителей, собравшихся, чтобы посмотреть на результат. <…> Среди них находилось много весьма элегантных дам, и они, чтобы было удобнее смотреть, оставили свои кареты на большом расстоянии. Я был с мадемуазель Конта из «Комеди-Франсэз», и мы оставались до самой развязки, а потом я проводил ее до экипажа…»
БЕСЧИНСТВА МАРОДЕРОВ
Развязка наступила в пять часов вечера. До этого времени число жертв составило около десятка человек, что выглядело вполне «нормально» по меркам тогдашнего неспокойного времени. Командир гвардейской роты, первой вошедшей на территорию Бастилии, собрался принять капитуляцию, но был смят толпой, которая рвалась разграбить все, что попадалось под руку, и казнить всех, кто встречался на пути. Солдатам не удалось сдержать напор мародеров, и многие «защитники» Бастилии были убиты.
Над комендантом Бастилии восставшие учинили зверскую расправу. Аббат Лефевр, очевидец этой расправы, потом свидетельствовал, что маркиз де Лонэ «защищался, как лев». Желая избавиться от мучений, он ударил одного из нападавших и крикнул:
– Пусть меня убьют!
Эти его слова прозвучали как последний приказ, и его подняли на штыки, вопя: «Это чудовище предало нас! Нация требует его головы!» Но его не убили сразу, а поволок-
ли в ратушу. Дальнейшие события описывает историк Томас Карлейль: «Его ведут сквозь крики и проклятия, сквозь толчки и давку и, наконец, сквозь удары!.. Несчастный де Лонэ! Он никогда не войдет в ратушу, будет внесена только его окровавленная коса, поднятая в окровавленной руке, ее внесут как символ победы. Истекающее кровью тело лежит на ступенях, а голову носят по улицам, насаженную на пику. Омерзительное зрелище!»
Таким образом, ненавистная Бастилия пала под ударами «восставшего народа», взорам которого представилось удивительное зрелище… Всего семь находившихся там заключенных.
УЗНИКИ «ТВЕРДЫНИ ДЕСПОТИЗМА»
Кто же это были? Четверо из них (Жан Бешад, Бернар Лярош, Жан Лякорреж и Жан Антуан Пюжад) были мошенниками и сидели за подделку финансовых документов.
Граф де Сулаж был помещен под арест в 1782 году – за «устроенный дебош» и «чудовищное поведение» (по-видимому, речь шла об инцесте) по требованию своей же семьи, которая неплохо платила за то, чтобы иметь гарантию того, что распутник просидит в Бастилии как можно дольше.
А еще двое – Огюст Клод Тавернье и некий Уайт (он же граф де Мальвилль, он же Джеймс Фрэнсис Уайт, ирландский дворянин, ставший офицером французской армии) – были психически больными, причем первый из них утверждал, что лично убил короля Людовика XV, а второй – принимал себя за Цезаря и говорил на латыни. Место им было явно не в Бастилии, а в клинике Шарантон.
В некоторых источниках утверждается, что был освобожден и знаменитый маркиз де Сад, но это полная ерунда – он был еще в июне переведен в упомянутый Шарантон, а посему 14 июля не мог быть освобожден народом в качестве «жертвы королевского произвола».
Как видим, ни один из этих людей не тянул на титул «жертв режима».
Революционеры были страшно расстроены таким незначительным количеством и таким качественным составом узников, а посему тут же придумали еще одного – некоего графа де Лоржа, якобы несчастного, который томился в королевских застенках 32 года, а в Бастилии якобы сидел в сырой камере без света, полуголый, с длинной бородой и в цепях…
И чтобы уж совсем закрыть этот вопрос, отметим, что все эти «освобожденные восставшим народом» узники так и не получили свободы: четверых мошенников вскоре вновь посадили, а остальных троих просто перевели в более подходящее для них место – в лечебницу Шарантон.
ЧТО ОТМЕЧАЕМ?
Все остальные камеры Бастилии пустовали. Впрочем, парижская чернь вовсе и не собиралась никого освобождать. Восставшие хотели поживиться неплохими продовольственными запасами крепости, что они успешно и сделали. На семерых заключенных же они вообще набрели совершенно случайно.
Тем не менее революционный комитет поспешил уведомить Национальное собрание об этом «подвиге народа».
При этом «штурм» прошел почти незаметно: из почти миллиона парижан всего лишь около тысячи принимали в нем хоть какое-то участие. Никто из них практически ничем не рисковал: король дал распоряжение войскам ни в коем случае не стрелять в народ и не проливать кровь. А вот то, что происходило после «великой победы», весьма красочно описывает Шатобриан:
«Покорители Бастилии, счастливые пьяницы, кабацкие герои, разъезжали в фиакрах; проститутки и санкюлоты, дорвавшиеся до власти, составляли их свиту, а прохожие с боязливым почтением снимали шляпы перед этими триумфаторами, иные из которых падали с ног от усталости, не в силах снести свалившийся на них почет».
Забавно, но «взятие» Бастилии было предсказано за три года до этого известным авантюристом и алхимиком Алессандро Калиостро, основателем египетского масонства, побывавшим в России и высланным оттуда как лицо, симпатизировавшее вольным каменщикам. В 1786 году он написал свое «Письмо к французскому народу», где, между прочим, говорилось: «Скоро будут созваны ваши Генеральные штаты, а Бастилия превратится в место для гуляний».
Так оно, собственно, и случилось. Рядом с Бастилией были открыты временные кафе, и у их владельцев не было отбоя от посетителей. Кареты сновали взад-вперед у подножия башен, а нарядные щеголи и барышни, смешавшись с полуголыми рабочими, под восторженные крики толпы «героически» сбрасывали со стен камни, поднимая столбы пыли.
В любом случае, день взятия Бастилии (14 июля) был отпразднован как «торжество свободы и патриотизма». Теперь мы знаем, что он ознаменовал собой начало новой революционной эпохи, напрямую связанной с террором, направленным против своего же народа.
Но как только ни писали об этом в свое время. Вот, например, слова академика Е. В. Тарле: «Осада и взятие Бастилии – одно из грандиознейших событий в истории человечества. Оно имело огромное значение в глазах не только современников, но и последующих поколений. Взятие Бастилии сделалось символом всякого достигнутого революционным путем политического освобождения, самое слово «Бастилия» стало нарицательным».
Но на самом деле, Бастилия не была «местом заточения политических преступников, которых бросали туда без суда и следствия» (Троцкий), «твердыней абсолютизма» (Манфред) и «основным оплотом врага» (Тарле). Ее не осаждали и не брали штурмом, она сама открыла ворота народу. Так что же до сих пор ежегодно в этот день салютами и военными парадами отмечают французы? День взятия Бастилии? Но ее никто не брал…
День обретения свободы и отмены эксплуатации? Но никакого равенства и братства как не было, так и нет, да, наверное, и быть не может… Строго говоря, французам следовало бы 14 июля отмечать не день взятия Бастилии, а праздник ее передачи народу Парижа. Но в этом нет ничего героического (не считать же подвигом зверское убийство маркиза де Лонэ и некоторых из его ветеранов), и подобные события плохо пригодны для общенациональных празднований.
РЕВОЛЮЦИЯМ НУЖНЫ ЛЕГЕНДЫ
Не будучи политиком и историком, Александр Дюма в своем романе «Анж Питу» сформулировал все просто великолепно: «Бастилия была не просто государственная тюрьма, она была символ тирании. Свобода начинается с уничтожения символа, революция довершает остальное».
За уничтожение символа заплатили своими жизнями несколько десятков человек (например, из числа швейцарцев было убито 21 человек). Жертв революционного террора было, по оценкам, около пятидесяти тысяч (только на гильотине в Париже погибло 18 613 человек). А вот в ходе гражданских войн, вызванных Великой французской революцией, погибло уже от 600 до 800 тысяч человек. Так вот довершилось остальное…
Но легенда о штурме Бастилии была нужна – революции всегда питаются такими легендами. И потом, как это обычно и бывает, нашлись те, кто сумел доказать, что участвовал в свержении «символа тирании». В результате, 863 парижанина назвали «почетными участниками штурма» или просто «людьми Бастилии», и они потом много лет получали государственный пенсион «за особые заслуги перед Революцией».
А что же Бастилия? Уже 15 июля 1789 года мэрия Парижа, приняв предложение Дантона, создала комиссию по разрушению крепости. Работы возглавил некий предприимчивый гражданин, которого звали Пьер Франсуа Паллуа. Это он «подогнал» рабочих, это он стал производить миниатюрные модели Бастилии и продавать их (таких моделей наштамповали сотни экземпляров), это он додумался продавать и обломки крепости с надписью: «Подтверждаю, что это камень Бастилии. Паллуа-патриот». Отметим, что этого «патриота» самого посадили в декабре 1793 года за растрату, но он и там сумел выкрутиться и прожил 80 лет, пережив и Революцию, и Директорию, и Консульство, и Империю, и Реставрацию.
Когда стены Бастилии снесли более чем наполовину, на ее руинах устроили народные гулянья и вывесили табличку: «Здесь танцуют, и все будет хорошо!» Окончательно крепость разрушили 21 мая 1791 года, а камни ее стен и башен были проданы с аукциона почти за миллион франков.
Автор: Сергей НЕЧАЕВ
Совместно с:
Комментарии